Мое молчание не имело ничего общего с нежеланием что-либо объяснять. В самом начале заявление Дженовица слишком поразило меня, а потом, когда мои мысли перестали метаться в голове со страшной скоростью, я смутилась.
В конце концов Дин Дженовиц спросил:
— Я затронул больной вопрос?
— Больной вопрос? Уфф. Я знала, что вы так это назовете. Кто вам рассказал?
— Об аборте? — Он специально сделал ударение на этом слове, чтобы я как можно лучше поняла его смысл. — Не важно. Я хочу, чтобы вы все мне рассказали.
— Откуда вы о нем узнали? — снова спросила я.
— Не имеет значения, — повторил Дженовиц и откинулся, ожидая моих объяснений.
Но я желала получить объяснения от него самого, потому что, помимо смущения, испытывала злобу и подозрение.
— Это произошло много лет назад. Дэнис знал, насколько болезненно я пережила аборт. И мы не вспоминали больше о нем, вообще не заговаривали на эту тему. Никогда. То, что он заговорил об этом столько лет спустя… Я ошеломлена!
— А он и не заговорил. Упоминание об аборте находилось в общей папке вместе со всеми документами, которые я получил по вашему делу.
— Так что, и судья знал об этом?
— Понятия не имею. Это не мое дело. Могу только сказать, что медицинские записи лежали в общей папке.
— Медицинские записи?
— Они же существуют, вы должны это знать, — подтвердил Дженовиц.
— Если честно, я понятия не имела. Я, конечно, предполагала, что какие-то записи должны храниться в старых архивах, но разве законы о конфиденциальности не запрещают их разглашение? Мне даже и в голову не приходило, что кто-то найдет их, более того — сделает копии и передаст судье.
— Вы что, предпочли бы, чтобы я об этом ничего не знал?
Я даже рассмеялась над абсурдностью его вопроса.
— Естественно, я бы предпочла, чтобы никто ничего не знал. Я не в восторге от аборта, ни в физическом плане, ни в психологическом. Я никогда не желала ничего подобного…
— Простите меня, миссис Рафаэль, но именно вы решились на аборт. — Дженовиц положил руку на папку с бумагами. — Исходя из этих документов, с медицинской точки зрения, необходимости в аборте не было. Вы просто решили прервать беременность.
— Просто? — Я повысила голос. — В данном случае слово «просто» неуместно. Я в муках выстрадала это решение.
— Но вы его все-таки приняли.
— Его приняли мы с мужем.
— Ваш муж утверждает обратное.
— Простите?
— Он заявляет, что хотел ребенка, а вы выступали за то, чтобы отложить его рождение.
Я была потрясена, уязвлена и разгневана, услышав это сообщение. Выпрямившись, я произнесла:
— Позвольте мне вас поправить. Дело не в том, что я не хотела ребенка. Аборт в жизни женщины достаточно редкое явление. Она хочет ребенка, но обстоятельства в ее жизни складываются таким образом, что его рождение может вызвать непреодолимые трудности.
— Какие же трудности оно вызывало в вашем случае? Ваш муж зарабатывал достаточно, чтобы содержать вас.
— Дело не в деньгах, а в личных проблемах, существовавших между нами. Я боялась, что наш брак развалится. И предвидела, что мне придется растить ребенка одной.
— В этом и заключалась вся трудность?
— В эмоциональном плане. Я мечтала, чтобы детство моего ребенка отличалось от моего собственного.
— Вы мечтали вырастить его в полной семье?
— В надежности и стабильности.
— Но именно вам в голову пришла идея об аборте?
— Вообще-то Дэнису.
— Но он утверждает совсем иное.
— Неправда! Дэнис разыскивает компрометирующие меня факты, чтобы доказать, что я ужасная мать. Он выставляет себя невинным младенцем, но на самом деле он вовсе не невинен. Проблемы в то время возникли между нами именно по его вине. Он рассказывал вам об этом?
— Нет.
Я колебалась всего несколько секунд. Почему я должна молчать?
