Купчиха

Глава 19

Некоторое время всадники ехали по накатанной дороге, окружённой невысокими стенками из камней, которые местные крестьяне вытащили со своих полей. Затем стенки стали выше и превратились в уступы скал, но дорога оставалась всё такой же накатанной.

— По ней возят добытое на приисках, — пояснил Ули, — но сезон только начался и никто пока не добыл столько, чтобы везти это на телегах.

Теодор закивал в знак того, что понял, почему столь прекрасная дорога абсолютно пустынна, Виола с Мельхиором улыбнулись. Им было всё равно, главное, никто на пути не встретился, а лошадям не пришлось ломать ноги. Как только сады вокруг дороги сменились на скалы, уклон дороги стал круче. Лошади ступали медленнее, видно было, что они утомились. Да и день шёл к концу, солнце клонилось к горизонту, а тут, в горах, сумерки должны были наступить раньше, чем на равнине.

Тео волновался: успеют ли они добраться до убежища до темноты. Ехать по горам и при свете непросто, а, когда стемнеет, лошади ничего не стоит повредить себе ногу и тогда… О таком даже думать не хотелось. Наконец, когда солнце уже дотронулось своим краем до вершины отдалённой горы, Ульрих решительно свернул на тропинку, едва видневшуюся среди камней, кустов и пучков травы.

— Уже недалеко, — сказал он.

Остальные с облегчением выдохнули. Вряд ли они сегодня смогли проехать дальше. Эди проснулся и тихонько, хныкающим тоном донимал мать: когда уже будет привал и он сможет поесть, попить и побегать. Виола терпеливо разъясняла ему ситуацию:

— Милый, мы сбежали от злой тётки и пока нам угрожает опасность. Ты же не хочешь вернуться в замок? Нет? Так что сиди тихо, терпи, когда можно будет остановиться, я тебе скажу.

Очень убедительно, но действовало внушение минут пять, много семь, а потом всё начиналось сначала и Виоле приходилось терпеливо повторять одно и то же в разных вариациях. Ули попытался что-то сказать мальцу и получил в ответ злой взгляд и вопрос:

— А ты вообще кто такой?

Ули возмутился, хотел сказать что-то вроде: я твой отец, но под пристальным взглядом Виолы заткнулся и даже отъехал подальше вперёд. Мельхиор улыбнулся мальчику, но тоже промолчал.

Сумерки всё больше сгущались и грозили превратиться в настоящую ночь, когда маленький отряд наконец миновал небольшой перевал и стал спускаться в узкую горную долину. Она была настолько невелика, что даже в сумерках её территорию можно было охватить одним взглядом.

— Ну, где тут твоё убежище? — спросил Тео у Ульриха, — через час наступит полночь, а мы всё болтаемся по горам.

Ули поднял руку, ладонью обращённую к Теодору, как бы говоря: подожди. Ещё локтей пятьдесят и перед ними вдруг возникли ворота из жердей. Граф соскочил и открыл их своим спутникам, затем, когда все проехали, закрыл за собой и снова забрался в седло.

Дорожка вильнула вправо и ещё через сто локтей они оказались во дворе добротного двухэтажного дома под крышей из дранки.

— Дядя Стефан, тётя Эльза, я приехал! — радостно крикнул Ульрих.

На его голос из дома выбежала невысокая, полная женщина на вид лет пятидесяти.

— Деточка моя! — воскликнула она, — Приехал наконец! Да слезай уже со своего коня, иди сюда, я тебя поцелую! Столько лет не виделись!

Ульрих лихо спорхнул с лошади и симпатичная тётенька заключила его в объятья. Графёнок не соврал: видно было, что его тут знают и любят.

Выбравшись из объятий Эльзы, он обвёл взглядом двор и с тревогой спросил:

— Тётя Эльза, а где дядя Стефан? С ним всё в порядке?

Она вдруг засмущалась.

— Он в погреб спустился, оттуда не слышно, что происходит во дворе. Сейчас я его позову. Только, — она отвела взгляд, — сдал он сильно, после того, как его избила стража графини. Хромает и плохо слышит. Но жив, и крови в моче уже почти нет.

Она радостно улыбнулась Ульриху, а он стоял, как громом поражённый. Как такое могло случиться? Как проклятая графиня посмела?

Эльза тем временем оглядела тех, кто приехал с её бесценным Ули и спросила:

— Кто ж это с тобой? Твои друзья?

Виола, которая в этот момент слезала в лошади, усмехнулась про себя. Вот тётка молодец: вроде как не жаловалась, но информацию всю донесла куда нужно. Видно, для юного графа она- очень близкий человек, раз разговаривает с ним на ты.

— Друзья, — тётя Эльза, — подтвердил Ульрих, — самые близкие и дорогие друзья. Вот, знакомься: Виола и Теодор. Они спасли меня тогда, привезли из Элидианы, сумели сохранить мне не только жизнь, но и магию. А это их друг магистр Мельхиор, без него мы бы сюда не добрались.

Добрая женщина расчувствовалась, расцеловала Виолу и Тео, шепча им на ухо всякие милые слова, чтобы выразить свою признательность, а перед Мельхиором присела в низком придворном поклоне. Магов, как все здесь, она уважала и побаивалась.

Тут как раз на крыльцо вышел её муж и процедура ликования и знакомства повторилась. Стефан оказался мощным, высоким, кряжистым мужиком под шестьдесят. Он хромал, но палкой не пользовался, ходил так. На суровом, как из дерева вырезанном лице красовался довольно свежий рваный шрам через всю левую щёку. Виола чуть не охнула от жалости, а Теодор сразу определил, что мужика, скорее всего, задели моргенштерном на излёте. Если бы попали как следует, убили бы наповал. Это вот так развлекаются подчинённые графини?

