Любимый злодей

Глава 25 Демон

– Тебе повезло, что они тебя не подозревают! – сердито прорычал я Лекстону, очнувшемуся в больнице после операции.

Он лежит на больничной койке с повязкой на голове, загипсованным предплечьем, иссиня-черным синяком под правым глазом, сломанным носом, ребрами и с шейным корсетом, и у него еще хватает наглости раздраженно закатывать глаза.

– Зато эти свиньи перестали быть занозой у нас в заднице. Я их всех устранил, – отвечает он с победной ухмылкой, которая еще сильнее меня злит.

– Ты сейчас реально гордишься тем, что сделал? – срываюсь я на Лекса, хватаясь за перила кровати и грозно наклоняясь к нему. – Потому что если да, то еще немного, и я вышвырну тебя из организации.

– Полегче, – отвечает он хриплым голосом. – Чего ты такой напряженный, Уайлдер? Недотраха у тебя точно быть не может.

Квест у меня за спиной прочищает горло.

– Лекс, не провоцируй его. Ты мог погибнуть из-за этой выходки, а теперь отпускаешь шуточки. На самом деле это не смешно.

Я оглядываюсь через плечо на Квеста и на удивление немногословного Кэмерона, который избегает любого моего взгляда.

– Но эта выходка прошла бы просто идеально, если бы я не проморгал того последнего болвана.

– Но ты проморгал, – отвечаю я, хотя знаю, что разговаривать с ним – это просто терять время. – Как только сможешь более-менее стоять на ногах, ты вернешься в Бостон.

Мой взгляд безжалостен. Лекс знает меня достаточно давно, чтобы понять: мы достигли той самой точки, когда я прекращаю дискуссии.

– Ты серьезно? Наказываешь меня за то, что я спас зад тебе и твоей новой крошке? Потому что в одном могу тебя заверить… – Он продолжает повышать тон, пока его лицо не искажается от боли.

– Не перенапрягайся, – перебивает его Кэмерон.

– Нет, я буду перенапрягаться. Я пошел туда один, чтобы спасти твою задницу. – Лекс мрачно смотрит на меня. – И задницы всех остальных.

О, так вот как он это воспринимает!

– Это не отменяет того факта, что ты ослушался моего приказа. В который раз.

Лекстон – самый важный из моих людей, без сомнения. Всегда им был и всегда будет. Он предан мне, с тех пор как я спас его задницу от копов в Америке десять лет назад, когда он попался на неудачном ограблении банка. Возможно, это даже самый преданный член организации. А все потому, что обязан мне своей свободой и предотвращением депортации в Румынию.

Если бы в тот день, когда его окружили вооруженные полицейские перед банком, он не кричал на улице во все горло со сцепленными за головой руками, что деньги были нужны его семье и что он не какой-то отъявленный преступник, я бы, наверное, не обратил на него внимания, проезжая мимо на мотоцикле.

Однако его слова чем-то меня зацепили. Зацепили что-то такое, что заставило меня внести за него залог, достать ему поддельные документы и принять в свою организацию.

Лекстон всегда будет моей правой рукой, моим щитом, моим человеком, который ради меня готов пройти сквозь огонь. Но его сольные авантюры – это слишком высокий риск, на который я больше не пойду.

– И как же мне выяснить, знал ли кто-то из мертвых «Зетос», где держат пропавших девушек?

– Думаешь, они еще живы? – вмешивается Квест.

Конечно, я так думаю. Если в этом замешаны «Зетос», то они наверняка продали девушек. Но без допроса кого-нибудь из их группировки поиски значительно усложняются.

– Их мог похитить или даже убить кто-то другой, – коротко бросает Лекс.

– Возможно, но маловероятно, – раздраженно откликаюсь я, выпрямляясь и бросая взгляд на свои черные смарт-часы.

Сейчас чуть больше десяти вечера. Я провел в больнице больше шести часов, ожидая окончания операции и молясь, чтобы Лекс выжил. А до этого мне пришлось забирать Кэмерона из полицейского департамента Квинсленда после допроса и звонить Квесту, чтобы он двигал в больницу после того, как отвезет Нурию в поместье Монейров.

По правде говоря, этот день я представлял себе совершенно иначе.

– Ты больше не будешь участвовать в расследовании, Лекс. Квест останется с тобой на ночь, чтобы у тебя не возникло никаких идей и ты не ушел из больницы, – продолжаю я. – А Кэм… – поворачиваюсь к нему со смертоносным взглядом, – в наказание будет стоять в карауле возле поместья Монейров сегодня ночью.

