Красивый. Наглый. Бессердечный

Глава 29.

Самое громкое «нет» лучше томления в неизвестности.

Несколько секунд я размышляю. Может быть, и правда, нам с Киром стоит встретиться прямо сейчас?

Есть же микроскопический шанс, что он искренне сожалеет? Крошечный, размером с микроба. Но хоть такой!

А, если он такой же самодовольный идиот, каким и был, скажу ему, пусть уматывает и не беспокоит ни меня, ни медперсонал.

Почему-то мне неприятно думать о том, что Рейгис надоедает симпатичной медсестричке вопросами о моём состоянии. И ещё я переживаю, что он может потерять терпение и ворваться в любой момент.

Даже волосы приподнимаются, как представлю, что он может заглянуть в палату во время укола или утреннего туалета.

Лучше расставить все точки прямо сейчас. Кир Рейгис больше не будет занимать место в моих мыслях!

Медсестра с интересом наблюдает за мной, и я, приняв максимально непринуждённый вид, небрежно бросаю:

- Да, скажите ему, пусть зайдёт.

Гордо приосаниваюсь. Да, именно таким тоном королева Англии повелевает впустить какого-нибудь обнищавшего герцога.

И пусть я сейчас непричесанная, с гипсом и в больничной ночнушке, пусть видит, к чему привели его развлечения.

Медсестра добродушно кивает, и выходит. А я пытаюсь принять царственную осанку, что в моём положении сделать нелегко.

Несколько секунд я пытаюсь расчесать пятерней волосы, вытащить руку из повязки и небрежно облокотиться о край кровати.

В итоге, бросив все, устав бороться со своим непослушным телом и болью, просто ложусь и закрываю глаза.

Пусть думает, что я сплю.

Поскрипывает дверь, я дышу ровно и спокойно. Неуверенные шаги, и запах...

Ненавижу производителей мужских парфюмов. Зачем они прибавляют никчемным парням столько шарма и мужественности? Даже, притворяясь спящей я вижу Кира.

То есть чую его!

- Ромашина... – тихий шёпот совсем рядом, – Арина!

Слегка приоткрываю глаза. И инстинктивно пытаюсь откатиться назад к стенке, забыв про травмы. Его лицо прямо рядом со мной.

Тут же закусываю губу, стараясь унять слабый стон.

- Что, больно тебе? – Заботливо поправляет сползшее с плеча одеяло.

Это выглядит так просто и естественно, что в моей душе вспыхивает слабая надежда, что Кир может быть искренним. Вдруг, он и, правда, сожалеет?

- Есть, немного. – Настороженно отвечаю. – А что ты здесь делаешь?

Стараюсь делать вид, что его приход для меня полная неожиданность и полной грудью вдыхаю аромат. Странно, что пару дней назад, когда он приходил, я не чувствовала запах. Видимо, иду на поправку.

Что это за парфюм? Хочется узнать название, но я стесняюсь.

- Навестить тебя пришёл. – Лучезарно сияет своей фирменной улыбкой, будто для него быть здесь – высшая награда. - Если что-то нужно, скажи, я попрошу отца, он устроит...

- Нет, ничего не надо.

Кир продолжает улыбаться, но взгляд расфокусировано плывет. Видимо не знает, о чём говорить со мной дальше. Кажется, слышен скрип его мозгов, подыскивающих подходящие темы для светской беседы. Неужели ждал, что я начну что-то клянчить?

- Отец сказал, что ты говорила со следователем? Но новых данных в деле не появилось...

Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Розовые пони, взмахнув хвостами, мчаться в закат.

Ну конечно. Всё ожидаемо, пришел за индульгенцией, которую готов купить.

Наивно было думать, что его в мою палату приведёт сострадание и чувство вины.

- Отец, отец! Рейгис, он просит здесь дежурить, да? – Поворачиваюсь к нему и наблюдаю, как Кир демонстративно подкатывает глаза. В груди шевелится раздражение, значит я попала в точку. Холодно чеканю каждое слово последующей фразы. – Да, следователь приходил. Я подтвердила, что сама бросила пакет на лобовое стекло.

- Спасибо... – хриплый ответ.

Снова отворачиваюсь и сообщаю уже трещине, ползущей по стене:

- Я сказала правду. Меня не за что благодарить. Я спровоцировала аварию, а то, как я оказалась в машине, осталось пока невыясненным. Я до сих пор сама не понимаю, что произошло. Пусть я считаю несправедливым, что вы все целы, но мстить за то, что я пострадала, а вы – нет, не буду.

С трещиной я могу разговаривать ровным механическим тоном, потому что она не смотрит на меня глазами побитого спаниеля.

Кир здесь, потому что должен быть здесь! Явно отец ему все мозги проел с заглаживанием вины.