— За несколько лет до того, как мы поженились, Дэнис вступил в связь с замужней женщиной. С женой его босса. Когда этой связи пришел конец, она стала его шантажировать, угрожая рассказать обо всем мужу и добиться его изгнания из фирмы. Она обещала, что его больше никуда не примут на работу. И ему пришлось каждый месяц высылать ей денежный чек. Нашему браку исполнился год, когда я обо всем узнала. Еще полбеды, если бы он открыто и честно во всем признался, но даже после того как я обнаружила аннулированные чеки, он успел выдумать пару историй, прежде чем сказать правду. Сплошная ложь. Мне очень сложно было это принять.
Дженовиц терпеливо меня разглядывал.
— Тогда между нами сложились натянутые отношения. Мы постоянно ссорились. Поругались мы и в ту ночь, когда он пришел домой с работы и я сообщила ему, что беременна. Он предложил мне сделать аборт. Именно Дэнис первым заикнулся об аборте, не я.
— Но вы согласились.
— Да. После месяца непрерывных мучений, после бессонных ночей, проведенных в спорах и обсуждениях, мы пришли к выводу, что это самое разумное решение. Именно я совершала все приготовления, потому что сама ходила к гинекологу, но Дэнис сопровождал меня на операцию. — Я пыталась привести в порядок свои мысли. — И если вы думаете, что аборт тринадцатилетней давности может хоть как-то свидетельствовать о том, какой матерью я являюсь на сегодняшний день, то хочу обратить ваше внимание, что Дэнис после рождения Кикит сделал вазэктомию. Как вы думаете, можно после этого рассуждать о его огромном желании быть отцом?
— Вазэктомия и аборт — разные вещи. Вазэктомия препятствует зачатию, а аборт убивает плод, который уже зачат.
Я уже пожалела, что упомянула об этом, и подняла руку с намерением закрыть тему:
— Давайте не будем спорить. Сейчас речь идет о воспитании детей. Ни аборт, ни вазэктомия не имеют ничего общего с тем, какие из нас с Дэнисом получились родители.
— Тогда почему вы заговорили о вазэктомии?
— Потому что вы заговорили об аборте.
— Вы настроены очень воинственно и агрессивно.
— Это вы виноваты! Я никогда бы не затронула эту историю по собственной инициативе. Агрессивная? Черт возьми! Я борюсь за своих детей, доктор Дженовиц. Какой еще я могу быть?
Я дозвонилась Дэнису с третьей попытки. Ни дома, ни в офисе никто не брал трубку — я поймала его в машине. Слишком разгневанная, чтобы утруждать себя вежливым приветствием, я сразу перешла к делу:
— Я только что вышла от Дженовица. С какой стати ты решил раскопать те старые медицинские записи?
— Какие записи? — спросил Дэнис, но едва он успел произнести последнее слово, как раздался пронзительный вопль Кикит:
— Мамочка, это ты? Привет, мамуля! Можешь себе представить? Я пою соло на праздновании, посвященном Дню Благодарения. Ты ведь придешь на меня посмотреть, правда? Во вторник или в понедельник, я еще точно не знаю. Но ты обязательно должна прийти.
Раздался щелчок, и голос Дэниса зазвучал более четко, как будто он отключил громкую связь:
— Какие записи?
— Те, в которых говорится об аборте…
— Сиди спокойно, Клара Кейт, — приказал Дэнис, отодвинув трубку ото рта. — Ты поговоришь с ней, когда я закончу.
— Я делала аборт много лет назад. И он не имеет никакого отношения к тому, какой матерью я являюсь на сегодняшний день или какой из тебя получился отец. Аборт был нашим обоюдным решением.
— Замолчи, Кикит! — закричал Дэнис. — Я ни слова не слышу из того, что говорит мама.