Кэмерон открывает рот, чтобы застонать от досады, но вовремя успевает опомниться.

Я криво усмехаюсь.

– Ага, давай топай развлекаться после того, как поставил мне клизму века, – жалуется Лекс, прежде чем я снова поворачиваюсь к нему.

– Именно этим я собираюсь заняться. Хотя речь уже давно идет не только о развлечениях, тут назревает нечто большее.

Потому что Квест рассказал мне о пропавшей дочери Монейров, про которую его спрашивала Нурия. В этом поместье точно что-то происходит.

У их сына глубокие рубцы на спине, старшая дочь пропала более четырех месяцев назад, а семья не объявила ее в розыск. Все это знатно попахивает каким-то дерьмом. Так что я точно не оставлю свою розу без присмотра в этом доме, пока там творятся странные вещи, в которых я еще не разобрался.

– Вот почему я нужен тебе здесь, Уайлдер, – твердит мне Лекс, поймав здоровой рукой за предплечье. – Сейчас я тебе ничем помочь не могу, потому что прикован к этой сраной койке, но, как только выйду отсюда…

– Vreau să fii în siguranță[9], – говорю я ему на румынском, чтобы остальные нас не поняли.

– Și vreau să nu fii nepăzit. Cine va fi acolo să te țină în siguranță dacă mă trimiți?[10] – отвечает тот с серьезным выражением лица.

Я знаю, что его главный приоритет – моя защита. Что он готов умереть за меня и не хочет уходить, чтобы я не остался без охраны. Тем не менее на данный момент ему стоит в первую очередь подумать о своем выздоровлении.

– Я и сам справлюсь, – отвечаю я. И похоже, мое решение его не обрадовало. – Загляну к тебе завтра, брат.

Лекс смотрит на меня с обеспокоенным видом, а я отворачиваюсь от кровати.

– Если ты прав, то девушки сейчас в лапах «Зетос» и отправятся в Америку в следующем контейнере. В этом случае наша работа будет выполнена, как только мы их найдем.

Но если он ошибается, значит, обеих школьниц похитил какой-то безумец и их, возможно, давно уже нет в живых.

И почему-то меня не покидает тревожное чувство, что исчезновение Раньи тоже со всем этим связано, а «Зетос» последовали за нами в Австралию только для того, чтобы подстеречь меня. Последнее заключение, в свою очередь, наводит на мысль, что в наших рядах завелся крот, который сообщил «Зетос» о моем местонахождении.

Я доверяю Лексу, Кэмерону и Квесту на все сто. Но не всем членам организации, которые на меня работают. Что, если кто-то специально подкинул мне дело об этих девушках, чтобы сдать меня «Зетос», как скотину на заклание? Наверняка где-то есть предатель. По-другому и быть не может, ведь все это как-то связано, только я пока не знаю как.

На часах чуть больше часа ночи, когда я перелезаю через стену участка и мягко приземляюсь на мульчу за живой изгородью. Очень скоро я буду вдыхать аромат своего цветочка, сжимать пальцами ее волосы, находясь внутри нее. Чувствовать ее и впитывать каждый сладострастный звук, который она издает, словно молитву, обращенную ко мне. От одной этой мысли у меня твердеет член.

Под защитой живой изгороди, где камеры не могут меня заснять, я вначале проверяю территорию и с помощью смартфона отключаю систему наблюдения. Вижу сообщение от Нурии, которая на самом деле хочет, чтобы я пришел.

Внезапно на четвертом этаже включается свет. Сразу же после этого я вижу двух человек, стоящих у окна в комнате Зейна. Я прищуриваюсь, затем поднимаю телефон к лицу, чтобы приблизить сцену с помощью функции камеры. Сегодня у меня нет с собой бинокля, который я обычно использую для наблюдения за своей розой.

Когда я увеличиваю изображение людей у окна, каждый мускул в теле мгновенно напрягается. Это Нурия стоит с Зейном в его сраной комнате – в долгих, крепких объятиях.

Что ты там делаешь, моя роза? Почему обнимаешь этого ублюдка, который только и хочет тебя трахнуть? Для него ты не более чем завоевание, которое он выбросит через день за ненадобностью.

Обнаженный до пояса, парень обхватывает руками то, что принадлежит мне. Мою женщину! Перед глазами тут же встает красная пелена, и я скриплю зубами.

Надеваю капюшон, вытаскиваю из высокого ботинка для мотогонщиков свой нож и незаметно, под прикрытием ночных теней, бегу через лужайку к задней части здания.

