Глава 5

14 ноября, вторник

Что-то надрывно звенело вокруг, гремело, скрежетало, отчего в ушах стоял оглушающий гул. Я попытался натянуть подушку на голову, наощупь, не глядя, но так и не нашёл ничего, чтобы походило на подушку. Зато под руку попался мой бархатный пиджак сизого цвета, я натянул его на себя, утонув в пиджаке с головой, кутаясь и нежась в мягкости бархата, пытаясь вернуться в свой сладкий сон, где мы с Вероникой бродили по цветочному лугу, босыми ногами, окунаясь в прохладу утренней росы на траве. Но кто-то наяву настойчиво вырывал меня из грёз сновидений. Этот кто-то зудел над ухом, словно улей с пчёлами, и порядком мне уже надоедал. К тому же пиджак оказался в чём-то липком и вязком и начал мерзко вонять алкоголем так, словно его искупали в бочке с плохим дешёвым вином. Я поморщился от тошнотворного запаха, ударившего в нос, скинул с себя злосчастный пиджак и попытался открыть глаза. Лучше бы я этого не делал. В глаза ударил яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь высокие окна от пола до самого потолка моего роскошного дома на Рублёвке. Только… Какого лешего шторы отворены? Вот почему свет меня просто ослепил. Я никогда не отдёргивал шторы и никому не разрешал этого делать. Ещё до появления Вероники в моей жизни мне на заказ пошили эти римские шторы глубокого изумрудного цвета из жаккарда в дворцовом стиле в Италии. По изумрудной глади штор скользил расшитый царственный рисунок из золотых, насыщенно лиловых, бездонно-синих и цвета бордо нитей. Я обожал прикасаться к своим чарующим шторам. Именно они делали меня могущественным и богатым в своих собственных глазах. Шторы совершенно не пропускали солнечный свет, создавая в гостиной атмосферу таинственности, спокойствия и величественности. Поэтому все самые важные сделки и встречи с сильными мира сего я проводил именно в гостиной с задёрнутыми шторами. Но сегодня кто-то умудрился нарушить мой завет и отворил священнейшие шторы. Если бы мне было порядком лучше, я точно схватился за настенное ружьё и пристрелил этого кого-то. Но меня мутило, перед глазами летали мошки, голова кружилась, а тело казалось чугунно-тяжёлым, словно я полночи разгружал вагоны с углём. А что я вообще делал ночью? Я вдруг понял, что не помню, не соображаю и не понимаю ничего, что было, есть и происходит со мной. Я закрыл глаза, пытаясь заглушить новый тошнотный позыв… И внезапно меня обдало тонной ледяной воды. Я резко вскочил с дивана и бешено заметался по комнате. Кто?! Кто посмел окатить меня ледяной водой?! И как ни в чём не бывало я увидел довольного Олега. Вишня смотрел на меня во все глаза и радостно хлопал в ладоши. Я окончательно проснулся, пришёл в себя, а Олег заговорил.

— Ну наконец-то! Алексей Владимирович, я уже думал тебя не добужусь. Мы с Береславой и так толкали, и эдак, а ты храпишь себе беспробудно. Вот и пришлось прибегнуть к старому проверенному способу пробуждения и отрезвления. Собирайся давай, сейчас следователь придёт. Тебе Береслава волшебный напиток сделала, на выпей и будешь как огурчик.

Вы когда-нибудь видели, чтобы худенькая почти двухметровая леди в малиновой атласной блузе с рукавом три четверти, в узких приталенных брюках серебристого цвета со стрелками и в чёрным лакированных ботинках на высоченном каблуке говорила мужским баритоном? А я видел. То ещё увеселительное зрелище. Вишня, как всегда, был в своём репертуаре. Я, морщась и кривясь от отвращения, выпил залпом ужаснейший, омерзительный напиток для трезвости ума своего. Вишня, Вишня… Всё, конечно, весело, но какой следователь? Я присел, снова собирая остатки сознания в единый мозговой центр.

— Олег Юрьевич, милый ты мой, а какой следователь ко мне придёт? Что-то я не припомню. И вообще почему я в таком виде? Что было то ночью? — Я с мольбой смотрел на своего зама, надеясь получить вразумительные ответы на свои вопросы. И Олег ответил мне сполна, лучше бы, правда, я ничего так и не знал.

— Так ты это, напился после встречи с адвокатом Вероники. Вы, кажется, встречались с ним… 9 ноября в четверг. Ох уж и мерзким дядькой оказался этот адвокат. Такой весь толстенький, холёный, утянутый в дорогущий костюм от Armani, а уж я знаю толк в моде. А его очки с толстыми стёклами в круглой золотой оправе от Hugo Boss, что просто въелись в жирный поросячий нос, словно сеточка на колбасу. И как Ника вообще могла обратиться к такому адвокату? — И Вишний театрально закатил глаза, вознеся руки к небу.