— Я не хотела думать об аборте, но сомневалась в нашем браке. Если бы мы развелись, ребенок бы страдал. И ты знаешь это так же хорошо, как и я. Мне не понятна причина, по которой ты решил вытащить на белый свет события многолетней давности, уж не говоря о том, что это просто мерзкий поступок. Как здорово, выставил меня злодейкой, а себя святым. Но и я все рассказала ему, Дэнис. Рассказала ему об Адриенн.
— Но ведь та история совершенно не относится к делу.
— Точно так же, как и аборт.
— А что касается записей, — проговорил Дэнис на удивление спокойным голосом, — я не трогал этих документов.
— А кто тогда? Артур Хейбер? Или, может быть, Фиби? А откуда они узнали о существовании медицинских записей, если ты им не говорил? А об Адриенн ты тоже им рассказал?
— Это случилось очень давно.
— Аборт тоже.
— Кикит! Послушай, Клер. Я больше не могу этого терпеть. Поговори со своей дочерью.
— Мамочка, мы пойдем в цирк в субботу? Почему нет, папа? Нет, я ничего особенного не ела и даже не собиралась. Нет, я не болела все ночи напролет на этой неделе. Я просто ныла иногда. Из нашего класса все идут! Мамочка, когда я тебя увижу? Мне столько надо тебе показать!
Я виделась с Кикит только вчера, но мне тоже казалось, что с тех пор прошло безумное количество времени. Нужно как можно быстрее покончить с разводом. И эту единственную здравую мысль омрачал страх, что своими бесконечными спорами с Дженовицем я все больше отдаляю от себя заветный день.
Я не договаривалась с Кармен о встрече заранее, но чувствовала себя настолько расстроенной, что приехала к ней в офис без предупреждения. Меня проводили в конференц-зал и попросили подождать. К тому времени, когда Кармен присоединилась ко мне, я уже злилась на себя не меньше, чем на Дэниса.
— Я все испортила. Мне надо было напустить на себя смиренный, виноватый и раскаивающийся вид. А я пришла в ярость. Я до сих пор в ярости от Дженовица, который решил, как мамочка, пожурить меня за то, что произошло давным-давно, от Дэниса с его ложью. Мне так жаль, Кармен. Я все испортила. Но я не могла сидеть там сложа руки. Итак, — я подняла указательный палец, — все кончено? Теперь я потеряю детей навсегда?
— Нет, — сказала Кармен. — Мы должны ковать железо, пока горячо. Сегодня утром я подала запрос на промежуточную апелляцию. И слушание должно состояться в конце этой недели.
— Я знаю. Промежуточные апелляции редко выигрывают. Но у нас еще остается надежда на федеральный суд, правда?
— Да, но это тоже займет определенное время. И в данном случае нам по-прежнему придется делать ставку на Дженовица. — Кармен нахмурилась. — Ты права. Аборт, сделанный столько лет назад, не имеет ничего общего с тем, какой матерью ты являешься сейчас. Не знаю, зачем Дженовиц поднял этот вопрос?
— Я ему не нравлюсь. Мы изначально пошли не тем путем, и теперь все продолжает катиться под откос. — Я дала волю своим страхам. — Думаю, он составит свои рекомендации не в мою пользу. Я это чувствую. Когда же он наконец доведет дело до конца? Я каждый раз спрашиваю его, когда он планирует поговорить с детьми, и он все время отвечает, что еще не готов. Я думала, что сегодня мы встречались в последний раз, а он заявил, что мы увидимся еще раз, но только через две недели, потому что на следующей неделе он уезжает. А через две недели наступит День Благодарения. Если Дженовиц еще ни разу не поговорил с детьми, а только собирается продолжить встречаться со мной и Дэнисом, то каким же образом он успеет увидеть детей и составить отчет для суда в конца месяца? Так или иначе, но я рассчитывала, что мы все закончим к этому сроку.
— Это может продлиться несколько дольше. Суд даст Дженовицу дополнительное время, если потребуется.
— А дополнительное время — это сколько?
— Целых два месяца? — повторил Броди после того, как я передала ему слова Кармен. Он выглядел таким же разгневанным, как и я.
