Геари, облокотясь на борт судна, следила взглядом за ближайшими шлюпками, скользившими по прозрачной глади воды, и не могла понять, что с нею было не так. Ее неудержимо клонило в сон, глаза закрывались сами собой, — совсем не похоже на нее.
— Мне кажется, у меня нарколепсия[15].
Тори остановилась возле Геари и оглядела ее сверху донизу.
— Может быть. Ты в курсе, что семьдесят процентов больных нарколепсией также подвержены приступам катаплексии[16]? — Но прежде чем Геари успела открыть рот для ответа, Тори сама себя опровергла: — Хотя, к тебе это не относится. Я не раз видела тебя в гневе, так что тебе этот чудный симптом явно не грозит. Само собой, нарколептики еще страдают яркими галлюцинациями при засыпании, а также при пробуждении. И, конечно, лунатизмом. Так, я знаю, что во сне ты не ходишь. А красочные видения у тебя в последнее время не появлялись?
Да, появлялись, но Геари явно не собиралась обсуждать с пятнадцатилетним книжным червем свои яркие сексуальные фантазии.
Она бросила на Тори сердитый взгляд.
— Откуда ты все это знаешь? Господи, Тори, ты еще ребенок. Так что веди себя соответственно. — Прежде чем она успела хотя бы моргнуть, Тори размахнулась и со всей силы ударила ее по руке. — Ай! — Геари потерла ушибленное место. — Что это было?
— Неожиданная и нелогичная эмоциональная вспышка. Разве не этого ждут от подростков? О, еще особо гадостное настроение. В больших количествах.
Геари примирительно вскинула руки.
— Отлично. Ваша взяла, доктор Кафиери.
Тори изобразила на лице довольную ухмылку, более свойственную ее возрасту, и ушла, чтобы помочь капитану закрепить линь.
Покачав головой, Геари спустилась в каюту, где наткнулась на Тедди и Скотта, которые бурчали из-за того, что вокруг них Тия крутилась, мешая им работать. Геари ничем не могла им помочь, поскольку обещала матери Тии этим летом присматривать за ней. Скорее всего, маленькая бестия мотала нервы Тедди за то, что он проводил слишком много времени со Скоттом.
Геари надеялась, что их гнев скоро остынет. Она отправила кузину совершить небольшой шопинг-тур в городе, пока они подготовятся к отплытию в тот район, где, как полагала Геари, таилась Атлантида. Последнее, что им было нужно, — это нытье Тии по поводу и без.
Кроме того, Тия не могла жить без шопинга. Чем вещица ярче, тем больше она ее обожала. До такой степени, что на последнем Хэллоуине щеголяла в красных рожках с алмазными висюльками в виде колец. Тия нарядилась шопинг-демоницей, что вполне соответствовало ее натуре.
Брайан добровольно вызвался сопровождать и оберегать Тию от неотступно преследующих ее проблем, по сравнению с которыми меркнут даже продажа в белое рабство или похищение зелеными человечками.
Между тем, Геари так устала, что едва стояла на ногах. Больше она ни на что не была способна.
«Мегеара. Вернись ко мне…»
От глубокого эротичного голоса, снова раздавшегося в ее голове, по телу пробежали мурашки.
Она краем глаза уловила какое-то движение и повернулась. В дверном проеме, на лестнице, которая вела на верхнюю палубу, стоял Арикос. Он был одет во все черное, его плутовские глаза обещали ей бесконечную ночь оргазма, а обольстительная улыбка заставила замереть на месте.
«Ну же, Мегеара».
Его голос шелестел, подобно шепоту призрачного ветра, лаская ее. Убаюкивая.
Он протянул ей ладонь…
Никогда она не видела более притягательной позы. Все, чего она хотела, — это принять его ладонь и позволить ему унести ее на руках так, как он это делал в ее снах. Геари хотела раздеть его донага и испробовать совершенство его тела.
Вкусить эти манящие губы.
Она, не раздумывая, протянула ему руку. Так близко, что их ладони почти соприкоснулись. Их разделяло не более толщины волоска…
Но он — иллюзия, и она знала это.
