Мне оставалось обезопасить только рабочий кабинет командира, расположенный в основном крыле. К счастью, нужно было всего лишь нанести руны. Это, елка, шарики — и полноценная защита обеспечена. Можно будет выспаться, отлежаться.
Я уселась под окном, чтобы нанести руны на нижнюю поверхность подоконника. К сожалению, забыла лампу. Пришлось вставать. От слабости мутило, тело не слушалось, подняться с пола с первой попытки не получилось.
— Я бы с удовольствием помог, Кэйтлин, — послышался совсем близко мужской голос, будто свитый из нескольких, в воздухе замерцали алые искры. — Но боюсь, ты не оценишь.
Откуда он взялся? В комнате нет зеркал, я проверила!
Собрав остаток сил, встала, выпрямилась и даже не поморщилась от боли, прошившей спину. Надо было предвидеть, что старый знакомец объявится. Древняя сущность чувствовала, что я едва стою на ногах от истощения, и не могла упустить такой шанс.
— Я вполне самостоятельна и в помощи не нуждаюсь, — заявила я и, стараясь не показывать удивления, обвела взглядом наполняющуюся зеленоватым сиянием комнату, сжала рукоять кинжала.
— Ты нуждаешься и в помощи, и в наставлении, но не хочешь этого признавать, — в стеклянных дверцах шкафа затрепетал размытый образ. В этот раз сущность решила быть мужчиной.
— Мне не нужны твои помощь и наставления, — холодно заявила я, с ужасом наблюдая за тем, как призрак выходит из стекла. Раньше он себе такого не позволял! Раньше он лишь использовал других духов и зеркала, чтобы общаться со мной.
— Но от доброго совета ты не откажешься, Кэйтлин, ведь так? — в голосе, свитом из нескольких, слышалась усмешка.
— Откажусь, конечно, — хмыкнула я. — Все твои советы сводятся к тому, что нужно сдаться, не дергаться, плыть по течению, а еще лучше войти в зеркало, чтобы мой разум и сила там растворились. Видимо, тебе не хватает для коллекции.
— Ну-ну, зачем так цинично? — сущность приняла вполне четкие очертания. Они обманчиво говорили, что в представшем передо мной призраке не больше тройки по шкале Тайита.
— Зато по сути, — отрезала я.
Комнату заливало необычное зеленовато-бирюзовое сияние, напоминающее северное, которое я видела только на картинах.
— Как обидно! Ты даже не допускаешь мысли, что тебе может у меня понравиться, — покачал головой смутно знакомый мужчина.
— Ты пришел жаловаться мне на меня же? — подчеркнуто удивилась я.
— Нет, Кэйтлин, — улыбка призрака стала на миг такой родной, что я даже пожалела, что он не может воссоздать цвета. Казалось, стоит мне увидеть настоящий цвет глаз и волос, разглядеть одежду, и я тут же вспомню что-то очень важное и, разумеется, пойму, чей образ использует сущность. — Я пришел не жаловаться.
— Тогда зачем?
— Ты поверишь, если я скажу, что скучал? Мы долго не беседовали.
— Жаль огорчать. Я не скучала.
— Неправда, Кэйтлин, — вкрадчиво ответил он и одним неуловимым движением преодолел почти все расстояние до меня.
Я и моргнуть не успела, сердце заколотилось еще быстрей, а призрак остановился в паре шагов и то, потому что я наставила на него кинжал, горящий алым в зеленом мареве, затопившем комнату. С нарастающим ужасом поняла, что даже тройку по шкале Тайита, которой сущность не является, мне не развоплотить. Нет сил. Но показывать это нельзя.
— Я вижу, как ты смотришь в зеркала. Ждешь, надеешься меня встретить. Ты ищешь их повсюду.
— Не думала, что ты так много о себе мнишь, — презрительно хмыкнула я. — Какая самовлюбленность!
