Кто тут хозяйка?

18. О том, что за магию нужно платить большими деньгами

– Меня зовут Искариэль,и может быть я могу вам чем-нибудь помочь, магесса? – ослепительной красоты совершенно невозможная эльфийка улыбнулась мне так лучезарно, что я натурально начала задумываться о смене ориентации.

Осиная талия, огромные бездонные черные глаза, нежно-голубая кожа, золотые веснушки и белоснежные волосы, такие длинные и шелковистые, струятся аж до самых … колен стоящей за прилавком девушки.

Нет, эти эльфы это… хуже чем вампиры?

Нет, определенно, не хуже.

При воспоминании о пакостных, запавших мне в душу глазах цвета темных сапфиров, красота продавщицы в самой большой Завихградской оранжерее ощутимо потускнула.

Ну, хоть какой-то прок есть от того, что Марьяша втрескалась в упыря, да?

– Мне, пожалуйста, – заглянула в бумажку, – Эулариозу Висцениана.

– Висцелиана, – с благожелательным видом поправило меня небесное создание, – какой вам цвет? Лазурный? Ячменный? Коралловый? Индиго?

– Индиго! – снова сверилась с бумажкой. Бабуля сказала – для восстановления запасов пространственной магии нужна именно эта эула… мимоза глубокого синего цвета.

– Ох надо же, какая редкость, – продавщица эльфийской оранжерее восхищенно хлопнула длиннющими ресницами и мне показалось, что воздух вокруг меня заколебался, – одну секунду, магесса.

Искариэль скрылась меж высоченных прилавков заставленных цветками, а я осталась ждать. Думать.

С бабушкой разговаривали до самого утра. Сначала обсуждали мою проблему, потом – бабушка вдумчиво и педантично, как может только учительница, разъясняла мне как именно открывать дверь между мирами без внешнего запроса.

Потом – просто говорили.

Говорили о том, почему она ушла из Велора. О том, как этот дивный сказочный мир, которым я не могу налюбоваться вдруг стал моей бабуле невыносимо серым, и одним прекрасным утром она просто встала, подошла к первой попавшейся двери материнского дома и вышла… В другом мире.

– Мама навещала меня, когда я уже осела на Земле, – припомнила бабуля, – навещала, звала обратно, но я… Я сначала растила Кристину. Потом Диму. Потом Кристина привезла мне тебя. Знаешь, так забавно вышло. У ведьминских ковенов есть такая традиция. Первую девочку мать отдает ковену. Чтобы соблюдалась преемственность поколений. Мама не соблюдала этой традиции, она была вольной ведьмой и не собиралась создавать ковен. Но когда ты оказалась у меня… Это было так по ведьмински, что даже смешно. Хотя на Земле такое бывало и просто так. Без традиций. Но в общем, ты у меня была, колдовать не умела, в Велор я тебя увести не могла, и сама не спешила. Назад меня не тянуло. Даже когда деда твоего проводила.

– А он знал?

– Что я ведьма? – на этот вопрос бабуля насмешливо фыркнула, – знал. Причем можешь себе представить – сам догадался. Как первый раз зашел ко мне домой, увидел черного кота и стены мастерской, завешанные вениками сухих трав. Сказал, что если я не ведьма – то он готов сожрать первую попавшуюся сковородку. Ну как я могла это допустить? Пришлось сознаться.

– Сковородка была такая любимая? – съехидничала, не удержалась. Ба рассмеялась и махнула на меня рукой. Ей было прекрасно известно какую ехидну она воспитала. Да и что деда я любила, правда – очень плохо помнила, она была в курсе. Настоящая любовь – она ведь чувствуется даже в шутках.

Прощались в самую последнюю минуту. Уже спокойно, без слез.

– Я навещу тебя в День Мертвых, Марь, – предупредила бабуля, – так что будь добра, к этому времени навести в доме порядок.

– Наведу, будь спокойна. Всех тараканов по струнке построю и заставлю запросить политического убежища в другом месте, – кивнула серьезно, хотя твердо знала, что в этот самый День Мертвых сама бабушку увидеть уже не смогу. Таков уж был колдовской закон.

Ушедшего призвать ты можешь только раз…

– Ваша Эулариоза, магесса, – Искариэль вернулась, бережно удерживая в тонких хрупких пальцах тонкий стебелек яркого цветка.