— Геари? Не передашь мне линейку?
Она вздрогнула от голоса Тедди. Опустив руку, Геари глянула влево и увидела на загроможденном рабочем столе масштабную линейку. Она едва заметно моргнула, прежде чем оглянуться на лестницу.
Пусто. Ни следа от Арикоса, ждущего там ее возвращения. И это вызвало в ней горькое разочарование.
Я схожу с ума.
Угу. Но что ей еще остается? Вас бы преследовала такая сексуальная галлюцинация.
Геари, не желая думать об этом, взяла линейку и передала ее Тедди под его обеспокоенным взглядом. Он был старше всего лишь на несколько лет, но опекал скорее как отец, чем как друг или коллега. Его короткие каштановые волосы всегда были безупречно причесаны, карие глаза лучились весельем, а очаровательные ямочки делали лицо приветливым.
— Как ты себя чувствуешь?
— Устала.
Тедди почесал затылок, словно его сбил с толку ее ответ.
— Прошлой ночью ты проспала четырнадцать часов.
Геари потрепала его по руке.
— Знаю, но тем не менее.
— Может, тебе стоит показаться врачу.
О да, и лучше сразу психиатру. Она отогнала эту мысль и улыбнулась Тедди.
— Я буду в порядке. Правда.
Будет, во всяком случае, если сможет прекратить эти ненормальные видения. Даже в эту минуту ей казалось, будто за ней кто-то наблюдает…
Арику захотелось выругаться от разочарования, когда он увидел Мегеару улыбающейся другому мужчине. Почему она не поддалась его сыворотке? Его просьбам?
Как простая смертная женщина могла быть настолько сильной?
— Арикос?
И снова темноту комнаты разорвал ослепительный свет. Арик устало вздохнул, услышав голос дяди Винка; ему всерьез надоели эти помехи, все, чего он хотел, — это быть со своей человеческой целью.
— Чего?
— Мне велели забрать у тебя мою сонную сыворотку. Похоже, ты ею злоупотребляешь, что плохо сказывается на твоем человеке.
Арик повернулся лицом к старшему богу сна. Длинные каштановые волосы Винка были заплетены и откинуты за спину, а в светло-серых глазах плясали чертики. Хотя Винк и являлся одним из самых древних богов, вел он себя подобно тринадцатилетнему мальчишке. Больше всего на свете он обожал устраивать проказы и дразниться — два его качества, которые Арик и его собратья проклинали на чем свет стоит.
Когда-то другие боги с легкостью завлекали Ловцов Снов и манипулировали ими, и они позволяли Винку, Аиду и остальным использовать себя в их в личных розыгрышах и междоусобных баталиях.
До того дня, когда Зевс раз и навсегда положил этому конец. Забавно, что он наказал только орудия, а не тех, кто умело ими пользовался.
Но ведь Зевс и не славился как справедливый бог.
— А если я хочу оставить сыворотку?
Винк на это выгнул бровь и цокнул.
— Ну же, Арикос, ты знаешь правила. — Его лицо посерьезнело. — А еще ты знаешь, что случается с теми, кто от них отказывается.
Естественно, он знал. Весь его род знал. На спине Арика шрамов больше, чем звезд на небе. Когда-то он даже думал, что его дед Гипнос, следивший за их телесными наказаниями, был ни кем иным, как садистом, наслаждение которому доступно лишь от причинения боли другим.
Как же это жестоко: отправлять Скоти поглощать избыточные либо подавляемые людские эмоции, а затем карать их за то, что они не желают прекращать, потому что, наконец, вкусили нечто, отличное от боли.
Но, тем не менее, это так.
После «беседы» с М’Ордантом Арик знал, что именно этого и следовало ожидать. Протестовать бесполезно. Винк был послан, чтобы изъять сыворотку Лотоса, которую они применяли к людям, и ничем на Олимпе его не подкупишь. Винк всего лишь пешка, которая служит богам сна.