— Должны же и у меня быть недостатки. Хоть небольшие, — он снова улыбнулся, и на мгновение стало так же тепло, как в детстве, но я не могла вспомнить, кем приходился мне этот мужчина, папин ровесник.
— Я пока достоинств не нашла, — предупреждающе подняв кинжал чуть выше, чтобы он указывал на сердце призрака, жестко ответила я.
Мужчина, приблизившийся еще на один шаг, примирительно показал раскрытые ладони.
— Мне приятно считать, что ты обо мне думаешь. Хоть изредка, Кэйтлин. Позволь мне так заблуждаться, не будь черствой, — попросил он с прежней улыбкой.
Я нарочито удивилась:
— Ты пытаешься меня разжалобить?
— Ни в коем случае! — так же притворно возмутился он. — Я просто указываю тебе на твой явный недостаток. Ты слишком закрываешься, будто не ждешь ничего хорошего.
— А от тебя можно ждать добра? — я скептически подняла бровь.
— Вы, люди, слишком однозначно трактуете это понятие, — он пожал плечами. — Смерть тоже может быть благом. Ты еще слишком юна, чтобы осознать. И не спорь, — попросил он, заметив выражение моего лица. — Только, пожалуйста, носи с собой зеркальце. Мне будет приятно.
— Ты издеваешься?
— Почему ты не допускаешь мысли, что я могу тебе понадобиться? Вдруг тебе станет одиноко? Или страшно? — он подошел так близко, что кончик кинжала почти касался груди, а одежда полупрозрачного мужчины в этом месте начала темнеть и слегка обшелушиваться, будто пепел.
— Я некромант. Меня не так-то просто напугать, — с вызовом ответила я.
— Не спорю. Но десятки перевоплощений справятся, — глядя мне в глаза, серьезно заявила сущность. — Не будь черствой, Кэйтлин. Носи с собой зеркальце.
И призрак со звоном рассыпался на множество зависших в воздухе крупных осколков. Каждый сиял мертвенной бирюзой и отливал изумрудом. Каждый, будто кусок льда, отражал животное. Лиса, баран, ворон, сова, кабан, крыса… Все пятнадцать животных-защитников, силу и основные качества которых я год из года призывала в помощь, в этих осколках проживали свои жизни. Но их жизни не заканчивались смертью. Их жизни будто вливались в новых детенышей.
Вглядываясь в образы, судорожно хватаясь за подоконник, чтобы не упасть, я не сразу сообразила, что все осколки вместе формировали узор — оленью голову. Голова, становившаяся постепенно осязаемей за счет зеленого марева, повернулась ко мне и, пусть и лишенная глаз, окинула взглядом.
— Ты сильней, чем сейчас, — мужской голос был мне незнаком. Хрипловатый, низкий, гулкий.
Я знала, не могла объяснить, но знала, что он не принадлежит знакомцу. Это было что-то другое.
— Занятно, — сказал он, а я могла поклясться, что на губах не обретшего лица призрака играла бы презрительная ухмылка. Рога наклонились, будто носивший их склонил голову набок, оценивающе разглядывая меня.
— Кто ты? — крепче сжав рукоять кинжала, требовательно спросила я.
Он не соизволил ответить. Осколки с животными друг за другом взорвались изумрудным сиянием. В ставшем вязким воздухе каждый взрыв бил волной, и я не устояла на ногах. Отчаянно цепляясь за подоконник, упала на пол.
Опасность миновала, астральный след постепенно рассеивался, хоть комната еще была залита зеленым пульсирующим светом. Несколько долгих минут я выдыхала, подняв лицо к небу и благодаря Триединую за то, что сущности меня сегодня не убили. Обе были значительно сильней меня, но если старый знакомец не показался в этот раз угрозой, то хищное внимание оленя меня очень напугало.