Но юному графу Стефан был искренне рад. Надеялся, что он защитит своих подданных? Или просто был привязан к милому, славному, но довольно бестолковому парню?

Стефан первый обратил внимание на Эдмона, который, как только его спустили на землю, спрятался за спиной мага. То ли счёл его лучшей защитой, то ли просто воспользовался тем, кто у Мельхиора оказался самый длинный и широкий плащ.

— А что это за молодой человек с вами? Прекрасный юноша трёх лет от роду? — спросил хозяин дома, — Не пора ли его накормить ужином и уложить в кроватку?

Эди тут же вылез и, не давая никому сказать слова, протянул старику сво мальнькую ручку.

— Эдмон Бенье, будущий маг к вашим услугам.

Затем изящно поклонился и шаркнул ножкой, как безуспешно учила его Регина. Бедная женщина была уверена, что зря тратила время, но вот настал момент — и воспитанник вспомнил её уроки. Стефан был растроган.

— Милый мой, какой же ты красавчик и умница, — сказал он и добавил, — Но что же мы во дворе стоим? Заходите в дом! А я ваших лошадок обихожу и тоже приду.

Ули, Виола, а за ними и Эдмон с Мельхиором пошли за доброй Эльзой под крышу, а Тео увязался за Стефаном под предлогом, что лошадей много и вдвоём они скорее справятся. На самом деле он хотел исподволь выспросить у хозяина дома, чего им ожидать.

А Эльза тут же отвела мальчика умыться с дороги и сунула ему под нос огромную кружку молока с не менее впечатляющей краюшкой свежего, ещё тёплого хлеба, извиняясь, что ничего более подходящего для юных принцев, кем, без сомнения, является Эдмон, не нашлось. Мальчик не допил молока и не осилил весь хлеб: глазки у Эди слипались и его пришлось уложить. Эльза была готова уступить гостям свою спальню, которая находилась на первом этаже, но Виола настояла, что ей с сыном будет удобнее в гостевой, на втором. Туда и отнесли засыпающего на ходу ребёнка. Виола осталась с ним, потому что после случившегося Эди стал неспокойным, волновался, как бы его снова не разлучили с матерью и поэтому часто просыпался, чтобы удостовериться: Виола рядом.

Эльза заволновалась: бедная девочка даже поужинать нормально не успела. Она было хотела принести еду Виоле прямо в комнату, но Мельхиор её остановил. Он сейчас перекусит и сменит Виолу с дежурства. Ей приятнее будет отдохнуть за столом и поучаствовать в общей беседе. Женщина наскоро собрала на стол и, не успела она закончить, как из конюшни вернулись мужчины. По их виду можно было понять, что они нашли общий язык и довольны друг другом.

Все сели за стол, но Мельхиор очень скоро поднялся и откланялся, дав понять, что пришлёт вместо себя Виолу. Когда он ушёл, Ульрих с облегчением выдохнул. Ему не в чем было упрекнуть старшего собрата по профессии, тот вёл себя безупречно, но одним своим существованием отравлял графу жизнь. Стоял как скала между ним и Виолой и не собирался уступать дорогу.

Не прошло и двух минут, как девушка спустилась и села рядом с отцом. Выглядела она усталой, даже замученной, но спокойной. Она чувствовала, что в скрытой от людей горной долине ни ей, ни ребёнку ничто не угрожает, по крайней мере сейчас. Сидела, слушала, что рассказывает Стефан о жизни в графстве под ругой Гедвиги, неопределённо улыбалась…

А мужчина излагал очень неприятные факты. С тех пор, как Гедвига получила от пасынка доверенность на правление, дела пошли вкривь и вкось. Никто из присутствующих в этом и раньше не сомневался, но теперь они узнали подробности. На самом деле графиня не правила, она только обозначила свои требования, а затем передала всё в руки начальника своей личной стражи, Хельмута. Это внешне приятный мужчина с хорошими манерами оказался тираном похлеще любого из длинной череды графов Эгонов. Те всё же всегда соблюдали границы, потому что знали: графство принадлежит им, они должны передать его потомкам. Поэтому даже самые жестокие из них не разоряли свои земли подчистую.

Хельмут же пришёл сюда не так давно с целью обогащения. Ему плевать было на графство, хотелось только набить карманы. Ради этого он и к графине подъехал. Ни Стефан, ни его жена не сомневались: до того момента, когда на Гедвигу наложили проклятие, Хельмут был её любовником. О том, что между ними случилось после, супруги не знали: как раз тогда Стефан отказался подчиниться распоряжению Хельмута и выплатить повышенный налог, отговорившись тем, что молодой граф Ульрих пообещал ему, что до конца жизни не возьмёт с него и его семьи ни гаста налогов.

Напрасно он уповал на авторитет отсутствующего. Его избили и бросили умирать на дороге. К счастью, двое старых друзей под покровом темноты его подобрали и перенесли в долину. Сюда люди Хельмута не суются. Он нанял их из выгнанных из гильдии наёмников, они плохо знают горы и боятся заблудиться. Но на всякий случай Стефан с Эльзой приготовили им подарочки: если что — камнями засыпят по самую маковку.

— А Гедвига? — спросила Виола.

