Глава пятая

Слово «викер» означает «плетеный». В разговорной речи оно постепенно превратилось в существительное «плетенка», обозначающее предметы, сплетенные из гибких прутьев и ивовых веток. Самыми примитивными плетеными изделиями считаются корзины. Существует легенда, что первый плетеный стул появился, когда древние шумеры вернулись усталые с ярмарки, сняли с верблюдов пустые корзины, перевернули их вверх дном и уселись сверху.

Плетеный стул, который вызывал во мне симпатию к подобного рода мебели, несколько отличался оттого первого самого примитивного стула. Это было кресло-качалка из моего детства — оно всегда стояло на крыльце соседнего дома. Там жила настоящая семья, в отличие от остальных наших соседей, у которых кто-то из родных либо умер, как у нас, либо ушел на войну, либо бросил семью, либо уехал куда-то далеко на заработки. Такие же нищие, как и мы, они, тем не менее, казались мне гораздо счастливее нас. Смех доносился с их крыльца каждый летний вечер. Там целовались, улыбались и обнимались, а старое кресло-качалка тихо наблюдало за семейными радостями. Оно выглядело изысканным, легким и прочным. Став взрослой и оглядываясь назад в прошлое, я начала понимать, что та семья тоже переживала свои проблемы и трудности. Но я уже крепко сжилась с тем детским образом: старое плетеное кресло-качалка стало для меня символом счастливой жизни.

Когда я изучала дизайн интерьера в колледже, мой интерес к плетенке усилился. Примитивность создания таких вещей заинтриговала меня, так же как и факт, что спустя тысячелетия, прошедшие с того момента, как маленький Моисей сел на свою корзину из камыша и поплыл по Нилу, техника плетения нисколько не изменилась. Я знала, что плетеные вещи были завезены в Америку первыми колонистами и стали очень популярны в конце XIX — начале XX века. Я также знала, что на какое-то время они вышли из моды, и благословляла небо за это. В то время, когда я начинала свой бизнес, фантастические экземпляры можно было приобрести за сущие гроши на барахолках и аукционах. Это были поистине чудесные находки. Несколько плетенок я нашла даже на чердаках и городских свалках. Много уик-эндов до и после замужества я провела, разыскивая старинные плетеные вещи для своих покупателей.

Я очень быстро сама научилась заново полировать эти вещи, после того как не сумела найти мастера. У меня хватило терпения овладеть этим искусством в совершенстве. Со временем я научилась заново оплетать стулья, заменять поломанные прутья и спицы, затягивать болты. И красить.

О, как я умела красить! Это требовало колоссального терпения водить кисточкой взад и вперед вдоль каждого тоненького прутика, нанося один слой, потом второй, а порой даже и третий. Поначалу я едва справлялась с тем объемом работы, который у меня появился. Мне приходилось подыскивать на аукционах подходящую для того или иного клиента плетеную вещь — стул, кресло или скамеечку для ног, — восстанавливать и отполировывать ее, получая огромную радость.

С тех времен ничего не изменилось. «Викер Вайз» доставляла мне удовольствие, а восстановление антикварных вещей — радость. Вскоре мне пришла в голову удачная идея разместить офис не на чердаке моего дома, а в гараже Броди, настолько огромном, что он напоминал скорее каретный двор и с легкостью вместил в себя несколько кабинетов и мастерскую. В мастерской я воплотила свою мечту. Все в ней отвечало моим желаниям: стеклянная крыша, свободно пропускающая яркий дневной свет, прекрасная вентиляция, верстак, высокий стул, стеллажи и много свободного пространства. Я выгадывала каждую свободную минутку, чтобы поработать там. В последние годы я была настолько занята развивающейся компанией и стремительно растущими детьми, что времени на любимое занятие катастрофически не хватало.

