Личный дневник моей фиктивной жены

Глава 2

Я — мужчина тридцати семи лет с уже посеребренной проседью волос, у которого есть яхта в Ницце, четырёхэтажный коттедж на Рублёво-Успенском шоссе, исторический особняк в Риме, построенный ещё в восемнадцатом веке, скромный автопарк также из «Роллс-Ройса», «Кабриолета» и тонированного «Гелендвагена», банковский счет с множеством нолей, личный водитель и собственный строительный холдинг. Да, под моим началом трудятся без малого двести человек, возводят, строят элитные высотные дома. Я сам построил свой бизнес с нуля. Мне тогда никто не помогал. Да и некому было помочь. Мать меня воспитывала одна. Отец мой, как водится, по легенде, был то погибшим лётчиком, то затонувшим подводником. А выражаясь простым языком, папаша мой бросил нас с мамой, когда мне исполнился год, устав от пелёнок, распашонок, детских криков и семейного быта. Мама моя работала учительницей русского языка и литературы. Так что с её крошечной зарплатой мы всегда были духовно богаты и материально бедны. И надеяться я в этой жизни мог только на себя. Друзей у меня не было, только конкуренты. Я сам отбивался от бандитов, которые хотели меня подмять под себя, участвовал в стрелках с такими же малиновыми пиджаками. Про меня говорили, что я родился в рубашке. Поскольку неоднократно уворачивался от пуль перестрелок и ни разу меня не зацепило. Стояли лихие девяностые. Каждый выживал, как мог. Получив диплом экономиста, я решил основать свою строительную фирму. Мой строительный холдинг не сразу стал приносить мне золотые бобы. Я то терпел крах, то снова поднимался в гору. Когда я был на высоте, женщины меня обожали. Но стоило моим деньгам уйти как вода сквозь пальцы, женщины тут же бросали меня. Ни одна из них меня не любила. Поэтому до тридцати пяти лет я не женился. Я не хотел себя связать с акулой, которая откусит по локоть и оберёт меня до нитки. Как только я стал «большим» человеком, то стал менять женщин как перчатки. Я выбирал помоложе, посочнее и вкушал каждую как тропический нектар. Но лишь на одну ночь. После ни с одной из своих ночных бабочек я никогда более не виделся. Я не любил и меня не любили. Женщинам нравились мои деньги, а они меня ублажали в постели. Каждый получал то, что хотел. Я не верил в любовь. Все эти слова про чувства, отношения, любовь я не переносил на дух. Я злился, когда мои подчинённые умилительно говорили о поцелуях, нежностях, объятьях и романтичных, идеалистических планах на будущее. В современном мире все продаются и покупаются. А вся эта химия, любовь…полная чушь. Так думал я до встречи с Вероникой… Я ехал в лифте и вспоминал нашу совместную жизнь с Никой. Минуты, что я пролетел в лифте, показались мне вечностью. Наконец-то стеклянные двери лифта распахнулись, я вылетел из здания своего строительного холдинга как пробка из шампанского. Я решил не бежать, дабы не выглядеть слишком растрепанным и взволнованным. Бодрой походкой я направился в кафе «Пегас» в пяти минутах ходьбы напротив моего офиса. Робея, я открыл дверь своего любимого некогда «Пегаса»… Здесь подавали изумительные пирожные с бананом и маскарпоне. Я по привычке приходил сюда, когда одолевали сомнения, проигрывал очередной тендер на строительство, злился, огорчался или страстно желал признаться Веронике в своих чувствах. Я садился у окна с прекрасным панорамным видом на парк с искусственным прудом, украшенным множеством разноцветных лилий, в которых вальяжно медленно плавали иссиня-чёрные лебеди. У меня даже не спрашивали заказ, все официанты, итак, знали наизусть мои предпочтения. Но сегодня я не хотел ни пирожные с бананом, ни любимый латте. Я был растерян, озадачен и…напуган. Я надеялся увидеть Нику с её неизменной улыбкой на лице и услышать приветливый, тихий, нежный голос. Я мечтал, что Вероника мне скажет буднично: «Дорогой, это какое-то недоразумение. Я просто очень хотела тебя увидеть. Не сердись на меня.». Или что это окажется розыгрыш, нас снимет скрытая камера, а потом мы вместе посмеёмся над комичностью ситуации. Но наяву я увидел совершенно другую картину.

Потухший взгляд, устремлённый в одну точку, опущенные плечи, невзрачный макияж, сбившиеся и уже слегка растрепавшиеся кудри, которые Вероника нервно теребила своими похудевшими и бледными руками. Последнее особенно бросилось в глаза, то ли оттого, что я давно не видел собственную жену, то ли оттого, что она и правда быстро похудела, став похожей просто на тень. Ника не сразу заметила, что уже я сел напротив неё и начал пить давно остывший латте. И я успел заметить смену настроений на лице любимой, она была явно озадачена чем-то, хмурила брови, вздёргивала подбородок и то кивала, соглашаясь мысленно с чем-то, то отрицательно качала головой. Какое-то время я за ней наблюдал и молчал, так как Вероника не сразу поймала мой взгляд и заговорила со мной.

