Судьба ведет игру, не мы
Кир
- На выход, быстро!
Какие-то амбалы, топают сапожищами. Светят фонариком в лицо. Успеваю заметить, что они в камуфляже, в балаклавах!
Это что за маски-шоу? Будто мы террористы.
Инстинкты работают быстрее, чем мозги. Наобум выбрасываю руку в апперкоте, тут же раздаётся чей-то влажный хрип. Полуослепший от их долбанного прожектора трясу запястьем, чтобы унять боль. И мне тут же выкручивают руку за спину, вздёргивают локоть так, что я чуть не взвываю от боли.
Что происходит? Я же договорился!
- Уводи его, – резкий рык.
И меня тащат по коридорам. Пытаюсь обернуться, чтобы посмотреть на Арину. Ей же страшно! Она ничего не видит, кроме долбанного коня. И убежать не может!
Кричу ей что-то поддерживающее и локоть опять вздёргивают до ломоты в суставах.
- Угомонись, пацан! Если проблем не хочешь. – Едкий шёпот прямо в ухо.
Проблем я не хочу, поэтому иду спокойно. Настороженно оглядываюсь по сторонам, вдруг будет возможность как-то сбежать и вытащить Арину.
Но меня тащат на улицу. Один из мужиков в камуфляже бросает моему конвоиру куртку.
- Держи, это его. Не дай бог простудится. - Так и чувствую, как его лицо презрительно кривится под маской.
Конвоир с гоготом ловит куртку на лету свободной рукой. Нахлобучивает мне на голову капюшон.
- Держи, папкина радость!
В ярости скриплю зубами. Ясно... Это отец! Даже не знаю, радоваться этому или печалиться. То, что мне ничего не угрожает – это факт. Но на хрена он это делает? И что будет с Ариной?
Так и иду к знакомому чёрному джипу, как полусогнутый клоун. На башке капюшон, куртка волочится следом, рука неестественно загнута и прижата к спине.
Меня недружелюбно запихивают на заднее сиденье. Локоть, наконец-то, отпускают. И я, тяжело дыша от злости потираю ноющее плечо.
- Какого хрена ты творишь! – выдыхаю с ненавистью, глядя на тёмный силуэт, спиной прислонившийся к окну.
- Трогай, Дим... – отец будто не слышит меня. Обращается к водителю, и тот послушно жмёт на газ.
В салоне машины темно. На фоне светлого окна отлично вижу, как отец поднимает бутылку и делает несколько глотков. Я принюхиваюсь и понимаю, что воняет алкоголем. Причём сильно! Я сначала даже не понял... Это плохо, бухой отец – это хуже, чем трезвый. Он и трезвый не подарок!
Стараясь унять дрожь в ладонях, зажимаю их между коленями. Опыт общения подсказывает, что сейчас лучше молчать. А мне хочется схватить его и трясти за мерзкую тонкую морщинистую шейку. За то, что он устроил!
Боюсь навредить Арине. Если начнётся скандал, он под пьяную лавочку её не пощадит. Не знаю, что он может сделать, но он может многое...
Отец молчит, иногда прикладываясь к бутылке. И его молчание просто оглушает. Это тоже плохой знак! Боюсь представить, что у него в голове, если от одних пьяных мыслей, витающих в салоне, у меня уши закладывает.
Старый мудак!
Приоткрываю окно, чтобы не дышать выхлопами.
- Закрой! – резкий окрик.
Послушно закрываю и снова смотрю перед собой. Но один вопрос жжёт мне горло.
- Со мной была девушка. Что с ней?
- Твоя инвалидка? – Хмыканье. – За ней мать приехала. Не переживай.
Благоразумно решаюсь игнорировать оскорбление, чтобы не вывести папочку из себя. К тому же немного отпускает. Как представлю, что Арину крутят те же молодцы, что и меня, хочется отца прибить с особой жестокостью.
- Зачем ты это сделал? – Стараюсь говорить ровно и спокойно.
- Если я решил это сделать, значит это нужно.
Двумя руками скольжу по лицу, стирая ощущение бреда. Всё сложившееся у меня в голове не укладывается.