Мы сидели в мастерской. Я приехала сюда, вернувшись из Бостона. Броди отправился на пробежку, и я решила продолжить работу над креслом и столом, но была настолько расстроена, что отказалась от своей затеи. Ни теплое дерево, ни очарование старины, ни ощущение утонченного плетения под пальцами не приносили мне утешения. Передо мной стояли прекрасные вещи, зияя дырами в тех местах, откуда я удалила поломанные прутья.
Я подошла к окну и уставилась в ночь, чувствуя себя очень слабой и незащищенной.
— Не понимаю. Первое судебное решение было ужасающе несправедливым, но мы не смогли его изменить. Мы с Кармен сделали все, что в наших силах, но ничего не помогло. Я не уверена, что смогу выдержать еще два месяца. И даже если оставить в стороне тот факт, что мне придется пока жить без детей и не видеть мать, остается еще ощущение бессмысленности и несправедливости всего происходящего и бесконечной злобы. Все это поедает меня живьем.
Броди приблизился ко мне. Он не дотрагивался до меня, но я чувствовала живительное тепло, исходящее от него.
Его пальцы нежно убрали за ухо прядь моих волос.
— Ты не потеряешь детей.
Я почувствовала, как у меня начали приятно покалывать кончики пальцев.
— Хотелось бы верить. Я очень устала. Нужно что-то предпринять, — я вспомнила свой первый разговор с Дженовицем. — Да, возможно, я и правда привыкла контролировать и командовать. — Я посмотрела на Броди. — Как ты думаешь?
— Меня ты никогда не контролировала.
— Ты сильный. Ты бы этого не позволил. А Дэнис слабый. Может, я и управляла им. Неужели я просто заставляла его жить со мной?
— Нет. Денис мог уйти из дома. Ты же не сажала его на цепь.
— Да уж, — я тихо вздохнула, — И в конце концов он решил действовать.
— И сразу несколькими способами, — откликнулся Броди.
Я вопросительно посмотрела на него.
Он заговорил тихим голосом, возможно пытаясь смягчить удар или сдержать злобу:
— Ты оказалась права в своих предположениях относительно того, зачем Дэнису нужна «Викер Вайз». Он хочет ее продать. Он уже ведет переговоры о приобретении акций другой компании.
Я была поражена.
— «Питни Коммьюникейшенс». Это телекоммуникационная компания в Спрингфилде, маленькая, но подающая большие надежды. Один из ее основателей умер в июле. И вдова продает пакет акции. Если мы хотим выдвинуть против Дэниса обвинение, что он подал на развод, потому что ему срочно понадобились деньги, то сейчас самое время. Его первая встреча с руководителями компании состоялась еще в конце августа.
— В конце августа мы навещали маму. И он улетел пораньше, на рыбалку.
— Он и ловил рыбу, только не форель.
— Послушай, — уклончиво продолжил он, — может, Дэнис вовсе и не собирался вступать в долю сам, а просто планировал объединить эту компанию со своей. Телекоммуникационные компании очень прибыльны. Они появляются на рынке как грибы после дождя.
Но мы знали правду.
— «Питни» как раз для него, — сказала я. — Это так. Дэнис давно все запланировал, а я даже ни о чем не догадывалась. И куда смотрели мои глаза?
Но мучительное осознание собственной недальновидности сейчас никак не могло мне помочь.
— Однако Дэнис выбрал неверный путь, — торжественно заявила я. — Он пока что не заполучил «Викер Вайз», чтобы продать ее.
— А если он предложит тебе сделку: детей в обмен на половину акций компании?
Моя душа и сердце принадлежали Кикит и Джонни. «Викер Вайз», бесспорно, много значила для меня, но не до такой степени. Без детей я не смогла бы жить.
— Если он все это затеял ради денег, — ответила я, — я их ему дам.
— Половину стоимости «Викер Вайз»? Именно столько ему требуется, чтобы выкупить пакет акции «Питни». Тебе придется брать гигантскую ссуду, чтобы собрать такую сумму.