Никогда не видела таких необычных цветов… Двадцать восемь лепестков насыщенного синего цвета, каждый – скручен в спираль, и все они собраны на одной тонкой ножке, образуя шарик, совсем слегка похожий на головку одуванчика.

Прелесть. А уж если учитывать, что семь таких лепестков должны восстановить мне полностью магический запас – совершенно бесценная штука. Вот бы таких штук пять купить – потому что я почти уверена, что с первого раза нужная мне дверь попросту не откроется.

Да и бабуля посоветовала запастись этой штукой. Однако…

– Сколько с меня?

Когда Искариэль с нежнейшей улыбкой озвучила сумму – мои пальцы аж замерли на подлете к тонкому стеблю цветка.

Сколько-сколько?

Господи, это же половина всего того, что лежит у меня на счете в банке.

За один цветок? Точно не за одну оранжерею?

Судя по всему местная инфляция со времен моей бабули побила все рекорды. Или у них тут и девальвация была? Раз десять, да?

– Простите, магесса, – заметив мою оторопь, Искариэль с таким искренним сочувствим понурила голову, – но цвет индиго – востребован только магами пространства. Дар редкий, наш товар – тоже. От того и цена.

И с эльфами торговаться бесполезно. Меня уже предупредили. Они вообще не понимают смысла и азарта в торге. Есть вещь – есть цена. К чему все эти длительные споры о грошах? Вечность ведь можно потратить и поинтереснее, так ведь?

– Ну что, заворачивать? – сочувственно вздохнула эльфийка, глядя на меня, внутри которой схлестнулись огромная внутренняя жаба и одно неуверенное “надо”.

Надо ли?

Может быть подождать пока магический резерв восстановится сам?

Но когда это будет? Точно не завтра, не послезавтра. Дай бог через неделю. А суд – уже через десять дней. И где гарантии, что я открою нужную дверь с одного раза?

Двери между мирами – это, блин, не дверь на расстояние от королевского посольства до службы магической миграции провесить. И расход сил не тот, и так просто не получится.

Если самолюбивая я еще решила бы, что все смогу и всех победю, трезвомыслящая ба во время нашего с ней разговора категорично качнула подбородком.

– Нет, Марь. Чудо-двери – потому и чудо, что открыть дверь в другой мир – это искусство. И многие волшебники в нем годами учатся в магических университетах. И так и не осваивают этого искусства, так и остаются мастерами простеньких порталов “от города до деревни”. Ты осваиваешь эту магию сходу, но и учти. Открывать двери в конкретный мир с непривычки – как из пушки целиться в иглу. Не попадешь. Гарантирую.

– Заворачивать! – печально заключила я, со всей силы приложив тяжелым камушком фактов внутреннюю жабу, – я вам выпишу чек в гномий банк, вы их принимаете?

– Ну, разумеется, – обворожительно улыбнулась мне Искариэль. Или это была кровожадная улыбка? Моей почти раздавленной в блинчик жабе именно так и показалось.

Ладно. Будем считать это вложением в защиту дома. Домик-то мне всяко дороже каких-то там денег. Даже хорошо, что господин Эрнст раззорил меня аж позавчера. Сегодня я бы на какой-то там гардероб уже денег зажала! Будем надеяться этот цветочек оправдает свои вложения.

Бесценный цветочек, стоивший целое состояние упаковали в маленькую хрустальную колбочку, которую можно было повесить на шею.

Я, мысленно наблюдавшая погребение честно павшей в великой битве, моей горячо любимой жабы, даже не удивилась, когда длинный цветок вошел в горлышко крохотного прозрачного сосуда.

Чего разевать рот, понятно же что это все – магия.

Вот бы их цены магия таким же чудесным образом уменьшала!

Для открытия дверей вернулась в гостиницу. Настроение было пресквернейшим. Как и всегда, когда приходилось расстаться с омерзительно большой суммой денег и еще было не ясно, стоили ли эти затраты того.

Вот сейчас понятно, почему за открытие чудо-дверей действительно стоило брать большую такую зарплату. Это ж раззориться можно – на одном только восстановлении запаса магических сил.

