Санторини, Греция, 1996
— Полцарства за пушку[3]!
Брайан, покачав головой от гневного тона Геари, спокойно открыл перед ней автомобильную дверцу, как только она приблизилась к такси, ожидавшему их в самой сердцевине запруженной улицы.
— У тебя нет полцарства.
Мегеара остановилась на тротуаре и вперилась в Брайана взглядом. Она не верила своим ушам! Он осмелился подчеркнуть очевидное, видя клокотавшую в ней ярость?! Прекрасно зная, что она могла если не убить, то тяжело ранить словом, когда и вполовину не была так зла. У парня и впрямь начисто отсутствовал инстинкт самосохранения.
— У меня и пушки нет — похоже, что я по уши в дерьме? Ха!
Брайан по-прежнему являл собой образец спокойствия, что совсем не улучшало ее настроения. Мог бы хоть раз выйти из себя для разнообразия!
— Я так понял, разрешение тебе не дали… снова.
По ее мнению добавлять в конце это «снова» было совсем необязательно. Ей-богу!
— С чего ты это взял?
— О, даже не знаю. С того, что ты неслась по улице, сжимая и разжимая кулаки, словно уже кого-то душишь. Или, может, с того, что у тебя такой вид, будто ты собираешься выцарапать мне глаза, хотя я ничем тебя не разозлил.
— Нет, разозлил.
Мегеара заметила, что он старательно прячет улыбку. Слава Богу, хоть на это у него хватило мозгов.
— И чем же это?
— У тебя нет пушки.
Брайан фыркнул.
— Да ладно тебе, ты же не можешь пристреливать каждого греческого чиновника, который стоит на твоем пути.
— Спорим?
Он отступил, пропуская ее в такси. Брайан был привлекательным мужчиной ростом шесть футов три дюйма[4], в возрасте примерно сорока пяти лет. Весьма утонченным и умным. А самым замечательным в нем были личный капитал и более чем щедрое финансирование их последней безрезультатной авантюры без резких выражений недовольства.
К сожалению, он был категорически против подкупа чиновников.
Да что такого страшного случится, если она найдет взяточника? Безусловно, у Брайана должны быть недостатки, и в данную минуту именно этот она считала самым эгоистичным.
— Итак, что теперь? — спросил он, сев следом за ней в машину.
Геари вздохнула, поскольку у нее не было ответа. В доках на судне ее дожидалась команда. Но без разрешений на раскопки курганов, под которыми, по ее и Тори мнению, находилась городская стена, единственное, что они могли, — это нырять к насыпям и любоваться найденным.
Звучало не очень утешающе. Они впервые за многие годы так далеко продвинулись в поисках.
— Возьму еще один образец ила.
— Ты уже два раза его брала.
— Знаю, но вдруг это поможет убедить их выдать нам разрешения. — Ага, конечно. От чиновников она получала лишь всевозможные отговорки. У нее до сих пор звучал в ушах ответ последнего из них:
«Это — Греция, доктор Кафиери. Здесь кругом древние руины. А Эгейское море, к тому же, зона активного судоходства, и я не позволю вам начать раскапывать его дно всего лишь на основании очередной истории про Атлантиду. Право же! Тут и без вас хватает охотников за сокровищами, которые ради наживы воруют исторические реликвии. Мы здесь, в Греции, более чем серьезно относимся к нашей истории. Вы впустую тратите мое драгоценное время. Всего хорошего».
После этих слов ей хотелось биться о его стол головой, пока чиновник либо не уступит, либо не отправит ее за решетку. Дело было не в сокровищах, но попытка объяснить ему это была бы так же обречена, как попытка взлететь к солнцу на скрепленных воском крыльях.
— Должен же быть какой-то выход.
Брайан напрягся.
— Я не буду участвовать ни в чем незаконном.
Как и она, к сожалению.
— Не волнуйся, Брайан. Я тоже не хочу из-за этого попасть в тюрьму.
