Люциана. Трилогия

Глава 7

Утром в понедельник Мила Ларина вновь проснулась одна. Ричард сбежал на свою загадочную работу, оставив только свой отпечаток на соседней подушке. Странно, он уходит так рано и возвращается за темно, а все его работы выполнены в сумерках. Что же он делает днем? Проявляет фотографии? Но это не обязательно делать самому. Вчера он вытащил ее в город, нарядил, как куклу и увез на своем красном автомобиле в Москву. Они катались по ночному городу, смотрели на огни, рекламные щиты, неоновые вывески, пестрых людей, шумную молодежь. Ночью Москва была другой. Она словно оживала. Машин становилось меньше, людей больше. Жизнь кипела в этом городе после захода солнца. Словно днем все спали, а ночью выходили из своих убежищ, вливались в поток людской массы, такой разнообразной, интернациональной и разноголосой. Было что-то безумно романтичное во всем этом блеске, хаосе, шуме, движении. Мила чувствовала себя живой, заряжалась энергией большого города. Москва больше не пугала ее. Ричард тоже словно оживал, на лице его играли настоящие эмоции, чувства, он смеялся. Потом затащил ее в какой-то клуб, и они танцевали, как сумасшедшие, а после занимались любовью прямо в машине. Никогда еще Миле не было так легко, так весело, так светло. Страхи покинули, страшные сны забылись. Она снова жила, дышала. Мир казался ярким и жизнерадостным, в нем не было зла, не было боли. В нем был только Ричард, его губы, его смех, его улыбка и ямочки на щеках, его развивающиеся на ветру золотистые волосы. На мгновение ей захотелось уехать с ним далеко-далеко, колесить по всему миру, радоваться каждому мгновению, проведенному вместе, быть рядом. Просто быть рядом, чувствовать на себе его взгляд, полный почти магической власти, слушать бархатный мотив его чарующего голоса, любоваться им, слиться с ним одно целое. Захотелось сильно, почти до боли. Но только на мгновение…. Ведь это невозможное, невыполнимое желание.

Да?

Первое рабочее утро на этой неделе встретило ее в восемь утра, а на работе надо быть в девять. Она чувствовала слабость. Голова кружилась. Наверно, сказалось переутомление. Раньше на сборы ей хватало полчаса. Теперь она думала о том, что нужно уложить волосы, нанести макияж, выбрать что-то из подаренных Ричардом вещей. Ее удивляло его страсть к покупкам. За проведенные вместе три дня он расширил ее гардероб на столько, что ей вряд ли придется задумываться об обновках ближайшие несколько лет. Итак, выбор был велик, но Миле приглянулось темно-бардовое трикотажное платье. Элегантный покрой, короткая длина, строгие линии. Красный всегда шел ей. Подчеркивал насыщенный цвет ее волос, оттенял матовость и белизну кожи. Нашлись и высокие сапоги и сумка под цвет платья. Короткое черное пальто дополняло образ.

— Вы даже не позавтракаете? — спросил Грэг, столкнувшись с ней в холле. Мила испуганно вздрогнула, и чуть не потеряла равновесие. Голова закружилась еще сильнее.

— Нет, Грэг. Спасибо. — Слабым голосом сказала она. — Я уже вызвала такси. Тем более, я не голодна.

— Вы очень бледны, — обеспокоенно взглянул в ее лицо Стюарт.

— Просто немного устала. Не беспокойтесь. — Мягко улыбнулась Мила. — Передайте Ричарду, что я приеду вечером.

— Обязательно. Удачного дня, мадам.

— И вам, Грэг.

Под придирчивым оценивающим взглядом Леры, Мила снова почувствовала лучше. Этот взгляд льстил ей. Женщина внезапно поняла, как сильно изменилась. И не только внешне. Ричард подарил ей уверенность в себе, зарядил энергией и силой. Она больше не боялась трудностей, не пряталась и не стремилась к уединению и безликости. Наоборот, Мила ощущала в себе яростное желание выделиться из толпы, крикнуть на весь мир, заявить с гордостью: "Это я. Людмила Ларина. Я счастливая. Красивая. Я умная. Смотрите на меня. Восхищайтесь мной".

— Доброе утро, Валерия. — Бодро поприветствовала коллегу Ларина. Блондинка скривила губы в подобие улыбки.

— Все хорошеете. — Холодно заметила Валерия.

— Спасибо, Лерочка. — Мила махнула рукой и прошествовала в свой кабинет.

Алекс тоже встретил Ларину восхищенным взглядом.