Открыв глаза, увидела все еще девственно чистый подоконник и, собрав последние крупицы сил, нанесла защитные руны. Осоловело глядя перед собой, даже не пыталась встать. Наверное, не будь необходимости дождаться появления елки и украсить ее, я бы уснула прямо на полу в кабинете командира.
В коридоре послышались голоса. Мужские, тихие, но создавалось ощущение, что рыси друг друга подбадривали. В дверь постучали. Вначале тихо, потом требовательней. Потом к стуку добавилось потрясающе вежливое обращение «леди ведьма». В столице хоть некромантом называли.
Когда начали ковырять замок, пришлось вставать и ползти открывать. По опыту знала, что в таких случаях доводить до взломанных дверей нельзя. Тогда людям кажется, что они прижали меня, вынудили держать ответ. Это не добавляет моим словам убедительности, а мне самой народной любви. А с рысями придется сосуществовать три года.
Они не были настроены слушать объяснения. Их вообще не интересовали мои слова. Благо, капрал осадил их, а то угрозы поквитаться со мной, если с головы Фонсо хоть волосок упадет, если я что-нибудь сделаю Тэйке, были бы произнесены до конца, а не ограничивались одними «если». Надо же, как солдаты ценят командира, как пекутся о нем и его дочери. Как странно это после бойни в Хомлене. Как странно.
Еле держась на ногах, отчаянно вцепляясь в косяк, я с удивлением и признательностью слушала отца Беольда, распекающего рысей. Невероятно! Священник, оправдывающий некроманта! Это было настолько немыслимо, что я с трудом не поддалась искушению объяснить происходящее слабостью, обманывающей мой слух и искажающей восприятие.
Но как бы то ни было, проповедь, начавшаяся в коридоре и сдобренная предупреждениями «вот командир вам задаст», позволила мне уйти и отдохнуть перед ожидаемой встречей с Фонсо.
Он, что удивило не меньше поведения священника, не только извинялся, но с искренним беспокойством предположил, что я, наверное, испугалась! Прежде никому в голову не приходило спросить об этом!
Поразительно, но командир в самом деле был первым, кто поинтересовался моими переживаниями после боя или неприятного разговора. Даже Нинон с детства знала, что старшая сестра-некромант ничего не боится, никогда не дает слабину, со всем справится и всегда держит ситуацию под контролем.
— К некромантам редко относятся благожелательно, — спокойно ответила я. — Не ждала другого.
— Мне очень жаль, что ожидания оправдались, — хмурый мужчина смотрел мне в глаза и, казалось, говорил от сердца. — Солдаты будут строго наказаны. Подобное больше не повторится.
Насколько я могла судить в своем полуобморочном состоянии, Фонсо чувствовал себя ответственным и даже в чем-то виноватым за произошедшее. Казалось, он всерьез переживал, что не смог предотвратить возникшую ситуацию. Как благотворно повлияла на него прогулка по лесу в компании лекаря Дарла! Нужно запомнить на будущее.
— Когда вы в других местах наносили руны, никакого свечения не было, — осторожно подчеркнул командир.
— Разное волшебство выглядит по-разному, — я пожала плечами и положила ладонь на ручку плетеного короба, в котором путешествовали елочные игрушки. Корзину с шариками и стеклянными гирляндами за минуту до появления Фонсо унесла вниз Джози.
— Что же особенного было у меня в кабинете, что потребовались отличные от других заклятия? — настороженно вскинул бровь супруг.
Мгновение мне даже нравилась мысль рассказать Фонсо хотя бы о давнем знакомце, следящем за мной через зеркала. Но это точно не успокоило бы командира, его дочь и рысей в целом.
— Это трудно объяснить. Так же трудно, как рассказать слепому, что на картине нарисован ирис, о котором человек никогда прежде не слышал, — примирительно ответила я. — Но и тут у объясняющего передо мной преимущество. Слепой может пощупать картину и убедиться в том, что его не обманывают, что картина хотя бы существует. В моем случае все немного сложней.
