Бессонная ночь не прошла даром. Силясь избавиться от навязчивых мыслей, я села писать письмо мэтру. Конечно, я не собиралась посылать ему эту мешанину образов, мне просто нужно было выплеснуть идеи. Но к рассвету письмо, путанное и эмоциональное, стало суховатым и спокойным перечислением фактов. И в таком виде его даже стоило отправить мэтру, единственному человеку, который мог мне что-то посоветовать.
Я надписала конверт, вложила аккуратно сложенные листы, на сургучной кляксе отпечатался герб моего рода. И только тогда вспомнилось прошлое письмо, которое я написала учителю. Я привела тексты нескольких каланд, обрядовых песен, оставшихся в наследство от северян, веривших в силу древних богов и шаманов. Каланды пестрели предупреждениями о том, что во мраке зимней ночи таятся по меньшей мере недоброжелательные духи. Судя по некоторым строчкам, эти потусторонние сущности были способны запутать человека, чтобы он не нашел дорогу домой, или изменить несчастного. Не зря же так часто в них повторялась фраза «будешь дома ты чужой». Не это ли произошло с Тэйкой, сбежавшей из дома в последнюю опасную ночь?
Чутье подсказывало, что мысли идут в правильном направлении, но от этого становилось совсем жутко. Простые люди считали, что потустороннее может только обманывать жертву. Я же совсем недавно узнала, что одним лишь обманом сущность может и не ограничиться. Древний знакомец ухитрился пробиться сквозь защиту крепости и завладеть сознанием ослабленного мага! До того, как в глазах Ердена появились алые искры, я считала подобное невозможным!
Картина складывалась премерзкая. Тэйка — ребенок, на упрямстве и страхе ушедший в пургу в лес, наверняка быстро выбилась из сил. Осознав, что замерзает и дорогу домой найти не может, девочка испугалась еще больше, заметалась в панике. Тут-то и подоспела сущность. Магический дар сделал девочку лакомым куском для потустороннего, ослабленное тело дало возможность завладеть сознанием.
То, что Тэйка вернулась после побега не одна, а в компании какой-то сущности, вмиг стало очевидно настолько, что отмахиваться от ужасного предположения я не могла. Слова Айна о том, что в роще, из которой вышла совершенно незамерзшая, не заболевшая девочка, обитает нечто, пожирающее души, звучали гулким похоронным колоколом.
Что делать, как проверять кошмарные догадки, как спасать Тэйку, я не представляла. Единственной светлой мыслью было продиктованное чутьем понимание, что мне пока есть кого спасать. Будь иначе, я не чувствовала бы двойственности ее эмоций, не отмечала бы детскость.
Следующий час я записывала на листке, в каких ситуациях Тэйка казалась мне ребенком, а в каких проглядывала неведомая хищная сущность. Незнакомец проявлялся всего несколько раз, но его точно интересовала магия. Значит, нужно осторожно выманивать для изучения. Иного способа обнаружить слабые места противника нет.
Ощущение, что за мной наблюдает недоброжелатель, отравило несколько следующих дней. Хотя Тэйка, даже когда я заговаривала о магии и показывала руны, оставалась собой. Никакого намека на потустороннее, никакой хищности во взгляде, никакой двойственности эмоций. Если бы не чутье, не моя уверенность в себе и собственных ощущениях, я бы решила, что надумала лишнее. Тэйка совсем немного упрямилась, не всегда со мной соглашалась, но это даже радовало — ребенок оставался собой. Настоящая Тэйка не могла сразу безоговорочно принять меня.
Артур, отнесшийся к моим подозрениям с огромной долей скепсиса, обещал поискать в библиотеке дневники Тайита. Этот некромант прошлого очень многое систематизировал и среди прочего описал механизмы, с помощью которых одни призраки могли подчинять других. По моим представлениям, способ подчинять сознание живущих не мог значительно отличаться.
Артур с сомнением качал головой, и напоминание о случае в мастерской и призраке самоубицы не убедило моего друга.
— Мертвые — само собой, а живые — само собой, — твердил он. — У тебя и у меня, например, энергии настолько разные, что мертвая сила может только ранить. Да ты сама знаешь, ты же некромант!
— Знаю, — кивнула я. — Но это единственное объяснение. Не существует магии живых, способной так влиять на ребенка!
Он растерянно развел руками, а я оговорилась:
— Правильней сказать, я никогда не слышала о чарах, которые действовали бы подобным образом. Но я ничего не знаю о магии каганатцев и очень мало знаю о магии северян.
