Глава 51

С мужем я так и не поговорила, сразу вернулась к себе. Сообщать ему в полушутливой форме, что мой отец считал Эстаса Фонсо наиболее подходящим мне супругом, я после недавних откровений не могла. Меряя шагами свою комнату, слышала, как лорд Эстас вернулся к себе, как тихо часы местного храма пробили полночь.

Я все чаще смотрела на зеркало, которое подарил мне муж. Зеркало, к покупке которого его подтолкнул древний знакомец. Как ни удивительно, но сущность не навредила, хотя имела и возможность, и средства. Снова и снова вспоминался разговор со знакомцем в кабинете, настойчивая просьба носить с собой зеркало и фраза о том, что мне могут понадобиться советы.

Я в самом деле нуждалась в помощи знакомца, хотя это горько было осознавать. Зеркало уютно легло в руку, вспыхнули алым гранаты. Представив голос, свитый из нескольких, ироничные высказывания знакомца, я решилась. Оделась и вышла за границы крепости.

Ночь выдалась тихая, звездная, сияющая, будто хрусталь. Заглянув в зеркало, честно ожидала увидеть там не себя, а чужое лицо, но очень долгое время ничего не происходило. Только гранаты и серебро оправы чуть поблескивали в свете звезд. Я начала замерзать, а как позвать сущность, не знала и не нашла ничего лучше, чем громко сказать, что пришла попросить о совете.

Поверхность зеркала дрогнула, будто по воде пошла рябь. Мир заполнился алыми всполохами, на губах моего отражения появилась лукавая улыбка.

— Твоя способность признавать собственную слабость и неполноценность знаний не может не радовать, — раздался будто отовсюду сразу по большей части мужской голос.

Чувства обострились, как при работе с потоками, прозрачный, легкий аромат мирта успокоил неистово заколотившееся сердце. Надо же, до этой ночи не задумывалась о том, какой запах присущ знакомцу.

— Рад тебя видеть, Кэйтлин, — прозвучало слева, и я, резко повернувшись, встретилась взглядом с Лойзаром Фонсо.

Сходство отца и сына ранило, напомнило о многих утратах, которые пришлись на долю Эстаса. В тот момент я поняла, что готова на сделку со знакомцем, если он поможет уберечь Тэйку, ведь кроме нее у моего мужа больше никого не осталось.

— Я думал, ты решишься поговорить еще неделю назад, когда твой не муж подарил тебе зеркало, — человек, воспоминания о котором отзывались родственным теплом, теперь подтрунивал надо мной, будто над несмышленышем. Оставалось радоваться тому, что знакомец не избрал для общения образы моих родителей.

— Он, кстати, сделал гребни, которые ты ему показал. Муж прекрасно умеет работать с костью, — пытаясь придать беседе хоть сколько-нибудь официальный тон, я говорила сухо и сохраняла достаточное расстояние, чтобы успеть выхватить кинжал.

— Он тебе об этом рассказал? — удивилась сущность. — Степень доверия в ваших отношениях достойна похвал. Мало кто за каких-то два месяца способен научиться так открываться другому.

— Я бесконечно тронута твоей высокой оценкой моей семейной жизни, но я звала тебя не для того, чтобы хвастаться, — хмыкнула я.

— В Тэйку вселилась какая-то сущность. Я изучила все доступные книги, нигде не нахожу ответов, но я уверена, что ты знаешь, в чем дело.

Лойзар Фонсо склонил голову набок, смерил меня долгим оценивающим взглядом:

— Знаю, конечно, — признал он, наконец. — И даже помогу тебе делом и советом.

— Буду признательна, но хочу вначале узнать цену помощи, — прозвучало твердо и с достоинством. Не хватало только, чтобы знакомец считал меня готовой согласиться на все.

Он усмехнулся и предупредил:

— Ты меня сейчас неправильно поймешь.

— Только если предложение непристойное.

Он рассмеялся. Многоголосый смех звучал жутковато, но был действительно веселым.

— Я не буду ставить условия и просить плату, — все еще улыбаясь, сказал знакомец. — Мы с тобой союзники больше, чем ты думаешь.

Видимо, скепсис у меня на лице отразился в полной мере, потому что собеседник покачал головой и посетовал на мою недоверчивость.

— Что ты, что Бартоломью, одинаковые, — он устало махнул рукой. — Даже мысли о сотрудничестве не возникает, если сильно не прижмет. Не то что у Тайита, он был человеком широких взглядов и оставил свой след в истории.

— Ну да, и умер в двадцать семь, — хмуро бросила я.

— Такова жизнь, — пожал плечами знакомец и глянул на меня столь азартно, будто ожидал горячих споров и моих попыток доказать, что именно потустороннее приложило руку к гибели некроманта.

Никакого желания обсуждать сделки сущности с другими у меня не было. К тому же я продрогла и ничего еще не выяснила о Тэйке, роще и непонятном старике, управлявшем девочкой.