— Тоже верно, сложней, — согласился супруг и указал на короб, за который я держалась. — Вы позволите?
— Конечно.
Приятная галантность, которой прежде не находилось места, понравилась мне даже больше извинений. Кажется, за прошедшую после знакомства неделю командир Фонсо немного смирился с вынужденной женитьбой. В конце концов, для него все могло обернуться хуже. Ему могли навязать чужого еще нерожденного ребенка.
Супруг взял короб и, заглянув внутрь, вытащил оттуда сделанную из перышек пеструю птичку на прищепке.
— Это и есть ваши артефакты? — с непередаваемой смесью облегчения и удивления спросил Фонсо, повернувшись ко мне.
— Жаль вас огорчать, милорд, но нет, — невольно отметив, что командиру очень идет не быть каменным истуканом, я покачала головой. — Это просто игрушки для украшения веток. Магической силы в них нет.
Отчасти, чтобы это благожелательное выражение на лице командира сохранялось дольше, я добавила:
— Вы тоже можете сделать свои игрушки. Из любых материалов. Вашей дочери наверняка понравится раскрашивать, например, деревянные фигурки.
Упоминать девочку оказалось плохой идеей. Командир заметно напрягся, хотя я не сказала ничего такого ужасного, всего лишь предложила ему новое развлечение, возможность занять чем-то необычным ребенка.
— Вначале мне хотелось бы увидеть некоторые примеры, — прозвучало спокойно, но скепсиса явно стало больше и в голосе, и во взгляде.
— Разумеется, — согласилась я и, пропустив вперед мужчину с коробом, закрыла дверь.
Ёлку солдаты догадались закрепить в нарочно оставленной в библиотеке подставке. В комнате была только Джози, оберегавшая корзину с шариками. Видимо, решила, что и неразбиваемые артефакты не стоит оставлять в одном помещении с занятыми деревом солдатами. Дождавшись меня, подруга окинула командира тяжелым взглядом и, не сказав Фонсо ни слова, ушла. Забавно даже, что Джози вела себя с командиром в точности так, как Тэйка вела себя со мной.
— Не зря я в вас верила, — залюбовавшись елкой, я с удовольствием вдыхала чуть слышные ароматы хвои и свежеспиленного дерева. Ёлку только-только занесли в дом, и иголки начинали пахнуть в тепле. — Вы красивую выбрали. И высокую, это хорошо.
Первой из короба я достала большую ярко-красную птицу, на крыльях и хвосте которой блестели золотые разводы.
— Прикрепите ее к верхушке, пожалуйста, — протянув на раскрытой ладони игрушку командиру, попросила я.
Никакого желания брать стоящую рядом со шкафом низкую скамеечку и с ее помощью дотягиваться до нужных веток у меня не было. В моем состоянии вероятность свалиться с нее составляла десять из десяти.
— И постарайтесь, пожалуйста, не повредить.
Мужская украшенная золотым кольцом рука замерла над птицей, будто командир передумал ее брать.
— Я о верхушке, — поспешила добавить я, сообразив, чем вызвана внезапная нерешительность Фонсо. — Ёлке с ней еще жить. Не сомневаюсь, что вы и так будете осторожно обращаться с игрушками.
Он выдохнул, промолчал, но я мысленно похвалила себя за то, что уточнила. Навязанный муж, кажется, все готов был принять на свой счет. Остается надеяться, что эта мнительность пройдет со временем. Джози сегодня раз пять повторила, что людям просто нужно ко мне привыкнуть. Когда первое отторжение уляжется, станет легче. Хорошо бы.
Я отрешенно наблюдала за тем, как Фонсо, встав на скамеечку, закреплял птицу. С усилием выдернув себя из оцепенения, достала первый шарик с изображением черепа барана. Заключенная в нем магическая энергия приятно грела пальцы, металлический крючочек послушно зацепился за ветку, и я отступила от елки, глядя на сияющий бирюзой шарик.