Арик вынул маленький пузырек и вручил Винку. Тот взял его со стоической улыбкой.
— Выше нос, дружище. Кругом кишмя кишит другими людьми, с которыми ты можешь поиграться. Человечество весьма обильно в этом плане. Люди живут ради своих снов, они постоянно им снятся.
Да, но ни один из этих людей не видел таких живых, ярких снов, как Мегеара. Ее сновидения давно разожгли в Арике желание узнать, какова она вне царства снов. Какой она окажется, как человек…
Арик наблюдал, как Винк отступил и исчез, оставив его в комнате снов наедине с темнотой.
Возможно, это было лишь наказанием за все. Первоначально Арик, сын бога Морфея, был одним из Онерои. За ним, как и полагается, были закреплены люди, за которыми ему полагалось присматривать и защищать их от Скоти, пристававшим к ним время от времени. Его жизнь в те дни состояла из надзора за вверенными ему людьми. Арик следил, чтобы они видели нормальные сны, которые помогали бы им решать их проблемы, либо дарили его подопечным вдохновение.
Так было до той роковой ночи.
Арик отправился на помощь одной из своих протеже, которая заболела. Из-за болезни ее сны стали очень яркими и эмоциональными. Настолько, что привлекли одного из Скоти. Такое часто случалось и даже допускалось. Скоти питались человеческими эмоциями, но пока они не выходили за рамки и не начинали управлять снами или влезать в жизнь человека, им позволяли выдаивать людей. Скоти наказывали лишь тогда, когда они неоднократно возвращались к одному и тому же источнику питания и верховодили им.
У людей хрупкая психика. Периодические появления Скотоса легко могут повредить человеческий рассудок и привести человека либо к безумию, либо к мании убийства. В худшем случае Скоти могли даже лишить человека жизни, вот почему Онерои не спускали с них глаз. Если Скотос слишком долго паразитировал на одном человеке, то в дело вступали Онерои и прогоняли его.
Если на Скотоса не действовали никакие другие меры, Онерои его убивали.
Когда-то жизнь Арика была посвящена тому, чтобы охранять людей. Ничего не чувствовать, только исполнять приказы верхушки Онерои. В свое время он одолел множество Скоти, не задумываясь и не заботясь о том, почему они тратят столько усилий, чтобы найти людей. Что за жгучая потребность побуждает их рисковать своими жизнями ради этих поисков.
А затем одна ночь… нет, одна встреча все изменила и принесла с собой понимание, которое до сих пор не давало ему покоя.
Солин, сын человеческой женщины и бога сновидений Фобетора, жил на земле, а по ночам бесконтрольно врывался в сны других людей. Его не отягощали никакие моральные принципы, и не волновал причиненный другим вред. Самое главное — его удовольствие.
В течение многих столетий Онерои пытались остановить Солина и заманить его в ловушку. Он являлся одним из немногих Скоти, кому вынесли смертный приговор. Среди Онерои, которым не повезло с ним столкнуться, ходили легенды о его ненасытных желаниях и боевых навыках.
И Арик был одним из них. Онирос, считавшийся по их мерках все еще юным, решил самостоятельно поймать Солина.
Большинство Скоти сбегало при виде Онерои. Другие боги целиком и полностью поддерживали действия Онерои, направленные на то, чтобы управлять Скоти, независимо от того в какой форме эти действия проявлялись. Поскольку Скоти могли поглощать эмоции любого человека, обычно они сразу же уходили: зачем понапрасну терять время на споры и схватки, когда можно просто перейти к кому-то другому.
Но Солин был сильнее большинства. Храбрее. Вместо того, чтобы сбежать, как этого ожидал Арик, Солин спустил на него человеческую распутницу. Согласно их законам Арику запрещалось причинять человеку боль, и Солин это знал. Арик попытался отодвинуть женщину, не причиняя вреда, но как только ее губы коснулись его рта, и он отведал ее желание, что-то внутри него раскололось.
Он впервые в жизни почувствовал наслаждение и возбуждение.