От нечего делать – пошла пешком. На самом деле, Завихрад мне нравился. И на каждом шагу им можно было любоваться. Каждая улочка была отдельным произведением искусства и на каждой – что-то происодило.

На одной из улочек дети рисовали на заборе белым мелом рисунки и эти рисунки слетали с досок и принимались двигаться. Я даже остановилась посмотреть.

Рисунки не становились настоящими, нет, они оставались все теми же рисунками, но вопреки этому и своим неуклюжим движениям источали жизнь.

Вот длинноногий, но неумолимо хромой жираф ковыляет за девочкой в синем платьице.

Вот серьезный пацаненок, высунув язык от усердия, прорисовывает в объеме какую-то заковыристую машину состоящую только из колес, рычагов и труб.

И когда он заканчивает, машина съезжает с забора и начинает источать клубы нарисованного дыма.

Дело было в меле, как я поняла. У детей его было немного, две или три штучки, а и они разделили его на всех – на всю ватагу из двенадцати человек. Еще несколько подпрыгивали рядом с рисующими и попискивали.

– А мне-мне оставишь?

Эх, где мои шесть лет, а? Хотя дай мне такой мел, я сама бы у этого забора залипла, нарисовала б чего-нибудь такое, чтоб у всех глаза повылазили.

Но мне нельзя, я взрослая тетка и у меня в этом мире внезапно постоянно в наличии имелась куча дел. Нет, правда. Из дней, забитых пылью, мешками хлама и внезапными чудесами я резко нырнула в дни беготни между бюрократическими инстанциями и предсудебной возни.

Можно сказать сейчас я первый раз остановилась, чтобы насладиться моментом.

Надо же…

Хотя нет. Был один момент еще. На крыше бани, на закате дня, который мы с Джулианом были уверены – станет нашим с ним последним.

Интересно, как бы все сложилось если бы гноллы нас не отвлекли?

Вздохнула и зашагала дальше. Дел было по-прежнему выше крыши. На самом деле, перед путешествием в родной мир волновалась – получится ли хоть что-то? Смогу ли оттуда вернуться? Наговорить-то мне ба наговорила много, но я никогда не относила себя к тем, кто очень просто понимает объяснения. Вот один раз показать – это куда продуктивнее, чем сто раз рассказать.

Увы.

Показывать было некому. Разбираться придется самой.

Это поймало меня на верхних ступеньках крыльца “Элессара”, когда с летней веранды гостиницы ветер донес запах чего-то сливочного, пряного и … Прогорклого.

Мысль была не моей, скользящей, абсолютно чужой, и осознав её я остановилась и принюхалась лучше. Почти услышала над ухом.

– Тир, ты что нюх потерял? Масло уже черное, я тебя сам сейчас в нем прожарю, для этого оно сгодится!

Обернулась – убедилась что за спиной никого нет. Зажмурилась. Открыла глаза и поняла, что мир в глазах как будто рябит. Будто одним глазом я вижу обычную, залитую солнцем завихградскую улицу, а вторым…

Странного парня, не очень человеческой наружности с очень длинными, покрытыми шерстью ушами и плоским, похожий на звериный носом. Парень с виноватым видом плелся в сторону раковины со сковородкой в руке.

Мир вздрогнул, чуть повернулся, задел взглядом высокий стол с расставленными на нем черными тарелками. Приблизился к ним. Заинтересованно изучил каждое. Принюхался, подцепил кончиком длинного пальца каплю соуса с одной из тарелок, отправил её в рот…

Сбросил содержимое тарелки в мусорный бак стоящий рядом.

– Клайр, переделай шеллариф. Ты что, решил отравить госпожу графиню? Она же не переносит орехов.

Я стояла как дура, закрыв правый глаз, смотрела в то, что не было моим настоящим, и где-то внутри у меня что-то ныло.

Я прекрасно понимала, что вижу.

И чей голос слышу.

Я не понимала только… Какого черта! Как?! И почему!

Поясняющей строки не появилось. Но картинка никуда не исчезла.

– Милорд, – изящная вампирка, в сером фартуке официантки появилась в кухне, – герцог ди Оллур просит ваше фирменное сотева. Мы не можем ему объяснить, что вы сегодня не готовите. Можете сказать сами?