— Алексей, вы всё-таки пришли. Как же это ваше важное, ах да, самое важное совещание пройдёт без вас? — Ника могла задать мне этот вопрос с лёгкой усмешкой на лице, но она выглядела просто окаменелой, даже бесчувственной, словно статуя. — Впрочем, я прекрасно понимаю, как нехорошо поступила, нарушив очередной пункт брачного договора. Но, Алексей Владимирович, при разводе всю неустойку я вам выплачу, об этом можете не беспокоиться. — Сказав это, Вероника, тяжело вздохнула, взяла своими похудевшими бледными руками чашку какого-то чая, больше похожего на снадобье с разными цветами, листьями, и, трясясь, словно от холода, хотя в кафе было весьма душно, посмотрела мне прямо в глаза, но как-то незримо, словно сквозь. Мне даже показалось, что Ника и не ждёт моего ответа, она будто говорила сама с собой, всё уже решив за нас двоих, получив ответы на все свои вопросы. Я не знал, что на это сказать Нике, не понимал, какую тактику диалога с ней выбрать. Такая ситуация вообще не должна и не могла произойти. Мы с Вероникой жили по вполне налаженному сценарию фиктивного брака, и каждого из нас устраивало такое положение вещей. Так думал я или ошибался, как оказалось. Сделав ещё глоток остывшего латте, я всё-таки спокойно заговорил с женой.

— Вероника, я искренне не понимаю, чем вызван такой разговор. Ни о каком разводе речи быть не может. Да, у нас фиктивный брак по договору. И нам было хорошо вместе. Смею предположить, что смена твоего настроения связана с гормональным сбоем. Или у твоего магазина в этом квартале ухудшились продажи? Мы можем сделать новую рекламную кампанию твоей коллекции, если это поднимет тебе настроение. Надеюсь, вопрос решён?

— Как у вас всё просто, товарищ муж. Ты правда наивно полагаешь, что все проблемы можно решить, соря деньгами? — Ника словно заботливая мамочка корила меня за какие-то проказы, о коих я даже понятия не имел. Я порядком начинал злиться и перестал скрывать своё негодование.

— Ника, какого чёрта происходит?! Ты выдернула меня с важного совещания, угрожаешь теперь разводом и говоришь со мной таким тоном, словно я нашкодивший малолетний пацан. — От злости я стукнул кулаком по столу, и кружка с почти допитым латте слетела, разбившись об узорчатую красивую напольную плитку кафе. Но мне стало этого мало, и я продолжил надрывать глотку. — Ты забыла, кто я?! Ты забыла, чем мне обязана?!

— А ты знаешь, что я в прошлом месяце похоронила отца? — Едва глухо спросила Вероника. — А в июле наш, извини, твой водитель Феликс наехал мне на ногу, сломав большой палец. Я не могла ходить, но дабы не нарушить наш брачный договор, танцевала с тобой весь вечер на «как всегда самой важной презентации твоего холдинга». Хотелось тогда выть от боли, ногу обкололи сильными обезболивающими, но это ничуть не помогало. А ты так ничего и не заметил, не узнал. Уже ночью у себя в спальне я дала волю слезам, уставившись на свою посиневшую ногу. Зато ты был счастлив. — С каждым словом Ника просто вдавливала меня в мягкое и уютное кресло «Пегаса» всё глубже. Нет, она не ругала, не отчитывала, не причитала и не пыталась разжалобить, а просто констатировала факты, давая мне понять, что я совершенно ничего не знал о собственной жене, о человеке, с которым прожил два года под одной крышей. А дальше Вероника задала мне вопрос, который я боялся всегда от неё услышать. — Лёша, скажи мне, кто я для тебя?

Я молчал, молчала и Вероника. А мне вдруг резко захотелось бокал коньяка да покрепче. Я сверлил взглядом жену и пытался угадать, что же она задумала на самом деле. Мне даже пришла в голову мысль, что Нику обработали конкуренты. Не могла же она сама на пустом месте начать всё это… Это даже словом не назовёшь. Пока я перебирал в уме варианты и нервно тарабанил пальцами по столу, Вероника разрушила тишину сама.

— Алексей, не пытайся так сильно напрягать извилины, у тебя всё отражается на твоём красивом лице. И не сверли во мне дырку своими бирюзовыми глазами с кофейным ободком. — Любимая заливисто рассмеялась. — Собственно, я знала, что ты ничего мне не ответишь на этот вопрос. Я тебе отвечу на него сама. Я долго думала над этим. Нет, не день, не два, не час. А всё то время, что была одна и никому не нужна, тебе не нужна. Вот, что я поняла про себя. Я для тебя — вещь, которую ты берёшь, если подходит к месту и времени или твоему образу. А если нет — то меня оставляют пылиться в красивом и дорого обставленном доме, словно я — очередной предмет интерьера. Хотя даже кошельки, и те, ты берёшь с собой чаще, чем брал меня. А ещё я для тебя — удобное приложение к твоей налаженной, праздной и пафосной жизни. Захотел: включил приложение, и вот уже твоя фиктивная жена мило улыбается твоим лицемерным напыщенным подругам с Рублёвки или с сознанием дела беседует с твоими элитными интеллигентными друзьями о шедеврах Босха. Захотел: поставил приложение на спящий режим. Я играла любую роль безукоризненно, какую ты только желал. Да, зря меня не взяли в театральный, во мне действительно умерла актриса. Умерла… Это сейчас ключевое слово. Лёша, посмотри на меня… Что ты видишь, свою тень? Безвольную, унылую, серую тень. Ты вряд ли помнишь, как мы познакомились. Но ты не мог забыть, какой я тогда была. А я была живая, яркая, энергичная, красочная и… Ты сделал всё, чтобы уничтожить во мне то самое светлое, живое, лучшее. Я перестала узнавать себя в зеркале. Алексей, за что же ты так меня ненавидел?! Я же стала той самой идеальной фиктивной женой, которая тебе была нужна. — И у Ники в глазах застыли слёзы.