- Я тоже считаю, что это несправедливым. И, если тебя это немного утешит, то мой отец, тоже.

В его голосе скрытая горечь.

А у меня внутри закручивается тугая пружина раздражения. Если я ещё раз услышу от него про его драгоценного папашу, то не выдержу и закричу.

Хмыкнув, поворачиваюсь к нему.

- Слушай, Рейгис, ты вообще существуешь?

- В смысле? – он даже отшатывается.

- Ну, как человек. Как личность? Или ты приложение к своему отцу?

Смотрит на меня с недоумением, а я продолжаю:

- Ты же выдрессирован, как щенок для выставок. А, когда ведешь себя плохо, хозяин тебя наказывает. Правда?

Кир ерошит двумя руками волосы, будто вытравляет из себя послушного мальчика.

- Слушай, не об этом речь... Я хотел извиниться.

- А я хочу тебя прямо спросить. Ответь мне, только честно! Если бы отец не заставлял тебя, ты бы пришёл?

Сердце колотится в ожидании его ответа. Конечно, я не верю в то, что он таскается сюда из сострадания или чувства вины. Но где-то на краешке сознания пульсирует слабая надежда, что он вовсе не такой гад, каким хочет казаться.

- Конечно, я очень переживаю, Арина!..

- Перестань, - обрываю его на середине фразы. – Избавь от своего липкого вранья. Вешай лапшу кому угодно, но не мне. Мне – не надо!

- Я старался, как мог. Думал, если организую постановочную драку, спасу тебя от идиотов, то ты как-то проникнешься ко мне. А потом всё закрутилось само.

Он не опускает глаза, как человек, который чувствует себя виноватым. Смотрит на меня внимательно и изучающе. И в глазах его – любопытство, недоумение, злость. Удивлён, что я не прониклась его визитом и не пала ниц?

Смотрю на него с легкой жалостью.

- Почему ты такой? Что с тобой не так?

- Какой такой?

- Бессердечный!

Я больше не страшусь и не робею. Что может быть хуже, чем то, что случилось со мной. Лежать переломанной уродиной перед парнем, который в первую встречу показался мне воплощением всех мужских достоинств. А на деле оказался конченым придурком.

И я не знаю, что из этого хуже – разочароваться в своих идеалах или удостовериться в своей женской непривлекательности для таких звездных мажоров.

- Это не так... – неуверенно мямлит Кир.

- А как? Рейгис, тебе абсолютно плевать на других. На Таню, на Стаса, на меня... Уверена, тебе даже плевать на своих друзей. Сколько стоила та тачка, которую вы разбили. Она же не твоя?

Кир опускает глаза, но я продолжаю давить.

- А что с твоим другом, который бросался на Таню?

- Он мне не друг. Больше.

- Надо же. – Улыбаюсь. - Как проштрафился, так сразу и не друг стал. А до этого знал, что он убогий подонок, но, пока тебе это не мешало, старался не замечать.

- Арина, я не хочу, чтобы ты на меня злилась. Что я могу для тебя сделать?

Не выдержав, я смеюсь, хотя знаю, что это будет больно. Из груди рвётся сиплый клёкот.

Рейгис смотрит на меня с ужасом. Но в меня будто бес вселился, сейчас я хочу сделать ему больно. Также больно, как он мне. Унизить, растоптать, поломать! Потом мне будет стыдно за своё желание. Но это будет потом...

- Рейгис, ты уже сделал всё, что мог. – Злобно шиплю ему в красивое породистое лицо. Сейчас я ненавижу его всеми фибрами души. – Ты меня опозорил, растоптал, шантажировал, уговаривал, поломал. Ты хочешь, чтобы я не злилась на тебя? Да, я бросила этот дырявый пакет, и этот маленький проступок защищает тебя и твоих друзей от тюрьмы. Не удивлюсь, если мне придёт иск о восстановлении машины, когда выйду отсюда. Но я не могу не злиться на тебя! Потому что, пока ты живёшь обычной жизнью, я валяюсь здесь. Для меня даже причесаться проблема! А как ты думаешь я приму душ или дойду до туалета? Ты превратил меня в инвалида, Кир, – в моём голосе звенят слёзы. – Твоё настойчивое желание доказать всем, что ты всегда прав. Маниакальное стремление управлять людьми и заставлять их плясать под твою дудку. Ты же не можешь пережить, если кто-то оказывается тебе подчиниться, правда?

Не выдержав Кир встаёт и поворачивается ко мне спиной.

Я касаюсь ладонью щеки и с удивлением смотрю на свою ладонь. Она мокрая.

- Ты же папенькин сынок! – кричу ему в спину. – Ты ничего не можешь сам. Не злиться... – Опустив ресницы, жалобно всхлипываю. – Что будет с моей жизнью?

Он молчит. И я повторяю ещё раз.

- Что будет со мной?