Кто тут хозяйка?

17. О том, что даже у самых бравых ведьм бывает любимая бабушка

Если вы хотите, чтобы ваша работа делалась долго, муторно, закрывалась под дедлайн, чтоб за неделю месячную норму – доверьте её перфекционисту. Он сам себя затыркает в самом начале проекта, вылизывая все до черточки, а потом впопыхах, тяп-ляп, добьет проект “к сдаче”.

Если же хотите, чтобы работы были выполнены в срок, и может быть, даже с опережением – сделайте себе одолжение. Найдите себе перфекциониста с вырванным из груди сердцем. Вот уж кто, заради того, чтобы хоть на время отключиться от печалей, сделает все быстро, эффективно, так, что комар носа не подточит. Просто потому что действительно глубоко уйдет в работу.

Мне хотелось ругаться. Самыми скверными словами, которых я нахваталась в обоих мирах. Потому что ди Венцер-то ушел, а вот горячие струны между нами никуда не исчезли. И только, кажется, сильнее натянулись, намекая, что со своим посылом далеко и надолго я переборщила.

Я игнорировала и тоску, пустоту, вот это все нытье.

Мне было не за что прощать этого вампира. Свинья, хам, редкостный придурок и…

Нет, лучше не думать.

Лучше в десятый раз проверить, все ли готово к ритуалу?

Да, все готово.

Белый круг, похожий на мишень, вычерчен на полу. Не замкнут. Малое кольцо внутри большого. В малом буду сидеть я, в большой войдет бабушка. Малый круг я замкну, дорисую линию, большой – так и останется с одной стороны открытым. Чтобы бабушка смогла уйти.

По периметру большого ждали момента зажжений семь пропитанных розмариновым маслом свечей. Тонкой дорожкой вдоль меловой линии была насыпана соль. Все для того, чтобы нашей с бабушкой беседе не помешали никакие злые духи.

Дожидаться последних лучей заката было реальной пыткой.

Колдовство оказалось ужасно интересной штукой. Хоть и не всегда простой и вообще никогда – не понятной. А еще… Боже, неужели я и правда её увижу?

Я похоронила бабушку пять лет назад. Только-только уехала от неё с выходных, хороших таких выходных, которые только и можно провести в деревне, когда понимаешь вкус чистого воздуха и свежей озерной воды. А через день дядя позвонил и сказал, что её сердце остановилось ночью. Не выдержало. Это было для меня настоящим ударом.

Как? Как она вообще могла умереть? У неё же было на редкость крепкое здоровье.

Строго говоря – у меня-то и была только она, и больше никого из родни, потому я и говорила, что это “я её похоронила”, хотя, конечно, на похоронах было полно народу. В конце концов, до последнего дня жизни она работала в школе. Учила детишек ботанике. Ну, в то время, как не ругалась с деревенской фельдшерицей. Та ужасно не одобряла “народные методы лечения”, которые распространяла в народе бабуля. Правда, когда племянничек заболел пренеприятным современным вирусом, и фельдшерица пришла к моей бабуле за отваром.

И нужно сказать, встал тот племянничек на ноги довольно быстро…

Ох, я и сама сейчас себя уболтаю, что бабушка была ведьмой…

Но ведь откуда-то взялись эти сказки в моей голове. Про неведомые миры и волшебство, что любит рабочие руки. Таких сказок я не встречала абсолютно нигде. Ни в одном сборнике сказок. А я ведь искала…

В назначенный час, когда комнату затопили вязкие серые сумерки, босая и в одной только семишовной рубахе с медной монетой, зажатой в кулаке, я шагнула внутрь двойного кольца, начерченного мелом.

Самое главное в этой ситуации – не чувствовать себя дурой!

Но верить в волшебство оказалось веселее!

Зажигаю свечи, медленно шагая вдоль круга.

“За серебряной рекой, за высокою травой, за зеленою змеей

Путь к воротам красным до страны прекрасной…”

Думала, придется читать заклинание с листа, а с дури – так часто перечитывала его за этот день, что заучила назубок.

“Я плачу монетой черному паромщику,

Чтобы переправиться с берега на берег.”

Монета падает в воду, почти беззвучно, без лишних брызг.

“По траве высокой я иду босая,

Оставляю тропку той, что призываю”.

Прохожу из широкого круга в малый. Заканчиваю линию, опускаюсь на колени, поднимаю деревянную чашу на уровень глаз.

"Предлагаю змею воду ключевую,

Пусть сегодня слышат мертвые живую" .

Ставлю чашу на пол, так, что внезапно выглянувшая луна отражается в воде, будто серебряный зрачок черного глаза.