Память стала возвращаться ко мне по частицам, по фрагментам, выстраиваясь в единую целостную мозаику. Чем больше я вспоминал, тем хуже мне становилось. Я понял, что меня тошнит не от пропахшего пиджака, а от самого себя и всего происходящего вокруг. Модест Эммануилович Михельсон — знатный еврей с немецкими корнями из древнего и знатного рода адвокатов. Признаться, когда я услышал, что сам Модест Михельсон выступает адвокатом Вероники, то не поверил своим ушам. Услуги это маленького и толстенького еврейского адвокатишки весьма и недурно стояли. Но именно он позвонил мне и назначил встречу от лица моей теперь уже бывшей жены Ники. Я жутко паниковал перед встречей с ним, так как понимал, что мой адвокат не потянет в сравнении с Модестом Эммануиловичем. До меня начал доходить смысл внезапного желания Вероники развестись: она решила меня разорить, всё забрать себе, а после уже расплатиться со своим дорогущим адвокатом. На деле же всё было прозаично, было совершенно иначе…

— Алексей Владимирович, родненький, я имею вам кое-что сказать. Я таки выступаю в защиту за вашу Веронику Игоревну. Улыбайтесь… завтра будет еще хуже. — Видимо, Модест Эммануилович пытался шутить в свойственной ему еврейской манере или как-то вернуть меня с небес на землю. Потому что я порядком куда-то улетел, где-то потерялся на пути. Все звуки стали вокруг глуше, а краски тусклее. Сквозь призму своего бессознательного я смотрел на всё происходящее со мной со стороны, словно душа, вышедшая из тела человека на операционном столе, когда идёт борьба между жизнью и смертью. Кому-то мои мироощущения могли показаться чересчур пафосными, и до сегодня на деле я был до того скуп на чувства и эмоции, что меня самого злило происходящее. Я жаждал быть кукловодом Вероники, мне казалось, вот она — та самая марионетка, с которой я буду делать всё, что пожелает моя чёрная душа. Как же… я же спас её, теперь могу и за ниточки подёргать. И вот в пьесе моей жизни наступила развязка, я всего лишь оказался зрителем, исполнителем роли, а Ника умело взяла в руки узды правления, стала режиссёром, расправилась со мной, сейчас ещё и лишит состояния, перекроет кислород, и тогда точно опустится занавес. Череду моих затянувшихся размышлений прервал адвокат, которого я нанял для бракоразводного процесса. Я окружаю себя только проверенными людьми, сколько бы они — их услуги, труд, мозги не стояли. Вот и на развод я пригласил защищать мои интересы проверенного временем адвоката — Вяземского Александра Алексеевича. Между нами говоря, Сашка не раз меня спасал, и от тюрьмы, и от сумы, что называется. Когда по мне тюрьма плакала за подставу в экономических махинациях с хищением в особо крупных размерах, спасибо тогда Паше Баршаю, что натравил на меня ОБЭП, Вяземский — единственный взялся меня защищать, и только благодаря ему я не оказался за решёткой. Вот и сейчас я всецело надеялся на Александра Алексеевича, правда, надежда таяла сиюминутно по мере того, как растягивалась на лице улыбка Модеста Эммануиловича.

— Алексей Владимирович, я всё понимаю. Вы такой обаятельный, ну не до такой же

степени! Шо вы строите мне глазки? Я, итак, вас уважаю, хотя уже забыл за что! — На сих словах Михельсон так звонко рассмеялся от души, что стены моего кабинета задрожали. Благо свою роль начал исполнять Вяземский и наконец-то начал диалог о разводе.

— Модест, дорогой, оставь эти свои нелепые Одесские шуточки. Мы же оба знаем, что ты интеллигентный еврей с образованной речью и приличным чувством юмора. Ближе к делу: Вероника Игоревна ничего от Алексея Владимировича при разводе не получит. Ты, конечно, Модест Эммануилович — адвокат матёрый, можно сказать, для меня пример в делах адвокатских, но шансов у вас с Никой нет никаких выиграть развод.

— Право, миленький, Александр Вяземский, кажется? Уже и не дадите поиронизировать, вспомнить корни, склоняете к неинтересной интеллигентности и скучной обыденности. И шансов нет у вас. Я уже с десяток дел в суде выиграл, когда вы ходили пешком под стол. Впрочем, о каком выигрыше вообще идёт речь? У нас с вами здесь бракоразводный процесс. Если бы мой клиент не отказался от всего движимого и недвижимого имущества самовольно, то согласно брачному договору и нарушениям очень многих его пунктов вашим клиентом, Вероника Игоревна получила бы большую часть при разводе, нежели Алексей Владимирович, при всём моём уважении.