— Ладно, оставим этого умершего в мире и спокойствии. Объясни мне, почему ты считаешь нас союзниками. Может, я пойму.

Он посерьезнел, окинул меня долгим взглядом.

— Если коротко, то и ты, Кэйтлин, и я стремимся к одному и тому же. Мы оба хотим, чтобы был порядок. Чтобы мертвые не задерживались в мире живых.

— Допустим. И поэтому ты готов помочь?

Он кивнул.

— Отлично. Что вселилось в Тэйку и как это убрать?

— А что ты уже выяснила?

— Что ты принял облик Лойзара Фонсо, отца моего мужа, — сухо начала я, а собеседник одобрительно улыбнулся. — Что здесь недалеко жил шаман, что он умер своей смертью от старости. Что ту рощу, где он жил и похоронен, охраняют пятнадцать духов зверей, каждый из которых слишком сильный для обыкновенного привидения животного.

— Потому что каждый из них — результат десятков перерождений, — тоже взяв деловой тон, вставил знакомец.

— Ты говорил о перерождениях до дня Триединой, но я нигде не нашла сведений о таком.

Он усмехнулся:

— Не удивлен. Об этом не говорят и записей не ведут. Перерождение придумали шаманы севера несколько веков назад. Изначально они хотели создать послушных духов-проводников, духов-охранников и избрали для этого пятнадцать птиц и животных. Черепа тех же самых зверей украшают твои шарики и защищают тебя даже, когда ты считаешь, что сила артефактов ушла.

Вот как? Значит, сущности, вселившейся в Тэйку, эти обереги действительно мешали. Любопытно.

— Шаманы разработали ритуал, с помощью которого передавали духу взрослого зверя тело детеныша, а потом запечатывали многократно перерожденную сущность в тотем, — продолжал Лойзар Фонсо.

— Тотем? — слово было смутно знакомым, но четкое представление в сознании не возникало.

— Это изображение животного, считай, статуя. Такая идея пришла от каганатских магов древности, которые вырезали обереги в виде зверей и наделяли воинов зоркостью орла, скоростью лани или силой медведя.

На лице собеседника было чуть ли не написано, что все эти ухищрения — глупости и самовнушение, но я не удержалась и спросила:

— Эта каганатская магия действовала?

— Действовала, но не так, как мэдлэгч думали, — усмехнулся он. — Из-за зачарованных фигурок некоторые люди получили способности к оборотничеству.

— Мне чудится в этом твоя рука, — хмыкнула я.

— Они не в накладе, а мне так интересней, — он подмигнул, а мне стало очень не по себе.

Неприятно осознавать, что являешься для кого-то всего лишь возможностью поразвлечься.

— Северные шаманы придумали заключать сущность-хранителя в деревянное или каменное изваяние и вызывать оттуда при необходимости, — вернулся к прошлой теме знакомец. — А потом в чью-то непомерно светлую голову пришла мысль о вечной жизни. Вы, люди, боитесь умирать. Всегда боялись. И северные шаманы не исключение. Вот и додумались до переселения духа пожилого шамана в тело молодого мага.

— У Тэйки тень изменилась, — с трудом подавив дрожь, я старалась не показывать ужас. — У девочки тень старика, хотя большую часть времени Тэйка все тот же ребенок.

— Нет-нет, это другое, — тут же заверила сущность, подняв ладонь в останавливающем жесте. — Как бы тебе объяснить, чтобы наглядно было… Представь дерево, пораженное омелой. Причем омелы совсем немного, один малюсенький кустик. Омеле дерево необходимо, иначе она не выживет. А если обломать веточку с этим маленьким кустиком, дерево вскоре и забудет, что у него когда-то была такая напасть.

— Получается, можно убрать непрошеного гостя так, чтобы Тэйка не пострадала?

Я воодушевилась, но старалась виду не подавать, сохранять деловой тон. Я слишком хорошо знала, как рад знакомец причинить боль, отбирая у некроманта тех, кто ему хоть сколько-нибудь дорог.

— Можно, — глядя мне в глаза, веско подвел черту собеседник. — Но это будет очень сложно и очень опасно для тебя. Ты можешь погибнуть.

— Я могу погибнуть в любом бою с нежитью, — храбрясь, хмыкнула я.

— Да, конечно. Но в этот раз вероятность, что мы встретимся на моей стороне, исключительно велика, — прозвучало мрачно и как-то предопределяюще, будто я была обречена, а ему не хотелось говорить прямо.

Стало жутко и холодно, а твердый взгляд полупрозрачного собеседника, изучающий и несколько сочувственный, не добавлял мне уверенности. А показывать это я, некромант, не имела никакого права.

— Это угроза?

Вызов удался хорошо, уверена, и усмешка не подвела. Тем сильней ударили по чувствам горечь и разочарование знакомца. Он вздохнул, покачал головой:

— Так и знал, что ты неправильно поймешь. Нет, это не угроза. Это честное предупреждение.

Ненадолго воцарилось молчание. Казалось, глядящий куда-то сквозь меня знакомец раздумывал, собирался с мыслями.