А когда женщина опустилась перед ним на колени и взяла его в рот, Арик понял, что на этом его война проиграна, а убеждения разрушены. В мгновение ока он обратился в Скотоса.
И с тех пор им оставался.
Все эти столетия, перемещаясь из одного сна в другой, он искал кого-нибудь, кто позволил бы ему ощутить такой же накал страстей, как той, первой ночью. Но никто даже близко не подходил.
Кроме Мегеары.
Только она смогла пробиться сквозь пустоту внутри него и научить его вновь видеть яркие цвета. Научить его испытывать ее чувства. После стольких столетий Арик, наконец, понял, почему некоторые Скоти отказываются покидать своих партнеров. Почему они готовы пойти на смертельный риск.
Мегеара пробудила в нем желание узнать, как выглядит мир ее глазами. Каков он на вкус. На ощущения. Также Арика начала всерьез раздражать возможность Мегеары уходить от него, невзирая на все его ухищрения.
Но что он мог поделать? Даже если бы он очутился на земле, чтобы быть рядом с ней, он не смог бы узнать ее или ее окружение по-настоящему.
Он желал ее страсть. Ее жизненную силу.
Должен существовать способ коснуться ее…
Арик задумался. Да, верно, как Онерои, так и Скоти могли принимать человеческое обличие в царстве смертных, но из-за проклятия Зевса они и там не ощущали никаких эмоций. Тогда какой в этом смысл? В человеческом обличии они столь же холодны и бесчувственны, как и в своем собственном божественном виде.
Нет, он хотел не этого.
Он хотел стать человеком. Жаждал чувств и эмоций, чтобы со всей возможной полнотой испробовать Мегеару.
Это невозможно.
Или это не так? Они же боги и обладают могуществом богов. Почему не в их власти сотворить подобное?
Силенок не хватит. Зевс в первую очередь это и проверил, когда наказал Ловцов Снов за то, что они вторглись в его сны.
Но с другой стороны, помимо Арика существовали и другие боги, мощь которых значительно превосходила его скромные силы. Боги, которые могли бы превратить его в человека, пожелай они этого.
Зевс ни за что на свете не допустил бы такого — он слишком сильно ненавидел богов сновидений. Его дети не осмелились бы сделать это, опасаясь отцовского гнева. Но его братья…
Это совсем другой разговор.
И Арик знал, с которым из них можно заключить сделку.
Аид. Бог Подземного мира никого и ничего не боялся. Его силы ничем не уступали силам других, а самое главное, — он ненавидел остальных богов так же, как они ненавидели его. Благодаря этому Аид всегда был открыт для выгодных предложений, особенно если подобная сделка разозлит Зевса.
Попытка — не пытка.
Арик, теряя последние крохи эмоций Мегеары, перенесся с Исчезающего Острова, где обитало большинство богов сна, вниз, прямо в центр Аидовых владений. Здесь было темно как ночью. Мрачно. Никаких чертогов из золота и слоновой кости, подобных тем, что возведены на Олимпе. За исключением, разве что, Элизиума[17], куда попадают праведные души, дабы провести вечность в райском блаженстве. Те счастливцы, которым повезло здесь оказаться, имеют все, что душе угодно. Они даже могут возродиться вновь, коли пожелают.
Но Элизиум лишь часть намного более обширного царства. Царства, в котором тех, кто был обречен на существование в нем, не ждало ничего, кроме страданий. Особенно в это время года. Три месяца назад любимая жена бога, Персефона, отправилась к своей матери в верхнее царство. Во время отсутствия Персефоны Аид в буквальном смысле становился адски невыносимым. С момента отъезда и до ее возвращения он убивал время, истязая всех и вся вокруг.
Более здравомыслящий бог, прежде чем пытаться иметь дело с Аидом, дождался бы возвращения Персефоны, поскольку рядом с женой тот становился благоразумнее, но Арик был на грани отчаяния. Последнее, чего он хотел, — это дать другому Скотосу хотя бы ничтожный шанс получить Мегеару.
Нет, сейчас или никогда.