– Сейчас выйду, – слышу усталый голос. Мир снова покачивается, приходит в движение, шагает к темной двери, куда ушла официантка.

Господи, кто вешает у дверей кухни зеркала!

Джулиан замирает напротив стекла, уставившись в глаза самому себе, а такое ощущение – что застукав меня на горячем. И я пугаюсь, отчаянно пытаюсь закрыть и второй глаз, будто и не подглядывала вовсе.

Не получается.

Я продолжаю видеть и…

Меня будто легко толкают в грудь, не физически – магически. Будто Джулиан сам понял, что я не могу разобраться с этой связью сама и все сделал за меня. Не сказав ни единого слова при этом.

Да, дорогой, я тоже соскучилась!

Вопрос "что это было" оставался самым актуальным.

Поразмыслив – я даже нашла себе утешенье. Хорошо, что я заглянула только на кухню его ресторана, а не в спальню, например. Дело-то конечно было любопытное, но вот быть застуканной на этом – было бы крамольней некуда.

Прямых объяснений случившемуся у меня не было, а вот дела – были, поэтому я предпочла заняться ими, а все прочие личные вопросы – можно пока отложить.

В номере меня ждало… А в номере меня ждала башенка. Необычная такая, живая.

Пока я собиралась ранним утром посетить центральную эльфийскую теплицу – мне успели принести завтрак. На завтрак был кофе, на завтрак были пышные оладьи с каким-то очень ароматным, но не опознаваемым вареньем из неизвестной мне ягоды. Я завтракать не стала, ба сказала – лепестки эулариозы нужно употреблять внутрь на голодный желудок, отложила завтрак хотя бы до того момента, как восстановлю свой магический запас. Чтоб браться за прокладывание троп в чужие миры в сытом и добром состоянии. Увы, я просчиталась.

Пока меня не было, мои драгоценные питомцы решили, что раз хозяйка не съела – значит и не хочет, так что они не могут позволить пропасть добру.

Блюдце из-под варенья уже стояло на полу, и Вафля стоящая на четвереньках занималась тем, что старательно его вылизывала всеми тремя языками сразу, стремясь расправиться с каждой молекулой варенья на белом фарфоре. Это было видимо что-то вроде спасительной помощи дорогой хозяйке в духе: “мы съедим за тебя все твое сладкое, скажи спасибо, ведь твоя попа останется прежнего размера”.

Оладьи постигла иная участь. Кто-то… Я подозревала шиноллу, потому что до сей поры Вафля не проявляла себя как будущий Скрудж Макдак. В общем шинолла оказалась запасливой особой. Она решила, что этой аппетитно пахнущей еды слишком много, и съедать её за раз – слишком жирно, нужно подумать о будущем. Именно поэтому, оладьи были аккуратно развешаны на многочисленных рожках люстры, на декоративной веточке сухого дерева, торчащей в вазе и на загадочных тонких, белоснежных, ветвистых рогах висящих на стене над кроватью. Сохли. Как грибочки.

Позаботившись таким образом о хозяйкиной сытой жизни на ближайшие пару сезонов с чувством выполненного долга шинолла забралась к Вафле на спину и заслуженно лакала кофе.

На спине у Вафли!

– Быстро же вы спелись, дамы, – озвучила я, застукав “дам” на месте преступления. Нужно сказать, в умных глазках обеих в эту секунду отразилось что-то вроде тени совести, но на этом знакомство с этим дивным чувством и закончилось. А вот инстинкт самосохранения сработал прекрасно. Паршивки бросились в разные стороны, исходя из мысли, что за обеими я не погонюсь, а поодиночке – наказывать не стану.

Я нашла взглядом саламандру. Вот уж кто вел себя как надо. Сидела себе моя прелесть в террариуме на горящей веточке и жевало уголек. Трещинки на спинке красиво алели.

– Вот ты у меня молодец, – вздохнула я. Саламандра самодостаточно моргнула, мол, да – так точно, а что, были какие-то сомнения?

Сомнений в ней не было.

А вот в компетенции одной хвостатой морды – были.

– Три-и-иш!