Я знаю, что нужно оставить этот разговор на потом. Но внутри свербит, крутит. Я просто не доживу, я должен понять, что происходит!
- Когда я отвисал на вечеринках с девчонками и алкоголем, тебя ничего не смущало. Стоило пойти в музей – тебя накрыло?
Снова хмыканье.
- Ты уедешь сегодня. В Шейцарию.
Да бля! Я расползаюсь по сиденью, придавленный очередным сюрпризом нетрезвого папаши. Он реально, издевается надо мной?
- Да пошёл ты! – Открываю окно, и высовываю голову на улицу.
- Дим, останови! – командует отец.
- Тут нельзя, шеф...
- Мне срать! Останови, я сказал.
Джип останавливается под недовольные сигналы водителей где-то на развязке. Слава богу, водителю хватило мастерства уйти в правый ряд и включить аварийку.
- Дима, выйди...
- Но, шеф!
- Выйди, я сказал!
На последней фразе отец неожиданно срывается в дикий ор. С возрастом такие перепады настроения у него всё чаще.
Это адски бьет по нервам окружающих, как если бы спокойный хладнокровный удав забился в истерике.
Даже я не всегда выдерживаю его фирменную психологическую атаку, что там говорить о психически неподготовленном водителе.
Водитель выходит на мороз в легкой курточке, без шапки. Мне его жаль.
Но ещё больше мне жаль Арину, она тоже не одета. Я - конченый идиот, как я мог потащить девчонку черти куда? Надо было одеть её нормально! Хоть бы мать догадалась, что она без одежды.
- Ты уедешь! Я уже купил тебе билеты, рейс через пять часов.
Да пошёл он, я пешком уйду в больницу, переночую там.
- Нет. – Дергаю ручку двери.
Заблокировано! Чёрт!
Лезу через отца на водительское сиденье. Там явно открыто.
- А ну сядь! – Дергает меня за шкирку, как котёнка. Чуть не падаю ему на колени. – Если не хочешь, чтобы твоя девка осталась инвалидкой, делай, как я сказал!
Последняя фраза заставляет меня отпрянуть назад и вжаться в кожаную обивку.
Внешне я спокоен, но внутри растёт напряжение. Кажется, подключи провода, и я смогу запитать небольшой город или ферму для майнинга. Прямо распирает от сдерживаемой яростной энергии. Одно неосторожное слово, и меня порвет!
- Что ты хочешь сказать? – цежу, стараясь не взорваться и не оторвать ему голову.
- Кир, у меня к тебе предложение. Деловое... – Снова пара глотков из бутылки, я всё это время наблюдаю за водителем, который, спрятав руки под мышки, заячьими прыжочками скачет вокруг тачки. Иногда пытается растереть уши ладонями. – Ты уезжаешь, а я оплачиваю Арине больницу, реабилитацию, восстановление, операции, если потребуются. Хоть новые ноги.
- Она и так лечится за твой счет, разве нет?
- Краник можно перекрыть. Остаёшься – поднимаешь её сам. Денег, насколько я знаю, у тебя нет.
Надо же, выпил почти пол бутылки какого-то крепкого пойла, а голос даже не плывет. Четкий и резкий, как всегда.
Сердито соплю, вытирая о джинсы вдруг вспотевшие ладони.
- Я заработаю!
- Пока ты заработаешь, пройдут годы. Девочке нужна помощь сейчас.
- Найду благотворительные фонды, спонсоров. Нет ничего невозможного.
- Хм... Рискни. Один мой звонок, и тебе не то что фонды, тебе даже у церкви копеечку не подадут.
- Зачем тебе это надо? Объясни! – обхватываю голову руками, не в силах поверить, что отец, который сквозь пальцы смотрел на мои увлечения тачками, алкоголем и девочками, вдруг пошёл на принцип, когда дело коснулось дружбы с Ариной. - Что плохого я делаю?
- Она тебе не пара! Девочка из неблагополучной семьи...
Вот и весь ответ! Я не выдерживаю. С меня срывает крышку, как со скороварки.
