Личный дневник моей фиктивной жены

Глава 30

Я уже порядком запутался, чему и когда верить. С одной стороны, Олег всегда был чересчур эмоциональным и вполне мог сильно впечатлиться случившимся с Настей. С другой стороны, я не исключал варианта, что Вишний разыграл перед нами драму, ведь все до одного вокруг меня врали, увиливали и сочиняли.

— Пропустите. Что там у вас? Что вообще здесь происходит, мне кто-нибудь объяснит? — Илларион был строг и подозрителен, как никогда.

— Майор?! Нам вас Бог послал! Илларион Львович, он отравил Настю! — Указывая в мою сторону навзрыд прокричал Вишня.

Майор изменился в лице и недоумевающе посмотрел на меня, как бы ища ответ. Он обвёл взглядом пространство: Настенька лежала в почти бессознательном состоянии на гостевом диване, в метаниях рыдал Олег, фельдшеры скорой помощи сновали по офису, приводя Настю к жизни и попутно успокаивая моих подчинённых, Антонина вела со мной беседу, криминалисты и другие сотрудники следственного отдела напряжённо выполняли свою работу, и над всем этим театрализованным представлением своим ликом возвышался я, не понимая ровным счетом ничего также, как и сам Илларион.

— Илларион, друг, я знаю не более твоего.

— Для вас я Илларион Львович, уважаемый Алексей Владимирович.

— Илларион Львович? С чего такой официоз сегодня? Между нами пробежала чёрная кошка? Или я снова подозреваемый? — Я одновременно и пытался шутить, и жутко злился на майора.

— Алексей Владимирович, вы — пока не подозреваемый, но составить протокол допроса вас, как свидетеля, нам необходимо. Если ваш кабинет свободен, то предлагаю продолжить беседу там. — Лёвушкин многозначительно посмотрел на меня. И мы под общими взглядами удалились в мой кабинет.

Когда за нами закрылась дверь моего кабинета, я было хотел начать требовать с Иллариона объяснений, но он сразу закрыл мне рот и начал что-то искать: под столом, в рамке с фотографией Ники, в окнах… И только тут я понял, что майор ищет прослушку и камеры!

— Теперь можем говорить. За тобой явно следят. Но я не нашёл у тебя в кабинете ни прослушек, ни камер. Не знаю.

— Почему за мной должны следить то? И вообще, чего ты такой странный сегодня?

— Потому что никто не знал, когда ты заявишься в офис, но именно сегодня тебе привезли эти пирожные. И отравлены были не все пирожные… Стало быть, или при хорошем раскладе должен был отравиться ты. Или, что ещё лучше, ты своими руками мог отравить другого. Тогда вполне логично можно было тебя обвинить в отравлении Насти, Олега, да кого-угодно. Кто-то следил за тобой, знал, что ты объявился, и решил продолжить своё дело. И меня это чертовски злит, Алексей. Давай, думай, кто у тебя в окружении такой могущественный, влиятельный, золотой? Это же сколько он или она потратил денег, времени, сил, ресурсов, чтобы тебя уничтожить, постепенно убрать, с толком, чувством и расстановкой?!

— Да у меня скоро голова сломается от дум! Илларион, я постоянно думаю, вспоминаю, анализирую. И ничего! Впору идти к Тоне лечиться!

— Тоня? Вы уже настолько близки с Антониной Петровной? Кстати, какими она судьбами здесь?

— Помнишь, я говорил в больнице, что Антонина Петровна очень похожа на одну девушку из моей юности, в которую я был влюблён?

— Допустим.

— Так вот эта она и есть. А Настя — наша с Тоней общая дочь.

— Корф, у тебя совсем разум затуманился? Ты это всё с чего взял вообще?

— Мне сама Антонина сказала. Почему мне не верить? У нас с Тоней были в юности весьма доверительные отношения.

— Нелепо просто. Тебе уже не двадцать лет, чтобы на слово верить первой встречной. Если уже на то пошло, сделай хотя бы экспертизу ДНК дабы подтвердить ваше с Анастасией родство.

— Ты не веришь, да?

— Да, Алексей, я считаю эту историю абсурдом. Приди в себя наконец-то и пойми, что тот, кто тебе желает зла может обернуть любую информацию о тебе против тебя же. Ты не допускаешь мысли, что он в курсе нашего разговора в больнице, и Антонина появилась именно сейчас отнюдь не случайно? И никакая Тоня — не твоя любовь из светлой юности.

Я тяжело опустился в своё кресло, взглянул на фотографию Вероники, как бы пытаясь получить от неё какую-то призрачную подсказку или ответ. Но, разумеется, любимая на фото оставалась неподвижна и ничем не могла мне помочь.