К моему удивлению, дворецкий откликнулся не сразу. Более того – мне пришлось даже войти в его комнатку, обнаружить его спящим. Спящим в кресле! В то время как я оставила его приглядывать за живностью. Спал он настолько крепко, что мне даже пришлось потрясти за покатое крысиное плечико. Сильно так потрясти.

– М-м-миледи? – голос моего крысюка звучал полупьяно. Совершенно из ряда вон. Мой, образцовый дворецкий и… Нетрезвый?

Но на меня он лупал глазками совершенно осоловело. И двигался как-то вяло. Будто не торопясь проспаться.

– Триш! – я встряхнула крысюка сильнее. Вот только и это не помогло.

– Вот пришла тут, топает, и трясет и трясет, – неожиданно тявкнуло мне из под кровати, – тоже мне – ведьма. Не знает, что после зелья сон-сон скоро не очухаешься.

– После чего?

Я наклонилась и заглянула под кресло. Блин. Только и увидела, что быструю тень и длинный хвост с зазубринами метнувшиеся под кровать.

Это он что, рассчитывает, что я его по всему номеру гонять буду, пока не найду?

– А ну-ка вылазь, – топнула ногой, – если ты из гостиничной обслуги, то я тебе сейчас хвост оторву. Нельзя же так пугать.

– Не из обслуги я, – пискнуло из под кровати, – а ты бить не будешь?

– Не буду.

– И уши дергать?

– И уши.

– И хвост?

– И хвост, и руки, и ноги, и пальцы и прочие части тела, – я наскоро перечислила все пришедшие голову вариации, – вылазь, говорю! А то я найду веник и…

– Вылажу, вылажу, – сконфуженно буркнуло из под кровати и выполз оттуда… Мой вчерашний гремлин. Ну, тот прожорливый ушастый малек, которого я у городского архива пирожками прикармливала. Чувствовал он себя неуютно, мялся, грыз ногти и вообще с тоской поглядывал на покрывало, за которым было так удобно прятаться, но все же не уползал. Видимо, боялся веника.

– Здрасьте, – сподобился поздороваться.

– Здрасьте, здрасьте, – кивнула я, – и чего вы тут забыли, сударь?

– Так энто… – ушастый немного замялся, – ты меня кормила. Я теперь тебе помочь должен. Вот.

– И все?

– Все! – глаза крылатой чуди были такие большие и честные, что я ему не поверила.

– Ну, лады, рассказывай, – кивнула, – что за зелье сон-сон и при чем тут мой дворецкий.

– Так напоили его им, – чудь мотнула носом, указывая на пустую чашку стоящую на столе, – под самую завязочку накачали. Чо не чуешь сон-траву? Тоже мне, ведьма!

– Хамить необязательно, – заметила я, подавляя желание ответить чуду подзатыльник, – а зачем Триша поили этим зельем?

– Ну а как бы они твой номер обыскали пока он не спит? – удивился гремлин, глядя на меня как на дурочку, – или чо, не видишь, что у тебя тут все перерыто?

Я…

Вообще-то видела.

Но до этого момента списывала бардак в номере на вольные художества беспризорных питомцев.

А вот теперь…

А теперь действительно… Уж больно аккуратный тут царил хаос. Вещи не уронены, а передвинуты, выложены, упорядочены не в том порядке, в котором я все оставляла. Скучающая шинолла, как скучающая кошка – она не будет перекладывать стопку блузок, которую я приготовила к упаковке в гостиничный комод. Она её просто свалит на пол. Или сверху полежит.

– Так, – взялась за стул и уселась на него, чтобы выдержать любое последующее откровение, – а теперь рассказывай нормально! Что было в моем номере, пока меня не было?

– Чо-чо, – сварливо огрызнулся ушастый, – чо те все повторять-то нужно? Этого, – длинный ноготь ткнулся в Триша, – зельем подпоили. Обшмонали тут все. Ругались на тебя жутко. Я три новых ругательства запомнил.

Только три? Это ж какой у тебя ругательный запас, мелочь?

– А ты все это время здесь сидел? – удивилась я.

– Со вчерась еще, – буркнул мне маленький нахаленок, – меня ж мои выперли. А ты накормила.

– Хорошо, больше не буду, – фыркнула, услышав претензию в голосе гремлина. Тот как-то помрачнел.

– Так кто рылся в моем номере? Горничные?