Я хранила свои сокровища на верхнем этаже гаража. Я заполнила весь этаж вещами, которые привозила из многочисленных поездок, и постепенно восстанавливала их одну за другой. Порой я работала по заказу очередного клиента, который желал чего-то особенного. В остальное время — для себя.

И сейчас был один из таких моментов.

После возвращения из Бостона я перевезла свои вещи в отель, сделала это быстро, воображая, что приехала по работе в какой-то чужой город. Я намеренно обманывала себя, прекрасно понимая, что если позволю себе думать о том, что делаю — регистрируюсь в отеле в ожидании собственной участи — и почему, окончательно расклеюсь. Я почувствовала себя в безопасности, только когда приехала в офис.

Когда я вошла, Анжела, сидевшая у нас в приемной, говорила по телефону. Она махнула мне рукой в знак приветствия и, указав на трубку, одними губами произнесла имя торгового представителя одного из наших крупнейших поставщиков. Я кивнула и прошла во внутренний офис, который делила с Броди. Через пару минут секретарь Вики заглянула в кабинет, чтобы поздороваться со мной.

Анжела работала на нас три года, Вики — пять. Обеим девушкам было далеко за двадцать, и хотя они не являлись моими близкими подругами, но прекрасно знали Дэниса и детей.

Я даже словом не обмолвилась о том, что произошло. Когда-нибудь они все равно узнают о разводе. Меня вполне бы устроило, если бы они вообще никогда не узнали об этом.

Вики несколько минут потопталась в дверях, расспрашивая меня о поездке, а затем вернулась к компьютеру. Я осталась наедине с собой, потому что Броди уехал на встречу с художником-графиком, который занимался нашей рекламой.

Пребывая в отчаянии от тех неприятностей, которые на меня навалились, я попросила Анжелу не беспокоить меня и позвонила Дэнису в офис. Он арендовал маленькое помещение в роскошном доме в конце города. Трубку взяла его секретарь.

— Привет, Дженни, это я, — поприветствовала я ее, как делала это сотни раз раньше. — Мой муж на месте?

Последовала пауза, а потом нерешительное:

— М-м-м, я не уверена. Я сейчас посмотрю…

— Это срочно. Пожалуйста, соедините меня с ним.

— Да, Клер, — услышала я голос мужа.

— Нам надо поговорить.

— Мой адвокат не советовал мне этого делать.

— Мой тоже, но это наше с тобой личное дело. Мы же взрослые люди. Мы можем спокойно обсудить некоторые вещи. Дэнис, я должна увидеть детей.

— Нет.

— Я не представляю опасности для них. Ты же знаешь.

— Я не буду говорить с тобой об этом.

— Но ты ведь так думаешь, — умоляюще заговорила я. — Я же слышу, как ты со мной разговариваешь. Ты хочешь расстаться? Хорошо.

— Я хочу больше.

— Хорошо. Мы можем это обсудить. Ты и я. И нет никакой нужды вовлекать в это дело адвокатов и судью.

— Они уже вовлечены.

— Но мы можем положить конец этой истории. Мы можем сказать им, что справимся с ситуацией самостоятельно. Мы сами все решим, Дэнис, как делали это раньше.

— Да, раньше было так.

— Я выслушаю тебя сейчас. Я правда выслушаю.

Он на секунду замолчал, а потом сказал твердо:

— Я вешаю трубку, Клер. Моего адвоката зовут Артур Хейбер. Пусть твой адвокат позвонит ему.

— Я дам тебе денег, если это то, что ты хочешь. Только не отрывай меня от детей. Я люблю их. Они нуждаются во мне, — я перевела дыхание. На другом конце провода не было слышно ни звука. — Дэнис?

Мертвая тишина. Как будто нас разъединили.

— Дэнис?

Никакого ответа.

Потрясенная, я еще какое-то время держала трубку в руках, прежде чем положить ее.

