Купчиха

Глава 24

Первым долгом Мельхиор достал крошечную походную жаровню, серебряное блюдо и кубок, баночки и бутылочки с какими-то зельями, обсидиановый ритуальный нож и клубочек красных шерстяных ниток. Всё это, за исключением клубка, Виола не раз видела в его лаборатории. Устроив все эти предметы на большом плоском камне, он добыл из сумки сложенный во много раз листочек пергамента, развернул его и внимательно прочитал, освежая в памяти то, что уже и так давно было ему известно. Затем обратился к девушке:

— Вилечка, послушай меня внимательно. Сейчас я зажгу огонь в жаровне, мы встанем перед ней на колени как перед жертвенником, а затем ты чётко и ясно должна произнести фразу: "Я совершаю этот брачный обряд по доброй воле и по желанию моего сердца". После чего я начну ритуал, а тебе придётся повторять за мной каждое слово заклинания, которое я буду читать. Силы в него ты вложить не сможешь, но оно и не надо, это просто служит подтверждением твоего согласия. Вообще-то этот ритуал должен проводить маг и тогда невеста ничего не должна повторять, но для такого случая, когда никого не окажется под рукой, есть отдельный вариант. Мы им и воспользуемся.

Вилька хотела было спросить, почему бы не зазбудить Ули и не привлечь его, а потом сама чуть не рассмеялась, настолько эта мысль показалась ей дурацкой. Вот только Ули здесь и не хватало. Переспросив Мельхиора, она пару раз повторила про себя нужную фразу, чтобы не сбиться, а затем сообщила:

— Я готова.

— Сначала прими мою клятву, — серьёзно произнёс Мельхиор, — Клянусь никогда не лезть в твои мысли без твоего разрешения и согласия, кроме случаев, когда опасность будет угрожать твоим жизни и здоровью.

Виола оценила формулировку и ответила ритуальной фразой:

— Принимаю твою клятву, магистр Мельхиор Нарденн.

Её ладони потеплели, это было единственным доступным ей свидетельством того, что клятва вступила в действие.

— Распусти волосы, пожалуйста, — велел маг, — и становись на колени вот тут.

Маг уже раскочегарил угли, взятые им из костра, над жаровней вился осторожный дымок. Рядом он расстелил плащ, так что сразу было ясно, куда становиться. Прежде чем Виола опустилась на колени, он сунул ей под нос флакончик с чем-то густо-зелёным и предложил хлебнуть глоточек. В нос ей ударил острый запах смеси мяты и аниса.

— Чтобы ты хорошо всё перенесла и не упала в обморок, — шепнул Мельхиор ей на ухо.

Она кивнула, отхлебнула зелье, проглотила и, почувствовав прилив сил, с достоинством опустилась на колени перед импровизированным алтарём. Мельхиор встал рядом, дал ей знак произнести сакраментальную фразу про добрую волю и она заговорила, ни разу не сбившись. Удивительно, но сейчас Виола чувствовала, что каждое слово идёт от сердца: она действительно хочет соединить свою жизнь вот в этим мужчиной. Не успело отзвучать последнее слово, как Мельхиор бросил в огонь пучок каких-то трав, отчего он вспыхнул, а затем над поляной поплыл густой, душный запах хотейских благовоний.

Между тем маг отделил по прядке волос со своей и виолиной макушки, связал их между собой и прочитал короткое заклинание, которое девушка старательно повторила, не понимая ни слова, а затем одним движением обсидианового ножа отсёк получившийся узел и тоже кинул его в огонь. К запаху благовоний добавился запах палёного волоса.

Пока Виола собиралась с мыслями, Мельхиор успел откуда-то добыть бутылку красного вина, налить его в кубок, добавить пару зелий из разных флаконов, А затем чиркнул по собственному запястью и в вино стала капать густая, тёмная кровь. Виола, понимая, что так надо, протянула ему свои руки: пусть выберет, которую резать. Оказалось, что нужна левая. После того, как Мельхиор нацедил достаточно кровушки у них двоих, от провёл обратной стороной ножа по порезам и они моментально закрылись, стали выглядеть так, как будто им уже дней пять.

Хорошо, что Виола за время работы на мага привыкла к подобным чудесам, поэтому она не пропустила момент, когда надо было снова повторять за ним заклинание. На этот раз Мельхиор запел непонятные слова на очень простой, тягучий и всем с детства знакомый мотив песни про рябину. Так как Виола отлично знала мелодию, ей не составило труда спеть вместе с Мельхиором. Её удивило, что, оказывается, к ней есть магический текст, к тому же родные, знакомые с детства слова так и лезли на язык, но она не сбилась и повторила всё в точности.

К счастью, петь пришлось недолго. В оригинальной песне было куплетов десять, а в заклинании от силы два. После чего Мельхиор взболтал вино с кровью, выпил сам большую часть, а остальное велел выпить Виоле, только попросил оставить немного на донышке. Та даже не поморщилась: кровь растворилась в вине так, что совсем не ощущалась, а добавленные зелья сделали напиток пряным и сладким.