Капля моей крови из проколотого ведьминой иглой пальцем, падает в воду, и будто якорь уходит на дно, почти не растворяясь.

“Красные ворота отворятся красным,

Приди ко мне, Татьяна, из страны прекрасной”.

Дурацкий стишок. И кто его сочинил? Такое ощущение, что какой-то едва-едва научившийся рифме первоклассник. И все же, закончив последние действия по ритуалу, я совершенно по-девчоночьи закрыла глаза, окунула руки в чашу с водой.

Ставшей слишком холодной для этой теплой ночи…

Мокрыми пальцами протерла глаза. Затаила дыхание. Я сидела спиной к проходу, я должна была ждать.

Чего ждать?

Долго ждать?

Может, уже не надо ждать?

Я все-таки где-то накосячила, и…

– Надо же, как ты выросла, Марь,– ворчливо кашлянули за моей спиной, – даже ворожить начала.

Голос звучал так уютно, так знакомо, что аж мурашки по спине побежали.

Ну все. Несите тысячу платков! Сейчас я смою весь этот мир своими слезами. Потому что – когда живые мужики уходят от тебя навсегда, это, конечно, грустно, а вот когда возвращается на одну только ночь дорогая бабушка, самый родной человек на свете…

Это, несомненно, другое. Тут и порыдать не стыдно!

– Ну-ка, ну-ка, поворотись-ка, внучка. Дай посмотреть на тебя.

Сколько помню наши мифы – поворачиваться на оклики мертвых не рекомендовалось. Но то на Земле. Там и спиритические сеансы выглядели как-то жутковато. В Велоре и смерть внезапно оказалась “прекрасной страной”, и процесс общения с мертвыми был для ведьмы – обычным делом, если судить по тому, как легко и просто Отрада мне это присоветовала.

Да и никак она от этого не предостерегала. От кучи всего другого – очень даже. Типа “не становись спиной к окну”, “не мой вечером голову” или “не черти круги на камне”. А вот от того чтобы повернуться к бабуле лицом – не было такого. Так что я повернулась. Уж очень хотелось.

Бабушка была…

Такой, что слезы, которые я старательно старалась сдержать, так и хлынули из глаз.

Такая, какой я её и запомнила.

Не худая, скорее – крепко сбитая, с коротко стриженными, вечно вьющимися волосами, в тяжелых квадратных очках.

Длинная юбка краем нашитой на подол бахромы подметала пол. Темные глаза как всегда глядели так, что сразу ясно – бесполезно врать, что ты к варенью не притрагивалась. И рот. Ехидный рот – самая любимая часть моего наследства.

Все и отличия от живого человека – живой человек обычно не такой голубой, и не просвечивает.

– Ишь ты, подишь ты, – бабуля подбоченилась, глядя на меня с искринкой во взгляде, – посмотрите, какие нынче ведьмы стали мокроносые!

– Да ну тебя, ба! – натурально рассердилась я и потянулась вперед. Еще заранее не зная, что мне будет что нащупать, но ощущая это каким-то восьмым или десятым чувством. Мы встретились на границе наших кругов. Я врезалась носом – в мягкое плечо, так знакомо пахнущую кардамоном и сушеной ромашкой шаль. Я уткнулась в мягкую ткань, обвила бабулю руками. Зажмурилась, ощущая, как внутри меня все ходит ходуном.

Вспомнила бабушкины пироги. Нет, они не были мягкими и воздушными, как обычно бывает в сказках, напротив, они почему-то всегда были суховаты и жестковаты, но неизменно – рыбный бабулин пирог шел на ура, а вот магазинные булочки всегда мне казались какими-то ненастоящими.

Вся моя жизнь казалась сейчас ненастоящей. Лишь прелюдией перед моим путешествием в этот мир.

– Марья, Марья, – теплая бабушкина ладонь пробежалась по спине, – ты хоть знаешь, что в Велоре не принято оплакивать умерших? За них принято радоваться, ведь там, куда они ушли – нет человеческих глупостей.

– А кофе есть? – брякнула я неизвестно зачем, – потому что если в этой вашей “прекрасной стране” нет кофе – она никуда не годится!

– Кофе есть, – усмехнулась бабуля, – все что хорошее – все есть.

– Ну тогда ладно, – фыркнула, хоть и сквозь слезы, – если там есть кофе, я за тебя спокойна.

Отстранилась, вернулась в центр круга, уселась на пол по-турецки. Бабуля не стесняясь уселась напротив меня, явно ожидая моих вопросов.

А у меня их столько в голове гудело… Ох!