— Так, может, мне об этом поискать? Это вероятней воздействия призрака, Кэйтлин.
— В округе нет магов, Артур, — возразила я. — Там, в той роще, никого живого, кроме Тэйки, не было. Я совершенно в этом уверена. Чутье говорит, мы имеем дело с чем-то потусторонним.
Друг недоверчиво кривился и отрицательно качал головой, а я опять невольно сравнила себя с Тэйкой. Я сейчас, как и она три недели назад, не находила никакой поддержки. Моим выводам некроманта не верил даже призрак.
Дочь постепенно привыкала к леди Кэйтлин, часто сама с ней заговаривала и оттаивала. Такие перемены радовали, успокаивали и позволяли надеяться, что когда-нибудь у дочери возникнут с мачехой доверительные отношения. Два мага в одной семье должны ладить друг с другом. И то, что старший учит младшего, показывая удивительный новый мир волшебства, могло лишь способствовать. Леди Кэйтлин правильно предлагала заинтересовать Тэйку вышивкой — дочери это занятие не просто пришлось по душе. Она была в восторге, строила планы, выбирала узоры и очень старалась.
К концу третьей недели нового года Эстас то и дело ловил себя на мысли, что о лучших отношениях в небольшой искусственно созданной Ее Величеством семье и мечтать было нельзя. Тэйка явно получала удовольствие от общения с мачехой и Ерденом, а сам Эстас наслаждался каждой минутой рядом с женой.
Эта чудесная девушка его совершенно покорила. Созвучность и душевное тепло леди Кэйтлин обладали воистину целительной силой. Благодаря жене сердце отогревалось, дышать было легче, и мир каким-то непостижимым образом с каждым днем становился светлей.
Накануне очередной обязательной поездки в Хомлен Эстас подарил леди Кэйтлин гребни. Она была тронута и так искренне обрадовалась подарку, что сдержаться и не поцеловать жену оказалось исключительно сложно. Хотелось коснуться ее щеки, почувствовать ладонью тепло бледной фарфоровой кожи, поцеловать соблазнительно полные губы. О небо, хотелось большего, много большего, а даже мечта о поцелуе сводила с ума. Сердце колотилось, на язык просились десятки комплиментов и сотня признаний, но все они казались либо напыщенными, либо сухими, либо безликими и ничего не говорящими.
Как выразить свои чувства, восхищение женой, сияющую бриллиантами радость от того, что его подарок понравился, Эстас не представлял.
— Вы сами сделали? — в изумрудных глазах блеснули слезы.
— Да, для вас, — просто ответил он, любуясь женой.
— Спасибо, — она улыбнулась и порывисто обняла его.
Эстас прижал ее к себе и несколько несправедливо коротких мгновений наслаждался объятиями и тонким, чуть различимым ароматом шалфея, которым пахли волосы Кэйтлин.
— Спасибо, — снова поблагодарила она, отстраняясь. — Мне раньше не дарили сделанное своими руками.
Ее лицо было близко, нестерпимо хотелось вернуть только что распавшиеся объятия. Он посмотрел на ее губы, но поцеловать не решился. А в следующий миг момент был утерян — она отступила на шаг, румянец коснулся щек, Кэйтлин смущенно потупилась и похвалила узор на гребнях.
Воспоминание о несостоявшемся поцелуе грело сердце, обнадеживало, надолго заняло мысли. Оттого первая ссора была особенно болезненной. Но слишком все гладко шло, чтобы жизнь не щелкнула по носу и не сбросила с небес на землю. Еще горше становилось от того, что причиной разлада была Тэйка.
Пока Эстас ездил в Хомлен расписываться в ведомости, дочь заметила гребни, которыми леди Кэйтлин впервые воспользовалась в тот день. Похвала вышла такая же неоднозначная, как и комплимент малахаю, и была, по сути, нападением. Если жена еще могла не показать обиду, то Ерден, мужчина и рыцарь, посчитал, что должен вмешаться. Серьезная ссора из этого не получилась только потому, что леди Кэйтлин резко ее пресекла и развела детей по разным комнатам.
Но в итоге кто-то зашел к ней в спальню и разбил шарики с черепами. Все пятнадцать. Пол был усеян бирюзовыми осколками, жена очень огорчилась и винила в случившемся Тэйку.