Через секунду я снова ее взяла. Зная, что дети пока еще не вернулись домой, я оставила для них сообщение на автоответчике, что перезвоню позднее. Потом я позвонила врачу Кикит. Он заверил меня, что с ней все отлично, и сказал, что, пока мы не выясним, что вызвало очередной приступ, он не назначит ей новые анализы.

— Мы и так сделали слишком много анализов, — объяснил он. — И определили, что вызывает аллергию, а что нет. Я думаю, она опять съела что-то из того, что ей есть категорически запрещено.

Я кивнула в знак согласия. Обычное поведение маленьких детей. Новые анализы только еще сильнее ее травмируют. Лучше просто успокоить ее и пристальнее за ней следить.

Но я не могла внимательнее следить за ней на расстоянии.

Полная решимости действовать, я собрала документы о финансовом состоянии «Викер Вайз», а вот найти какую-либо информацию о работе Дэниса оказалось гораздо сложнее. Почти все хранилось в его кабинете — наши чековые книжки, банковские отчеты, оплаченные счета. У себя я обнаружила только декларации о доходах, которые мы вместе заполняли в апреле, и добавила их в толстый желто-коричневый конверт с надписью «строго конфиденциально».

Вернувшись к работе, я достала из кейса бумаги, привезенные из поездки. Я хотела освежить в памяти информацию о нашем потенциальном партнере в Атланте, просмотреть записи, сделанные мной во время нашей встречи, проверить ее рекомендации и оценить кредитоспособность. Там же я нашла бумаги с данными о заброшенной бензозаправочной станции в Бакхеде, где планировала открыть магазин, и информацию от владельцев соседних магазинов. Еще мне нужно было позвонить демографу, с которым мы консультировались всегда, перед тем как открывать новый объект. Надо показать Броди исправленные данные, которые прислал наш ведущий инженер из Сент-Луиса, после того как проверил наши планы, и пересмотреть решения, которые мы приняли, и заказы, поступившие на выставке в Хай Пойнте.

Но я не могла сконцентрироваться ни на одном из этих вопросов. Мои мысли упорно возвращались к Дэнису, Джонни и Кикит.

Я собрала бумаги в стопку, отложила их в сторону, открыла почтовый ящик и разложила его содержимое на столе. Взглянув на это, я сделала вывод, что за две недели моего отсутствия телефон не прекращал звонить ни на минуту. Звонили торговые представители, большинство из которых я встретила на выставке, рекламные агенты, партнеры. Тут же лежали факсы от поставщиков ткани — о задержке доставки ткани — для нашего завода в Пенсильвании. Мне надо было просмотреть и одобрить предписания как для франчайзи, так и для двух наших собственных магазинов, а также решить, кто из наших сотрудников поедет в январе на Международную выставку подарков в Нью-Йорке.

Я пробежала глазами одну бумагу, вторую, третью, но совершенно не понимала, что читаю. Мой мозг не мог ни на чем сосредоточиться. Я решила заняться чем-нибудь другим.

Я пошла в мастерскую и переоделась в серые джинсы и свитер. Джинсы уже сильно вытерлись на коленях, но оставались мягкими, как замша, и очень удобными. Мне захотелось вновь вдохнуть заплесневелый, пыльный, сухой запах дерева, который заполнял мастерскую. Меня тянуло действовать, видеть изменения и ощущать, что мне все подвластно.

Сейчас в мастерской стояли две вещи: кресло-качалка и стол, составлявшие пару. И то и другое нуждалось в починке и покраске. Сначала я сверху донизу обследовала каждый предмет в поисках сломанных прутьев, которые собиралась заменить.

Я начала работать над креслом, воображая, как оно стоит в маленькой комнатке начала века рядом с окном, на котором легкий летний ветерок нежно колышет занавески. В кресле сидит мать с ребенком или старушка с вязаньем. А на столике рядом лежит любимая книга в кожаном переплете, стоят миниатюрные портреты с серьезными лицами или толстый стакан с освежающим мятным чаем. Я слышу смех, доносящийся из глубины дома, отдаленный отголосок счастья в гармоничном созвучии с мягким скрипом половиц под качающимся креслом.