— Ты так толком и не объяснил, в чем суть, риски и выгоды перерождения, — заговорила я, когда тишина затянулась.

Он снова поднял на меня глаза, из-за алых проблесков взгляд был жестким, даже жестоким, а в линии губ читалось легкое презрение.

— Выгоды просты — вечная жизнь. Причем не в дряхлеющем теле, а в молодом, полном энергии и сил. Это жизнь под чужой личиной, с новыми знакомыми, новой судьбой, новыми ощущениями. Знаешь, есть выражение „Если бы молодость знала, а старость могла“? Северным шаманам удалось сделать его явью. Они смогли сделать так, что старость, умудренная опытом, получала новое, молодое тело в свое распоряжение. Хитро, правда?

— А что происходило с прежним владельцем тела? Шаман его убивал?

— Нет, он в какой-то миг переставал существовать, но настоящей смертью это сложно назвать. Он вначале становился памятью, подсказывал имена своих знакомых и родных, проводил шамана по нужным улицам, помогал найти вещи. Память, если одним словом. Но постепенно у шамана развивалась собственная, в услугах старой пропадала нужда, и бывший хозяин тела переставал существовать, не умирая.

— Интересно, — кивнула я, отметив, что моего собеседника очень задевало отсутствие настоящей смерти у прежнего владельца молодого тела. — Но нельзя же взять первого попавшегося молодого человека и завладеть его телом, его жизнью. Так?

— Верно, нельзя, — согласился знакомец. — Шаман находил себе преемника, готовил его, учил азам магии и алхимии, но не для того, чтобы ученик действительно что-то умел и мог этим зарабатывать на жизнь. Нет-нет, цель всей этой учебы была в том, чтобы ученик получил навык работы с потоками. Это облегчало шаману проникновение и захват власти.

От какой судьбы неизвестная мэдлэгч уберегла отца местного священника! Оказывается, пожилой шаман несколько лет готовил для себя новое тело, не зря чутье подсказало, что судьба кузнеца была для отца годи благом.

— Но старый шаман умер, — напомнила я.

— В нем жизнь восьмерых, — возразил знакомец. — Не так просто умереть, когда в тебе столько энергии. Это тело его ослабло и умерло, но дух был силен, и шаман стал призраком. Он годами искал деревце, к которому может прицепиться омелой. Ослабел за это время, но пусть прозрачность тени тебя не смутит, Кэйтлин. По шкале Тайита у шамана, надевающего для ритуалов олений череп, девятка.

— Девятка, — глухо и сипло повторила я, с нарастающим ужасом понимая, что мне не справиться с таким призраком одной.

— Да, девятка, — сухо подтвердила сущность, внимательно наблюдая за мной. — Если он сможет использовать жизненную силу Тэйки, будет и десятка. А если он сможет провести ритуал и завладеть телом девочки, то ты ее не спасешь. Никогда. Никак.

Я непроизвольно отступила на шаг, стиснула кулаки, чтобы не дрожали руки.

Не бояться. Нельзя бояться! Я найду выход, позову мэтра, попрошу помощи. Лишь бы времени хватило!

— Скажем честно, шаман тебе не по зубам, Кэйтлин, — в голосе знакомца слышались сочувствие и даже намек на жалость. — У него опыт семи перерождений, силы, накопленные за это время. В его власти чужой тебе и твоему не мужу ребенок. Чужой по крови, по магии, по всему. Ребенок, не любящий тебя и вряд ли способный на теплые чувства к ведьме-мачехе.

— Это не оправдание, — жестко ответила я. — Я сделаю все возможное, чтобы освободить Тэйку от этого приживалы.

— Зачем? — он усмехнулся, будто я, упрямое и неразумное дитя, по наивности своей сказала глупость. — Эстас Фонсо даже не заметит подмены, как не видит сейчас. Зачем рисковать собой?

Потому что сдаться неправильно. Потому что так быть не должно. Потому что ребенок не должен становиться подпиткой для призрака. Я не допущу этого! Никогда!

— Я — некромант, — твердо встретив взгляд сущности, заявила я. — Моя задача — делать так, чтобы мертвые не задерживались в мире живых. Ты поможешь мне, союзник?

Он улыбнулся, как, бывало, улыбался мэтр перед заведомо трудным боем. Решимость, сила, уверенность, понимание того, что и для чего делается.

— Помогу, союзник.

Он говорил о ритуале шаманов, о том, что ученики, не знавшие смысла последнего в их жизни таинства, шли на заклание добровольно. Знакомец рассказывал о тотемах, о призраках животных, которые придут шаману на помощь, если я зайду в ту рощу. По словам сущности, от зверей можно было избавиться, облив сами тотемы зачарованным зельем. Такое же использовалось для борьбы с призраками висельников и других казненных, но чары нужно было усилить несколькими фразами. Порадовавшись, что захватила с собой блокнот и карандаш, я занемевшими от холода пальцами записывала формулы под диктовку знакомца.

Загрузка...