– Значит, ты – ведьма, ба? – вопрос прозвучал даже слегка обвиняюще. Ну да. Столько лет, и ведь ни словом не обмолвилась…

– А мы начинаем с очевидных вопросов? – бабушка хитро-хитро прищурилась. – Ты же уже все поняла, что да, Марь. Да. Ведьма. Была когда-то. Скажем честно – неважная.

– Неважная? – удивленно вскинула брови я.

– Ну, да, – ба развела руками, – мы с сестрой странно разделили между собой магию. Я – могла открывать чудо-двери, но в любых других чарах была слаба. Улия – напротив. Ни единого портала не смогла в своей жизни открыть, даже на соседнюю улицу. А тебя-то как в Велор унесло, Марь? Ты же до шестнадцати так ведьмину книгу на чердаке не увидела.

– Я… Это…

По старой детской привычке, сознаваться бабушке в том, что надралась до зеленых дракончиков и белых шинолл – и каким-то мистическим образом умудрилась вместо двери в свою квартиру открыть дверь дома Матильды ди Бухе…

Ключевое и самое опасное в этом рассказе, разумеется, слово “надралась”. Хотя я и точно знаю, что с нашей почтальоншей они далеко не всегда холостой кофе распивали…

Но во мне еще была жива та девчонка, которую за большие косяки гоняли по селу большим таким крапивным веником. Правда в итоге повисший в воздухе вопрос вдруг сделался риторическим.

– И ведь как же ты, оказывается, хороша, моя Марь, – бабушка прищурилась, как-то по особому на меня глядя, – посмотри-ка. Будто и за себя и за мать огребла. Поздние ведьмы – редкость, но видать, судьба у тебя была такая, долго зреть, чтобы ярко расцвести. Умница моя.

– Так, ба! – я шумно выдохнула, стараясь удержать внутри себя радостно подпрыгивающую зайчиху. – Я ведь тебя не просто так призвала. По делу. Давай сначала вопросы решим. А потом поговорим. До рассвета ведь можно будет.

– Дельная моя коза, – бабуля с какой-то затаенной гордостью вздохнула, – давай о делах и правда.

– Моя прабабушка – Матильда Елагина?

– Ди Бухе, – поправила ба спокойно, – покинув ковен, мама отказалась от их фамилии и оставила себе титулярную. У неё вообще очень плохо было с родственниками. Мы с ними не общались. Только какой-то двоюродной тетке она писала письма. Я помню, её дочь, Отраду, мы даже как-то принимали в гостях. Я только-только посвящение прошла, а она – совсем девочкой была. Смешная была девчонка.

– Сейчас она очень дельная т… девушка, – назвать Отраду теткой язык не повернулся, – слушай, скажи пожалуйста. Было ли у меня хоть что-то, что может доказать, что мы действительно состоим в родстве с ди Бухе? Может быть, какой-то артефакт? Семейный портрет, где есть ты и Матильда?

– Портреты все остались в доме мамы, – ба качнула головой, – то есть твоей прабабки. Но они, разумеется, есть.

– Дом сейчас опечатан, и забрать из него хоть что-то, – я вздохнула, – мне нужно что-то не из дома. Что могло принадлежать только ди Бухе. То, что я могла получить только от тебя?

– Занятно, – ба постучала пальцами по колену, – но если ты испытываешь в этом необходимость, значит, ведьмину книгу ты с чердака так и не забрала.

Занятно, что только сейчас я поняла, что вообще-то… Об этой книге мне ба говорит не в первый раз. Больше того, на самом деле, о ведьминой книге, скрытой на чердаке бабушкиного дома, я от неё слушала чуть ли не все сознательное детство.

– А она точно может послужить доказательством того, что я – ди Бухе?

– Ведьмина книга, пропечатанная Матильдой ди Бухе, подаренная ей лично старшей дочери и предназначенная для передачи следующей ведьме в этой ветви? – бабуля глянула на меня как на дурочку. – Девочка моя, если это не доказательство, то ничто в мире – не доказательство.

Что ж, дело осталось за малым. Добраться до моего старого мира и забрать из бабушкиного дома книгу.

На словах – так легко, для ведьмы способной открывать чудо-двери.

На практике – насколько я помню, двери именно между мирами легко и просто открывались только в определенных местах, вроде моего дорогого и любимого домика. Да и как это сделать без “входящего вызова”, скажите на милость?

– Вижу, по делам мы с тобой еще не наговорились, – кашлянула бабушка, – не морщи лоб, Марь. Время до рассвета есть. Так что думай вслух, чай вместе – докумекаем.