Она обязательно что-нибудь придумает…
Если бы только головная боль утихла хоть немного, чтобы можно было сосредоточиться. Но пульсирующая боль в темени, кажется, вознамерилась, прямо как чиновник, испортить ей весь день.
Мегеара откинулась на сиденье и уставилась в окно на проносящиеся мимо красивые здания и городские пейзажи, а также на спешащих по своим делам людей. Хотела бы она быть такой же беззаботной, как большинство этих людей, и бродить по магазинам, делая покупки и веселясь. К сожалению, она нигде и никогда не была туристом.
Геари Кафиери всегда была вся в работе, никаких игр.
Они оба молчали всю дорогу, пока такси узкими улочками приближалось к докам, где стояло их исследовательское судно. Пока Брайан расплачивался, Геари выбралась из машины и поднялась на трап, чтобы «порадовать» команду своим очередным великолепным провалом.
Первой ее встретила Тори. Пятнадцатилетняя кузина Геари представляла собой девчушку с длинными тускло-каштановыми волосами, ниже среднего роста, в очках с толстенными стеклами. Неуклюжий подросток, больше всего на свете интересующийся книгами. Тори была точной копией своего отца, Тирона, которого она совсем не помнила. Найти Атлантиду — такова была ее единственная мечта.
— Ну? — с надеждой в голосе спросила она.
Геари покачала головой.
Тори выругалась, чем немало изумила кузину.
— Как они могли не дать нам разрешения? Что не так с этими людьми?
— Они считают это пустой тратой времени.
Лицо Тори исказилось от отвращения.
— Это тупо! Они тупы!
— Да, — сухо отозвалась Геари. — Мы все тупицы.
Тори ухмыльнулась.
— Я не тупица. Я — признанный гений. Но остальные… Тупицы.
— Я же предупреждала тебя, чтобы ты не надоедала.
Геари перевела взгляд на подошедшую к ним другую ее кузину — Синтию, названную так в честь греческой богини охоты Артемиды[5]. Тия ненавидела все, что было связано с Грецией. Единственное, из-за чего она здесь находилась, — это зачеты в колледже, ну и возможность быть рядом с ее последним увлечением, Скоттом, считавшим, что это будет приятной летней поездкой. Не упоминая уже о такой мелочи, что останься Тия дома, в Нью-Йорке, ей пришлось бы работать в гастрономе матери, который она ненавидела еще больше, чем Грецию.
Эта очень высокая— в шесть футов 4 дюйма[6] — красотка с золотисто-каштановыми волосами относилась к числу тех немногих женщин, которые превосходили Геари ростом. Практически уникальное достижение, учитывая, что Тие только-только исполнилось восемнадцать.
Геари нахмурилась, когда заметила, что на Тие были надеты длинная синяя юбка и белая вышитая греческая блузка с длинными рукавами.
— Я думала, ты загораешь, — произнесла Геари.
Тори подалась вперед и прошептала ей на ухо:
— Она и загорала, да еще и без верха: надеялась, что Скотт увидит ее голую грудь и прилипнет к ней. Он, конечно, ноль реакции, но мужики на проплывавшей мимо лодке чуть не вывалились за борт, пока Джастина не заставила ее уйти в каюту.
Тия скривила губы.
— Ты мелкая стукачка. Но раз уж начала, то колись до конца. Давай, расскажи Геари, как ты чуть не сожгла ее отчеты, когда тебя напугала кошка, и ты уронила Теддину горелку Бунзена[7].
Тори покраснела и поправила очки на носу.
— Гениальна, но неуклюжа. C'est moi[8].
Геари улыбнулась, ведь девочка сказала чистую, хоть и ужасную правду. Грациозность никогда не числилась среди достоинств Тори, в отличие от Тии, у которой ее было больше чем достаточно.
— Все в порядке, Тор. Я бы просто заставила тебя восстановить их.
Тия тяжело вздохнула и окинула палубу критичным взглядом.