— А что она? — вопросом на вопрос ответил Стефан, — Она во всём верит Хельмуту, на него ей жаловаться бесполезно. Та самая женщина, которая её прокляла, как раз и пыталась. Стражники обобрали её как липку, да ещё и изнасиловали вместе с маленькой дочкой. Девочка умерла, а безутешная мать пришла к графине жаловаться. Вместо этого сама попала в жернова: её же и обвинили не знаю только в чём. Я в это время лежал здесь в горячке. И знаете? Мне жаль, что эта бедняжка прокляла только графиню и ничего не сказала о мерзавце Хельмуте.

— Ничего, — тряхнул кудрями Ульрих, — Живым он отсюда не уйдёт, или я не Ульрих Эгон!

Эльза тем временем тихонько пыталась расспросить Виолу:

— Деточка, — ласково проговорила она, — этот очаровательный малыш — твой сынок?

Засыпающая Виола кивнула.

— Чудесный мальчик и очень на тебя похож. А ещё, — голос женщины стал сладким, как патока, — очень он напоминает нашего Ули в детстве. Такие же ясные глазки, да и носик… Я, как увидела, сразу подумала: не он ли новый наследник, которого нашла Гедвига? И не удивляйся так, — добавила она, видя как лезут на лоб брови Виолы, — мы тут, конечно, оторваны от жизни, но не настолько, чтобы не знать новостей нашего графства.

Ульрих краем уха услышал, что речь идёт о малыше Эди и, не давая Виоле ответить, сказал сам:

— Тётя Эльза, ты всё правильно поняла. Эдмон — мой сын. Мой и Виолы. Конечно, он мой наследник. Но я не хочу, чтобы Гедвига могла манипулировать мной и продолжать разорять моё графство, пользуясь невинным ребёнком как инструментом. И потом, Эди — маг с огромным потенциалом, ему надо учиться. Я не позволю безумной, проклятой старухе разрушить будущность мальчика.

Виола улыбнулась. Хорошо говорит, поганец. Прямо как песню поёт. Но это она, Виола, не даст никому использовать своего сына, она его защитит, пока он не может сделать этого сам. Ото всех, даже от его собственного отца, а, возможно, и особенно от собственного отца. Ведь кто знает: если Ули решит остаться в графстве, не захочет ли он оставить и Эди рядом с собой? Такой расклад её не устраивал ни при каких условиях. Ведь Эгон — это тюрьма.

Ансельму повезло: он оказался в Кассене как раз тогда, когда туда прибыла посылочка, отправленная Мельхиором. Сидел в кафе и наслаждался мороженым в тот самый момент, когда к нему прилетело послание, сообщавшее, что нужно сделать, чтобы спасти от смерти содержавшихся в присланном ящике людей, вернее, одного мага-изобретателя и двух ведьм.

Эх, ну почему он не добавил к своему письму сведений о том, здорова ли Виола, нашла ли она мальчишку и когда собирается назад? Хотя то, что он прислал, просто поражало воображение. Ансельм до сих пор был уверен, что грузовым порталом невозможно переслать живое и не слышал, что какие-то опыты увенчались успехом.

Так что к зданию грузового портала он бежал со всех ног и успел вовремя. Странный, расписанный рунами и геометрическими фигурами всех цветов радуги ящик как раз вытащили из портального круга и шестеро рабочих устанавливали его на поддоне для посылок.

Ансельм дождался, когда служащие портала закончат свою работу, а затем вытащил свой жетон и велел переместить ящик в специальную комнату для опасных грузов. Применять к нему левитацию он не осмелился: разная магия могла взаимодействовать совершенно непредсказуемым образом. Рабочие не слишком обрадовались, но всё же переставили ящик на поддон с колёсами и оттащили в нужное помещение.

Маг послал одного из них в коллегию с сообщением, троих отпустил, а двоих, которые показались ему сообразительнее других, привлёк в качестве свидетелей и физической силы. Парни, вдохновлённые показанным из-под полы золотым, ловко вскрыли таинственный ящик. Когда крышка упала на пол, все в комнате поразевали рты, включая Ансельма.

Картина, открывшаяся их глазам, поражала воображение. В ящике, похожем изнутри на большой, комфортабельный гроб, лежали сразу трое: мужчина и две женщины. Выглядели они абсолютно мёртвыми. Гробы для Элидианы были редкостью: обычно трупы здесь сжигали магическим огнём, чтобы души отправились в обитель богов свободными. Только в некоторых местах сохранились древние верования и обычаи, которые требовали закопать лежащее в гробу тело в землю. Но никто и никогда не видел, чтобы людей хоронили по трое.

Ансельма от этой картины даже передёрнуло, но он храбро снял с груди верхней девушки исписанный листок бумаги, который посчитал письмом Мельхиора. Это были точные инструкции в которых рассказывалось, как и в каком порядке следует действовать, чтобы оживить всех и не упустить главную подозреваемую. Маг прочёл его послание два раза, потому что с первого рекомендации Виолиного приятеля показались ему странными. Вчитавшись, он понял, что его смущало: Мельхиор явно пытался выгородить мужчину и одну из женщин, повесив всю тяжесть содеянного на вторую даму.

Для сотрудника Коллегии такой подход был неприемлем, напрасно Мельхиор надеялся. Задержать и допросить, а затем и судить следовало всех троих. Но порядок оживления, предложенный в письме, показался следователю разумным. В принципе, какая разница, кто пробудится к жизни первым. Пусть это будет вот эта хорошенькая ведьмочка. Вторая показалась ему красивее, но даже состояние искусственной, временной смерти не могло скрыть стервозности характера, а подобных дамочек Ансельм не переваривал: успел на них насмотреться на работе.