Вот бывает так, вроде сидишь на обсуждении своего же развода с женой, вроде слушаешь речь двух адвокатов, а ни черта не слышишь, потому что это всё какое-то дешёвое зрелище, не с тобой происходящее, невозможное по природе своей. А потом раз…и «Если бы мой клиент не отказался от всего движимого и недвижимого имущества самовольно». Что это значит? Но за меня уже спросил Вяземский.

— Вы хотите сказать, что Вероника Игоревна отказалась от своей доли имущества при разводе?

— Именно так. — заверил Михельсон. — Более того, Алексей Владимирович, ваша супруга возвращает вам всё, что вы ей одалживали и с процентами. А именно: Вероника Игоревна доверяет вам управление своей компанией по производству одежды и аксессуаров «Просто Я» со всеми её активами, можете ознакомиться с выпиской со счета компании, там вполне приличная сумма. Жаль, конечно, что Ника решила отойти от управления делами, в ней была хорошая коммерческая жилка. За совместные годы работы я не раз восхищался тому, как эта хрупкая девушка ведёт бизнес. В последние полгода у «Просто Я» был ошеломительный успех и прибыль от продаж немыслимо возросла. Смею заметить, Алексей, что одолженные вами средства на открытие и развитие «Просто Я», окупились и превысили прибыль в семь раз. Также Вероника Игоревна возвращает вам в ценности сохранности золотую банковскую карту, которую вы предоставляли ей в пользование, выписка по карте прилагается. На карте в остатке ровно столько же средств, сколько было на момент выдачи моему клиенту два года назад. Все вещи, драгоценности, косметика и прочее имущество, коим пользовалась и владела ваша супруга, Алексей Владимирович, остаются вам. За сим прошу вас подписать соглашение о расторжении брачного договора, засвидетельствовать всё вышесказанное и отсутствие у вас претензий к бывшей супруге, и далее через суд вас официально с Никой разведут. Господа, приступим.

Мне снова на секунду показалось, что меня снимает скрытая камера, как тогда при разговоре с Никой в «Пегасе». У меня было много вопросов и ни одного ответа. По мне словно проехался танк. Ника отказалась от всего?! Её компания регулярно приносит прибыль, почти сравнимую с прибылью моего «Строй-Инвеста», а я думал, Вероника ничего не зарабатывает, а её это «Просто Я» — детское развлечение. Передо мной лежали выписки с золотой банковской карты, на ней действительно была всё та же сумма, что и два года назад. Помню я тогда вручил эту карту Нике со словами: «Моя жена должна мне соответствовать, будь добра приведи себя в Божеский вид. Ты будешь мне нужна для выходов в свет, посещения выставок, презентаций, вечеринок, концертов, где сплошь люди будут богатые и именитые. И никто, запомни, не должен даже догадаться, что моя жена — из грязи, из народа. Ты должна, нет обязана стать эталоном вкуса, стиля, элегантности, лоска и женственности, и непременно олицетворять меня, мою жену, мой статус. Уверен, у тебя самой нет ни вкуса, ни стиля, поэтому в твоём распоряжении лучшие стилисты, модельеры и прочая челядь, которая сделает из тебя «золотую девочку». На этой золотой карте ровно столько, сколько может понадобиться на все эти тряпки, побрякушки, аксессуары, часы, причёски, маникюры и прочую мишуру. Только перечитай ещё раз внимательно наш брачный договор, чтобы уяснить себе раз и навсегда, что за все траты ты будешь передо мной будешь в ответе и потратить больше, чем на золотой карте ты не сможешь.» Вероника тогда, выслушав мою назидательную бранную речь, лишь на минуту поникла, затем внимательно посмотрела мне в глаза и рассмеялась заливисто: «Алексей, Алёшенька, сынок, да вы просто Царь-Батюшка??! Всюду то у вас злата, челядь, статус. Сами то родом из каких князьёв будете?! А вот ваша матушка Зинаида Макаровна Корф сказывала, что вы из рабочих крестьян и много работали с плугом, прежде чем обзавестись собственными крепостными.» Так всё и началось… Тогда же всё и закончилось… Ника всегда называла вещи своими именами, говорила прямо, была честной. И хотя последний раз она сказала, что ей пришлось рядом со мной стать актрисой, мне тоже, знаете ли, приходилось играть рядом с ней роль деспотичного Карабаса, который то и дело помыкает своей женой-куклой и каждый раз напоминает про условия брачного договора.

Загрузка...