Образ поблек.

Итак, Кармен просила меня собрать компрометирующую информацию на Дэниса. Без проблем. Однажды Джонни получил «хорошо» за доклад, и Дэнис прочитал его от начала до конца, чтобы выяснить, почему сыну не поставили «отлично». А в другой раз Джонни не успел забросить мяч в корзину в последние секунды игры, и Дэнис долго и нудно рассуждал о том, как близка к победе была команда. Едва уловимая критика, но очень обидная. Он передразнивал Кикит, когда та шепелявила в детстве, до тех пор, пока девочка не заставила себя говорить нормально.

Но сможет ли судья посчитать его плохим отцом, основываясь только на этих фактах? Психолог бы мог. Но судья, который считает идеальным то время, когда всем верховодил мужчина? Вряд ли.

Медленно и аккуратно чинила я поломанное кресло. Я вырезала искореженные прутья очень осторожно, вплетала в поврежденные места новые, тщательно подрезая их со всех сторон, чтобы они не отличались от остальных. Как я научилась этому? Я читала книгу за книгой, ездила к мастерам и смотрела, как они работают. При реставрации плетеной мебели существовала определенная последовательность действий, определенная модель, которой надо было следовать. Кроме использования синтетических материалов, с тех пор ничего не изменилось.

Сначала производилась очистка. Потом удалялись поломанные прутья, вымачивались новые, они тщательно обрабатывались и вплетались строго определенным образом, чтобы не нарушать общего дизайна. Если прутья продолжали выделяться, надо было повторить процесс. Затем вещь высушивали, шкурили и красили.

Я была очень организованным человеком, и мне нравилось, что жизнь состояла из определенных правил.

И я никогда не нарушала их. Я оставалась внимательной женой и матерью, и «Викер Вайз» всегда была для меня на втором месте после моей семьи. Я всего лишь устанавливала свои собственные границы, за которые никогда бы не переступила.

Да, порой я опаздывала, часто бывала рассеянной. Но все работающие женщины таковы. И мужчины тоже. Мои дети не страдали от этого. Они знали, что я очень их люблю. Где же все-таки я допустила ошибку?


Кармен смогла дозвониться до Артура Хейбера только поздно вечером, и та информация, которую она от него получила, не радовала.

— Они не сдадутся. Дэнис не собирается отказываться от заявления, что вы плохая мать. Он хочет продлить действие временного решения суда до тех пор, пока вас не разведут. Нам нужно дать ему достойный отпор. Он будет настаивать на тех обвинениях, которые уже выдвинуты против вас, и возможно, предоставит новые, если, конечно, найдет. Вы можете их предугадать?

Я встряхнула исцарапанными во время работы руками. Но не почувствовала боли. Я ощутила только дикий холод — у меня нарушилось кровообращение. Я просто окоченела.

Могу ли я предугадать новые обвинения, которые придут в голову Дэнису?

— Господи Боже мой, понятия не имею! Те обвинения, которые он уже выдвинул, совершенно бредовые. Я полагаю, он без проблем сможет придумать еще много подобного.

— Ну хорошо, если у вас появится хоть какая-нибудь идея по этому поводу, подумайте. Если вы подготовитесь заранее, будет гораздо лучше. Нам просто необходимо дать исчерпывающие объяснения по каждому пункту. Вы готовы уже предъявить встречные обвинения?

— Звучит так, как будто мы объявили войну.

— К сожалению, дела ведутся именно так. Мы должны либо строго следовать правилам игры, либо проиграть. Итак, в чем вы можете обвинить Дэниса?

Я вздохнула, покоряясь судьбе.

— Практически все мои примеры свидетельствуют скорее о его бесчувственности, нежели о полном пренебрежении семьей.

— Вы говорили, он редко появлялся дома. Как много он работал и сколько времени тратил на развлечения?