— И много у вас таких игрушек? — тоном «снимите, уберите, а лучше разбейте этот кошмар» спросил командир.
— Пятнадцать, — я взяла из корзины следующий шар с черепом совы и повесила его на одну из верхних веток.
— Послушайте, может, вы повесите не все? Сделайте мне одолжение, леди Россэр, — напористо попросил Фонсо.
— Милорд, — я со вздохом взяла шарик с черепом кабана, — что я вам говорила об артефактах?
— Миледи, я прошу вас ограничиться наименьшим числом! Я не хочу запирать эту комнату. На день Триединой и на Новый год именно здесь отмечают праздник после ужина. Уже много лет! Пожалуйста, уважьте эту традицию!
— Милорд, — решительно перебила я, повесив шарик повыше и повернувшись к мужу. — Наименьшее число — пятнадцать. Я понимаю, что вы переживаете из-за дочери. Но будьте чуть внимательней и подумайте! С высоты ее роста не видны узоры, виден только цвет. Он никого не напугает. Как вы можете объяснять рысям, что я не пытаюсь причинить зло при любой возможности, если сами в это не верите?
Он открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал, сложил руки на груди. На десятом шарике, правда, его и без того ограниченные запасы терпения истощились.
— Послушайте, — супруг переплел пальцы и, казалось, очень надеялся, я учту его просьбу. — Если так уж необходимо развесить все черепушки, давайте сдвинем елку в угол. И вы сможете повесить на заднюю сторону все, что только захотите!
— А когда часовых расставляете, вы их тоже загоняете в одно место и велите смотреть в одну сторону? — думать о том, что именно так он и сделал восемь лет назад, сил уже не было, и я с тоской представляла, что еще нужно разобрать большой короб с обыкновенными игрушками.
Он резко выдохнул и бросил:
— Это совсем другое!
— Мы же с вами, кажется, договорились, — теряя терпение, нахмурилась я. — Мои артефакты — такие же часовые, как и ваши. Просто на другом уровне.
Не дожидаясь ответа, я взяла сразу два последних шарика и повесила их на приглянувшиеся ветки. Обернувшись, встретилась взглядом с хмурым и очень недовольным супругом. Его возмущение и отрицание происходящего царапало мои чувства, ранило на энергетическом плане не меньше, чем злость Фонсо на рысей до того. Выдерживать это с каждой минутой становилось все трудней. А еще нужно было закончить наряжать елку.
Поскольку мое предложение касалось Тэйки, обращение «командир» я посчитала неуместным, а назвать «милордом» столь нетерпимого ко мне человека язык не поворачивался.
— Муж мой, — вполне миролюбиво начала я.
— И на том спасибо, — пробормотал он, сложив руки на груди.
— Пожалуйста, посмотрите сами, какие игрушки здесь хранятся, — я сделала вид, что он не перебивал, и приглашающе указала на короб. — Уверяю, больше ничего, что было бы связано со смертью или моим даром, там нет.
Фонсо скептически гнул брови и молчал.
— Моей сестре очень нравилось доставать, разглядывать эти сокровища и наряжать елку. Уверена, вашей дочери это занятие может полюбиться не меньше. Это редкое и необычное развлечение. Будет нечестно лишить ее такой возможности.
Прозвучало хорошо, спокойно. Даже можно было заподозрить у меня желание сделать пару шагов Тэйке навстречу. Как отец, заинтересованный в том, чтобы вынужденные мачеха и падчерица хотя бы не избегали друг друга, Эстас Фонсо должен был согласиться с моим предложением.
Он и в самом деле задумался, но довольным не выглядел, а его мотивация меня удивила.
— Вы в чем-то правы, миледи, — хмуро кивнул супруг. — После утренней истории нужно дать ей понять, что некромантия не только страшная и пугающая. Некромантия может быть и красивой, как те ваши искусственные птицы. Тогда Тэйка, думаю, быстрей свыкнется.
