Личный дневник моей фиктивной жены

Глава 48

Милена и Илларион принялись активно кому-то звонить, что-то выяснять, я не поспевал за ними. После общения по телефону они стали сообща о чём-то тихо говорить, с тревогой посматривая на меня, а затем и вовсе покинули палату.

Я сверлил взглядом дверь палаты, но в течение пятнадцати минут так никто и не появился в моих покоях. Затем в палату с каменным лицом вошёл какой-то амбал, прошествовал мимо, будто меня и не было вовсе, провёл понятные ему одному манипуляции с окном и вышел обратно. Следом за ним летящей походкой вошла скромная новая медсестра: маленькая, аккуратная, стройная, со светло-русыми милыми кудряшками, выбивающимися из-под медицинской шапки, вздёрнутым носиком и сине-зелёными глазами…в коротеньком халате и белых тапочках на шнурках поверх белых гольфов…она во все глаза смотрела на меня и, заливаясь румянцем, улыбалась. Внизу живота появилось острое, давно забытое желание, сказывалось отсутствие плотских утех последних месяцев, и мысленно я уже уложил сие прелестное создание на больничную койку, овладел им… Но мой телефон настойчиво затрезвонил и остановил поток моих непристойных желаний.

— Харе девку глазами раздевать! Ты меня в игнор кинуть решил?! — Я оторопел от услышанного, даже для мстителя такая манера общения была слишком хамоватой.

— Чего изволите, товарищ как бы мститель?

— Чё ты сказал? Чё значит как бы?

— То и значит, уважаемый. Человек, под которого вы пытаетесь косить, разговаривает иначе, грамотнее и культурнее.

— Слыхали? Наш Казимир заделался культурным грамотеем! — Незнакомец противно заржал в трубку и срыгнул вдобавок.

Славная новая медсестра продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу, и ждать, пока я освобожусь. У меня и самого не было никакого желания продолжать разговор с этим…быдлом, поэтому я прервал разговор.

— Всё, кина не будет, мне пора на процедуры, отвалите. — Я сбросил звонок и кивнул медсестре.

— Здравствуйте, вы освободились? Нам пора вам ставить капельницу.

— Для вас я всегда свободен, дивное дитя.

— Ой, что вы… Вы смущаете меня.

— Стар я уже смущать юных дев, но спасибо. Как тебя зовут?

— Светлана.

— Светик, Светочка, Светланка — ты очей моих отрада.

— Вы — поэт?

— Детка, запомни, все мужики после сорока — пожившие, усталые романтики и поэты в душе. Но кроме праздных слов мы ни на что уж не сгодимся.

— Отчего же? — Светлана взволнованно захлопала глазками.

— Как бы тебе объяснить? Мы к сорока годам успеваем многое попробовать, становимся искушенными и заевшимися во всех смыслах, нас уже мало что прельщает, нам подавай вкусный, горячий ужин, да чтобы постель на остывала с какой-нибудь чуть симпатичной женщиной. А красиво говорить, да по ушам девичьим ездить мы горазды. Так что ставь мне капельницу и присмотрись к своим ровесникам.

— Но ведь я вам приглянулась?

— Не то слово, Светланка.

— За чем же дело встало? Я давно одна, взрослого мужчины у меня никогда не было, вы тоже обделены в последнее время женской лаской, давайте поможем друг другу? Как на счет секса без обязательств?

Я не поверил своим ушам, мигом флёр очарования Светланой рассеялся, а желание упало до нельзя. Медсестра оказалась самой обычной девицей из тех, кто временами позволяют себе шалости с небедными пациентами за какую-нибудь благодарность или щедрость потом. Я понимал увы умом, что мир не стоит на месте, да и зарплаты у медсестёр оставляют желать лучшего, но душой категорически не хотел знать и принимать продажность и порочность окружающей меня действительности.

— Как вы современны, Светлана. Признаюсь, удивили меня. Благодарю за предложение, но воздержусь, ибо я — не сторонник случайных связей на стороне и верен жене.

— Забавно. — Светланка недоумённо покачала головой и усмехнулась. — И давно ли вы встали на путь исправления? В жизни бы не поверила, что Алексей Корф самовольно может отказаться от внимания обольстительной женщины и интрижки с такой красоткой, как я. Впрочем, моя миссия выполнена…она несомненно будет довольна разительными переменами в вас.

— Кто она? — Хотел сказать было я, но от Светочки осталась лишь воткнутая в мою руку по самое не балуй капельница. Капельница успокаивала и стремительно уносила меня в долину сладких снов, где не было мстителя, погони…

Сон оказался далеко не сладким, скорее мерзким, с противной горечью.

За кухонным столом спиной ко мне сидела какая-то худенькая девушка с тёмными волосами, собранными в высокий хвост, в тоненькой бежевой водолазке с высоким воротом и коричневой вязаной юбке. Она нервно теребила свой хвост и что-то быстро писала. Я осмотрел кухню, было в ней что-то до боли знакомое. С сожалением понял, что это кухня нашей с мамой старой квартиры. Я изо всех сил старался забыть ту…бедную жизнь, полную лишений. Но прошлое меня затягивало в свою воронку воспоминаний. Девушка обернулась, улыбнулась, протянула мне листок, и прежде, чем я успел прочитать её записку, начала убегать. Я попытался ухватить девушку за юбку, но она ускользала, удалялась и становилась прозрачной, словно видение. Я вернулся к записке, оставив тщетные попытки поймать незнакомку: «Алёша, милый, родной, я беременна. Но я не хочу тебя обременять ребёнком, принуждать к семейной жизни. Пелёнки-распашонки, бессонные ночи — ты же выше этого. А я…справлюсь одна. Пожалуйста не ищи меня, прости, я должна уйти. И будь счастлив!». Я всмотрелся в удаляющуюся девушку и узнал. Я узнал Тоню! Именно такой я видел её в последний раз. Внезапно юная Тонька скривилась в злобной улыбке, и приблизившись ко мне, тяжело дыша, прошипела на ухо, глядя прямо в глаза: «Мразь, ты ответишь за всё!». Моя первая любовь появилась и исчезла как по волшебству, и я не успел сообразить, что к чему.