— Вы великолепны, мадам. — Галантно произнес он.

— Спасибо, Алекс. А где Жанна? — Мила посмотрела на пустующее место за компьютером Зверевой. Странно, ведь Зверева обычно приходила первой. Лицо Розанова омрачилось.

— Хотел бы я знать. — Хмуро сказал он. В глазах мужчины читалось беспокойство. Ларина почувствовала смутную тревогу.

— Ты ей не звонил? — спросила она внезапно севшим голосом.

— Номер не отвечает. Может, жених увез ее куда-нибудь? — предположил он. МИла отрицательно покачала головой.

— Нет. Это вряд ли. Она бы нам обязательно сообщила. Ты же знаешь, какая она ответственная. За столько лет совместной работы лет ни одного опоздания. Ты звонил ей домой или на сотовый?

— По всем номерам. Звоню ей каждый час со вчерашнего дня. Она, как сквозь землю провалилась.

— Со вчерашнего, говоришь. — Мила села, почувствовав внезапную слабость, в глазах потемнело. — Я думаю, стоит сообщить в милицию.

— И что мы скажем? Может, позвонить этому ее Вадику? — Было видно, что Алексу высказанная идея не по душе, но беспокойство о любимой девушке было выше собственных чувств и эмоций.

— Я меня нет его номера. — Расстроено сказала Ларина.

— Но надо же что-то делать! — краска отлила от лица Розанова, плечи понуро опустились.

— Алекс, все будет хорошо. — Без особого энтузиазма сказала Мила. Она сама себе не поверила. Неопределенность пугала обоих, но Люда в глубине души чувствовала, что случилось самое плохое.

А в том, что шестое чувство не обмануло, Ларина поняла, когда в кабинете появился молодой симпатичный мужчина в строгом костюме с официальным непроницаемым выражением лица. Он попросил ее и Алекса представиться, затем предъявил значок. Еще один мент. Плохая примета.

— Я следователь, Вадим Розовский. Расследую дело об убийстве Олега Панченко. У меня для вас плохие новости. Боюсь, что вам придется проехать со мной в участок. Вам обоим. — Вежливо и бесстрастно произнес мужчина.

— А где Сизов? По-моему, он вел дело Панченко. — Подозрительно сощурила глаза Ларина. Молодой человек окинул ее оценивающим взглядом с головы до ног. Искренний интерес промелькнул в серых глазах следователя. Не смотря на охватившую Милу тревогу, она не могла не отметить, что Розовский довольно привлекательный мужчина, высокий, стройный, очень серьезный.

— Выяснились кое-какие подробности. Я веду особо сложные дела, гражданка Ларина. Сизов оказался недостаточно компетентным в данном уголовном деле. Есть еще вопросы? — он посмотрел ей в глаза. Мила почувствовала в висках биение его пульса. Неужели опять эти странные ощущения?

— Нет. — Она нахмурилась. Снова весь день придется просидеть в участке. Тут есть от чего впасть в уныние. Взгляд Вадима Розовского упал на растерянное лицо Розанова. На лице молодого следователя Мила прочитала какое-то подобие сожаления и сочувствия. Ей стало нечем дышать. Она вдруг явно осознала, точнее услышала. Вадим произнес это про себя, но она услышала. Жанна мертва.

— С чего начнем? — после короткой паузы, во время которой следователь и Мила изучали друг друга, произнес Розовский. Ларина признала про себя, что этот мент не вызывает в ней неприязни, как предыдущий.

— Только не заставляйте повторять меня все сначала. — С мольбой произнесла Людмила.

— Не буду. — Кивнул Вадим. Лицо его напряглось. — Я должен сообщить вам плохую новость. Труп вашей коллеги Жанны Зверевой выловили сегодня из реки. Симптомы смерти такие же, как у Панченко. Похоже, в городе орудует серийный маньяк. Но мы обязаны отработать все версии. Вы понимаете?

Итак, он сказал это вслух. Озвучил то, что Люда подслушала еще в офисе. Жанна мертва. Мила подняла на следователя полные слез глаза. Она не могла поверить, что жизнерадостной, веселой, сумасбродной, доброй, искренней, красивой Жанны больше нет. Она пыталась представить, как выглядело ее тело, когда его достали из воды и не могла. Странно, что, вообще, ей лезут в голову подобные мысли. Как страшно! Кто мог совершить такое? Жанна была молода и непосредственна, как дитя. И так искренна и полна жизни.

— Она была моей подругой. — Сквозь слезы прошептала Мила. Дыхание ее сбилось, руки инстинктивно сжались в кулаки.