— Наверное, — согласилась я, отметив, что мне нравится эта трогательная забота Фонсо о дочери.
Эстас уговаривал себя, что стоит радоваться тому, какими на поверку оказались артефакты виконтессы. Не кости, не скелеты, не клыки, не жуткие маски, не противные твари вроде змей или пауков. Просто шарики с черепами и рунами. И, как ни крути, а леди была права и не зря просила высокую ель. Не залезая никуда, Тэйка не разглядит рисунок на не очень-то крупных шариках.
Хорошо, что виконтесса не хотела пугать ребенка, а предложение дать Тэйке украсить елку самостоятельно вообще было отличным. В крепости у девочки мало развлечений, тем более таких ярких. Теперь Тэйке будет, о чем рассказать подругам в Хомлене. И темой беседы станут не только неловкие попытки оправдать остриженные волосы виконтессы, но и нечто совершенно особенное.
К вящей досаде Эстаса, Тэйка идеей украшать елку, появившуюся в доме по желанию леди, игрушками, которые привезла сама леди, не загорелась. И командир в полной мере почувствовал себя заправским торговцем-зазывалой, расхваливающим товар и так, и эдак, в частности одну из трех елок на страну!
Четверть часа, не меньше, прошли в пустой борьбе с заупрямившейся дочерью и увенчались в итоге очень скромной победой. Эстас уговорил Тэйку проверить, хорошо ли он сам будет украшать елку.
К его возвращению виконтесса развесила на одном из двух резных пюпитров стеклянные бусы. Оранжевые, красные, зеленые, белые, синие бусины просвечивались и сияли не хуже драгоценных камней. Даже у командира глаза разбежались, а Тэйка и вовсе ахнула от восторга.
— У нитей по две небольшие прищепки, — достав из корзины напоминающий змею бумажный сверток, пояснила леди Россэр и сняла обертку. — Можно повесить за одну, чтобы гирлянда свисала вниз, а можно вот так, — в руках виконтессы нить ярких разноцветных бусин повисла дугой.
Солнечный луч попал на гирлянду, и Тэйка, завороженная игрой света на гранях, сделала к некромантке шаг, так и не выпустив руку отца. Леди Россэр этого будто не заметила и, достав из корзины бархатистую на вид тряпочку, стала протирать бусины.
— Эти уже можно брать, — кивком указав на пюпитр, совершенно обыденным, лишенным даже намеков на заигрывание с ребенком тоном сообщила леди.
И Эстас решился. Мягко высвободив руку, взял одну из сияющих гирлянд и, встав на скамеечку, зацепил прищепки за ветки. Бусины перекрыли большеглазый череп совы, и елка в одночасье перестала казаться странной некромантской затеей. Пожалуй, виконтесса права. Красивая традиция, которую и в случае развода неплохо будет сохранить.
Улучив момент, когда пышные ветки скрыли Тэйку и командира от виконтессы, дочь тихонько спросила, почему елка стоит в большой кадке с песком.
— Леди Россэр сказала, что сможет после Нового года прирастить дерево обратно к пню, — так же шепотом ответил Фонсо. — Здорово, правда?
— Ничего у нее не выйдет, — с сомнением глянув в сторону леди, вытирающей очередную нитку, буркнула Тэйка.
Эстас решил не разубеждать.
Гирлянды одна за другой превращали обыкновенную елку в нечто удивительно праздничное, волшебное. Смолистый аромат хвои дразнил обоняние, радовал, бодрил. Хорошее настроение и легкость, пришедшие во время охоты на дерево, но напуганные утренней историей с зачарованием кабинета, вернулись снова. Чудесное и давно позабытое чувство праздника, будто маленькая звездочка, появилось в душе, и Эстас, наблюдающий за сияющей дочерью, был даже благодарен леди Россэр за необычную идею с елкой.