– Не, не горничные, – гремлин брезгливо скривился, – здесь горничные фейки. Прилетят, крыльями побряцают, пыльцой своей вонючей во все стороны посыплют и все – красота, благодать. Вещи гостей они не трогают.

– Так кто был? – терпеливо повторила, хотя лимит терпения постепенно исчерпывался.

– Не знаю я! – как-то уж совершенно сердито брякнул мелкий, – я прятался. Не видел. Только чуял и слушал.

– Ты вроде мне помочь порывался.

– Так как тут помочь? – ушастый печально сник, – против ведьм нашему брату не попрешь. Особо против тех, от кого пахнет черным. Они из ваших самые поганые.

– Пахнет черным, это как? – вообще не поняла.

– Пахнет черным – это пахнет черным, – повторил мелкий мрачно, как дурочке, – вот ты пахнешь синим. А та – черным. Плохо.

– И ей бы ты хамить не стал? – не удержалась.

– Я б за ней не пошел, – отрезал бесенок, – такой помогать – сто лет не отмоешься. А ты – ничего. На тебя может даже поработать можно.

– Надо же, какая честь, – вздохнула, покосилась на вновь задремавшего в кресле Триша, оглядела номер.

Здесь что-то искала ведьма, что “пахнет черным”. Ругалась. Не нашла ничего? Или все-таки нашла? Не многовато ли на сегодняшний день у меня событий напроисходило?

Ох, какой скандал мне пришлось закатить администрации “Элессара”.

Среди бела дня! В их расфуфыренной гостинице! Шастает по оплаченным номерам непонятно кто! Если бы мне было безразлично, в сохранности ли будут мои вещи – я бы арендовала койку в забегаловку на окраине!

Бедные мои связочки!

У несчастной эльфийки-владелицы, когда я уходила – нервно тряслись оба кончика длинных ушей. А ведь вечная раса, должны бы быть поопытнее, потерпеливее.

Зато после скандала меня переселили аж в королевский номер, с тройным контуром защитных от вторжения заклинаний. С шестью дополнительными комнатками для фамилиаров и домашних питомцев. Хоть еще дополнительно двоих заводи.

Да-да, двоих.

Вдоволь налюбовавшись на красоты номера я внезапно обнаружила, что давешний гремлин неловко мнется у дверей, нерешаясь проходить в глубь номера.

– Тебе чего надо-то? – прямо спросила, в лоб, – если ты все еще ищешь как отблагодарить за два пирожка, то думаю – рассказ о том, что у меня в номере без меня шарились – годится, погоди, там говорят магостража придет, зафиксировать факт вторжения. Вот им это все повтори и свободен.

– Ну, энто, – ушастая чудь смущенно колупнула пальцем босой зеленой ноги паркет, – мож тебе работник нужен? А то я могу!

– И чего ты можешь? – скептически смерила его взглядом, – под креслом сидеть, когда меня обворовывают?

– Я-а-а-а? – бесенок раздулся от собсвенной недооцененности, – я – гаргул в восьмнадцатом поколении. Я знашь, скок всего могу?

– Жрать и спать за полезные навыки не считаются, – фыркнула уже из вредности. Самой было интересно, чего там этот гаргул умеет. И, так вот оказывается, как эта народность называется. Гаргулы. Тьфу ты, гаргульи! А я-то думала – они все сплошь каменные, на стенах сидят!

– Жрать и спа-а-а-ать? – возмущенный гаргул взвился в воздух забавно бякая крылышками, – да я… Да ты! Ничо ты не понимашь. Вот!

Судя по тому, как он растерялся – он и сам не знал, какие свои бесценные навыки предложить мне как потенциальному работодателю.

– Так, ну ладно. Давай прикинем, – поняв что внятного рассказа от обиженной мелочи я не дождусь, – за живностью моей присмотреть можешь? Чтоб не жрали чо не положено, не лазили куда нельзя, не делали, что не позволено?

– Ну, эт могу, – уши у гаргула обнадеженно приподнялись, – ток ты сама базарь, чо им можна.

– Мож ты еще свечи в люстре поменять могешь? – глянула на крылышки мелочи, прикинула их практическое применение, – только не здесь, а в моем доме.

– Эт про который твое ворье базарило? – гаргул махнул ушами.