Желание оправдать и защитить дочь было, возможно, нелогичным, но очень сильным. Подозрения, которые высказала леди Кэйтлин, царапали душу, и командиру никак не хотелось верить, что Тэйка способна на подобное. Столько усилий прилагалось, чтобы сгладить острые углы, столько терпения, внушения, времени потребовалось, чтобы дочь начала спокойно разговаривать с мачехой! Казалось, общение налаживается, неприязнь уходит.
Да, оскорбительные комплименты сами по себе были настораживающим явлением. Они показывали, что над отношениями еще предстоит работать и работать. К такому естественному развитию и леди Кэйтлин, и сам Эстас были готовы. Оба понимали, что мгновенно благодать не снизойдет.
Но разбитые шарики были причинением необратимого вреда. Это другой уровень враждебности. Опасно близкий к ненависти. Леди Кэйтлин подчеркивала именно это и в значительно меньшей степени переживала о самих вещах. Жаль, что разочарование, горечь и нежелание признавать вину Тэйки не дали это понять еще во время разговора.
— Служанки могли случайно перевернуть корзину. Она стояла рядом с печной заслонкой, — резонное возражение прозвучало нехорошо, с потаенным обвинением.
Конечно, леди Кэйтлин это почувствовала и заметно напряглась.
— Служанки здесь совершенно точно не виноваты, — сухо ответила жена. — Это не просто украшения, не просто предметы. Это артефакты. Обычные люди их разбить не могут. Это под силу только магам и только нарочно.
— Под подозрением двое. Ни вину, ни невиновность Ердена вы точно так же не можете доказать, — сложив руки на груди, отрезал Эстас. — Но вы сразу обвинили Тэйку. Это по меньшей мере несправедливо.
— Нет свидетелей, которые сказали бы, кто именно заходил ко мне. Но я не могу представить себе ситуацию, в которой этот мальчик делает что-то во вред вам или мне. К тому же он пытался меня защитить. Он не стал бы портить мои вещи.
Жесткий взгляд изумрудных глаз, твердость черт, плотно сомкнутые губы. Руки жена тоже сложила на груди.
— Я поговорю с обоими, — решил командир.
— В случае Ердена это необязательно. Вы сами понимаете, что он этого не делал.
— Все возможно. Вы же сами сказали, это магические вещи, а он маг. Артефакты могли раздражать его через стену, а ссора подстегнула к действиям.
Она недолго помолчала, сделала пару глубоких вдохов, не сводя глаз с собеседника.
— Поступайте, как считаете правильным, — сказала жена, наконец. — Я позову Агату. Осколки нужно убрать.
Леди Кэйтлин шагнула к двери, давая понять, что Эстасу пора покинуть комнату. Ему стало стыдно, что отрицал очевидное, совестно из-за того, что повел себя подобно зашоренному ослу! Как глупо было намекать, что жена обвиняет Тэйку не потому, что та действительно виновата, а оттого, что хочет винить именно падчерицу! Не менее глупо было придумывать повод обвинить Ердена. Конечно, мальчик ни при чем. Конечно.
Леди Кэйтлин спустилась по лестнице, Эстас проводил жену взглядом. Нужно быть благодарным ей за тактичность, за нежелание превращать напряженный разговор в настоящую ссору.
Тэйка, разумеется, утверждала, что ничего не делала и вообще не заходила в комнату мачехи. Вот только на войлочных домашних туфлях девочки предательски поблескивала бирюзовая крошка. Указание на осколки шариков вызвало неожиданную реакцию: дочь разрыдалась, призналась, что была зла на мачеху, хотела сделать что-нибудь в отместку, но не помнит, как била шарики.
— Я в жизни не слышал более нелепых оправданий! — сурово заявил Эстас. — Ты ужасно меня разочаровала.
— Я правда не помню, — всхлипнула дочь.
— Там было пятнадцать шариков, Тэйка. Нельзя не запомнить, как разбиваешь пятнадцать предметов.
Она промолчала, только горестно всхлипывала.
— Отец Беольд приедет завтра, поговорит с тобой после службы. До того посидишь под замком, под строгим домашним арестом.
Дочь не спорила, обреченно наблюдала, как отец запирает шкаф с книгами, положив на одну из полок начатую вышивку.
— Подумай над своим поведением, — остановившись на пороге, Эстас оглянулся на заплаканную Тэйку. — Над тем, что ты говоришь. Над тем, что ты делаешь и думаешь.
Она кивнула, по щекам побежали новые слезы. Эстас вышел, закрыл дверь, глухо щелкнул замок — Тэйка в комнате разрыдалась в голос.
Дочку было жаль, но у любого терпения есть предел.