— Мне очень жаль. Я понимаю, как тяжела для вас потеря близкого человека. И жаль, что именно мне пришлось сообщить вам трагическое известие. — Он сочувственно протянул ей платок. Мила испытала благодарность за поддержку и понимание от совершенно чужого человека. Он был искренен. Мила читала это в его глазах. Такие редкие качества в наше время.

— Когда? — этот вопрос очень волновал Людмилу.

— Время смерти двадцать один час двадцать третьего октября сего года. Плюс-минус пятнадцать минут.

— В субботу. — Прозвенел ее голос. Глаза широко распахнулись. Но ведь Ричард проводил ее. Неужели маньяк поджидал Жанну у дома?

— Да. — Кинул Вадим. — Мы отследили звонки с ее сотового. Она звонила вам в субботу около шести часов. О чем вы говорили?

— Ничего особенного. Она рассказала, как у нее дела, я — как у меня. Обычный разговор. — Мила солгала. Солгала осознанно. Почему она это сделала? Ответа не было. Был только страх. Это ведь не Ричард? Конечно, нет. Но милиции этого не докажешь. Им лишь бы свалить на кого угодно убийство и закрыть дело. Их обоих затаскают по допросам, разразится настоящий скандал. Толик узнает о ее шашнях с Милзом. Все узнают. Нет. Ей все это не нужно. Жанне все равно уже ничем не помочь. А ей надо как-то жить дальше. Возможно, она эгоистична. Но других вариантов Мила не видела.

— Хорошо. — Розовский внимательно смотрел на нее. Люда плакала. — Она не говорила вам, что у нее какие-то проблемы, может, она поругалась с кем-то?

— Нет. Жанна — абсолютно положительный неконфликтный человек. Ее все любят….любили. Господи, как же так?

— То есть, она не сказала ничего, что показалось бы вам подозрительным? А что-нибудь о своих дальнейших планах она говорила? — продолжал аккуратно пытать ее следователь.

— Нет. Ее жених сейчас в Москве. Она скучала дома одна. — Покачала головой Мила. — Вы сообщили ему?

— Да, он очень расстроен. — Кивнул Вадим. — Может быть, кофе?

— Нет, не стоит. Я не очень хорошо себя чувствую.

— А где вы были в субботу, Людмила?

— Дома. — Не моргнув глазом, соврала Мила. Розовский какое-то время изучал ее бледное лицо.

— Двоих из вашей компании уже нет в живых. Будьте осторожны. Очень вас прошу.

— Спасибо. — Всхлипнула Ларина.

— У меня пока больше нет вопросов. Если вы что-то вспомните, позвоните мне. — Он протянул ей свою визитку. — И если не вспомните, то все равно позвоните.

Мила удивленно посмотрела на него. Только что этот смазливый следователь намекнул на то, что не прочь продлить знакомство. Это что-то новенькое. Еще недавно никому до нее и дела не было. А тут столько внимания.

— Я замужем, между прочим. — Рассержено ответила Ларина, сверкнув глазами.

— Но это не мешает вам кататься на красном "Бентли" с другим мужчиной. — Отпарировал Вадим. Мила вспыхнула. Что еще он знает? Нет. Если бы знал, то Ричард давно был бы здесь на допросе.

— Я не следил, Людмила. Ваши соседи мне сообщили. — Пояснил Вадим. — Извините, я был не тактичен. Не стоило мне этого говорить. Это ваша личная жизнь.

— Хорошо, что вы это осознаете. — Мила встала. Ее качнуло от слабости, но она удержалась на ногах. — Ваши извинения приняты.

— Может, тогда подкрепим их чашечкой кофе в местном кафе. — Он коснулся ее руки.

А он настойчив и по-своему даже красив. Какая у него теплая рука. Она представила, как бежит кровь по его венам, почувствовала его пульс. Это было опьяняющим ощущением, туманило взгляд, сводило желудок резкой сосущей болью.

— В другой раз. — уверенно произнесла Ларина и спешно покинула кабинет следователя.