Поэтому он попросил рабочих вытащить девушку из ящика, уложить на стоявшую в углу лавку и встать так, чтобы им было видно всё, что он станет делать. Затем достал из кошеля, лежавшего до той поры у неё на груди, инъектор и флаконы с антидотом, разорвал рукав её платья ей и ввёл в обнажившееся аппетитное плечо необходимую дозу.

Две минуты ничего не происходило и Ансельм уже хотел было констатировать смерть всех троих, но тут вдруг ресницы девушки дрогнули, губы приоткрылись и из них вырвался болезненный стон. Грудь начала подниматься и опускаться в такт дыханию, сначала прерывистому и неритмичному, но минуты текли и девушка задышала так, как дышит спящий. После чего она открыла глаза и спросила:

— Где я? Какой это город?

Ансельм не нашёл в её вопросе ничего преступного и ответил:

— В Кассене.

Девушка села и и заплакала. Маг, вспомнив, что Мельхиор утверждал, что обе женщины — ведьмы, набросил на неё магические путы, которые не позволили бы ей колдовать, и спросил:

— Вас зовут Коризанда? Встать сможете?

Два утвердительных кивка были ему ответом и хорошенькая ведьма спустила ноги на пол, а затем и вовсе поднялась. Она была босая и Ансельм невольно порадовался, что день сегодня тёплый. Жалко было бы заставлять ведьму с такими прелестными ножками мёрзнуть. Но, несмотря на шевельнувшееся в груди тёплое чувство, он был полон решимости выполнить свой долг и обличить преступницу.

Поэтому приказал ей сесть на стул в уголке, привязал верёвкой и посоветовал сидеть тихо, а то придётся надеть ей антимагические кандалы. Затем он занялся оживлением остальных.

Очухавшийся после антидота Зельдон упал ему в ноги. Сначала стал громко благодарить богов за то, что позволили ему остаться в живых, а затем пожелал чтобы его выслушали. Он готов рассказать всё и принять любое наказание, но злодеи не должны уйти от правосудия.

— Злодеи? — с недоверием спросил Ансельм, — О ком речь?

— Во-первых находящаяся здесь ведьма Дорлисанта, — ткнул Зельдон пальцем в последнюю жиличку таинственного ящика, — во-вторых мой знакомый маг-зельевар Марлиан из Резинета, но главное — госпожа графиня Гедвига Эгон из Гремона. По её требованию Коризанда и Дорлисанта похитили ребёнка жительницы Кассена Виолы Бенье.

— Вы обвиняете? — обрадовался Ансельм, — На каком основании?

— Я был сему свидетелем, — произнёс Зельдон, потупившись, — Я слышал, как графиня давала приказ Дорлисанте и лично участвовал в доставке и оживлении малыша Эдмона.

— Хотите сказать, что маленького мальчика доставили в Эгон тем же способом, что вас сюда?! — с гневом и ужасом в голосе переспросил Ансельм.

Зельдон молча кивнул.

— Поклянитесь, что не станете бежать и я не надену на вас антимагические кандалы, — потребовал следователь коллегии, хотя видел, что маг-портальщик раздавлен своей виной и бежать не собирается.

Тот поклялся сразу же и Ансельм указал ему на второй стул в уголке. Теперь следовало заняться ведьмой по имени Дорлисанта, которую маг счёл достаточно опасной, чтобы предварительно связать простой верёвкой. Работники грузового портала были удивлены его действиями: поднимали брови, пожимали плечами, но не решились задавать вопросы тому, кого считали большим начальником.

Как раз когда Ансельм ввёл Дорлисанте антидот, прибыли двое вызванных им коллег и его непосредственный начальник. Если простых следователей он ждал, то присутствие шефа оказалось неприятным сюрпризом. Ещё неизвестно, как тот посмотрит на поступок Мельхиора. С него станется потребовать, чтобы того тоже призвали к ответу, причём немедленно. Да и самоуправство Ансельма, который начал оживлять находившихся в пограничном состоянии с помощью непроверенного зелья ему тоже может не понравиться.

Повезло: начальник пребывал в отличном настроении. Его только что вызывали к первому министру, где похвалили работу его подразделения, особенно подчеркнув, что ребята вкладывают в работу душу и не ограничиваются должностными инструкциями, делают всё для магической безопасности населения. Дело о похищении сына Виолы Бенье как раз относилось к этой категории, но пока не было должным образом раскрыто. Обща ясность наличествовала, но не хватало доказательств, которые таким чудесным образом прибыли прямо в грузовой портал Кассена. Таким образом Ансельм попал в струю и удостоился одобрения начальства. Его действия были признаны правильными.

Шеф пожелал присутствовать при пробуждении Дорлисанты: она как раз начала подавать признаки жизни. Когда ведьма продрала наконец глаза и не увидела того, кого ожидала, она первым делом попыталась вскочить и убежать. Когда же у неё ничего не вышло, разразилась такой бранью, что у всех присутствующих заложило уши. Ансельм уже было хотел посоветовать ей заткнуться и не усугублять руганью своего положения, но его начальник оценил демарш ведьмы иначе. Он пришёл в восторг.

— Если эта дамочка может так ругаться перед лицом следственного отдела коллегии магов, представь себе, на что она ещё способна!

И пообещал:

— Я сниму с неё все обвинения и дам себя проявить, если она во всём признается и выдаст заказчика.

Дорлисанта дурой не была, а уж в мужчинах разбиралась как истинная ведьма со стажем. Она поняла, что от этого конкретного господина зла можно не ждать и тут же во всём призналась, упирая на то, что пошла на преступление, обманутая возлюбленным, зельеваром Марлианом. А вот он уже затеял дело ради денег, которые посулила ему графиня Гедвига из Эгона.

