Ложь

Глава 29

Вокруг сплошная белая пелена. Непроглядная, ледяная. Я бежала, вернее пыталась бежать. Вязла по колено в глубоком снегу. Кричала что есть мочи, но не раздавалось ни звука. Задыхалась от сыплющегося в лицо снега, впивающегося в кожу, словно сотни игл и от понимания, что посреди снежной пустоши я одна. Что Артема здесь нет.

И вдруг почувствовала тепло знакомых рук на своем лице, услышала его голос, что звал меня по имени. Потянулась к нему изо всех оставшихся сил, каждой исстрадавшейся клеточкой. Белоснежную пелену сменила темнота с узкой яркой полоской в центре. Та расширялась — больно, очень. Как будто в глаза песка насыпали, а по левому плечу взад и вперед катался трактор с плугом, вспахивающим внутренности будто они земля под посевы. Но все это померкло, когда я увидела лицо Артема. Бледное, осунувшееся, искаженное страданием. Сердце сжалось…

— …все хорошо! Это просто сон, — хриплый голос.

— Да, — сглотнула. Позади мужчины увидела окно за которым уже глубокая ночь, — Тема, сколько времени?

— Пол третьего. Папу позвать?

— Не надо… Тема…. Я так тебя люблю, — выхватила из заторможенного подсознания самое-самое важное. И вновь накатила темнота.

Меня разбудил негромкий разговор. Он проник в какой-то очередной тревожный сон, растворяя к счастью его содержание в памяти.

— А я сказал пусть она еще немного поспит! — Артем очень-очень зол.

— Послушайте меня, пожалуйста! По правилам необходимо получить показатели до обхода…

— Это ты меня послушай….

— Какие-там показатели? — о, голос звучал уже на много лучше. Слабый, но хоть четкий. Сглотнула сухой ком в горле. Мягкий утренний свет больше не резал глаза, а в голове прояснилось. Как же хорошо…

Артем угрожающе навис над каким-то молодым человеком в медицинской форме у изножья койки. Тот почти такого же роста и телосложения, но младше лет на пять. Важность, которой преисполнена вся его поза нивелировалась очевидным испугом на лице. Позади мужчин я увидела стол и монитор компьютера. Сестринский пост! Ну, конечно — я же скорее всего находилась в реанимации.

— Вика, — Артем прихрамывая подошел к изголовью. Утренний свет еще больше подчеркивал то, насколько он уставший и измученный. Бессонной ночью, болью и страхом за меня, — Как ты?

— Нормально, — пробудившаяся вместе со мною боль в плече отступила на второй план.

— Виктория Егоровна, мне нужно измерить вам давление и температуру, — молодой человек подошел к другой стороне койки, — Вот, поставьте, пожалуйста….

— Я сам, — прошипел Артем. Взял из подрагивающих рук медика термометр и осторожно поставил его мне под мышку. Через несколько секунд раздался сигнал. На маленьком экране тридцать семь и пять. Что ж, вполне нормально после операции.

— Твою мать!

— Тема, это абсолютно нормально, — взяла его за руку. Та была очень холодной. Инстинктивно я потянулась и левой рукой — попытаться хоть немного согреть. Перевязь удержала ее чуть позже, чем в плече буквально взорвалась боль. Я стиснула зубы, но через них все равно прорвался стон.

— Егора позови! — нервно бросил Артем, склонившись ко мне. Парень с очевидной радостью испарился за дверь. Мысль о том, какого ему было в компании Артема эти несколько часов вызвала невольную улыбку. Бедняжечка медик…. Или, может, он чем-то провинился и именно поэтому его приставили ко мне прекрасно зная, как будет вести себя Артем.

— Что? — он тоже улыбнулся. Совсем чуть-чуть.

— Бедный парень. Я до сих пор слышу, как стучат его зубы. И не стыдно тебе обижать маленьких, а? Представляю, что ты ему говорил….

В этот момент в палату вихрем влетел папа. Увидев, что я в порядке он замедлился так резко, что бегущий следом вприпрыжку парень почти налетел на него.

— Ой, извините!

— Привет, солнышко! Как себя чувствуешь? — отмахнувшись, спросил у меня папа.

— Лучше, — честно ответила я.

— Температура у пациентки тридцать семь и пять десятых градуса. Артериальное давление замерить не успел…

— Обход по расписанию в восемь ноль-ноль. Это через десять минут. В вашей палате один единственный пациент и вы все равно не успеваете собрать необходимые данные?

— Я… Я, — залепетал парень.

— Можете быть свободны, я сам, — и парень торопливо ретировался.

— Пап, он не виноват, — поспешила заступиться я, — Помешали обстоятельства.

— Этому вечно обстоятельства какие-то мешают. То пьянки-гулянки, то еще что, — беззлобно проворчал он.

Потом измерил мне давление, записал показатели, осмотрел и обработал швы.

— Вполне можем и в палату перебираться, — резюмировал после, — Сейчас тебе кровь возьмут, а я пока каталку притащу….