Она вернулась в офис, в котором царило уныние и страх. Теперь каждый боялся за свою жизнь. Лера громко рыдала, другие представительницы слабого пола горько причитали, мужчины напряженно молчали, и никто не работал. Мила искала Алекса, проходя из кабинета в кабинет, но нигде не нашла. Она набрала его телефон, но он не ответил. Она чувствовала его боль, как свою собственную. Он любил Жанну, боготворил ее, а теперь ее нет. Может ли быть что-то более ужасное? Потеря любимого человека…. На мгновение она представила, что Ричарда больше нет, и сердце словно перестало биться. Мила не могла представить свою жизнь без Ричарда. Он стал ее неотделимой частью. Потерять Ричарда все равно, что умереть самой. Она не думала о страдающем женихе Жанны. Боль Алекса заполнила все ее существо. Он где-то рядом. А раз она это чувствует, то, отрицать бесполезно, ее забитые вглубь себя, способности вернулись. События последних дней разрушили все душевные барьеры. Теперь Мила не боялась. Она приняла себя такой, какая она есть. Алекс не хотел ее сочувствия. Ему нужно было пережить свою боль в одиночку. И Мила не стала вмешиваться. Она поехала к убитым горем родителям Жанны. Вадик тоже был там. Они встретили Милу, как члена семьи. Их боль была оглушительной. Но они были благодарны Лариной за то, что она пришла к ним выразить свои соболезнования. Им не нужно было одинокое переживание. Они страдали группой и искали поддержки в разбитых сердцах друг друга. Глядя на них, Мила еще раз подумала о том, какие мы все разные, и наша реакция на боль непредсказуема. Люда не нуждалась в компании, ей просто хотелось рассказать им, что Жанна была лучше всех, что она была ее единственной подругой, и что ей очень жаль. Но разве слова могут помочь? Только время способно излечить раны, нанесенные смертью. И иногда много времени, слишком много. Близкие Жанны взяли с Милы слово, что она будет навещать их, и она пообещала. Хотя вряд ли выполнит обещанное. Зачем бередить рану?

От Зверевых Ларина ушла почти в шесть вечера. Позвонил Толик и обругал ее в трубку, спросил, где она шляется, и почему не берет домашний телефон, а Мила ответила, что отключила его и послала Толика к черту. Домой ехать не хотелось, а идти на работу — поздно и бессмысленно. Там уже все разошлись. Она брела по улице совершенно обессиленная. Ветер бил ей в лицо, накрапывал дождь. Хотелось плакать и спать. Поймав такси, Мила поехала к Ричарду. Рядом с ним можно забыть обо всем. Только он умеет отгораживать ее от всех проблем, смягчать ее боль. Грэг совсем не удивился ее возвращению.

— Короткий день? — спросил он, взяв ее пальто.

— Беда. — Глухо отозвалась Мила. — Жанна погибла.

— Мне жаль. — Старик поджал губы и с тревогой посмотрел на Люду. — На вас лица нет. Пойдемте на кухню. Я накормлю вас ужином. Или принести вам в спальню?

— Да, пожалуйста. — Скинув сапоги, Мила апатично побрела к лестнице. Ей хотелось заснуть и забыть обо всем. Но в коридоре, напротив спальни, она остановилось. Странное желание привело ее в комнату с работами Ричарда. В каждой из них была боль и тьма. О чем он думал, когда снимал это? Что у него в душе? Мила ходила между его работ, словно пьяная. От некоторых веяло холодом, пустотой, смертью…. На одной стене картин не было, Мила прижала к ней ладони. Стена оказалась холодной на ощупь, и за ней что-то скрывалось, нечто пугающее и зловещее. Она прислонилась щекой к старым выцветшим обоям и закрыла глаза. Мила услышала едва уловимое биение сердца, не своего. Ей захотелось вжаться в эту стену, стать ее частью, просочиться сквозь нее и коснуться неуловимого стука сердца ладонями, согреть его. Но спустя несколько мгновение наваждение растворилось. Мила тряхнула головой. Наверно, она совсем обезумела. Это просто стена, и никого за ней не прячут.

Она вернулась в спальню и легла на кровать. Грэг принес ей ужин. И она вспомнила, что ничего еще сегодня не ела. Пища казалась безвкусной и не приносила наслаждения. Не съев и половины, Мила уснула, вдыхая родной запах Ричарда, исходивший от подушки.