Кроме того, Арик никогда не был трусом. Он никогда не избегал сражений и не уходил от конфликтов. Благодаря этому он являлся одним из лучших Онерои и одним из самых смертоносных Скоти.
Он всегда брал то, что хотел. Плевать на последствия. У него в запасе вечность, чтобы разобраться с ними. Только настоящее имело значение, и только это Арик принимал во внимание. Всегда.
Когда он пролетал мимо Цербера, трехголовая собака кинулась на него с лаем. Проигнорировав ее, Арик нырнул вниз в катакомбы, сотворенные из черепов и костей врагов Аида. Многие из них принадлежали Титанам и выходцам из античного мира, которым не посчастливилось рассердить мрачного бога, — они не заслужили от Аида даже вечных мук. Он низвел их до уровня декоративных украшений.
Одно лишь это должно было послужить Арику предупреждением…
Но храбрые и отчаянные никогда им не внимали.
Арик замедлил полет, когда достиг главной залы Аидовых владений. В роскошном дворце Аида это было единственное помещение, открытое для посторонних… На самом деле его обитель была намного больше этой залы.
Арику было это известно, поскольку никто не мог противостоять способностям Ловцов Снов. Никто. Всякий раз, когда боги засыпали, они становились уязвимы, — вот почему они так опасались Ловцов Снов. Иногда Арик проникал сюда, чтобы выведать тайны Аида.
Став невидимым, Арик поднялся к черному потолку, зловеще мерцавшему в тусклом свете. Внизу на троне в одиночестве восседал Аид. Этот черный трон, изготовленный из костей Титанов, шлифовали до тех пор пока он не заблестел, как сталь. Престол расположился на возвышении величественной и устрашающей громадой, как того и добивался бог. Подле стоял намного меньший трон из золота, обложенный подушками цвета крови. Это место занимала Персефона, когда пребывала дома со своим супругом.
Аид глядел на ее трон с такой тоской, что Арик практически осязал его печаль. И лишь когда Аид пошевелился, Скотос понял, что тот держал в руке тонкий, изящный веер из слоновой кости с кружевными вставками.
Прикрыв глаза, Аид поднес его к носу и осторожно вдохнул аромат. Затем он выругался и отбросил веер на соседний трон.
Мгновение спустя бог поднялся, чтобы разыскать его и аккуратно положить в небольшой футляр, лежавший на правом подлокотнике. Несомненно, именно здесь и хранила веер Персефона.
Аид застыл и поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то.
— Кто посмел без вызова войти в мой зал?
Арик опустился на пол и показался:
— Я.
Бог медленно обернулся и сузил янтарные глаза на Арика.
— Что привело тебя сюда, сын Морфея?
Арику не было нужды скрывать то, зачем он явился.
— Я хотел бы заключить с тобой сделку.
— Какую?
— Я хочу стать человеком.
В пустой зале раздался дьявольский смех Аида, эхом отразившийся вокруг них.
— Ты знаешь, как стать человеком, Скотос. Прекрати есть амброзию и пить нектар.
— Это лишь сделает меня смертным, а я не хочу умирать. Я хочу чувствовать, и для этого мне нужно стать человеком и перестать быть богом.
Аид медленно приблизился к нему, пока не встал прямо перед Ариком.
— Чувствовать? С чего бы кому-то в здравом уме желать этого? Чувства для идиотов.
Арик глянул на веер.
— И ты в их числе?
Аид взревел от гнева и, выбросив вперед руку, с силой припечатал Арика к стене. В спину Ловца Снов, разрывая одежду, впились зазубренные кости.
Арик пытался освободиться от захвата. Безуспешно. Все, что ему оставалось делать, — истекать кровью.
— Как богу, который не желает умирать, тебе было бы лучше не озвучивать некоторых вещей.
Удерживающая Арика сила исчезла настолько быстро, что он упал, не успев опомниться. Помешкав мгновение на полу, он вскочил на ноги.
Аид удивленно выгнул брови.
— Ты быстрее большинства.
— В моем царстве я способен на гораздо большее.