— Разве здесь не самое скучное место на Земле? Я даже не могу заставить Скотта подняться на палубу дольше, чем на долю секунды.
Это точно. Если даже обнаженка не сподвигла мужчину подняться, его уже ничем не проймешь.
— Они там с Тедди, — продолжила Тия раздраженным тоном, — приклеились к плану раскопок, как будто он когда-нибудь воплотится. Почему каждый раз, когда я привожу парня в эту Богом забытую страну, он съезжает с катушек?
— Может, это от слишком долгого пребывания рядом с тобой, — поддела ее Тори, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. Она наклонилась вперед и прошептала Геари на их собственном уникальном языке — смеси древнегреческого и латыни: — Думаю, она высасывает из них тестостерон, чтобы повысить уровень собственного.
Геари рассмеялась.
Тия мгновенно напряглась.
— Что она обо мне наговорила?
Геари покачала Тори головой, прежде чем ответить:
— Почему это обязательно должно было быть о тебе?
— Потому что это так, — и после этих слов Тия устремилась прочь.
Тори устало вздохнула.
— Надеюсь, однажды она найдет того, кто сможет поставить ее на место. Мне уже надоело смотреть, как она изматывает бедняжку Скотта. Готова поклясться, что она частично суккуб.
— И не говори. Никому не пожелаю оказаться ее жертвой.
— Точно сказано. — Тори помедлила, прежде чем бросить на Геари испытующий взгляд: — Ну, рассказывай.
Можно подумать, ей хотелось вспоминать то мучение.
— Нечего рассказывать. Они отказались выдать нам разрешения… снова.
Тори даже топнула ногой.
— С ума сойти! Это несправедливо!
— Знаю, — согласилась Геари, похлопав Тори по руке. — Мы просто должны набраться терпения.
— К чертям терпение! Такими темпами, когда они дадут разрешения, я уже буду на пенсии, и копать мне придется, опираясь на палочку. — Она издала звук крайнего отвращения. — Сейчас мы как никогда близки к обнаружению города. Я знаю, что Атлантида именно тут. Я чувствую это!
По спине Геари пробежал холодок. На ее взгляд, черты характера Тори были в чем-то слишком уж схожи с их отцами. Тори двигало то же помешательство, которое владело ими. Оно было сродни безумию в крови Геари, заставлявшему ее работать до поздней ночи после того, как все остальные давно ушли спать.
Были времена, когда это по-настоящему пугало Геари. Всех членов их семьи, которые когда-либо были увлечены так же сильно, как Тори, настигла ранняя смерть. Если когда-нибудь что-нибудь случится с самым молодым членом их семьи, то это сломает не только Геари, но и их дедушку тоже.
Они жили ради нее.
С другой стороны, Геари часто ловила себя на мысли, что Тори использует поиски, чтобы забыть о своем сиротстве и отвлечься от боли, которую при этом испытывает. Бедняжка ничего не помнила о своих родителях. Их дело — единственное, благодаря чему Тори могла почувствовать себя ближе к ним. Это все, что они оставили своей дочери.
— Все будет хорошо, Triantafyllo[9]. — Геари обратилась к ней по прозвищу, которое дал Тори их дедушка. — Я ненадолго прилягу, может, это немного уменьшит начинающуюся головную боль.
— Хорошо. Я буду внизу со Скоттом и Тедди проверять данные, которые окажутся совершенно бесполезными, если мы не сможем вести раскопки. Но какого дьявола? Я молода, и у меня куча времени, чтобы тратить его впустую. Ты же напротив…
В ее сторону раздалось фырканье Геари.
— Я не настолько старше тебя.
Скользнув прочь, Тори кинула напоследок:
— Ага, как же. Купи палочку, Бабуля.
Геари в ответ покачала головой и съежилась от боли, которая запульсировала в висках, отдаваясь в бровь.
Подошедший к ней Брайан нахмурился.
— Что с тобой?