После этого Виола решила было, что ритуал заканчивается, но нет! Мельхиор распахнул рубашку на груди и чиркнул своим ритуальным ножом по обнажённому телу. Порез вышел длинным, но неглубоким, зато тут же стал сочиться капельками крови.

— Прости, — сказал маг, — Это самая неприятная часть ритуала. Тебе придётся слизать кровь языком и проглотить всё, что слижешь. И не бойся — я тебя резать не стану.

Вилька придвинулась к нему поближе и осторожно стала слизывать красные капли с длинного пореза. Впервые в жизни она сама творила чудо: под её языком рана закрывалась так, как будто её тут вообще никогда не было. Как только последние капли исчезли с кожи Мельхиора, девушку как будто молнией прошило: она аж задохнулась от внезапной боли. Но это длилось всего несколько мгновений, затем боль отступила, дыхание восстановилось и, кроме небольшой слабости, не осталось никаких неприятных явлений.

Довольный Мельхиор обмотал их запястья красной ниткой, вымоченной сначала в вине с кровью, а затем в каком-то синем зелье, и произнёс третье заклинание, которое Виола тоже старательно повторила. К счастью, оно состояло всего из пяти слов, последним из которых было: "Виола". Сообразила и вместо собственного имени произнесла имя своего будущего мужа, а что удостоилась его улыбки. Затем запястье пронзила боль, а когда она отхлынула, то Вилька увидела в этом месте вместо красной шерстинки вязь татуировки, которая на глазах бледнела, сливаясь с цветом кожи.

— Это уже всё? — шёпотом спросила она.

— Ещё Эдмона привяжем, тогда будет всё. Но это быстро.

Он поднялся, взял Виолу за руку и подвёл к сладко спящему мальчику. Взял за руку, быстро ткнул в пальчик острым обсидиановым лезвием, а когда выступила кровь, стряхнул три капли в кубок и лизнул место пореза, которое мгновенно затянулось. Эди пискнул жалобно, но не проснулся.

— Теперь я, — сказал Мельхиор и снова резанул себя по запястью, добавляя кровь в вино.

От Виолы ничего такого не потребовалось. Маг просто попросил взять сына на руки и держать, пока он немного поколдует. Затем он запел заклинание на мотив любимой Вилькиной колыбельной. В этот раз ей не надо было подпевать и она смогла оценить, что голос у её мужа на редкость приятного тембра, да и слух не подкачал. При желании смогут петь вместе на два голоса.

А маг между тем совершал совсем странные на взгляд простого человека действия. Он брал вино из кубка на ладонь и размазывал по хорошенькой мордашке ребёнка. Удивительно, что оно не пачкало всё вокруг, а моментально впитывалось, не оставляя следов даже на одежде. Последние несколько капель он влил в приоткрытый ротик Эди и уже без всякого пения произнёс фразу на непонятном языке, из которой Вилька уловила только имена собственные: Мельхиор, Эдмон и Виола.

— Ну вот, — устало выдохнул маг, — теперь любой, кто захочет проверить, скажет, что мы семья, а Эди — мой сын.

— Не ври, — раздалось у него из-за спины, — Эдмон — мой ребёнок, а не твой.

Мельхиор с Виолой обернулись. Спавший в начале ритуала сладким сном Ульрих проснулся и теперь сидел, завернувшись в одеяло и смотрел на них тяжёлым, осуждающим взглядом.

Вилька промолчала, в душе желая этому правдолюбцу провалиться, а Мельхиор сказал:

— Никто и не утверждает обратного. Если проверят тебя, то окажется, что Эдмон — твоё дитя. Но если он попадёт в лапы к герцогу Ниблонгу, то вряд ли такое родство пойдёт ему на пользу. Или ты думаешь, что он погладит Эди по головке и сделает наследником графства?

Вроде всё правильно сказал, но Ули не обратил на его слова ни малейшего внимания, а, обратившись к Виоле, продолжал:

— Что ты наделала? Зачем ты согласилась? Зачем позволила превратить себя в придаток человека, которого ты не любишь? Я бы ещё понимал, если бы пошла с ним в храм Доброй матери, но магический брак! Ты что, не знала, что это такое? Он тебе не объяснил? Ведь ты теперь принадлежишь ему с потрохами и это навсегда, обратного пути нет!

Во время этой эмоциональной тирады Виола внимательно смотрела на своего бывшего возлюбленного, а затем спросила:

— Ули, а что ты так волнуешься? Всё равно уже поздно, обряд совершён. Зря ты думаешь, что Мельхиор меня ни о чём не предупредил, я осведомлена о возможных подвохах. Поверь, меня всё устраивает. А насчёт того, люблю я Мельхиора или нет, не тебе судить. Всё, кончай шуметь, ребёнка мне разбудишь. Спи уже, утром рано вставать.