— Что ты имеешь в виду?
Арик пожал плечами.
— Только то, что богу, обладающему подобной мощью, следует быть осторожным. Даже великий Аид должен когда-то спать.
— Ты угрожаешь мне?
— Просто констатирую факты. — Арик многозначительно взглянул на трон Персефоны. — И напоминаю тебе, могучий владыка, что нет ничего хуже, чем позволить Скотосу узнать о своей слабости.
Аид сузил глаза прежде, чем снова разразиться смехом.
— Давно никто не отваживался на подобную наглость в моем присутствии. Оглянись вокруг, Скотос. Разве ты не видишь останки людей, которые вызвали мое недовольство?
— Мое имя Арик, и я вижу все, включая красоту и удобства дворца, который ты скрываешь за этим фасадом смерти. Но я, в свою очередь, спрашиваю тебя, какой смысл угрожать тому, кто не может чувствовать страх?
Аид наклонил голову.
— Принято. Так скажите мне… Арик, что за сделку ты хочешь предложить?
— Я хочу жить в царстве людей как один из них.
Аид цокнул, услышав его пожелание.
— Это не так-то просто, юноша. Ни один рожденный на Олимпе бог не может долго жить на земле.
— Но какое-то время мы все же можем там жить. Я бы отправился туда сейчас, но это бессмысленно, поскольку я смогу лишь созерцать окружающее, но не ощущать его. Вот, чего я хочу.
— Что же в этом хорошего, если ты все позабудешь, как только вернешься?
Аиду было неведомо, что Арик ничего не забудет. Он все запомнит, он желал этих воспоминаний. В отличие от М’Орданта и многих других Арик не знал истинных эмоций или ощущений, они так давно были выбиты из него, что он полностью забыл каково это — чувствовать. Он хотел знать, насколько полнее чувства, когда они не связаны проклятием.
— Причина действительно имеет значение?
Аид задумался на мгновение. Он скрестил руки на груди и, нахмурившись, глядел на Арика.
— У того, чего ты желаешь, будет высокая цена.
— Я не ожидал ничего другого. Просто назови мне плату.
— Душа. Человеческая душа.
Это достаточно легко. Для него не составит труда отнять человеческую жизнь. Люди все равно смертны, и лишь немногие из них удосуживаются оценить красоту человеческого бытия. Он же будет смаковать каждое мгновение своего краткого пребывания в качестве одного из них.
— По рукам.
Аид щелкнул языком.
— Наивный ребенок. Ты слишком быстро дал согласие. Я хочу не просто первую попавшуюся душу.
— Чью же тогда?
— Я желаю душу женщины, которая побудила тебя иметь дело с дьяволом. Без сомнения, у нее должна быть великолепная душа, раз ты пришел сюда и заключил сделку со мной, самым жутким из всех богов.
Арик заколебался. Не из чувств к Мегеаре, а скорее потому, что не был уверен, будет ли он с ней, когда придет время возвращаться.
— А если я не выполню это условие?..
— То будешь страдать здесь вместо нее. Если ты не доставишь ее мне, то я убью тебя как человека и заключу твою душу в Тартар. Боль, которую ты испытывал когда-либо до этого, будет ничем по сравнению с тем, что тебе предстоит. И прежде, чем ты передумаешь, вспомни, что ты уже согласился на это. Обратного пути нет. Наша сделка заключена.
— Сколько времени ты мне дашь?
— Две недели и ни днем больше.
Арик не успел даже дернуться, как его накрыла странная плотная темнота. Только что он стоял посреди тронной залы, а в следующее мгновение оказался окружен чем-то влажным.
Вода…
Его тело налилось непривычной для царства снов тяжестью. Свинцовой. Арик начал задыхаться, рот и нос заливала вода, просачиваясь в легкие, не привычные к настоящему дыханию. Он попытался плыть, но толща воды была слишком плотной. Похоже, его затягивало вниз, в глубь моря.
Арика накрыла паника. Он был бессилен что-либо сделать.
Он тонул.