В общем, сцена в грузовом портале завершилась ко всеобщему удовольствию. Ящик был изъят в качестве вещественного доказательства, всех арестованных переправили в здание Коллегии и каждому назначили следователя. Дорлисанту начальник забрал себе, а Ансельму вышло допрашивать Коризанду как собственноручно похитившую ребёнка Виолы Бенье. Не успел маг заполнить лист официальных вопросов и перейти к сути дела, как шеф лично заглянул в его кабинет и поманил пальцем в коридор.

— У нас сложности, — доверительно шепнул он подчинённому, — заказчик преступления — подданная другого королевства, да ещё и графиня, самовластная хозяйка целой небольшой провинции. Мы не моем привлечь её к ответственности.

— А что можем? — поинтересовался Ансельм.

— В лучшем случае проинформировать гремонского короля о поступке его поданной. Но я не могу писать на имя короля Губерта, нужна санкция нашего короля или, на худой конец, премьер-министра.

Маг по-простецки почесал в затылке.

— А если написать не королю, а начальнику его полиции? Вы же с ним на одном уровне.

— Ансельм, ты молодец! — возрадовался его шеф, — Отличная идея! Так и сделаем! Такое письмо ни с кем не надо согласовывать. Голова у тебя варит что надо, я давно заметил. Так что, если прокатит, жди повышения. А жалованье я и так тебе прибавлю в следующую луну. Иди, допрашивай свою цыпочку, да не очень усердствуй. Эта троица связана с испытанием такого потрясающего изобретения, какого маги не совершали уже давно. Они должны работать на нас. Поэтому позволяю для начала пугнуть куколку, а затем пообещать защиту, если согласится подписать контракт. Маг уже подписал, а её подружку я пока помариную, пусть станет посговорчивей.

Ансельм понятливо тряхнул головой и отправился обрабатывать всё ещё всхлипывающую Коризанду. В дуще у него всё пело. Он и долгу не изменит, и просьбу Мельхиора выполнит. А главное, если начальник уложит красотку Дорлисанту к себе в постель, то никто не отнимет у него Коризанду: все сочтут девушку его законной добычей. Если уж Виола недоступна, он может наконец осуществить мечту каждого мага: завести себе личную ведьму.

Первый раз за много дней Виола получила возможность хорошенько вымыться в ванне и выспаться в настоящей, чистой и удобной постели. Эди, не желая ни на минуту расстаться с матерью, устроился рядом и всю ночь держал её за руку, боясь снова потерять. Только под утро он достаточно расслабился: разжал пальчики, отпустил материнскую руку и повернулся на другой бок. Это движение разбудило Виолу.

Она села на постели, полюбовалась на хорошенькую мордашку сына, лёгким прикосновением погладила его каштановые кудряшки, а затем поднялась, набросила на себя приготовленное для неё Эльзой деревенское одеяние и вышла. Солнце уже поднималось над горизонтом и, после тёплой, немного душной комнаты, ей хотелось подышать свежестью летнего утра.

Несмотря на ранний час, Эльза уже крутилась по хозяйству: успела подоить коров и сейчас процеживала и разливала молоко по крынкам. Стоило ей увидеть Виолу и она тут же вручила ей полную кружку парного молока. Отказываться было неудобно и девушка устроилась рядом с хозяйкой, чтобы выпить предложенное. Сразу стало ясно, что Эльза преследовала особую цель, угощая гостью. Она тут же завела разговор:

— Какой милый у тебя сыночек. На лицо очень на тебя похож и кудри такие же тёмненькие. А вот глазки папины и характер тоже. Такой спокойный, ласковый мальчик. Ули в детстве тоже был таким.

Виола, хоть и не присутствовала при общем разговоре, сразу догадалась, что тайна рождения маленького Эдмона ни минуты не была секретом для обитателей этого дома. Они и сами догадались, а Ули не стал держать язык за зубами, сразу всё выложил. А раз женщина привязана к молодому графу, любит его как родного, то сейчас начнёт обрабатывать Виолу.

Она не ошиблась.

Для начала Эльза пропела дифирамбы молодому графу: и красив он, и умён, и маг талантливый, не чета собственному папаше. А уж добрый какой! Виола попыталась понять, откуда такое участие и женщина призналась: её родная сестра была кормилицей, а затем нянькой Ульриха, она сама частенько подменяла родственницу, поэтому и знает графа с самого раннего детства.

— Только он тогда не метил в графы. Младший сын, да ещё и от незаконной связи. Ты должна понимать: пусть говорить об этом запретили, но все в графстве знали, что госпожа Гедвига не имеет к маленькому Ульриху никакого отношения. Да она этого и не скрывала: относилась к нему чуть лучше, чем к щенку дворняги. Это я к чему: ты думай, девочка, думай. Сейчас самое время тебе выскочить за нашего графа. Промедлишь — и король навяжет ему какую-нибудь невесту по своему королевскому выбору. А он ведь любит тебя, это видно невооружённым глазом. Так что если позовёт замуж — не раздумывай.

— Вы уверены? — удивлённо переспросила Виола.

Женщина не разобралась, к чему относился этот вопрос и ответила утвердительно:

— Даже не сомневайся: позовёт обязательно. По глазам видно. Вот сегодня соберётся с духом и к вечеру ты уже станешь его невестой. Он ведь не просто в тебя влюблён, ты мать его сына, не забывай. Это его папаша мог так по-скотски обойтись с женщиной, которая родила ему ребёнка, а наш Ули — никогда! Или ты не хочешь за него замуж? — вдруг дошло до женщины.