– А про это ты не говорил.

– А чо без толку языком-то махать, – чудь удивленно на меня вытаращилось, – орали они, чо должно быть у тебя чо-та. Чо не могет быть чтоб не было. Иначе ты б в Кладезь не приперлась.

– Кладезь?

– Ну та ведьмина громадина, откуда меня выперли, – снисходительно уронил бесенок, – мы её Кладезью зовем, ибо там уйма всего.

Ага. Речь про архив, видимо.

Значит, моих грабителей взбаламутил именно мой визит в архив? Очень интересно. И говорили они в контексте дома.

У меня оставалось возмутительно мало вариантов для подозреваемых.

– Как тебя звать-то хоть, мелочь?

– Мырх, – важно сказал гаргул, будто это был цельный титул.

– Ну ладно, Мырх, – протянула вперед ладонь, – клянешься ли ты служить мне верно и без обмана, без пакостей и грубости. В обмен… Чо ты там хошь?

– Злотый в месяц, – в глазах гаргула яркими звездами запылала алчность истинного дракона, – и жрать до полпуза три раза в день.

– До полпуза это как?

– Ну как! – мелочь снова поразилось моей неосведомленности, – до пуза – эт када ты пожрал и с ног валишься. Работать не могешь. А до полпуза пожрешь и работа из рук не валится. Поняла?

– Поняла, – термин я определенно оценила. Вот значит она какая – диета по-гаргульи. Жри на пол-пуза, то есть не до осоловелости, и точно не поправишься. Значит, клянешься ли ты Мырх мне, ведьме Марьяне, служить верно и без обмана за ползлотого в месяц и жрачку до пол-пуза три раза в день.

– Клянусь. – На урезанную ставку гаргул возмущенно фыркнул, но я еще посмотрю, как он работать будет. Плохому работнику у меня из зарплаты будет только хороший пендель.

– А подведешь ты меня – прокляну так, до смерти будешь икать и ходить будешь весь такой синенький, в беленький горошек, – посулила, на всякий случай. Узрела в глазах гаргула истинный ужас, выдохнула.

Впечатлился. Ну и хорошо. Надеюсь и вправду – не лишнее приобретение. В штате.

Почему-то мелочь мне было жалко. Оно конечно нахальное было, но как вспомнишь, какими зуботычинами его “угощали” в архиве – поневоле проникнешься. А так – пусть лоток за Чушкой чистит. И саламандре дровишек подкидывает.

Триш проснулся только после обеда. Проснулся, послушал чего без него напроисходило – чуть хвост себе не откусил.

Ну конечно. Как мог! Дворецкий! С его квалификацией.

К этому моменту соизволила притащиться магическая стража. Невысокий худой мужчина, с безликим лицом и холодным взглядом. Я ему коротенечко обрисовало что и где, подчеркнула моих подозреваемых, и…

– Что-нибудь пропало, – бесцветно поинтересовался маг никак не меняясь в лице.

– Нет, – встряхнула головой.

Честно говоря, не было у меня ценных вещей. Все ценное было в гномьем банке и – в хрустальной волшебной колбочке у меня на шее. Пожалуй, если украсть у меня стоило только фамильяров, но и их не стали трогать.

– Ну, тогда и обвинение предъявлять не по чему, – прохладно проронил маг, – вот если бы у вас что-то пропало, мы бы проследили след вещи по слепку вашей ауры.

– А так значит доказать нельзя?

– Следы ауры затерты, – безразлично проронил маг-стражник. И я почему-то… ему не поверила.

Ну не может быть, чтобы ничего не было…

Кажется, у кого-то все-таки есть крыша в органах магического правопорядка?

Затосковала. Потом оклемалась – что это я, у меня ж защита королевского номера! Хозяйка гостиницы клялась всеми клятвами, что чары этой защиты непреодолимы вообще никак. Что ж, надеюсь – это неизменно.

Мага-стражника задерживать не стала. Все равно бесполезный. После его ухода заперла дверь на ключ, даже искусилась придвинуть к ней комод.

Сняла с шеи скляночку с магическим цветком. Все, тянуть больше нельзя. Нужно доставать книгу и запирать её в банке. Пожалуй, только там Софик до неё и не доберется!