Ульрих во время её речи несколько раз порывался открыть рот и вставить свои пару гастов, но под суровым взглядом Виолы так и решился. Засопел недовольно, снова улёгся и завернулся в одеяло как в кокон.

Мельхиор тем временем собрал все атрибуты проведённого действа, сложил их обратно в мешок и расстелил плащи с одеялами так, чтобы улечься рядом с молодой женой. Шепнул ей:

— Я понимаю, ты устала, но я не хочу терять хоть минуту твоей близости. Ты ведь не против того, чтобы заснуть у меня на плече?

Виола ласково потрепала его по щеке и устроилась на приготовленном ложе. Спать им оставалось всего ничего.

Утром она первым делом сообщила Теодору:

— Отец, я вчера вечером соединила свою жизнь с Мельхиором магическим браком. Вернее, он соединил.

Она не знала, как отнесётся к этому Тео, но тот принял всё как должное.

— Ну и молодцы. Правильно выбрала и не стала тянуть. Говорят, что такой брак даст тебе долголетие. И потом, теперь уж ты точно не подходишь под описание, по которому тебя ловят.

— Как? — изумилась Виола.

— Эх, было бы тут зеркало, — вздохнул Теодор, — Тебе сейчас и двадцати не дашь, совсем молоденькой выглядишь. А какое-то свидетельство вашего брака имеется?

Он как всегда смотрел в корень. Если бы не обстоятельства, Виола бы тянула ещё неизвестно сколько времени, но всё равно пришла бы к тому же. Зато в той ситуации, в которой они все оказались, она убедилась, что дала слово правильному человеку. Ему она может доверять и если он сказал, что не станет лезть в её душу, то сдержит слово. Вот тому же Ульриху она вряд ли доверилась бы.

А свидетельство… Во время обряда на руке появилась татуировка, но тотчас пропала. Она подняла взгляд на Мельхиора, а тот с нежностью любовался ею и не спешил прийти на помощь.

Виола вытянула руку вперёд, желая, чтобы хоть кто-нибудь смог увидеть волшебный рисунок. И он проступил на коже, с каждый мгновением становясь всё ярче. При свете утра можно было разглядеть, что её руку обвивает изображение дикого ломоноса.

— Это вместо брачного браслета, — пояснил маг, — Хотя и настоящий браслет тоже будет, только потом, когда вернёмся домой. Рода у меня пока нет, придётся заказать ювелиру что-нибудь подходящее. И, да, каждый раз, как ты, Виола, пожелаешь, твоя брачная татуировка будет проявляться и моя тоже.

Он задрал рукав и все увидели на его запястье точно такой рисунок, только крупнее.

— Налюбовались? — сердито спросил уже успевший умыться Ульрих, — Давайте скорее завтракать да поедем, время не ждёт.

С ним никто не стал спорить. Время действительно поджимало.

Как и прогнозировал Теодор, утро выдалось туманным. Это благоприятствовало их планам. Полог, прикреплённый к амулетам, нельзя было делать слишком сложным, поэтому он слабо глушил звуки и, пряча своего обладателя, не мог скрыть его тень. В тумане звуки скрадываются, а теней нет вообще, так что погодные условия выступали в роли дополнения к магии. Но небо было чистым, без облаков, обещая жаркий день, а значит, туман скоро опустится. Часа два — и всё.

Поэтому тянуть не стали. Быстро перекусили чем попало, сели на коней… Виола привязала к себе шалями не вполне проснувшегося Эди. По карманам у неё была распихана разная снедь, у седла болталась полная фляжка. Захочет ребёнок есть — накормит и напоит. Главное — вырваться из долины.

Поначалу всё шло хорошо. Они бодрым аллюром добрались до дороги и, не доезжая всего нескольких локтей, остановились под прикрытием здоровой ели и небольшой скалы. Как и договаривались, Ульрих первым активировал амулет.

Став невидимым, он двинулся по дороге навстречу сторожившим её солдатам. Виола Теодор ничего не видели, только догадывались, что пока всё нормально. Сквозь густой туман, лежавший на перевале, с трудом можно было разглядеть солдат, которые спокойно готовили себе пищу на костре. Вероятно, где-то располагались караульные, но отсюда их не было видно.

Зато Мельхиор, глядевший на происходящее магическим зрением, видел, как Ульрих подъехал к лагерю, как медленно продвигался, ожидая, чтобы на его дороге никого не оказалось, и как наконец миновал последних стражей. Не зря он четыре курса отучился на боевом факультете: проходить полосы препятствий его там научили.

Следующей должна была идти Виола, но Мельхиор удержал её и пустил вперёд Тео, что-то шепнув тому на ухо. Сам притянул к себе молодую жену, попросил разрешения и стал объяснять ей, что делает Теодор, одновременно позволяя ей видеть всё то, что видел сам.