— Я смогу это сделать.
— К тому же, — добавил Броди тоном, который явно давал понять, что он очень взбешен, — я не исключаю, что сами деньги его не интересуют. Он хочет заставить тебя продать «Викер Вайз» и получить удовлетворение именно от этого.
— Я не собираюсь ее продавать. — Я почувствовала себя загнанной в угол. — Кармен обо всем договорится. Заявление Хейбера еще ничего не значит.
Я должна была что-то предпринять.
Броди снова коснулся моих волос и отошел. Я наблюдала за ним. Он подошел к лестнице, которая вела на чердак, и поставил ногу на ступеньку.
— Поговори со мной, Броди, — попросила я.
— Ты вся в сомнениях. Ты никогда не была до конца уверена, что шантаж Адриенн ограничивался только фактом измены. Ты всегда подозревала нечто большее.
— А ты?
Он пожал плечами.
— Я слышал кое-что. Не часто. Но никогда и никаких доказательств. Люди удивлялись порой, не более того. Дэнис как-то очень быстро скатился вниз. Вся его деятельность стала посредственной. И ничто больше не подтверждало его былого великолепия.
Старые мысли. Давным-давно похороненные страхи. Подозрения, которые я старалась игнорировать ради сохранения брака.
Я прерывисто вздохнула.
— Возможно, я и не прав, что снова поднимаю эту тему, — проговорил Броди, — но он совсем измучил тебя, Клер. Не думаю, что когда-нибудь прощу его за это.
— А вдруг всем заправляет Фиби? — спросила я. — Может, это не он все затеял?
— Дэнис уже большой мальчик. И если он позволил Фиби распоряжаться всем по своему усмотрению, то ему должно быть стыдно вдвойне. Где его уважение? Вы прожили вместе пятнадцать лет. Где его верность? Если Фиби предложила ему поступить подобным образом, ему следовало запретить ей даже заикаться об этом. А поскольку он этого не сделал, он тоже виноват!
В глубине души я знала: Броди прав. Я также знала, что Дэнис легко мог согласиться с предложениями Фиби, это было ему свойственно. Он долгие годы соглашался со всем, в чем я его убеждала, не высказывал собственного мнения, позволял собой управлять и командовать. Смешно, но об этом я уже говорила. Адриенн Хадли руководила им, и он следовал за ней; она была пауком, а он наживкой.
Но сейчас надо было решать проблему с детьми. И я не хотела играть в грязную игру. Но это был единственный способ добиться своей цели.
Я подошла к Броди и обняла его за шею.
Он молча смотрел на меня. На его лице читалось беспокойство.
— Обними меня, — прошептала я. — Мне нужна поддержка.
Он обнял меня за талию, и я поцеловала и закрыла глаза, наслаждаясь вкусом его губ. Легкий, мягкий, сладостный поцелуй Броди таил в себе какую-то тайну, что-то особенное, необыкновенное.
Дэнис считал меня отвратительной любовницей. А для Броди… Его дыхание. Его прикосновения. Страстное желание, заполнявшее каждую клеточку его тела. Но он не спешил.
Я тянула и медлила до тех пор, пока не поняла, что все мое тело жаждет продолжения. Вихрь возбуждения закружил меня, сладкая истома разлилась внизу живота. Но я понимала, что не должна терять голову.
Я сделала несколько глубоких вдохов и попыталась прийти в себя. Я не переставала удивляться, как мне удавалось, находясь рядом с Броди все эти годы, никогда не испытывать ничего подобного.
— Должно быть, я была слепа.
— Нет, ты просто была замужем.
И оставалась замужем до сих пор. Эта мысль снова вернула меня на землю. Я еще минуту постояла рядом с Броди и отошла.
— Надо бежать. Надо думать.
— И еще пообедать.
Я улыбнулась и направилась к выходу:
— Поем дома.