— Еще одна головная боль. — В последнее время они часто ее терзали. Разумеется, с ее везением, это окажется неизлечимая опухоль головного мозга, и в конце она, скорее всего, останется на милости Тии, и кузина-наследница сможет, наконец, мучить ее, не переставая… Боже упаси! — Со мной все будет отлично. Мне просто нужно прилечь на пару минут.
— Если тебе что-нибудь понадобится, позвони.
Мне нужно разрешение. Как насчет него?
Если бы только она могла сказать это вслух и не потерять такое необходимое ей финансирование.
— Обязательно. Спасибо. — Затем Геари направилась вниз к небольшой комнате, которую они делили вместе с Тори. На исследовательском судне практически невозможно было найти уединение, но, честно говоря, Геари это не беспокоило. Не так, как раньше, когда она была в возрасте Тори. Разница между ними поражала.
Если Геари ненавидела отсутствие личного пространства, то Тори относилась к этому с точностью до наоборот. Единственное, что заботило девочку, — это их поиски.
Но, несмотря на их различия, Геари обожала свою кузину. Так как родители Тори умерли, когда девочке не было еще и шести, вся их семья приняла ее и воспитала как родную. Поэтому Мегеара всегда считала Тори скорее родной сестрой, чем двоюродной.
Геари улыбнулась, когда вошла в комнату и увидела брошенные на ее кровать ночную рубашку Тори и коричневого плюшевого медвежонка, потрепанного временем. Тори не отличалась опрятностью.
— Ладно, мистер Каддлз, вам следует быть на своем месте. Прекращайте красться к моей кровати. Я пинаюсь во сне. — Геари усадила мишку на разобранную постель Тори, затем сложила розовую фланелевую сорочку и положила ее под мистера Каддлза.
В уголках ее губ заиграла легкая улыбка. Сверху доносились приглушенные голоса. Судно плавно покачивалось, убаюкивающей музыкой волн погружая Геари в подобие оцепенения. Ей в самом деле был нужен небольшой отдых. В последнее время она беспокойно спала. Вероятно, результат перегруженности мозга.
Она отвернула покрывало и, сбросив туфли, забралась под одеяло на узкую кровать.
И почти мгновенно заснула.
Внешний шум пропал, она же двигалась сквозь темноту сна, разбавленную белым туманом и прохладным бризом. Геари еще с детства стремительно проваливалась в быстрый сон[10]… обычно в течение пяти минут. Неслыханно! Это было странное нарушение сна, которое не мог объяснить ни один доктор.
Ее сон шел своим чередом: она стояла на черном пляже. Белоснежные волны разбивались о чужеродный берег. Звук эхом отзывался в ее ушах. Она увязла пальцами ног во влажном, черном песке.
— Мегеара.
Глубокий мужской голос был эротичным и обольстительным, с плетениями странного, экзотичного акцента. Голос растекался по телу Геари подобно горячему шоколаду с бренди. Насыщенный. Бархатный.
Опьяняющий.
Когда ее таинственный любовник появился позади нее, она застонала во сне. Как и всегда, он был умопомрачительно красив, длинные темные волосы развевались на ветру, а глаза, казалось, излучали сияние, — столь яркими и синими они были. Черты лица изваяны с редким мастерством, а завораживающие глаза обрамлены черными бровями, очерченными четкими линиями. Загорелые руки обвились вокруг нее и прижали к мощному, обнаженному торсу с выпуклым рельефом великолепных мускулов.
Он был божеством.
Чистым соблазном.
И в это мгновение он весь, от макушки до пят, принадлежал ей…
Закрыв глаза, Геари позволила аромату его суровой, грубоватой мужественности проникать в нее, пока он полностью не опьянит ее наслаждением. Только стоило обжигающим губам коснуться ее шеи, как она наклонила голову влево, чтобы он мог нежно облизывать и ласкать ее кожу, пока все ее тело не запылает.