Маг догадался так сделать, наблюдая за Ули. Подумал о том, что зрелище поучительное и неплохо бы Виоле его увидеть прежде, чем она сама ступит на тропу. А может ли их новая связь дать ей возможность видеть его глазами? Должна! Но пробовать было поздно, Ульрих уже проехал, поэтому он и пустил вперёд Тео.

Виола была потрясена. Она не представляла себе, как выглядит мир в магическом зрении, так что увиденное её ошеломило. Но при этом женщина не упустила главного, того, о чём нашёптывал ей муж: как продвигаться, чего опасаться, когда остановиться и когда поторопиться.

Туман понемногу редел, так что, как только Тео миновал лагерь солдат, она пустилась в путь. Ей необходимо было преодолеть чуть больше двухсот локтей до высшей точки перевала. Эдмон отлично понял ситуацию и просто замер, прижавшись к её груди. Прошептал чуть слышно:

— Не бойся, мамочка, я знаю, что надо вести себя тихо. Солдаты нас не заметят.

Чувствуя на своей спине неотрывный взгляд Мельхиора, Виола потихоньку преодолевала расстояние. Вот уже первые солдаты, те, что у костра. Она замедлила шаг лошади, ожидая, пока один из них пересечёт её путь с миской каши, затем ускорилась. Вот две палатки, в одной их них должно сидеть начальство. Мимо них удалось проехать без нервотрёпки. Осталось всего ничего. Два солдата проваживают вернувшихся их дозора лошадей, а за ними караул, шесть человек, по трое с каждой стороны дороги. Это просто: они даже не перегородили путь, оставили его свободным.

Она снова чуть ускорилась, намереваясь как можно скорее проехать последний опасный кусок, и тут её везение закончилось.

Сильный порыв ветра разогнал туман и напугал её лошадь. Та хотела было встать на дыбы, но Виоле удалось каким-то чудом её удержать. Вместо этого вредная скотина загарцевала на месте и испустила тихое, но вполне внятное ржание.

Солдаты всполошились.

Мельхиор, хоть и должен был оставаться на месте, пока его любимая не проедет лагерь и караульных, но не удержался, выдвинулся поближе к месту действия, чтобы прийти на помощь, если понадобится. Увидев, что солдаты забегали и перегородили дорогу, но не видимость с лошади и всадницы пока ещё не спала и Виола держится в седле, решил исправить ситуацию.

Он послал коня вперёд и бросил в толпу сбегающихся со всех сторон людей заклинание сна. Большинство попадало, но не все! Караульные и выскочившие из палатки офицеры не поддались.

— Демоны! — выругался про себя Мельхиор, — У проклятого герцога отличные артефакторы.

В Виолу заклинание не попало, да и амулеты он на неё навесил надёжные, но что толку?! Туман уже рассеялся и, несмотря на полог незаметного, солдаты по тени смогли определить её местонахождение. По крайней мере окружали они её так, как будто видели. Руководил ими выбежавший из палатки офицер и делал это на редкость толково и сноровисто.

Надо было придумать что-то позаковыристее сна, но времени катастрофически не оставалось. Вот кто-то налетел на невидимую Виолу, нащупал лошадиных храп, вырвал из рук девушки повод и радостно закричал:

— Ура! Я поймал! Держу!

В следуюшую минуту её стащили с седла и она исчезла из виду заслонённая фигурами солдат. Истошно завопил перепуганный Эди… Мельхиор соскочил с коня и бросился в образовавшуюся кучу-малу и тут полыхнуло так, что всех разбросало по окрестным кустам.

Мельхиор не избежал общей участи, отлетел и хорошенько приложился головой о здоровый валун. Сознание его на время померкло. Когда же он пришёл в себя, то услышал выкрики офицера, наводившего порядок в лагере.

— Кто там ещё изображает спящую принцессу? Облейте его водой!

Знает дело, подумал маг, верное средство против магически наведённого сна — холодная вода, она смывает чары. Тут он осознал, что произошло, и его как пружиной подбросило. Где Виола? И что с ним самим, демоны раздери?

Мельхиор огляделся и в первую минуту порадовался: с ним не так уж всё плохо. Амулет он сделал качественный: полог незаметного не развеялся даже тогда, когда его отбросило взрывом. Он валялся практически на виду у всего лагеря, но его никто не замечал, даже те, кто проходил мимо, просто переступали через его длинные ноги как через корни дерева, и шли дальше. Лошадь куда-то убежала, но, так как на ней осталась добрая половина всех сделанных им амулетов, то маг её отлично чувствовал и в любую минуту мог призвать.

Но вот Виола…

Сейчас он осознал, что это был за взрыв. Спонтанный выброс, что же ещё? Перепуганный Эди забыл всё, что втолковывал ему добрый дядя маг, и выпустил наружу свою силу. Вот это действительно ужас. Виола могла пострадать!