Завернув за угол особняка, опускаюсь на колени перед решеткой одного из подвальных окон и поднимаю ее. Винты давно расшатались, так что я с легкостью снимаю решетку.

Стоит мне подтолкнуть окно правой ногой, как оно распахивается. Его я тоже вскрыл несколько дней назад, так что оно просто приоткрыто. До сих пор никто так и не заметил, что ручка повернута. Добравшись до подвального помещения, я снова задвигаю решетку над лазом, а затем пробираюсь через котельную.

Из этого помещения коридор ведет в винный погреб, где за одним из многочисленных стеллажей скрывается потайной ход. Поместье буквально испещрено секретными коридорами, как швейцарский сыр. С помощью смартфона я освещаю себе путь по жутко узкой лестнице, ведущей на третий этаж. Тут повсюду крысиный помет и паутина. Мокрицы и пауки прячутся по углам, пока я поднимаюсь по неровным каменным ступеням и дохожу до разветвления. Путь направо ведет к моей розе. Его я уже знаю вдоль и поперек. Проход налево тянется на четвертый этаж, откуда дальше скрытые коридоры разбегаются почти к каждой комнате. Это поместье почти наверняка было построено специально для того, чтобы кого-то прятать, за кем-то шпионить или хранить что-то секретное. Ну а мне лабиринт потайных ходов пришелся как нельзя кстати.

Поскольку левый проход я исследовал только наполовину, и то один раз, мне неизвестно, куда я попаду и что меня там ждет. В голове до сих пор крутятся безумные мысли о Зейне и моей розе. Как он соблазняет ее, усыпляет, предъявляет на нее права. Я убью его, если он сделает что-то, чего она не хочет! И в то же время молюсь, чтобы мой цветочек не позволила этому сукиному сыну трахнуть ее. Чтобы она не хотела его.

А если захочет, то все закончится кровавой баней!

Я наклоняю голову в тесном коридоре, высота которого вряд ли превышает метр восемьдесят. При росте метр девяносто пять в этих проходах чертовски трудно передвигаться, из-за чего я постоянно трусь плечами о стены. После того как очередная лестница на четвертый этаж остается позади, коридоры расширяются. Как странно.

Воспользовавшись фонариком на телефоне, я освещаю коридор примерно в три метра шириной. Медленно шагаю дальше, пока, свернув за угол, не начинаю думать, что заблудился. Твою мать! Где я? Потому что, по-моему, коридор ведет в противоположную сторону. А время поджимает!

Надо было за последние несколько дней исследовать здесь все коридоры, а не только одну их часть. Впрочем, схема ходов была у меня на смартфоне.

Открыв на экране документ, я хмурюсь, потому что коридор явно должен вести в гораздо более крупное помещение в мансарде.

Удивленный, я иду дальше, пока не оказываюсь перед деревянной дверью с железными элементами. При попытке ее открыть она оказывается запертой. Досадно, но для меня это не препятствие. Я вытаскиваю из кармана куртки маленький кожаный футляр, в котором лежат не только наличные и поддельные паспорта, но и отмычки.

Не задумываясь, потому что хочу узнать, что скрывается за дверью, я ставлю мобильник в угол рядом с дверью так, чтобы он светил на замок, после чего начинаю возиться с дверью, чей поразительно современный замок взламываю примерно через две минуты. Раздается тихий щелчок, и дверь распахивается. Все как по маслу.

Первое, что меня встречает, – это тошнотворный, кислый запах разложения.

– Охренеть… – ругаюсь я, прищурив один глаз и зажав правым запястьем нос и рот.

Только после этого освещаю фонариком потайную комнату с каменными стенами. Здесь чертовски холодно и душно. И комната не пуста. В луче моего фонарика стоят двое детей. Не может быть!

Мальчик и девочка в страхе отступают и прячутся за каменной колонной, поддерживающей скошенный потолок.

Я поворачиваю телефон вправо, затем влево и обнаруживаю еще двух детей. На них лишь грязные штаны, футболки и джемперы. Волосы всклокочены, руки и лица испачканы. И тут свет попадает на чем-то укрытого сгорбленного человека в дальнем углу. Он выглядит крупнее – определенно не ребенок.

Забившись в углы, дети внимательно следят за мной, и я поднимаю руки.

– Не волнуйтесь, я не причиню вам вреда, – уверяю я их. – Почему вы здесь?

Я снимаю капюшон, чтобы не так сильно пугать детей, хотя шрамы на моем лице наверняка вызовут у них еще больший страх.