Картинка на кухне сменилась другой. Я увидел себя, укутанным в тёплый махровый бирюзовый халат и сидящим на диване в гостиной нашего с Вероникой дома. На улице лил дождь и было по-осеннему холодно, видимо, поэтому у нас горел камин. Ника смотрела в окно, по которому стекали струи дождя. Она явно кого-то ждала, пожимая плечами, каждый раз, когда кто-то проходил мимо. Наконец-то в дверь позвонили.

На пороге стояла женщина неопределённого возраста в длинном сером плаще с капюшоном и грязных, нелепых, коричневых ботинках-калошах, промокшая до нитки. С неё в секунду натекла целая лужа воды. Я было собрался возмутиться, но Ника ласково защебетала с той женщиной.

— Береслава, как я рада! Как вы до нас добрались? Погода нынче слякотная.

— Вероника Игоревна, это я рада, что вы согласились меня приютить. А что до погоды — главное, какая погода в доме, а не за окном. А где ваш дражайший супруг? Мы ему не помешаем?

— Мой драгоценный супруг ждал вас вместе со мной. Правда, милый? — Ника поманила меня с рукой. И, нехотя, я поднялся с дивана, направляясь в прихожую.

— Приветствую вас. — Небрежно бросил.

Женщина опустила капюшон куртки, потрясла мокрыми волосами, смахнула с лица капли дождя и подняла голову на меня, встретившись со мной призывно взглядом. «Ты?», — спросил я мысленно. Я вспомнил, как при первой встрече с Береславой она показалась мне смутно знакомой. Но я не придал этому особого значения.

Я проснулся, и до меня дошло, чёрт возьми! Как же я был слеп и глух!

Лишь теперь в моём сне сложился паззл: Береслава и была той самой Антониной…моей первой любовью.

Она столько времени жила с нами, находилась у меня на виду, а я ни разу не допустил малейшей мысли о сходстве невзрачной помощницы по хозяйству с некогда цветущей Тонькой-Зорькой.

Паззл-то сложился, а на деле ничего не сходилось. Взять хотя бы возраст Антонины-Береславы. Тоня — моя ровесница, и ей должно быть тридцать семь лет также, а Береслава сказала Веронике при расставании о своём возрасте, что… Что она говорила? Я запустил мыслительный процесс, дабы восстановить в памяти пробел разговора любимой с «нашей помощницей по хозяйству». В тот момент меня волновало только расставание с Никой, и остальное меркло в моих глазах, и я не заострял своё внимание на таких мелочах. А выходило, что всё было важно. Воспоминания вспыхивали фрагментами один за другим, но нужные мне не находились. А затем время словно остановилось, я вернулся в тот день и увидел картину по-иному:

«…Ты была мне как дочь. Хотя я тебя и ненамного старше. Это только Алексей Владимирович думает, что я старая калоша. Но мы-то с тобой обе знаем, что мне тридцать с небольшим хвостиком. Береги тебя Господь. Да пусть небеса к тебе будут милостивы, дитя. Ника, если вдруг найду «его», обязательно дам вам знать. Куда же ты теперь?…». — Перекрестив Веронику, сказала Береслава.

Тридцать с небольшим хвостиком? В тридцать семь лет хвостик о-го-го какой большой. Да и не была никогда Антонина верующей, а Береслава вела себя набожно, сколько у нас работала в доме. Нет, конечно, человек мог измениться, прийти к вере. Но! Опять со всех сторон на меня нападали проклятые «но» и сотни новых вопросов.

Почему Антонина бросила меня семнадцать лет назад и исчезла? Где она была столько лет? И с чего Тоня вернулась? Как она вышла на Веронику? И зачем устроилась ко мне в дом помощницей по хозяйству? И какого чёрта она скрывалась под чужим именем? Для чего было притворяться и делать вид, что мы с ней незнакомы? Почему Антонина пропала опять? И точно ли Береслава и есть Антонина? А куда подевались документы из сейфа на Береславу?

И тут я вдобавок вспомнил про фоторобот, составленный Анжелой и Аликом: «…Нет, внучек, сходство определённо есть, ты присмотрись. Те же глаза, нос…только волосы поредели, да тени пролегли под глазами. Всё такая же стройная, как осинка с апельсинками…». Паша утверждал, что напавшая рыжая девица — моя Антонина…тоже Тоня. Куда ни глянь, кругом одни Антонины. Рехнуться можно!

Хорошо, при желании я мог вообразить, что у Береславы под мешковатой одеждой скрывалась стройная фигурка, что она могла покрасить волосы в рыжий цвет или надеть парик, и что у неё виртуозно получалось старить себя, чтобы оставаться неузнанной. В таком случае она скрывалась от меня, вела свою игру против меня и напала на моих близких. Но это никак не походило на Антонину, которую я прекрасно знал и безумно любил. И я продолжал сомневаться, что Тоня оказалась способна столь измениться и пытаться мне навредить. Чего-то не хватало в сей запутанной истории, какого-то звена, чтобы я поверил и сам с собой согласился.

Я окончательно пришёл в себя после сна и обнаружил на своей больничной койке личный дневник Вероники. На этот раз мне никто не оставил пометок, свежих записей в дневнике. Но кто-то и что-то хотел мне сказать подобным образом.