Мельхиор потратил минуту на то, чтобы оживить и проверить их связь. Фух! Она жива и не пострадала, только испугалась сильно. Не за себя, за сына и остальных. Сейчас её и мальчика увозят в сторону города.

Скорее за ними!

Маг осторожно отполз в кусты, затем поднялся на ноги и ощупал раскалывающуюся от боли голову. Ничего, жить будет. Всего лишь ушиб. Надо призвать лошадь и выпить восстанавливающее зелье, кажется, у него была ещё пара порций. А пока стоит попробовать увидеть окружающее глазами Виолы и послушать её ушами. Главное, чтобы она не почувствовала при этом его боль.

Он брёл по лесу, быстро удаляясь от перевала, и пытался наладить одностороннюю связь с женой. Получалось плохо, то ли оттого, что связь была совсем новой, неустоявшейся, то ли оттого, что мешала головная боль. Совсем закрыться от Виолы, не дать ей почувствовать своё состояние, он несумел. Поэтому в разгар попыток до него долетела её встревоженная мысль:

"Это же не моя голова так зверски болит! Мельхиор! Что с ним?!"

Он постарался успокоиться и послать ей волну умиротворения, а заодно и объяснение:

— Не переживай, милая, со мной порядок. Немного стукнулся, но сейчас выпью зелье и всё пройдёт.

Моментально пришёл её ответ:

— Ты не ранен? Ты на свободе? Тебя не поймали?

— Со мной всё хорошо, моя радость. Ты как?

После волны разнообразных чувств, от сожаления и нежности, до гнева, он услышал чёткие, связные, логичные фразы. Виола даже в уме постаралась сформулировать всё так, как будто донесение писала.

— Когда Эди испугался и выпустил свою магию, все амулеты сгорели и нас стало видно. Убило двоих солдат, зато остальные нас схватили и сейчас везут в Эгон, к герцогу Ниблонгу. Он в замке графов Эгонов, вершит суд и расправу. Думаю, к обеду мы там окажемся. Нас с Эди связали, но не жестоко. К счастью, никто не связал взрыв и моего сына. Грешат на неисправные амулеты. У Эди не осталось сил. Сейчас его везёт солдат. Замотал в остатки моих шалей и привязал к себе. Со мной всё относительно хорошо, правда. Я волнуюсь за Эдмона.

Мельхиор как раз в этот момент добрался до безопасной полянки и призвал лошадь, затем сел на землю дожидаться заблудшую скотинку. Он полностью поверил сообщению Виолы, но всё равно решил проверить: как там её связали? Пока у него так болит голова, этого делать не стоит, но потом, когда он выпьет наконец зелье, проверит обязательно. И плохо придётся этим воякам, если его девочке больно!

Пока же придётся обойтись словесным общением. Кстати, как она его освоила? Не говорит ли вслух?

Видимо, этот вопрос сформулировался в голове настолько чётко, что Виола сразу ответила:

— Мельхиор, я не дура. Проговариваю всё, но в уме. Ну, может, чуть-чуть шевелю губами, но на это вряд ли кто-то обратит внимание. Меня тут проверили каким-то здоровым камнем на верёвке и во всеуслышание заявили, что я не маг и близко. Кстати, то же самое проделали с Эди и вердикт был такой же. Он не выгорел?

— Успокойся, девочка моя, с Эди полный порядок, — поспешил успокоить её маг, — Дети практически никогда не превышают своих возможностей при спонтанном выбросе. Для этого нужны осознанные действия. Просто он выбросил почти весь резерв, поэтому и ощущается сейчас как пустышка. Это даже хорошо, что амулет не узнал в нём будущего мага, его не станут опасаться. Ничего, через пару часов ситуация изменится. Постарайся уговорить накормить его, как только приедете в Эгон. Это нашему мальчику будет нужно больше всего.

От неё пришла волна облегчения и радости. Состояние Эдмона не давало Виоле покоя, она умирала от тревоги за сына: видит его, бледного и слабого, а помочь ничем не может. Но если Мельхиор сказал, что опасности нет… Своему мужу она верила безоговорочно и он это почувствовал.

Тут как раз из-за деревьев и камней вышла убежавшая лошадка, навьюченная разнообразным добром и в том числе сумкой мага. Мельхиор через силу поднялся и волевым усилием заставил животное подойти. Первым долгом достал флакон восстанавливающего и влил в себя, даже не поморщившись, хоть зелье было горьким. Прислонился к ближайшему стволу, расслабился и дал лекарству подействовать. Не прошло и трёх минут, как боль отступила, а голова стала соображать намного быстрее и чётче.

Вот сейчас он и проверит, как там связали его обожаемую жену. Она жалеет его и не станет жаловаться, а напрасно. За неё он порвёт на ленточки любого, пусть даже самого герцога Ниблонга. Говорят, он сильный маг, но сейчас это не имеет значения. Пусть у него резерв в разы больше, чем у Мельхиора, но его недостаточно просто иметь, им нужно уметь пользоваться, а гремонские нобили всегда пренебрегали учёбой. Так что берегись, старый Зигги! Если ты обидишь мою Вилечку, мало тебе не покажется.