Вернувшись на маяк, я уселась на полу в своей спальне лицом к морю и начала вспоминать ту давнюю неприятную историю, которая чуть не разрушила семью. Как же я тогда мучилась! Я почти перестала верить Дэнису. Мне казалось, что за всей этой историей стояло нечто большее. Но Дэнис отчаянно боролся за наш брак. Он приложил столько сил, чтобы сохранить его, сколько приложила я за все последующие годы нашей совместной жизни. Он клялся, что любит меня. Клялся, что ничего не скрывает.
Может, и да.
А может, и нет.
Спустившись на первый этаж, я достала картонную коробку из маленького шкафчика в гостиной, открыла ее и стала листать документы. Я забрала эту коробку с собой в тот день, когда суд вынес постановление о том, чтобы я покинула дом. В ней хранились записи о первых днях основания «Викер Вайз».
Но содержание той папки, которую я сейчас искала, не имело ничего общего с «Викер Вайз». В ней хранились аннулированные чеки, письмо и краткий некролог. Пока я нащупывала и вытаскивала нужную папку, какое-то подсознательное чувство подсказывало мне, что что-то не так. Она выглядела слишком тонкой. Можно было даже и не открывать ее, я уже обо всем догадалась. Она оказалась пустой.
Если у меня еще и оставались какие-то сомнения по поводу того, стоит ли вытаскивать на свет белый все грязное белье, то этим утром испортились. Я собиралась позвонить Кармен, но она опередила меня, сообщив, что Морган нашел нечто очень интересное.
— В календаре Дэниса значится, что в июле он ездил в Вермонт на семинар по инвестициям. Морган сверил эти даты с записями в отеле и квитанциями на кредитные карточки. Да, Дэнис действительно был в Вермонте в июле, но в ста милях от того места, где он поселился, не проходило ни одного семинара по инвестициям. А он поселился, в буквальном смысле этого слова, потому что за все время своего пребывания там Дэнис выходил из комнаты максимум на час и тут же возвращался. И жил он не в отеле, а в очень маленьком уютном мотеле. Владелец и портье, — оба, кстати, мужчины — без труда опознали фото Дэниса и Фиби. Они пришли в восторг от их машины и очень хорошо запомнили ее владельцев.
Это открытие, бесспорно, меняло дело, но оно причинило мне боль. Июль. При мысли об этом я просто делалась больной. И злой.
Я уже рассказала Кармен об Адриенн и сейчас поделилась с ней своими глубокими сомнениями по поводу той давнишней истории.
Через два дня мы с Кармен встретились с Морганом Хаузером в безымянном кафе в Чарлстауне, которое находилось недалеко от офиса Кармен. Мы облюбовали там укромный уголок и наслаждались горячим кофе и свежими сладкими булочками. Морган, высокий швед с очень светлыми волосами и бледным лицом, оказался опрятным, изящным и наблюдательным человеком. В основном он помалкивал, внимательно слушал меня и делал пометки в своем блокноте.
— Закончив бизнес-школу, Дэнис устроился на работу в инвестиционную компанию в Гринвиче на должность менеджера среднего звена с перспективой дальнейшего карьерного роста. И решил приложить все силы, чтобы этого добиться. Он мечтал стать миллионером уже к сорока годам. Дэнис проработал там относительно недолго, когда познакомился с женой одного из руководителей компании, гораздо старше его, но сексуальной и привлекательной.
— Ее брак был неудачным? — спросила Кармен.
— Так она говорила Дэнису, но со временем он выяснил, что это неправда. Она прекрасно жила со своим мужем и совершенно не собиралась разводиться. Ей просто нравилось развлекаться подобным образом. Молодому и самовлюбленному Дэнису ее внимание очень польстило. Он не мог поверить, что эта эффектная женщина, такая опытная и яркая, обратила внимание именно на него. Потом Денис говорил мне, что он великолепно понимал: они поступают дурно, но решил, что если соблюдать осторожность, все обойдется.
— Вы с Дэнисом уже начали встречаться к тому времени? — снова спросила Кармен. Морган внимательно слушал.