Виола помялась и ответила вопросом на вопрос:

— Ну, а если даже и так, то что вы на это скажете?

Эльза сначала насупилась, затем улыбнулась и махнула рукой:

— Да ну тебя! Кого ты решила напугать девочка?! Неужели ты не любишь нашего Ули? Он ведь такой славный! Нет, не морочь мне голову: от нелюбимого такие, как ты, не рожают. И потом, я ведь вижу: ты — хорошая мать, ребёнка ни за что не оставишь. А он у тебя как-никак первый и пока единственный наследник графства Эгон! Единственный для тебя способ не разлучаться с сыном — быть вместе с его отцом.

Виола, до той поры спокойно сидевшая за столом, отставила кружку в сторону и поднялась, не сводя с Эльзы тяжёлого, испытующего взгляда.

— Объясните, уважаемая, — произнесла она с оттенком угрозы, — что значат ваши последние слова про единственный способ не разлучаться с сыном? Вы хотите сказать, что, если я не выйду за Ули, меня могут разлучить с Эдмоном? На ккких же это основаниях?

— Ну как же? — удивилась Эльза, — Ульрих же признал сына? Значит, он теперь Эгон, наследник древней крови, поэтому отец имеет на него все права, а ты — только те, которые он захочет тебе дать. Но не беспокойся: Ули — хороший мальчик и от своего долга бегать не будет, тем более что любит тебя.

— Спасибо за молоко, он чудесное, — через силу произнесла Виола и бросилась вон из комнаты.

Наверх к сыну она не пошла, остановилась на крыльце, обняла один из столбов, поддерживавших крышу, с трудом успокоила дыхание и задумалась. Не прошло и нескольких мгновений, как на её плечо легла тяжёлая рука. Ей не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кому она принадлежит.

— Мельхиор, — позвала своего защитника девушка, — ты всё слышал?

Тот не стал отпираться.

— Слышал от первого до последнего слова и пришёл спросить: что ты об этом думаешь, Виола? Насколько я понял, Ульрих пока не признал Эди официально, но готов это сделать в любой момент.

Она тряхнула кудрями.

— И в этот самый момент у меня не останется выхода. Я должна буду костьми лечь, но выйти за него, иначе потеряю ребёнка. Эди останется жив и здоров, получит права на целое графство, но возможность для меня общаться с ним, растить его, воспитывать будет полностью зависеть от его отца. Захочет — разрешит, захочет — запретит?

— Именно так, — подтвердил Мельхиор, — и мне это очень не нравится. Я как-то по-другому представлял наше будущее. Наше совместное будущее. Но если ты передумала…

Виола оттолкнулась от столба и быстро сделала те три шага, которые отделяли её от мага. Встала перед ним, положила руки ему на грудь, заглянула в глаза и прошептала:

— Я не передумала. Я вижу себя рядом с тобой, Мельхиор. С тобой и нашим мальчиком. Ули — моё прошлое, такое, как оно есть. Он хороший, но он не для меня. И я тоже не для него, мы слишком далеки друг от друга. Я не могу и не хочу быть графиней, ещё меньше я желаю такой судьбы своему сыну. Эдмон рождён свободным магом и им должен стать. Это не самая простая и лёгкая дорога, но единственная, которая ему подходит. А все эти графства… Пусть они остаются тем, кто именно в этом видит своё счастье. Ни Эди, ни нам с тобой они ни к чему.

После слов "с тобой и нашим мальчиком" Мельхиор более не вслушивался. Он просто смотрел на движущиеся губы Виолы, боясь упустить удобный момент. Как только она остановилась, он её поцеловал, вложив в это простое действие всё, что чувствовал. В первый момент девушка немного опешила, но затем ответила ему с неожиданным пылом. Её руки обвились вокруг его шеи и магу пришлось немного нагнуться, чтобы Виоле было удобнее, но затем он сам обхватил её за талию и притянул к себе поближе.

В этом положении их и застал Теодор.

— Эй, осторожнее, голубки, — сказа он им, — Не то, чтобы я был против того, что увидел, но вот боюсь, что не все присутствующие в этом доме обрадуются, когда увидят, как вы целуетесь.

Виола обернула к отцу счастливое, улыбающееся лицо и сказала:

— Какая разница, кто что скажет?! Для меня важно мнение двух человек: тебя и Эди. Остальные могут идти к демонам и им жаловаться на моё поведение.

— А моё мнение для тебя имеет значение? — добродушно усмехнувшись, спросил Мельхиор.

— По-моему, ты выразил его как нельзя понятнее и я не стала спорить, полностью его поддержала, — фыркнула Виола, — Но если ты с первого раза не понял, можно повторить для ясности.

Маг счастливо рассмеялся, снова подхватил девушку и закружил по веранде. Затем остановился у парапета, уселся на него поудобнее, устроил Виолу у себя на коленях и снова поцеловал ещё жарче, чем в прошлый раз. Как раз когда он усаживался, в окне мелькнуло лицо Эльзы, а через минуту к ним на веранду вышел растрёпанный, недовольный Ульрих. Увидел, как его любимая целуется с магом, лицо его перекосилось то ли от внутренней боли, то ли от злобы и он воскликнул:

— Почему?! Почему, Виола?! Нет! Нет! Только не с ним!

Виола вскочила с колен жениха. Нет, она вовсе не собиралась менять принятое решение, наоборот, хотела высказать Ульриху, как её возмущает то, что он лезет не в своё дело. Мельхиор тоже поднялся и встал у неё за спиной, положив руку на плечо девушки. Этим он желал недвусмысленно заявить свои права и показать, что будет их отстаивать. Ульрих понял жест мага именно так и это его сильно задело.