Она не знала, почему ей продолжают сниться эти будоражащие, эротические видения. Почему этот невероятно сексуальный мужчина является ей во снах. В конце концов, Геари Кафиери не отличалась чувственностью или женственностью. Геари состояла из несгибаемой воли. Она всю жизнь боролась за свои убеждения, за право быть самостоятельной личностью, и эти сражения не оставили ей времени на развитие таких девичьих умений, как макияж, укладка волос и женские хитрости.
С того момента, как она ступила на путь восстановления репутации отца, она пыталась доказать самой себе, коллегам и инвесторам, что может быть не только достойным конкурентом в мире, управляемом мужчинами, но и стать в нем главной.
И ей это прекрасно удалось. Да, она не самая утонченная женщина. Ну и что? Зато она завоевала признание, и после смерти отца меньше чем за три года превратила его убыточную фирму в преуспевающую. «Спасательное общество Кафиери» считалось теперь одной из ведущих компаний в Греции. Наряду с восстановлением компании отца Геари ухитрялась продолжать его частные исследования.
Ей всегда было достаточно этого.
Вернее, так она думала до знойной ночи двумя месяцами ранее, когда Арикос впервые появился в ее снах.
Один невольный взгляд, брошенный на него, — и незнакомец пленил ее.
Арикос развернул ее к себе лицом. Прикусив губу, Геари взглянула в опаляюще синие глаза. На нем были надеты лишь черные кожаные штаны и ботинки. Его волосы, окаймлявшие лицо струящимися волнами, теребил легкий ветер, цепляясь прядями за щетину на щеках.
— Что сегодня огорчило тебя, agamenapee[11]? — спросил он тем тоном, что всегда вызывал в ней дрожь.
Геари пристроила голову у него на плече так, чтобы можно было вдыхать его запах, позволяя тому успокаивать ее.
Если бы только он мог быть настоящим…
— Они не хотят давать нам разрешения, — прошептала она, очерчивая контур его соска и наблюдая, как тот твердеет. — И я могу убить их за это. Я уверена, что мы нашли Атлантиду. Я знаю это. Она настолько близка, что я могу ощутить ее, но теперь… Теперь это безнадежно.
Она сжала зубы от отчаяния. Но при этом радовалась, что у нее есть кто-то, кому она могла доверять, и перед кем не нужно было держать «боевую» маску. Ее служащие ожидали от нее постоянной невозмутимости и собранности, когда на самом деле ей хотелось трясти чиновника до тех пор, пока он не даст то, что ей было нужно.
Будь они прокляты за это.
— Я потерплю неудачу, — пожаловалась Геари надломленным голосом. — Тори права. Учитывая, какими темпами мы продвигаемся, мы будем слишком стары, чтобы хотя бы вспомнить, а что мы, собственно, ищем.
Арикос обхватил крупными ладонями ее лицо и окинул внимательным взглядом.
— Не понимаю, почему для тебя это так важно.
— Потому что мой отец умер сломленным алкоголиком. Я хочу, чтобы все, кто когда-либо насмехался над ним, подавились своими словами. Хочу доказать всему миру, что мой отец не был безумцем, сражавшимся с ветряными мельницами. Хочу сдержать данное ему обещание. Я должна ему это.
Арикос наклонил голову и посмотрел в ее глаза так, как будто мог взглянуть прямо в ее душу.
— Если бы ты нашла ее, это бы тебя осчастливило?
— Более чем.
— Считай, что сделано. Я приведу тебя к Атлантиде.
Геари рассмеялась над абсурдностью ситуации. Да уж, когда ее подсознание уходит в астрал, оно уходит по полной.
Даже в этом случае для нее слишком много значило существование, по крайней мере, одного человека, которому можно верить. Неважно, что он не был настоящим. Она нуждалась в его воображаемой поддержке и была благодарна за нее.
Тут Арикос нагнул голову и накрыл губами ее рот. Геари застонала от сладости его вкуса. На свете не было никого слаще его. Никого, в чьих объятиях она чувствовала бы себя лучше. Вероятно, поэтому он появился в ее снах.