Убедившись, что его состояние не может причинить жене неудобств, он снова активировал их связь и попытался ощутить её тело. Да, она не солгала, солдаты привязали её к седлу крепко, но бережно. Попытался посмотреть её глазами и сразу увидел Эдмона. Мальчика вёз перед собой солдат, привязав к себе тем же способом, что и Виола до того. Но выглядел Эди по-другому. Весёлый и шустрый ребёнок, даже когда спал, не производил унылого впечатления. А сейчас на него было жалко смотреть. Бледный как полотно, он казался бы неживым, если бы не хриплое дыхание, вырывавшееся из полуокрытого ротика.

Подпалил связки, когда швырялся магией, — определил Мельхиор. Ну ничего, через пару дней всё восстановится даже без лечения. Только поить его сладким чаем с мятой, анисом и фиалковым корнем.

— Спасибо, — услышал он в своей голове голос любимой, — ты меня успокоил. А теперь скажи: что мне делать?

— Не знаю, — честно признался Мельхиор, — Одно могу сказать: я иду на помощь и обязательно вас вытащу. Я знаю, ты разумная. Не поддавайся панике. Постарайся, чтобы с тобой не сотворили ничего дурного. По мере возможности береги Эди. И стой на своём: ты не знаешь, почему графиня решила, что твой ребёнок от Ульриха. У тебя есть муж, а Эди — его сын. И не бойся: я скоро!

Он вскочил в седло и тронул поводья.

Мельхиор торопил свою кобылу, постепенно нагоняя солдат, перевозивших его Вилечку в город. По дороге несколько раз связывался с женой и старался её успокоить, но на самом деле этим успокаивал себя сам. Виола владела собой много лучше, чем её новоявленный супруг. Она сложила в своей голове какую-то картину их с Эди общего будущего и приняла её, после чего очень укрепилась духом.

Мельхиор проникся её чувством, которое он не смог бы характеризовать словами, и старался поддержать, показав хоть какие-то плюсы в их положении. Виолу больше всего сейчас волновало состояние сына, поэтому он глядел её глазами на Эдмона, желая уловить хоть небольшой признак улучшения и уже на подъезде к воротам уловил-таки! Тот стал дышать спокойнее, хрипы уменьшились и цвет лица малыша уже не казался таким мертвенно-бледным. Восстанавливается сам, умничка. Сейчас бы его покормить и напоить…

Здоровая ветка возникла прямо перед его глазами и маг еле успел пригнуться, при этом вынырнул из сознания Виолы. Так, не стоит увлекаться, надо следить за дорогой. Она сама к нему толкнулась через несколько минут. Быстро сообразила, как управляться с их новой связью.

— Милый, — ласковое обращение пришлось ему как маслом по сердцу, — Скажи: вот это наше общение и есть то, чем ты меня пугал? Главный недостаток магического брака? По-моему, это не недостаток, а несомненное преимущество! Так бы я гадала где ты и что делаешь, ты тоже с ума бы сходил от неизвестности. Скажи, а на каком расстоянии это работает?

— На большом, — признался Мельхиор, — на очень большом. Вот так разговаривать мы сможем, даже находясь друг от друга за сто лиг, а если больше, то словами обменяться не сможем, но всё равно будем чувствовать состояние друг друга.

— Здорово! — резюмировала Виола, — Очень полезное свойство. Мне нравится. Да, милый, мы уже въезжаем в город. Стража на воротах герцогская: морды незнакомые и мундиры чужие.

Мельхиор понял, что катастрофически опаздывает. Вилька с сыном будут в замке раньше, чем он доберётся до города.

— Что ты собираешься делать? — спросил он, потому что от накатившего ужаса не придумал вопроса поумнее.

Тон ответа был так ему знаком, что он как бы воочию увидел Виолу, привычно пожимающую плечами.

— Ну, для начала попробую уговорить их накормить меня и Эди. Или хотя бы напоить, если уж еды они для нас пожалеют. А потом… Если ты имеешь в виду герцога, то… Торговаться! Я купчиха, это я умею лучше всего.

Мельхиор облегчённо расхохотался. Его девочка не сдалась, приняв уготованную им с Эдмоном судьбу, она решила биться до конца, но выбрала для этого знакомое поле. Переговоры. Она этого герцога заведёт и выведет два раза! Разве Мельхиор не был свидетелем, как она уговорила балинарского торговца взять у неё приготовленные им зелья и амулеты по цене в два раза выше той, по которой он их поставлял раньше? Как эдельские болящие ей в рот смотрели и слушались даже не слова — движения бровей? А как она здорово справилась тогда, когда на неё насели дознаватели из Коллегии? Она умудрилась так им отвечать, что они не задали ни одного лишнего, неудобного вопроса. Так что тут на неё можно положиться: своё дело Виола знает получше многих прочих. Только ему всё равно за неё боязно. За неё и за мальчика, которого Мельхиор уже считал своим сыном.