— Он работал по пятнадцать, ну, в крайнем случае двадцать часов в неделю. Не больше.

— Вы сможете доказать это?

Я имела доступ к его календарю через свой компьютер. И оттуда узнавала, назначены ли им какие-нибудь встречи, и если да, то с кем. Я могла определить, встречался ли он по делу или ради удовольствия, могла подсчитать количество ланчей в Рицце и ужинов в Фэнвей-парке. Можно позвонить в гольф-клуб и узнать, сколько раз он приезжал туда в прошлом месяце.

Я не могла поверить, что дело приняло такой оборот.

— Вы можете сделать это, Клер?

— Да.

— Тогда сделайте. У нас нет выбора. У него есть улики против вас. Мы должны их достойно отразить. И, Клер… Будьте осторожны с Броди.

Я взглянула на дверь. Броди недавно вернулся со встречи и сидел в нашем кабинете. Так как Анжела и Вики ушли обедать, он сам позвал меня к телефону, когда позвонила Кармен.

Если бы мне предоставили выбор, я попросила бы его остаться и присутствовать при нашем с Кармен разговоре. Да он бы и сам остался, будь Броди женщиной. И в этом случае никто не увидел бы ничего предосудительного в том, что мы устроили фирму в его доме, что он возил меня в Бостон на встречу с адвокатом, что находился рядом со мной весь уик-энд, чтобы успокоить и поддержать меня. Хорошие подруги именно так и поступают. Но Броди был мужчиной. И Дэнис нашел в этом настоящее преступление. Он наказывал меня за то, чего я никогда не совершала.

ѕ Что значит «осторожной»? — спросила я, разозлившись. — Я уже сняла номер в Ройал Сонеста. Я уже зарегистрировалась там, переоделась, оставила неубранной постель на тот случай, если Дэнис наймет горничную шпионить за мной. И сейчас я в своем офисе, который, так уж получилось, является и офисом Броди тоже. Я же не могу сослать его в Сибирь на уик-энд.

— Возможно, вам удастся отправить его куда-нибудь еще, ну, например, в Нью-Йорк или Вашингтон. Броди недавно звонил мне. Он злится на Дэниса и чувствует, что его тоже предали. Он собирается звонить ему. Он рвется в бой. Не позволяйте Броди этого делать, Клер. Он все испортит. Если Броди совершит что-нибудь подобное, завтра же вечером все газеты раздуют из этого гигантское сенсационное событие, опубликовав его фото в качестве очередного горячего мачо. Понимаете, о чем я говорю?


Благодаря стеклянным стенам, офисное пространство выглядело таким же открытым, как и моя мастерская. Вся мебель в приемной и в кабинете Вики была плетеной, начиная с компьютерных столов, заканчивая торшерами и шкафчиками для инструментов. Наш с Броди большой кабинет мы обставили еще более смело и богато — плетеные аксессуары на ротанговых столах со стеклянным верхом и ротанговых кофейных столиках, ротанговые стулья с толстыми подушками на них. Мы бесстыдно выставляли свою продукцию, а почему бы и нет? Множество фотографий нашей мебели рассылалось по журналам, представляющим успешные фирмы, возглавляемые женщинами, и такая реклама была бесценной.

А что самое важное, я любила нашу продукцию.

Броди сидел за своим столом, но я сомневалась, что он работал. Он практически полулежал в кресле, скрестив ноги и подпирая руками подбородок.

Когда я вошла, он только поднял на меня глаза из-под очков, но не пошевелился. Броди выглядел глубоко несчастным.