Как виконтесса и предсказывала, Тэйка так и не заметила рисунки на бирюзовых шариках. Поначалу она тихо советовала, куда лучше повесить бусы или прикрепить какой-нибудь грибок на прищепке, но постепенно осмелела и с молчаливого поощрения взрослых сама стала увлеченно разбирать большой короб с игрушками.
Все они, будь то куколка, белка, заяц или пухлощекое, как на старинных гравюрах, солнце, были сделаны с любовью. Это чувствовалось. Даже Тэйка это понимала, бережно разворачивая сокровища, осторожно вертела их в руках и разглядывала фигурки.
— Тот, кто вырезал это, был настоящим мастером, — восхищенно выдохнул Фонсо, держа за петельку филигранно выполненную деревянную снежинку.
Виконтесса не ответила. Эстас отвлекся от игрушки, и только тогда увидел, что леди Россэр, устроившаяся в одном из кресел, спит.
Сияющая звездочка в душе потускнела, радость, яркая и осязаемая, куда-то ускользнула, сменившись странной, горчащей досадой. Странной, потому что Эстас ведь и не ждал сейчас от виконтессы особенного расположения или интереса к Тэйке и к себе.
Но какой-то час, пока наряжали елку, картинка происходящего в библиотеке казалась идеальной. Семейная пара, ребенок, общее развлечение, приподнятое настроение. Будто взгляд в будущее, к которому стоило стремиться.
Стараясь сделать так, чтобы Тэйка не поняла, насколько виконтессе безразличны она сама, навязанный и изначально постылый муж, украшение нужной только некромантке елки, Эстас Фонсо так же, как и до того, продолжал восхищаться игрушками. Но теперь они казались грубыми и блеклыми.
Зачем леди предложила позвать Тэйку? Командиру едва-едва удалось убедить дочь, что виконтесса очень занята, а потому из-за задумчивости, а не нарочно, проигнорировала вопросы девочки за столом. Теперь это…
Но досада недолго омрачала мысли — пару раз глянув на леди Россэр, Эстас обратил внимание на позу виконтессы. Она не была удобной. Никто не уснет нарочно, сидя на самом краешке кресла и не воспользовавшись ни одной подушкой.
Напомнив себе, что навязанная супруга выглядела больной и наверняка устала, а разыгравшаяся в кабинете сцена не могла улучшить ее самочувствие, Эстас мысленно укорил себя за очередное поспешное суждение. А ведь всего час назад леди Россэр просила его быть внимательней и думать. Хороший совет, в котором до приказа о женитьбе Эстас Фонсо не нуждался.
Чудо, не иначе, помогло ему отослать Тэйку так, что она и не вспомнила о виконтессе. Закрыв дверь в библиотеку, Фонсо подошел к полусидящей в кресле леди. Всматриваясь в ее исключительно бледное лицо, командир не мог отделаться от мысли, что супруга не спит, а потеряла сознание.
Беспокойство нарастало с каждым ударом сердца, и Эстас искренне понадеялся, что ошибается. На зов она не отреагировала никак, на прикосновение к плечу тоже. Щека виконтессы была холодной, руки — ледяными.
Как случилось, что он за столько дней не понял, насколько леди Россэр выкладывается на волшебство? Что там говорили преподаватели? Как быстро расходуется и как скоро восстанавливается магический резерв? Смутное представление о том, что уже на второй день работы у виконтессы должна была закончиться сила, всколыхнуло такое же зыбкое воспоминание о зельях пополнения энергии. Если Эстас правильно помнил, они были ядовитыми.
Эти умозаключения лишь усилили угрызения совести. Как ему в голову пришло сомневаться в том, что виконтесса Россэр действительно пыталась защитить обитателей крепости? Как он умудрился принимать молчаливость истощенной женщины на свой счет?
Оставалось только надеяться, виконтессе некогда было обращать внимание на то, каким упрямым, нетерпимым и невнимательным болваном оказался ее муж.