А ещё… У него нет никакой связи ни с Теодором, ни с Ульрихом, но глупо думать, что они уже выбыли из игры. Когда и тому, и другому станет ясно, что Виола не преодолела перевал, они вернутся. Если против возвращения Теодора у Мельхиора возражений не было, то Ульрих представлялся ему той ещё занозой в заднице. Припрётся и испортит им с Вилечкой всю игру.

Ну что ж, раз уж он всё равно опоздал, надо как-то предотвратить такое развитие событий. Поэтому, не доезжая до стен города, он спешился, завёл лошадь в кусты, сел и достал бланки магической почты. Первым долгом написал Тео. Сообщил, что Вилька попалась и её увезли в замок, а он следует за ней по пятам и предпримет всё возможное, чтобы вызволить их с Эди. А ему, Теодору, поручает держать взбалмошного графа подальше ото всего этого. Не потому что ему, Мельхиору, так жалко Ульриха, хрен бы с ним, а потому, что придуманный им план полетит к демонам, если графёнок попадётся на глаза фар Ниблонгу.

Следующее письмо полетело к Ули. В нём Мельхиор стращал его самыми тяжёлыми последствиями, если графёныш ненароком вздумает вернуться в Эгон. Понимая, что пугать смертью задиристого юношу бессмысленно, он постарался живописать те ужасы, которым подвергнутся Виола и мальчик. В конце он убеждал его отправиться как можно скорее в Элидиану и уже там поискать помощи. Например, обратиться в Коллегию через Ансельма. Сам он прекрасно понимал всю бессмысленность таких действий, но очень надеялся, что Ульрих по молодости пока ещё верит в справедливость и защиту закона.

Отправив оба послания, маг снова сел в седло и его лошадка мирно потрусила в сторону городских ворот. Он не мог дать гарантии, что письма подействуют ровно так, как ему желалось, но зато совесть была спокойна: он сделал всё, что мог в этой ситуации.

Виола оказалась права: старую городскую стражу герцог сменил на своих людей. С одной стороны это было плохо, с другой — хорошо. Плохо то, что солдаты относились с вполне понятным недоверием к каждому, кто приближался, будь то с внутренней или внешней стороны. Хорошим можно было счесть то, что никто из них никогда раньше не видел Мельхиора. Поэтому он подъехал с безразличным видом и на вопрос, кто таков, спокойно ответил:

— Магистр Мельхиор Нарденн, свободный маг, гражданин Валариэтана.

Видимо, такие пташки залетали в Гремон нечасто, потому что солдаты уставились на него, как малые дети на пряник. Затем тот из них, мундир которого украшали две лишние нашивки, спросил:

— По какой надобности явились, магистр Нарденн?

Запомнил, молодец. Маг изобразил на лице скучливую гримасу.

— Каждый год в это время я приезжаю сюда, чтобы купить камни для моих амулетов, и в первый раз меня о чём-то спрашивают. На перевале тоже такие интересующиеся сидят. Откуда вы, ребята, тут взялись? Я же вижу, что не местные?

Глупо. Можно подумать, свободный маг ехал сюда и по дороге ни с кем не разговаривал, был глух и слеп. Стоило капралу пораскинуть умишком, он бы понял, что объяснения мага шиты белыми нитками. Но его сюда поставили не думать, а охранять и докладывать. Поэтому он покивал для солидности, после чего вызвал писца, который прибежал с поклонами и записал Мельхиора в какую-то книгу, которую притащил подмышкой. Затем уже по собственной инициативе капрал стребовал с мага серебрушку и этим все формальности завершились. Путь был свободен.

Идти снова в тот трактир, откуда он так лихо сбежал, не хотелось. Маг вспомнил, что было какое-то заведение на улице, идущей вдоль городской стены изнутри, и двинулся по ней, благо она как раз брала начало у самых ворот. Через три квартала он наткнулся на вывеску "Как у бабушки". Это оказался не трактир, а пансион, который держала симпатичная полная дама средних лет. Только вот постояльцев в нём не имелось уже который год, так что появлению мага милая женщина обрадовалась как подарку. Тут же проводила в комнату, которая отличалась чистотой и тем вариантом домашнего уюта, к которому обычно тяготели зажиточные пожилые горожанки. Салфеточки, чехольчики, кружевца, рюшечки, оборочки и огромное количество пылесборников, дабы было с чего стряхивать пыль метёлочкой. Под высоким бархатным балдахином приезжего ждала кровать, заваленная таким количеством вышитых подушечек, что можно было без зазрения совести начинать ими торговать.