— Я сам ее отнесу.

— Ты сам еле на ногах держишься, — отрезал папа, — Кроме того ей так будет больно.

Контраргумент, однако. Пришла медсестра и взяла мне кровь из вены. Едва она ушла, привезли «каталку». Инвалидное кресло. Я содрогнулась живо ощутив чувства Артема при виде его, хоть парень и не подал виду.

Едва мы оказались за дверью с надписью «Реанимация», нас обступили родные. Все здесь. И все еще в платьях и костюмах. Ужасно усталые и несчастные. Глаза мамы и Оли покраснели от пролитых слез. Бедные мои…

Мы погрузились в лифт, поднялись на пару этажей. Коридор, снующий взад и вперед персонал больницы и пациенты. Гомон голосов, мелодия звонка чьего-то телефона. В голове начало противно гудеть, а внутри поднялась волна радости. Необузданной радости выжившего. Слезы навернулись на глаза. Все решили, что мне больно. Я принялась неловко убеждать, что нет, все хорошо.

Одноместная палата. Вид на панораму города. В нем тоже кипела жизнь. Кто-то спешил на работу, кто-то с нее возвращался. Пробки, ругань водителей, просыпающиеся офисы. Звук работающей кофе-машины.

— Эх, кофе бы сейчас.

— Нельзя, дочка, — укрыв меня одеялом, сказал папа.

— А… Да, конечно.

— Но немножко покушать надо перед капельницей, — включилась мама. Есть не хотелось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— С удовольствием. Только если все, кто еще не ел тоже присоединяться, — повернула голову к Артему. Тот как раз стянул с себя халат. Вид окровавленной рубашки оживил и без того все еще яркие воспоминания. Артем выругался.

— Сынок, вот переоденься, — мама торопливо протянула ему пакет с одеждой. Коротко поблагодарив, Артем исчез в ванной комнате.

Потом все заговорили разом. Принялись хлопотать вокруг меня и утешать. Папа объявил, что мне нужен отдых, а я уточнила его необходимость для всех остальных. В итоге в палате остались только мои родители и Оля. Мама разогрела в микроволновке куриный бульон для меня и какое-то мясо с картофельным пюре, очевидно, для Артема.

— Мам, поезжайте домой. Я в полном порядке, а на вас лица нет.

— Давай-ка покушаем, — проигнорировав мои слова, мама поднесла к моим губам чашку. Я сделала пару осторожных глотков, проверяя затошнит меня или нет. После наркоза все же прошло меньше суток, кто знает… Но все обошлось и я, хоть и без аппетита, выпила полчашки.

— Умница, — со знакомой с детства интонацией радостно проговорила мама.

— Ваша очередь — у нас уговор, — хмыкнула я.

— Да мы завтракали.

— Я об отдыхе. Мой завтрак в обмен на ваш сон.

— Когда это мы так договаривались? — нарочито насупился папа.

— Сейчас и договорились. Серьезно. Пожалуйста. И Артема с собой возьмите…

— Я. Останусь. С тобой, — проговорил из ванной Артем. Распахнул дверь и вышел. Хромая и даже немного пошатываясь.

— Поешь, — я кивнула на дожидающуюся его тарелку. Ну, хоть в этом прислушался.

Через несколько минут мне поставили капельницу. Мама с папой дождались, пока она закончится, потом папа проследил, чтоб мне укололи обезболивающее и они все же собрались домой.

Мы с Артемом остались одни.

— Иди сюда, — он переместился со стула на край койки, — Нет, ложись…

— Вик, нельзя. Твоя рана…

— Что ей будет если ты просто полежишь рядом? — я закатила глаза, — Пожалуйста…

С минуту сомнений, и он осторожно улегся на бок, обхватив или скорее держа руку над моей талией. Так хотелось его обнять, но Артем лег справа и единственная ныне действующая рука была зажата между нами. Потому я просто прижалась лбом к его лбу. И какое-то время мы просто лежали так, слушая дыхание и стук сердец друг друга, наслаждаясь теплом тел. Его губы со стоном сомкнулись на моих. Нежно, трепетно, едва касаясь. Большие горячие руки мужчины обжигали кожу сквозь ткань ночнушки. Внутри проснулось неистовое желание, усиленное опасностью, пережитой накануне. Бедром я чувствовала, что оно взаимно. Боль, нарастающая сонливость и благоразумие отступали все дальше, но Артем оторвался от моих губ, левую руку устроил под своей головой, а ладонь правой целомудренно вернул на мою талию. Правая рука. На его кольцо есть, а вот на моей нет.

— Тема, кольца…

Он приподнялся. Вытащил из-под футболки цепочку, на которой были два моих кольца. Снял их, потом взял мою руку и поцеловав каждый палец, одно за другим надел на безымянный.

— Так жалко…, - бессвязно пробормотала. Действие лекарства некстати усилилось. Я прижалась к плечу Артема и закрыла глаза. И уже почти сквозь сон услышала:

— Если кому жалеть и придется, то только ему.