— Не волнуйся, — проворчал он. — Я не наделаю глупостей. Просто я взбесился из-за этого парня, — он ударил кулаком по ноге. — Ради Бога, ну почему Дэнис ничего мне не сказал? Все, что от него требовалось, это просто открыть рот, если он считал, что я слишком много вьюсь вокруг тебя или делаю что-то такое, чего делать не должен. Я бы исправился. Черт, да я бы вообще ушел в сторону, если бы знал, что его мучают кошмары из-за моей персоны. — Броди бросил очки на стол и потер переносицу. — Но он и виду никогда не подавал. Даже не намекнул ни разу. И вел себя вполне дружелюбно в то утро, когда я отвозил вас с детьми в аэропорт. Может, он разозлился, что я ни разу не заехал к нему во время отсутствия детей? Или решил, что я не счел нужным приезжать, потому что не было тебя? Но в этом случае он прав. Я предпочитаю общаться с тобой, а не с ним. Я пытался дозвониться до него, хотел пригласить его с детьми на обед, на рыбный суп, но так и не смог. Постоянно натыкался на автоответчик. Оставлять сообщения не имело никакого смысла. Дети бы извели его своим нытьем.

Я улыбнулась. Броди был прав.

— Они обожают твой рыбный суп.

— Да, но он терпеть не может, когда дети канючат. Думаю, если он гулял с ними, то держал ситуацию под контролем. — Броди закинул руки за голову и продолжал: — Мы с Дэнисом много лет знаем друг друга, вместе переживали взлеты и падения. Плохо, что он не мог спросить меня, что происходит. А еще хуже, что он даже и не захотел этого делать. Неужели он и правда мог подумать, что я положил глаз на его жену? Не потому, что я не люблю тебя, не потому, что само предположение, что в тебя можно влюбиться, звучит смешно или нелепо, а просто потому, что ты его жена. Я бы никогда не сделал ничего, что поставило под угрозу ваш брак. Что он вообще заметил между нами?

— Близость. Теплоту.

— Но ведь ты же не только мне одному, но и ему дарила достаточно теплоты и внимания.

Возможно. А может, и нет. С Броди я чувствовала себя свободно и легко. Потому что он и сам был таким. А Дэнис нет. И наши отношения с Дэнисом изобиловали различными обязательствами и ожиданием их выполнения.

— Мы были женаты. А в браке сложно избежать конфликтов.

— Да еще и я их вам подкидывал. Боже, Клер! Мне так жаль. Я никогда намеренно не делал этого.

— О Броди! Ты ни в чем не виноват. Все дело во мне, — я прислонилась к двери и сложила руки на груди. Я не слушала его. Броди пытался что-то объяснить мне, но я не слышала. Дэнис уже не раз затевал разговор о том, чтобы уйти из дома, а я думала, он просто хочет расстроить меня. Он знал, на какие кнопочки нажать, чтобы получить повышенное внимание к себе. Но вдруг он и правда подразумевал именно то, о чем говорил. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, так и обстояли дела. Я должна была воспринимать его более серьезно, — я опустила руки. — Уж скорее бы понедельник. Скорее бы.

Видимо, в тоне моего голоса прозвучала какая-то едва ощутимая неуверенность, которую мог уловить только хорошо знавший меня человек. Такой, как Броди, потому что он внезапно вскочил на ноги, подошел ко мне и заключил в объятия. Я не сказала ему, что Кармен не одобрила бы подобного порыва. Какая разница, одобрила бы или нет.

— Меня постоянно что-то гложет, — прошептала я ему в плечо. — Я вдруг начинаю представлять, что мы проиграем дело, Дэнис получает все, что хотел, а мне позволяют встречаться с детьми только на уик-эндах или случится что-нибудь еще, такое же ужасное.

— Ничего подобного не произойдет, — ответил Броди. — Судья же не полный дурак.

— Он ненавидит женщин, которые смогли успешно построить свою карьеру.

— Это его проблема.

— И моя тоже — он разбирает мое дело.

— Тогда мы подадим на апелляцию. — Броди отстранился от меня и посмотрел мне в глаза. — Обвинения Дэниса фальшивые, каждое из них. Если он хочет развода, дай его. Но он сумасшедший. И он не сможет выиграть дело, Клер. Как бы ни старался.