— Что же мне, по-твоему, никому теперь не верить, товарищ майор?

— Не так уж всё и плохо, просто отделяй мух от котлет, ты ведь хорошо разбираешься в людях, иначе бы такой бизнес не построил?

— Что-то мне всё чаще и чаще задают вопрос: «Как же я построил такой бизнес?». Впрочем, это уже лирика. Что говорят ваши, как Настя?

— Настя жить будет, всё на деле не так страшно, как пытался нам подать твой артистичный зам, никакая там пена в помине изо рта не шла. Но пускай пока Олег Юрьевич покуражится: те, кто сейчас себя ведут наиболее странно и наигранно, могут быть причастны к преступлениям. Да, мститель вряд ли себя выдаст столь очевидно, но его помощники…исполнители где-то поблизости от тебя. Я вообще посмотрю, каждый второй в твоём окружении горит желанием блеснуть актёрскими способностями. Хоть всех вместе собирай и допрашивай, глядишь, кто-то и расколется в содеянных преступлениях.

— Чтобы тебе всех подозреваемых вокруг меня собрать — придётся целый стадион арендовать, ибо в твоём скромном допросном кабинете столько моих врагов не поместится.

— Несмешно, Алекс. Всё очень даже несмешно. Я вообще не знаю…не понимаю, как и кому ты сейчас доверяешь, разве что Маргарита Эдуардовна остаётся чиста и вне подозрений.

— Господи! За какие мне всё это грехи?! Илларион, и что ты мне прикажешь делать с вновь открывшимися обстоятельствами?

— Смотри, сейчас мы выйдем из твоего кабинета и разыграем представление, сделай вид, что ты очень зол, можешь даже в сердцах послать меня, только не переигрывай, нам надо на время усыпить бдительность твоего мстителя, заодно посмотрим на реакцию людей, кто-то себя да выдаст.

Я разъярённо выбежал из своего кабинета, размахивая руками и крикнул в след шедшему за мной Иллариону:

— Ты ещё не знаешь, с кем связался, майоришка! Меня он подозревать вздумал?! Ты бы лучше настоящего убийцу искал! Я теперь пойду сам куда надо, и от твоих звёзд на погонах щепки полетят.

— Алексей Владимирович, не забывайтесь! Вы говорите с сотрудником правоохранительных органов при исполнении, а то и правда вас посажу суток на пятнадцать для начала.

Мы якобы продолжили с Лёвушкиным перепалку, а сами, уже смеясь, спускались в лифте и думали, что будем делать дальше.

— Браво! На бис! Алексей, вам пора менять сферу деятельности. Все семь Станиславских бы сказали вам: «Безоговорочно верю!».

— Что вы, товарищ Лёвушкин, меня впору закидать тухлыми помидорами за совершенно бездарную тривиальную актёрскую игру.

— Да вы напрашиваетесь на комплимент, голубчик.

— Я так и не дозвонился до Марго. Где черти носят нашу шельму?

— Странно, пару часов назад с ней говорил. Так она, конечно, не важно себя чувствует после операции, но в целом бодрячком. Ты бы с ней помягче сейчас говорил, итак, у фрау Ротенберг стресс.

— Какая операция, Илларион? Почему мне никто не сказал?

— Во-первых, почему тебе должны были об этом сказать? Личная жизнь Маргариты Эдуардовны вас совершенно не касается, мой дорогой друг. А, во-вторых, Марго прооперировали экстренно.

— Господи! Она должно быть ненавидит меня теперь ещё больше.

— Не бери в голову, закончим расследование, Марго вернётся на историческую родину, и забудете вы друг друга, как страшный сон.

— Свежо предание — да верится с трудом. Марго — невыносимая женщина.

— Да, да, и обольстительная, смотри, не попадись в её сети любви.

Меня слегка передёрнуло от напутствия Иллариона, потому что временами мне начинало казаться, что моя неприязнь к Марго скорее от обратного. Да, я боялся, что фрау Ротенберг мне всё же нравится, как женщина. Но я даже такой шальной мысли не хотел допускать, потому что любил только Нику и хотел быть ей верен, хотя бы…теперь…какое-то время после кончины любимой. В этом вся перчинка, что нас мужчин порой тянет к другим женщинам: да, мы можем хотеть первую, третью, пятую, десятую, но любить только одну женщину. И наши потребности в соитии с другими никак не связаны с тем, что мы разлюбили свою женщину, остыли к ней. Женщины этого не разумеют и чуть что сразу клеймят нас: «козёл», «бабник», «озабоченный», «ни одной юбки не пропустишь», «изменщик», «ты меня не любишь» и так далее по списку нелицеприятных эпитетов.