В первую минуту маг опешил, а затем возрадовался. Такие дамочки обычно жуткие сплетницы, а потому очень хорошо информированы. Поэтому он согласился на все условия милой хозяйки, а затем аккуратно выпроводил её, пообещав спуститься к обеду, который будет готов через полчаса.

Ему надо было срочно связаться с Виолой и он не хотел, чтобы посторонняя женщина видела, как он замирает с остановившимся взглядом, прислушиваясь к голосу своей жены.

Виолу, как выяснилось, заперли не в темницу, чего она боялась, а в обычную скромную комнату, которая когда-то принадлежала компаньонке графини. В отличие от пансиона, здесь было пыльно. Но чистюля Вилька не обращала на это никакого внимания, потому что радовалась другому: Эдмона поместили вместе с матерью. Мало того, как только она попросила пить и есть, стороживший их комнату пожилой солдат дал ей воды и спросил, что принести мальчику. Сейчас время обеда, может, и она съела бы что-нибудь?

Вспомнив, что в молоко нельзя добавить никакого яду, чтобы оно не свернулось, Вилька попросила молока и хлеба. Самая безопасная еда.

Эди, отдавший силы на перевале, спал. Сейчас он уже не выглядел умирающим: дышал тихо и равномерно, бледные щёчки чуть порозовели. Когда Виола поднесла к его губам кружку с водой, он завозился, а затем, не открывая глаз, приник к ней и стал жадно пить, пока не выпил всё до дна. После этого откинулся на подушку, которую Вилька успела встряхнуть, и снова заснул.

Ей очень хотелось посоветоваться с Мельхиором. Рассказать, как и куда их поместили, про то, что сумку ей вернули, а там столько всего…, что Эдмон выпил огромную кружку воды, не просыпаясь, а ещё сказать, как она по нему скучает, как ждёт. Странное, ни на что не похожее общение помогло ей не только понять своего избранника, но и прочувствовать. Она ощутила глубину и силу его любви и что-то, глубоко спавшее внутри неё, проснулось и живо откликнулось на эти чувства. А тут подоспело сознание, которое развернуло перед ней картину полного взаимопонимания, то есть того, что Виола искала и не находила во всех тех, кто крутился вокруг неё до сих пор.

Пожалуй, только сейчас она осознала, что носатый маг, похожий на ворону — самый близкий ей человек, ближе даже чем Тео и Регина. Ей нет нужды что-то от него скрывать, манипулировать, чтобы добиться своего, с ним она может быть самой собой: он принимает её такую, какая она есть. И он её тоже полностью устраивает, со всем его занудством, педантизмом, въедливостью и длинным носом. Может, это и есть любовь? Не та, о которой пишут в дамских романах, а настоящая, человеческая?

Ей очень хотелось поговорить со своим мужем, но она решила дождаться, когда он сам выйдет на связь. Не хватало ещё отвлекать его, когда он будет проникать в город.

Вскоре знакомый солдат принёс еды в виде заказанных молока и хлеба, посмотрел на неё жалостливо и вышел. По доносившимся из-за двери звукам она смогла определить, что он никуда не ушёл, а остался караулить. Тогда она разбудила-таки Эди, накормила его, а затем снова уложила отдыхать. Раз у неё нет возможности дать мальчику полезный отвар, пусть восстанавливается во сне. Затем подошла к двери и жалобно спросила:

— Господин солдат, а господин солдат, что с нами будет?

Если честно, она не очень надеялась на ответ, но вдруг услышала из-за двери:

— А кто ж его знает, милая. Твою судьбу будет решать сам герцог Зигмунт фар Ниблонг, не просто так. Только вряд ли это случится сегодня. Ему, видишь ли, какого-то важного пленника поймали, но пока не доставили. Вот он его и ждёт, а про тебя сказал: время терпит. Так что отдыхай пока. Если никакой вины на тебе нет, отпустит тебя герцог, он у нас, конечно, не сахар, но с женщинами и детьми не воюет, если только это не преступники, как ваша графиня.

Виола проговорила слова благодарности, вернулась к сыну, который разметался на кровати, сгребла его и переложила в кресло. Открыла окно, забранное решёткой и вытряхнула туда пыль из всех подушек, одеял, простыней и покрывал. Затем снова застелила постель, вытащила из сумки чистое бельё и самое простое платье, которое не жалко было помять, и переоделась. Раз герцог сегодня ей не грозит, надо отдохнуть.

Уложила Эди под одеяло, сама пристроилась рядом и не заметила, как начала засыпать. Как раз этот момент выбрал Мельхиор, чтобы поинтересоваться, как они там. Она быстро пересказала ему всё, что узнала, но его больше волновало то, как её разместили и как она себя чувствует. Похвалил за правильный выбор еды, глянул на Эди, подтвердил, что всё с ним хорошо, а потом сказал:

— Спи, моя любимая. Набирайся сил. Завтра они нам понадобятся.

Такие простые слова, а Виола готова была разрыдаться от нахлынувшей нежности. Или это просто чувства Мельхиора?