Никто из четверых не произносит ни слова. Фигура в углу тоже никак не реагирует. Никто не отвечает.

Но я и без ответа знаю, почему они здесь. Для чего они здесь. По пищеводу поднимается желчь, причем не только из-за вони разложения и фекалий, но и из-за отвращения и яростного гнева. Уверен, этих детей прячут здесь только по одной причине: чтобы их насиловали больные педофилы. Я вижу страх на их лицах. Страх передо мной. Сколько раз они, должно быть, слышали фразу: «Не волнуйтесь, я не причиню вам вреда», прежде чем именно это и происходило?

Я медленно пересекаю комнату, чтобы проверить фигуру в дальнем правом углу. Женщина свернулась калачиком, голова покоится на коленях, как будто она спит. Темные волосы падают на лицо, которого я не вижу. Вокруг ее ног обернуто одеяло, и на первый взгляд она выглядит живой. Но от нее исходит ни с чем не сравнимый смрад смерти.

Присев перед ней, я приподнимаю ее голову. Передо мной предстает чистый ужас, заставивший меня резко втянуть в себя воздух. Я видел много трупов, но не на такой глубокой стадии.

От мысли, что дети явно не одну неделю жили здесь с трупом, у меня сводит живот. После того как я посветил фонариком на ее шею и не обнаружил татуировки, как у моих сестер, мне удается вздохнуть с облегчением. Эта женщина – не Саммер и не Иден. Но кто же она?

Я осторожно опускаю ее голову со словами «покойся с миром», затем оборачиваюсь через плечо к детям, которые внимательно изучают меня издалека и жмутся друг к другу. Самый старший, мальчик лет десяти, закрывает собой малышей и смотрит на меня мрачным и испуганным взглядом.

Ну и что мне теперь с ними делать?

Из состояния отчаяния меня выводит самый старший, черноволосый мальчик:

– Сюда скоро кто-то придет.

Я настороженно поднимаю брови, но тут же все понимаю.

– Хорошо. Я вернусь. Даю тебе слово.

Мне нужно добраться до Нурии и как можно быстрее увезти ее из поместья, прежде чем детям удастся помочь и ситуация здесь обострится. На всякий случай я фотографирую помещение, труп и детей, после чего выхожу оттуда и делаю глубокий вдох.

Ублюдки, которые несут за это ответственность, поплатятся за свои поступки кровью!

Вернувшись в коридор, я продолжаю поиски своей розы, как вдруг слышу шаги. Мальчик был прав.

Проклятье! Шаги доносятся из коридора справа от меня, поэтому я стремительно сворачиваю за угол и плотно прижимаюсь к стене. Если кто-то повернет в мою сторону, я схвачу его, прежде чем он меня заметит.

Но шаги, как и ожидалось, останавливаются прямо перед большой деревянной дверью, через которую я прошел всего несколько секунд назад. Выглянув из-за угла, я еле сдерживаюсь, чтобы не вонзить нож в спину этого человека.

Это миссис Уорнер, которая ищет в кармане пиджака ключи. Неужели в настолько грязных делах замешана женщина? Насколько жестокой она может быть, чтобы запереть детей в этой темной, холодной комнате вместе с трупом? В правой руке у нее термосумка, которую она ненадолго опускает, чтобы открыть дверь.

– Пора есть, сопляки.

Дверь за ней с грохотом захлопывается, а я нереально близок к тому, чтобы перехватить ее, когда она выйдет оттуда, и перерезать ей горло.

Несмотря на то что у меня руки чешутся так и сделать, я решаю подождать, пока она снова не выйдет. Только так можно узнать, проговорились дети или нет.

Внезапно мобильник вибрирует прямо у меня в ладони – функцию фонарика я предварительно отключил, чтобы не обнаружить себя.

Убедившись, что миссис Уорнер все еще находится с запертыми детьми, включаю дисплей и читаю сообщение от Нурии:

Что? Без долгих размышлений я понимаю, что она в опасности. Тихо выругавшись, отталкиваюсь от стены, чтобы как можно тише свернуть в коридор, из которого пришла миссис Уорнер.

Телефон вибрирует. Звонок от моего цветка. Я быстро отвечаю на вызов.

– Эй, что происходит?

Но вместо ответа из трубки доносится шорох, грохот и звон стекла.

– Отдай мне телефон! – Мужской голос, который я не могу четко опознать, а потом снова раздается шум и звонок обрывается.

Твою мать!