В субботу утром я встретилась с Кармен. Главным образом нас заботил не развод, а непосредственное дело о восстановлении моих материнских прав. Сегодня она задавала мне множество вопросов о моей повседневной жизни, уточняла, во сколько я встаю по утрам, кто готовит детям завтрак, во сколько я ухожу на работу, кто стирает, покупает одежду, вызывает доктора. Факт за фактом она собирала подтверждения того обстоятельства, что я обязательная и внимательная мать.

Но в этом заключалась только малая часть всего дела.

— Судья захочет узнать о вашем психологическом состоянии, — сказала Кармен. — Он захочет знать, как вы переносите болезнь матери, как часто собираетесь летать в Кливленд, чтобы проведать ее, расстроены ли вы настолько, что это негативно отражается на детях.

— Ну конечно, я расстроена. Моя мать смертельно больна. Я не считаю себя лучшей на свете дочерью. Я всегда жила вдали от Конни. Все заботы по уходу за ней легли на мою сестру, но они с мамой не очень хорошо ладят. Время уходит. Я должна быть с ней рядом хотя бы сейчас. И недовольство Дэниса по этому поводу характеризует его не с лучшей стороны, вам так не кажется?

— Не имеет никакого значения, что кажется мне. Важно только то, что подумает судья.

— Но если он не последний ублюдок, он поймет, — произнесла я. И не важно, что он некрасиво поступил со мной или что его жена некрасиво поступила с ним. Есть же у него мать. Неужели любовь к ней ему неведома? И потом, не летаю же я туда каждые два дня. Я останавливаюсь в Кливленде до или после какой-нибудь деловой поездки. А что касается детей, они замечательно пообщались с бабушкой. Они понимают, как много они для нее значат. И, знаете, это настоящий жизненный урок для Кикит и Джонни. Нельзя убежать от болезни. Когда люди слабы и несчастны, они больше всего нуждаются в поддержке. Дэнис единственный, кто в этой ситуации подавал детям дурной пример.

Кармен предостерегающе подняла руку.

— Сейчас речь идет не о Дэнисе, а о вас.

Я выпрямилась.

— Состояние моей матери разрывает мне сердце, но я не одержима в своем горе. Когда я занимаюсь детьми, то целиком посвящаю себя им. То же самое и с работой. Я прекрасно выполняю свои обязанности. Возможно, я что-то пропустила дома, проведя время в Кливленде, возможно, моя жизнь слишком насыщенная и беспокойная, но я постоянно в курсе всех дел.

— Когда вы снова отправителсь к матери?

— Это зависит от ее самочувствия и моего рабочего графика.

— Тут нужен подробный ответ, — настаивала Кармен. — Дэнис утверждает, что из вас двоих он более надежен для детей. Мы же утверждаем обратное. Судья захочет узнать, какие поездки вы запланировали, как долго собираетесь отсутствовать и кто будет следить за детьми в ваше отсутствие.

— Дэнис. Как всегда. С этим никогда не возникало никаких проблем.

— Судья захочет услышать от вас, что на какое-то время вы останетесь дома.

Я тоже этого хотела. Но обещать не могла:

— Моя мать умирает.

— Да, — произнесла Кармен.

— Вы когда-нибудь переживали подобное?

— Нет. Моя мать бросила нас.

Это заставило меня замолчать, но ненадолго.

— А вы видели ее с тех пор?

— Ни разу.

— Вы успели сказать ей «прощай»?

— Мы не знали, что мать уходит от нас, пока однажды она не заявилась к обеду.

— Так же произошло и с моим отцом. Он был молод и здоров, а через мгновение умер от сердечного приступа. И мы не успели даже попрощаться с ним. А вот своей матери я могу сказать «прощай». И может ли что-нибудь помешать мне сделать это?

Я одержала маленькую победу. Кармен выглядела растерянной.