— Отойди от неё, Мельхиор, — крикнул он, — Она была моей и моей останется!

— Мне кажется, у Виолы другое мнение по этому вопросу, — насмешливо ответил маг, — так что если сомневаешься, спроси её, ведь и мои, и твои слова — пустой ветер, а значение имеет только то, что скажет она.

Другой на месте молодого графа тут остановился бы и призадумался, но Ули в этот момент был на такое не способен. Он видел, что все его надежды пошли прахом, и винил в этом не себя, а коварного Мельхиора. Тот явно что-то сделал с девушкой. Виданое ли дело, чтобы прекрасная дама по доброй воле отказывалась от молодого, красивого, знатного и богатого возлюбленного, от которого уже родила сына и который в самое ближайшее время станет полноправным графом, владетелем земель, ради мужчины среднего возраста и сомнительной внешности, без дома, денег, явных перспектив и вообще с неопределённым будущим. То, что оба — маги, он не учитывал, тут они с Мельхиором были по большому счёту равны. Один мог похвастаться мошью, зато на стороне другого были опыт и знания. Если бы Виола сама была магом или ведьмой, она бы учитывала и магическую составляющую, но для обычной девушки эта сторона жизни интереса не представляла. Если же оценивать их просто как мужчин, то совершенно невероятно, чтобы девушка сменяла Ульриха на его соперника, если только не была им околдована.

Поэтому он в запальчивости крикнул Мельхиору:

— Не может быть, чтобы она предпочла тебя! Не верю! Ты с ней что-то сделал! Не знаю, как ты её обошёл, какой магией повлиял или каким зельем опоил, но не верю, что она ни с того, ни с сего вдруг меня разлюбила. Поэтому отойди, дай нам поговорить. Пусть она сама скажет, что отказывается от меня, без твоего давления.

Слова Ульриха были призваны подействовать на Мельхиора, но неожиданно сильно разозлили Виолу. Она аккуратно сняла со своего плеча руку мага, сделала шаг вперёд и скривив губу, спросила:

— Ты действительно думаешь, что Мельхиор меня околдовал и поэтому я не с тобой, а с ним? Тогда ты гораздо глупее, чем я считала раньше! Вспомни: я купчиха! А купцы тем известны, что знают всему цену и не путают настоящее золото с блестяшками. Хочу только поблагодарить тебя: ты дал мне достаточно времени, чтобы я смогла выбрать и не сделать обычной ошибки всех девиц: погнаться за красивой упаковкой в ущерб содержанию.

Ули засопел: стрела попала в цель. Не то, что он был согасен с оценкой себя как "блестяшки", но вот насчёт времени Виола точно заметила: если бы он в своё время не поддался на чары ведьмы и не отказался от своей любви, то сейчас всё было бы по-другому. С другой стороны, чем это он хуже Мельхиора? Граф хотел возразить и уже открыл было рот, но тут из дома с горьким плачем выбежал Эдмон и бросился к маме. Обхватил её за ноги, прижался, спрятал лицо в складках юбки и горестно провыл:

— Ма, куда ты ушла? Я проснулся, а тебя нет! Я подумал, что меня снова украли! Было так страшно!

Виола моментально выбросила из головы Ули с его претензиями. Обняла сына, запустила сои тонкие пальчики в его растёпанные кудряшки и стала их перебирать, что-то шепча, а когда малыш немного успокоился, села перед ним на корточки и заглянула в глаза:

— Ты испугался, моё солнышко? Ну, прости, я не хотела. Только на минуточку вышла во двор, хотела умыться.

— Почему ты не взяла меня с собой? — плаксиво протянул Эди.

Испуг уже прошёл, но так просто сдаваться другому настроению не хотелось.

— Зайчик мой, ты так сладко спал, мама не хотела тебя будить, — оправдывалась Виола, — но, вижу, это я неправильно поступила. В следующий раз ты пойдёшь со мной. Тогда никто не сможет меня задержать по дороге к моему мальчику.

На последних словах она вскинула полный упрёка взгляд на мужчин. Ули обиженно надулся, Мельхиор хранил полное достоинства спокойствие. Казалось, что продолжения не будет. Сейчас Виола умоет сына и уведёт завтракать, оставив мужчин разбираться без неё. Но тут во двор выбралась неугомонная Эльза. Она следила за происходящим из-за занавески и наконец поняла: её любимого мальчика отвергли. И ради кого? Ради вон того тощего мага? Неправильно это! Да знает ли малыш, что обожаемая мамочка знать не хочет папочку, а спуталась с чужим дядькой?

Она подлетела к Эди с кружкой молока и сладко запела:

— Миленький мой, какой же ты у нас красавчик! Выпей-ка молочка для аппетита, а потом пойдём завтракать. Тётя Эльза таких вкусных сырников тебе нажарила! С мёдом, с вареньем, со сметанкой. Бери за ручку маму, зови папу и пошли!

Если в первый момент Вилька обрадовалась вмешательству тётеньки, то, услышав пассаж про папу, сразу поняла, чью руку держит Эльза, и сильно рассердилась. Но показывать свой гнев не стала. Сказала:

— Да, Эди, скажи тёте Эльзе спасибо и выпей молока, оно парное. Только сначала вымой руки. А потом пойдём завтракать.

Она хотела отвлечь мальчика, но Эдмон был не из тех, кто пропускает важные слова мимо ушей. Он всё отлично уловил и, не обращая внимания на то, что говорила ему Виола, повернулся к Эльзе и с неприязнью произнёс:

— Зачем ты так говоришь? У меня нет никакого папы. У меня только мамочка, дедушка Тео и бабушка Регина. И мне не нужен папа! Я маг!