Бросаюсь к нему, шиплю прямо в лицо, с омерзением вдыхая пьяные пары.
- Это мне решать, понял? Только мне!
- Нет, Кир... Ты уедешь и забудешь об этой девочке!
- Нет!
- Тогда вот что... Отодвинься. – Отец спокоен и недвижим. Иногда мне кажется, что мы с ним антиподы. Когда я психую, папочка ведёт себя, как статуя из музея мадам Тюссо, если он заводится, то в мумию превращаюсь уже я.
Я отползаю на своё место. Ноздри раздуваются, чувствую себя, как цепной пёс, которому дали команду фас, но держат на цепи, не давая вцепиться в обидчика.
Отец достаёт из органайзера папку, шелестит бумагами.
- Что это?
- Документы, согласно которым халупа, в которой живёт твоя подруга, проходит, как целевое жилье. Если мать этой девчонки потеряет работу в столовой при заводе, они пойдут жить на мороз.
Как иллюстрация к его словам в моё окно влепляется лицо Димы с красным носом и заиндевевшими ресницами. Сглатываю и отодвигаюсь от окна. Мне жаль водителя, но отец его пустит, пока мы не закончим разговор.
- А это выписка из кредитной истории матери Арины. Здесь тоже всё не очень хорошо.
Он протягивает мне листок, но я, как завороженный смотрю на Диму, который за окном пытается подать мне сигналы бедствия.
- В общем, сын, решай! Или прекрасная жизнь у тебя за границей, в хорошем университете. И вполне сносная жизнь у Арины и её мамы. Или твои глупые принципы и упрямство. Будет ли девочка благодарна тебе за такой выбор?
Как в тумане передо мной плывёт лицо Арины, когда она слегка щурясь смотрела на картину. Ошалевшее, но такое милое, непосредственное и прекрасное. Её танец, естественный и завораживающий.
Захочет ли она, чтобы я из упрямства и самоуверенности прямо сейчас просрал её будущее? Дрожащий Дима за окном напоминает мне сейчас тонущего в ледяной воде пассажира Титаника. И смотрит на меня, зараза, как Ди Каприо на Кейт. С надеждой!
Подношу к стеклу руку, будто касаюсь его пальцами. У него уже и под носом изморозь.
- Ладно, - сам не знаю, как это выходит у меня.
Отец наклоняется и через меня показывает водителю большой палец, типо «Ок», можно заходить.
Дима несколько раз пытается открыть ручку водительской двери. Я встаю, дотягиваюсь до рычага и открываю ему дверь. Он падает на сиденье. Искоса бросает взгляд на отца. Тот молчит, и водитель с облегчением протягивает руки к печке.
- Трогай! – Командует отец.
Водитель смотрит на меня через зеркало заднего вида с немым ужасом. Его колотит так, что сиденье трясётся.
Закусываю губу и отворачиваюсь, глядя в окно. Прости, друг, и так я, кажется, немало налажал из-за жалости к тебе. Мог бы потянуть время...
Когда-то я читал про философское течение, последователи которого верили, что всё в жизни зависит только от них. Нет в жизни ситуаций, с которыми нельзя справиться. Всегда есть выход. В десятом классе, я прямо заразился этой идеей. Мне казалось, что всё в моих руках. Я могу сам выбирать, какой будет моя жизнь! Сам ей управлять.
Прошло лет пять, не больше! Но я больше не верю в эту теорию. От меня ничего не зависит.
Переносицу печёт, я не плакал уже очень давно. После смерти щенка, кажется, не было ни одной слезины.
Я не могу помочь Диме, заступившись и попросить пустить меня за руль, сделаю только хуже. Отец же специально это сделал, Дима - недавно у него, это неотъемлемая часть воспитания.
Воспитания через ломку!
Я не могу помочь Арине. Потому что лучшая помощь от меня сейчас – это смирение перед ситуацией.
Машина трогается. И я, прислонившись виском к окну, смотрю на проплывающие мимо фонари. Всё плохо! Но это ведь не навсегда! Мы будем переписываться. Мы сможем увидеться через несколько лет...