— Ничто не может. Вы должны с ней проститься, — она вздохнула. — Только вам надо сделать это осторожно.

— Я планировала навещать ее каждые две недели. Но это сообщение не понравится судье. — Я уже не спрашивала, а утверждала, потому что я великолепно знала ответ.

— Понравится, если вы будете брать детей с собой, улетать с ними, прилетать. И никогда больше не позволите им летать одним.

Я повела себя беспечно, позволив им это? Но ведь шли девяностые годы.

— Но все так поступают.

— Только не матери, которые пытаются убедить судью, что для них дети на первом месте, — возразила Кармен. Послушайте, Клер! Я не утверждаю, что судья прав, я просто пытаюсь растолковать вам ход его мыслей. Каждый ваш поступок он воспринимает по-своему. В ближайшее время вы должны свести к минимуму все разъезды. Естественно, если вашей матери станет хуже, вам придется ехать. Но судья поинтересуется и деловыми поездками. Дэнис уже предупредил его, что вы много путешествуете.

— Ха-ха. Даже подсчитал. Если верить ему, то тридцать четыре дня из каждых девяноста я провожу вне дома.

Кармен усмехнулась и что-то пометила в своем блокноте. Затем разложила на столе календарь.

— Какие деловые поездки вы запланировали?

— Ничего срочного. Броди и один сможет проконтролировать работу наших магазинов на Восточном побережье через неделю. А мне хотелось бы побывать во всех наших бутиках в крупных универмагах до Дня Благодарения.

— Это слишком скоро.

— Ну тогда сразу после Дня Благодарения?

Она отметила на календаре какие-то дни в ноябре, затем открыла страничку с декабрем, что-то подчеркнула и там, а потом снова вернулась к ноябрю.

— Это может подождать?

— Вообще-то нет. Львиная доля работы в наших бутиках приходится как раз на Рождество. Устраиваются различные вечеринки и благотворительные акции. И я привыкла проверять, как проходит их организация.

— А Броди не может сделать это за вас?

— Ну, на самом деле это не его дело. Он больше разбирается в цифрах. А я в творческой части вопроса.

— И все равно на сей раз вам придется отправить его. Очень важно, чтобы вы остались дома.

Она что-то явно не договаривала.

— Я понимаю. Но если суд состоится в понедельник и иск будет отклонен, то дело закроют, правда? Сразу же. По крайней мере, хоть ту его часть, которая касается права опеки?

Выражение лица Кармен не вселило в меня оптимизма.

— Только в том случае, если Дэнис уступит, в чем я очень сомневаюсь. Он не отдаст вам детей. Думаю, до тех пор, пока вас не разведут. Он может согласиться поделить опеку, да и то, если судья решит закрыть дело до принятия окончательного решения.

— Дело? — новый удар, которого я не ожидала. И опять внутри все сжалось. — Какое дело?

— Касательно вас. Дэниса. Детей. Суд назначает специального куратора, занимающегося вопросами судопроизводства, или человека из социальных служб или служб охраны психического здоровья, а возможно, даже незаинтересованное юридическое лицо, которое опрашивает вас и дает рекомендации суду.

— И сколько времени это занимает?

— Судья дает на это тридцать дней. Оформление развода порой проходит дольше. Если вы с Дэнисом не сможете обоюдно договориться, если вы не согласитесь мирно поделить имущество и решите судиться, на все это может уйти месяцев шесть, а то и целый год.

— Целый год неопределенности? — в ужасе простонала я. — Я не переживу этого, не переживу, если со мной не будет детей. Верните мне моих детей, Кармен. Я не смогу без них.

Я верила, что судья изменит свое решение. Я понимала, что Дэнис и его адвокат совершили какую-то махинацию, воспользовавшись моим отъездом и неспособностью защитить себя, но в понедельник я уже лично смогу отстаивать свои интересы. Судья должен наконец узнать правду. И только это сейчас имело смысл.

Загрузка...