— Да, мы встречались, но очень редко. В тот год я заканчивала колледж. Мы много общались, но видели друг друга не чаще одного-двух раз в месяц. К тому времени нас еще не связывали никакие обязательства.
— Вы имеете в виду секс? — спросила она тихо.
Я поставила кружку с кофе на желтую скатерть.
— Да, секс. Я была такой невинной. И даже не представляла, чем занимался Дэнис в те дни, когда мы не виделись.
— Когда вы обо всем узнали?
— Через год после замужества.
— Он женился на вас, одновременно продолжая встречаться с ней?
— О нет! Их связь закончилась до того, как он повел меня к алтарю. Смешно, но мы долго оттягивали этот момент. Мы могли пожениться гораздо раньше, но что-то постоянно нас сдерживало. Я-то думала, что Дэнису требуется время, чтобы крепко стать на ноги, я нуждалась в надежности и стабильности. А потом оказалось, что все дело в Адриенн.
— Адриенн… — спросил Морган.
— Хадли, — подсказала я и подождала, пока он запишет ее имя в свой блокнот. — Я узнала о ее существовании совершенно случайно, по крайней мере, тогда я так думала. И только потом осознала, что это не случайность. Дэнис хотел, чтобы я все узнала. В противном случае он никогда бы не оставил ее письмо с остатками счетов прямо у меня под носом. Оказалось, что он ежемесячно выплачивал ей за молчание тысячу долларов в месяц. Но она хотела больше. Возможно, именно поэтому Дэнис и решил посвятить меня во все. Он чувствовал себя в ловушке.
— А за что он ей платил? — спросила Кармен.
— За то, чтобы она держала их связь в тайне. Похоже, ее муж разрешал ей развлекаться с кем угодно, но не с работниками его компании. Мужа Адриенн звали Ли, — пояснила я Моргану. — Они жили в Гринвиче. Если бы Ли узнал о Дэнисе, он вышвырнул бы его вон. И она угрожала все рассказать мужу, если Дэнис не заплатит ей за молчание.
— Тысячу в месяц, — протянул Морган. — И он согласился раскошелиться на такую сумму? Да на эти деньги он мог бы открыть собственное дело. Почему он просто не уволился и не пошел работать в другое место?
— Я спрашивала его об этом. Много раз. Он боялся, что их связь помешает его карьере, где бы он ни работал. К тому времени, когда он начал ей платить, его дела в «Хадли & Грей», — так называлась компания, — шли слишком хорошо, чтобы рисковать. Он действительно пошел в гору. Дэнис всегда точно знал, куда направить того или иного клиента. С его помощью компания делала деньги. Богател и он. Дэнис прекрасно работал. В компании его считали профессионалом. А потом все изменилось. Когда я узнала о шантаже, его дела медленно пошли на спад. Да, он по-прежнему считался хорошим работником, но уже самым обычным. Я сказала ему, что не вижу никакой необходимости продолжать выплачивать Адриенн такие деньги. Если «Хадли & Грей» его больше не привлекает, он спокойно может послать Адриенн к черту и открыть собственный бизнес, разве не так?
Я подождала, пока официантка унесет наши чашки, и продолжила:
— Адриенн пригрозила распустить слух, что он занимается запрещенной торговлей. Я действительно читала об этом в ее письме. Она писала, — и это почти цитата, я ведь столько раз перечитывала письмо, — что он не сможет найти клиентов, если они узнают, что имеют дело с человеком, чудом избежавшим суда. Она просила денег, писала, что доведена до отчаяния, что уже год не видела мужа и очень больна. Рассеянный склероз. И она действительно умерла четыре месяца спустя, но не от рассеянного склероза, а от рака легких. Я прочитала об этом в некрологе, который до недавнего времени лежал в той папке вместе с письмом и пачкой аннулированных чеков.
Морган попросил меня назвать точные даты, когда Дэнис устроился на работу в «Хадли & Грей», когда началась его связь с Адриенн и когда та умерла. А потом спросил:
— Зачем вы хранили ту папку?