Но она была только рада его появлению. Ощущению жара его кожи, скользящей по ее телу.
О, она могла бы съесть этого мужчину живьем.
Под его ловкими руками белое, ниспадающее платье соскользнуло с ее плеч, оставляя ее обнаженной. Его же губы и язык в это время захватывали и дразнили ее рот. Ее поражало то, насколько непринужденно она себя с ним чувствовала, пусть и во снах. В реальной жизни Геари никогда не была женщиной, которая позволяет себе терять голову от мужчины. Позволяет страстям вести себя.
Ею владели холодная, безжалостная логика и сдержанные эмоции.
Вот почему она так любила свои сны. Здесь она была вольна вести себя с Арикосом так, как ей заблагорассудится, ни о чем не беспокоясь. Никакого риска забеременеть или подцепить болезнь. Никаких терзаний, о чем говорить с ним утром.
Никакого страха разочарования или жестоких насмешек. Она управляла своими снами и им. Время, проведенное с ним, было наполнено надежностью и теплотой и составляло лучшие мгновения ее дня.
Арикос бережно опустил ее на песчаный берег и накрыл своим телом. О, это ощущение бесподобно! Ласково проведя кожей штанов по ее ногам, он коленом развел ее бедра.
Оставив ее рот, его губы переместились ниже к ноющей груди, так и напрашивавшейся на поцелуй. Задыхаясь от нехватки воздуха и дрожа от собственного возбуждения, Геари притянула его голову ближе к себе. Он сомкнул губы на тугом соске, обводя его языком и перекатывая из стороны в сторону. Его дыхание опаляло разгоряченную кожу.
— Вот так, — выдохнул Арик, опустив руку вниз, чтобы облегчить ее страстное желание ощутить его плоть внутри себя. Его теплые пальцы гладили и дразнили ее, пока она не взорвалась в оргазме. — Отдай мне всю свою страсть, Мегеара. Позволь мне почувствовать твое удовольствие. Позволь мне испытывать это.
Яростно его целуя, она выгибалась навстречу его руке, стремясь получить от него еще больше удовольствия.
— Хочу большего, — потребовала она, потянувшись к «молнии» на его штанах.
Он обольстительно рассмеялся.
— И ты это получишь.
— Геари!
Громкий крик вытряхнул ее из сна, от чего ее сердце заколотилось быстрее, чем от ласк Арикоса. Геари открыла глаза, обнаружив себя лежащей лицом вниз на своей постели.
В комнату ворвалась Тори.
— Тебе лучше поторопиться. Тия собирается утопить Тедди. И это не шутка.
Арик, бранясь, вышел из сновидения в стробилос[12], в котором он, пока подглядывал за царством людей, не обладал ни видимыми очертаниями, ни плотностью. Всякий раз, когда человек пробуждался ото сна, бог сна оказывался в этом безбрежном небытии. Ни единого звука, никаких цветов — одна сплошная непроглядная мгла.
Все, что он мог чувствовать, — это стремительно исчезающие эмоции Геари, и он отчаянно пытался их удержать.
— Мегеара… — позвал Арик, желая возвратиться к тому, что они разделили. Но он знал, что было слишком поздно. Мегеара, его маленькая страсть, обладала большей, чем у обычного человека, устойчивостью и не всегда приходила на его зов.
Она не засыпала даже под воздействием сыворотки Лотоса[13], пока сама этого не хотела. Единственным последствием для нее была головная боль из-за сопротивления.
Проклятие! Он желал возвращения Мегеары!
Его тело горело от неудовлетворенной страсти, но он чувствовал кое-что посильнее, какое-то странное ощущение в груди.
Тоска.
Он жаждал Мегеару и злился из-за ее утери. Никогда за всю историю человечества он не чувствовал ничего подобного. Предполагалось, что боги сна лишены эмоций… по крайней мере, всех, кроме боли. Им была оставлена лишь одна эта эмоция, чтобы другие боги могли контролировать и наказывать их.