— Деточка, — опешила добрая женщина, — да что ты такое говоришь?! Как это не нужен папа?! Вот же он стоит и слушает тебя! Знаешь, как ему больно узнать, что родной сын от него отказывается?

С этими словами она указала на Ульриха, который стоял ни жив, ни мёртв, крепко сжимая манжеты рубашки так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Он прекрасно знал, что Эльза на его стороне, и надеялся, что женщина сумеет разыграть эту карту. Если всё у неё получится, то Мельхиор будет ему больше не страшен. Вилька никогда не пойдёт против сына. Он вернётся в Эгон не побитым щенком, а отцом и мужем. Старой грымзе не просто придётся с ним считаться: он сможет выгнать её раз и навсегда вместе с Хельмутом и бандой стражников. А затем он затеет переговоры с королём: после лет, проведённых среди магов в счастливой Элидиане, меньше всего ему хотелось прозябать в этой глуши. Он уже успел построить пару-другую облачных замков, когда услышал ответ своего сына:

— Мой папа? Он? Как бы не так! Если он папа, то он должен быть мужем мамы и жить вместе с нами. Бабушка Регина всегда говорит, что папы у меня нет, но я могу выбрать его себе, если мама согласится. Она всегда говорит правду. Если мне понадобится папа, я его себе найду. Я маг и сам решу, кто им будет!

От такого заявления Ульрих чуть не упал. Он-то размечтался! Не тут-то было: мальчик не торопится радоваться обретённому отцу. А Эдмон подошёл к нему, ткнул пальцем в ногу (выше он не доставал) и выдал:

— Эй, та тётька, которая меня украла у мамы, говорила: она моя бабушка, мама моего настоящего отца. Я не поверил: моя бабушка — Регина, другая мне не нужна. Эта тётя, — он вежливо махнул подбородком в сторону Эльзы, — она сказала, что ты мой папа. Я тут подумал… Та противная карга из замка — твоя мама?

В первую минуту Ули растрерялся настолько, что не мог выжать из себя ни слова. Зато тело оказалось умнее своего хозяина: опустилось на корточки рядом с мальчиком и положило руку ему на худенькое плечико. Так что когда молодой маг смог наконец сказать слово, он уже находился в довольно выигрышном положении по сравнению с тем, в котором пребывал ещё пару минут назад. Мальчик смотрел на него во все глаза и Ули мог надеяться, что Эди уловил их сходство.

Что же ему сказать? Ах, да, надо ответить на вопрос про Гедвигу.

— Нет, Эдмон, тат противная карга из замка мне не мать. Она — вдова моего отца, поэтому командует здесь. Я её люблю не больше твоего, поверь, поэтому и не живу в Эгоне.

Он говорил практически первое, что приходило в голову, а сам с тревогой наблюдал за сыном. Понимает ли малыш те слова, которые легли Ульриху на язык, или это для него слишком сложно? Вряд ли трёхлетний ребёнок знает, кто такая вдова. Но молчать просто смерти подобно, надо продолжать. И он трещал:

— Нам с тобой та старуха чужая, но ты мне родной, это правда. Посмотри на меня, а потом пойди и посмотри на себя в зеркало. Увидишь: мы очень похожи. Это потому, что я на самом деле твой отец. Мы с твоей мамой очень любили друг друга, но потом нас разлучили… — он глубоко вдохнул и будто в воду нырнул, — обстоятельства. Я даже не знал, что ты родился. Но теперь узнал и счастлив, что у меня растёт такой замечательный сын. Ты говоришь, что твой папа должен быть мужем твоей мамы? Ты прав, Эди, ты совершенно прав. Больше всего на свете я хочу стать мужем твоей мамы и настоящим отцом для тебя. Так что мы с ней поженимся, если ты не против.

Ульрих бросил взгляд на застывшую Виолу. На выразительном лице девушки было будто крупными буквами написано: будь что будет. Такой обречённый взгляд он видел у людей, которым уже прочли смертный приговор. Ничего, это она сейчас так. Потом всё изменится, лишь бы мальчик признал его отцом. Не вышло бы так, что он поторопился! И тут он услышал ответ мальчишки. Ульрих ждал чего угодно, только не насмешливого:

— Ты и впрямь думаешь, что я тебе поверил? Что-то я не вижу, чтобы мама хотела за тебя замуж. Она целуется не с тобой, а с дядей Мельхиором.

Видел, — молнией пронеслось в голове Ульриха, — паршивец видел в окно, как Виола целуется со своим бывшим хозяином. Хитрый маленький засранец.

— Я маг, — завёл свою волынку Эди, — мой папа может быть только магом. Вот дядя Мельхиор — маг, поэтому я не против того, чтобы он был моим папой.

Стоявшая столбом Виола при этих словах всхлипнула, повернулась к Мельхиору и спрятала лицо у него на груди. Эльза вскрикнула и ретировалась в дом. Малыш победно посмотрел на Ульриха.

— Я тоже маг, — с трудом сохраняя спокойный вид, сказал тот, — Очень сильный маг, хотя пока ещё молодой. Именно от меня ты унаследовал свои способности и я надеюсь, что в будущем, мой мальчик, ты окажешься ещё сильнее меня.

Произнеся эти слова, он с радостью увидел, что каменная стена дала трещину. Эди теперь смотрел на него иначе. Недоверие никуда не делось, но вместо холодного неприятия в глазах мальчика плескалась надежда пополам с радостью.