— Я много раз задавала себе этот вопрос. И до сих пор не понимаю зачем. Мне кажется, я пыталась таким образом подстраховаться, вообразив, что, пока у меня на руках есть доказательства неприглядного поступка Дэниса, он никогда не совершит больше ничего подобного. Та история потрясла меня. Молодая и наивная, я считала его совершенством, а он бежал в постель к жене своего босса сразу же после встреч со мной. Все доверие, которое я испытывала к нему, испарилось. Я задумалась о разводе. Но Дэнис отговорил меня.
Я повернулась к Кармен.
— А что касается первой беременности… Я забеременела накануне того дня, когда обнаружила письмо Адриенн. Узнав о ребенке, я запаниковала. Я бы никогда не согласилась на аборт, если бы не мое зыбкое положение.
Кармен посмотрела на Моргана.
— Медицинские записи, имеющие отношение к тому аборту, каким-то образом попали в руки Дженовица. Муж Клер клянется, что он ни при чем. Мы сумеем выяснить, кто это сделал?
Косая ухмылка Моргана не оставляла сомнений, что он может все.
Я прекрасно помнила все имена и даты. Они навечно отпечатались в моем мозгу.
Потом Кармен снова заговорила о папке с письмом Адриенн.
— Кто мог проникнуть на маяк? Дэнис?
— Нет. Ключи только у меня. Скорее всего, письма из папки вынули еще до того, как я забрала ее из старого дома. Я ведь ни разу в нее не заглядывала с того момента. Я захватила папку вместе с остальными бумагами. Просто сгребла все в одну кучу.
— Ваш муж знал, что такая папка существует?
— Я никогда не задумывалась об этом, но полагаю, должен знать. Ни у кого, кроме него, не было ни возможности, ни оснований избавляться от ее содержимого.
— Как вы думаете, когда это могло произойти?
— Не знаю. Я уже давно не дотрагивалась до нее. Знаю только: сейчас папка пуста.
Я выходила из кафе в Чарлстауне с полным осознанием собственной правоты, но, несмотря на это, чувство вины не покидало меня. Со старыми привычками тяжело расставаться. Все-таки где-то в глубине души я продолжала относиться к Дэнису как к мужу и страдала от того, что я его предавала.
Я вернулась в офис. Сначала позвонила Кикит и пожаловалась, что у нее разболелся желудок. Едва я успела спросить ее, что она ела, как трубку взял Дэнис и сообщил, что все в порядке. Потом Кикит горько расплакалась, закричала, что я ее больше не люблю, и повесила трубку. Я набрала домашний номер и, услышав голос дочери, начала клятвенно заверять ее в своей любви; Кикит никак не могла успокоиться, продолжала всхлипывать и икать, причиняя мне невыносимые страдания, но тут к телефону снова подошел Дэнис. И хотя я прекрасно слышала, что он пытается успокоить ее, — его голос звучал на удивление нежно, — я чувствовала себя ужасно.
Потом позвонила Рона, нарисовала мне чудовищную картину состояния Конни и молила меня приехать. Однако я разговаривала с мамой всего несколько часов назад и пришла к выводу, что Конни чувствовала себя вовсе не так ужасно, как описывала мне Рона.
Итак, я ощущала себя виноватой: предала Дэниса, бросила Кикит, не навестила маму.
Потом я вспомнила о Броди. А в чем я провинилась перед ним?
Я смотрела на него. И тут я поймала на себе его взгляд и увидела легкую полуулыбку.
В пятницу днем клерк из апелляционного суда позвонил Кармен и сообщил, что судья дает Артуру Хейберу время до следующей среды, чтобы тот успел составить письменный ответ на наше ходатайство.
Я понимала, что нам удалось одержать маленькую победу, потому что судья мог без промедления отказать нам в пересмотре дела и покончить с этим. Но своим решением он отодвигал процесс еще на пять дней.
Одна задержка за другой. Когда же наступит конец?