Вот только он не чувствовал боли в груди. Эмоции Мегеары все еще ощущались им как свои собственные, что лишь подтверждало, насколько сильными были ее сдерживаемые страсть и ярость.
Сначала она вызвала у него мимолетное любопытство. Яркостью и красочностью снов. Два необычайно редко встречающихся качества. Обычно людские сны — это сплошной туман, редеющий просветами черно-белых картинок.
Большинство богов сновидений обходило такие сны стороной, особенно ловцы за эротическими снами. Такие Скоти[14], как Арик, всегда искали более дерзких людей. Зачем кружить в снах лишенного воображения человека, когда целью является испытать через спящего чувства и эмоции?
Поэтому его родичи просматривали сны в поисках тех, кто мог творить красоту и дать Скоти то, в чем они нуждались.
Сны Мегеары утопали в искусных ощущениях. Когда он впервые наткнулся на нее, она купалась в шоколадной реке.
Покачиваясь на расплывчатой поверхности одной из комнат стробилоса, Арик закрыл глаза, чтобы вызвать воспоминания. Внутри него, несмотря на прерванную связь, все еще оставался след ее страсти, что позволило ему воскресить в памяти то удовольствие, которое он испытал, найдя ее той, первой, ночью.
Даже сейчас он мог ощутить на языке вкус шоколада, что слизывал с ее нагого тела. Почувствовать омывающее кожу тепло, когда они занимались любовью посреди реки. Сейчас, как и тогда, Арик хотел бы узнать, каким будет настоящий вкус шоколада в мире смертных.
Почему Мегеара получала от этого такое большое удовольствие?
Более всего он горел желанием узнать, какова окажется на вкусона. Какой аромат она будет источать?
Его член дернулся в сладостном предвкушении.
— Арикос?
Он отвернул голову от вспышки яркого света, прорезавшего темноту.
— Какого черта, М’Ордант, — зарычал он, узнав голос старшего единокровного брата.
— Это гнев?
Арик передвинулся так, чтобы встать напротив бога, который был одного с ним роста. У М’Орданта, как и у него, были темные волосы и ослепительно-яркие синие глаза. Весь их род был отмечен, наряду с неземной красотой, таким цветом глаз.
На этот раз, когда Арик заговорил, голос его был ровным и спокойным, как и приличествовало его проклятому роду.
— Откуда мне знать? Я не имею эмоций.
М’Ордант сузил глаза, и если бы Арик не знал его лучше, то поклялся бы, что брат был озадачен. Пусть они не могли чувствовать по-настоящему, но они научились подделывать мимику. Это меньше раздражало остальных богов.
— Ты провел слишком много времени с человеком. Тебе следует перейти к другому.
Таков был порядок. Скоти, подобным Арику, дозволялось забирать лишь излишки эмоций, чтобы помочь людям. Если Скотос слишком долго пребывал рядом с одним человеком, то он, теоретически, мог свести этого человека с ума или даже убить его.
Скоти обычно получали одно-единственное предупреждение, и если они ему не внимали, то Онерои выбирали одно их двух: либо покарать их, либо уничтожить. М’Ордант был одним из многих, кто отслеживал человеческие сны и контролировал Скоти.
— А если я не хочу ее оставлять?
— Ты споришь?
Арик выгнул бровь.
— Как я могу?
— Значит, ты с ней закончил. — И М’Ордант исчез.
Самым мудрым было бы внять предупреждению. Но Арика слишком сильно тянуло к его человечку, чтобы обращать внимание на слова М’Орданта. Для этого ведь нужно было испытывать страх… а Арик понятия не имел, что это такое.
Закрывая глаза, Арик все еще мог ощутить аромат плоти Мегеары. До сих пор мог различить на кончике языка вкус соленой сладости ее тела. Почувствовать ее прикосновение к его коже.
Нет, он еще не закончил с нею. Он только начал.