"Она бежала. Ветер кидал ей в лицо мокрые хлопья снега, обжигал ледяным прикосновением обнаженные руки. Босые ноги сбиты в кровь. Она не могла больше двигаться, как раньше. У нее больше не было ее великой силы. Ей не скрыться от догоняющих ее убийц. Они поймают ее. И все же она продолжала бежать. Ощущение приближающей смерти подгоняло ее вперед. Она не боялась, скорее, испытывала извращенное удовольствие от этой гонки. Она ждала смерти, как перехода в другое состояние. Нет, она умирала раньше, но не так. Теперь это был настоящий конец. И она готовилась к нему, ждала его. Это была ее последняя ночь. Позади вечность, круговорот злодеяний и кровавых оргий. Она заслужила предательство тех, кто еще недавно боготворил ее. Заслужила! Но раскаянья не было. Вечность ожесточает, она стирает чувства, разрушает грани. Нет противостояний добра и зла. Есть только зло. Она — зло. Они не смогли бы обмануть ее, что-то утаить. Она знала все их мысли, все тайны. Она была их матерью, царицей, и они ненавидели ее. Они решили, что ей нет места на земле. Глупые, думают, что она попалась в ловушку, стала их жертвой. Но жертвами были они. Всегда и сейчас. Она оставила им прощальный подарок. Они не сразу поймут его значимость. У них будет достаточно времени, чтобы насладиться плодами ее дара. Люциана никогда и ничего не делает просто так. Даже в смерти есть смысл, есть загадка. Им не разгадать ее. Она уйдет от них сейчас, но вернется….

— Вот она. — Голоса уже близко.

Люциана замерла, поняв, что бежать больше некуда. Она стоит на краю обрыва. Внизу пропасть, она притягивает ее своей темной глубиной. Можно просто прыгнуть, но она не сделает этого. Пусть "вчерашние любовники" насладятся своей местью. Их черед вкусить хотя бы каплю того наслаждения, которое испытывала она, упиваясь их болью, уничтожая их семьи, превращая их самых в кровожадных монстров.

Развернувшись, она развела руки. Грязное платье обрывками свисало со стройного белого тела, волосы черным водопадом рассыпались по плечам, в полночных опасных глазах покой, на прекрасном лице ледяная улыбка. Очарованные ею, убийцы остановились. Ореол черного сияния освещал их кровавую королеву.

— Ну же! — Крикнула она, и стая летучих мышей окружила ее, словно защищая. — Хватит ли у вас сил и смелости?

— Да. — Громко ответил один из преследователей. Высокий и стройный, он вышел вперед. В его руках был клинок из чистого серебра. Он смотрел в ее полные чувственных обещаний глаза, рука его дрогнула. Насмешливая улыбка изогнула чувственные губы. Откинув назад белокурые кудри, охотник рванул вперед и изо всех сил вонзил клинок прямо в сердце прекрасной колдунье.

— Как ты посмел…. — Выдохнула она, оседая ему в руки. Красивое лицо женщины исказило изумление и боль, кровь брызнула из ее раны ему на грудь. Он был одной из ее самых преданных игрушек. Она была уверена, что не он нанесет удар.

— Белокурый ангел. — Прошептала она, нежно касаясь его волос. Зеленые глаза ее потухли. — Я рада, что твое лицо вижу последним. Оно прекрасно. Скажи, как ты будешь жить без меня?

— Замечательно. — Сквозь зубы сказал он, и, взяв протянутый кем-то меч, с размаху отрубил голову своей жертве.

— Сжечь ее. — крикнул кто-то из толпы.

Мила резко села, протирая глаза. Сон медленно ускользал, оставляя страх. Откуда к ней приходят эти сны? Что они значат? Или это плод больной психики? Протянув руку, Мила включила ночник. Голубоватые тени поползли по комнате. Слишком холодные цвета выбраны для этой спальни. Она поежилась, почувствовав дискомфорт. На столе лежали остатки ее ужина, вызвавшие у нее рвотный рефлекс. Голова вновь закружилась. Слабость сковала ее тело. Мила чувствовала себя разбитой опустошенной. Встав с постели, она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Она едва дышала. Нужно спуститься вниз, попросить Стюарта дать ей какую-нибудь таблетку.

Тяжело ступая, Мила вышла из комнаты, бесшумно прошла по коридору. У лестницы она остановилась. Ее привлекли голоса, доносившиеся из гостиной. Привлекли и остановили. Прижавшись к стене, она вытянула шею и посмотрела вниз. Высота показалась головокружительной. Ей не осилить эти ступеньки. В поле ее зрения попадал только правый угол гостиной, но этого оказалось достаточно. Картина, открывшаяся ей, заставила Милу задрожать всем телом и еще больше вжаться в стену, затаив дыхание. Ее взгляд устремился вниз. В кресле у камина сидел Ричард. Прекрасный Ричард. Кроваво-красный халат распахнут на груди, светлые волосы касаются плеч. Тонкие изящные кисти рук покоятся на подлокотниках. Он расслаблен и неподвижен, как большой красивый кот. У его ног на коленях стоит Клэр. Мила видит ее только со спины. Волосы длинными прядями струятся по спине, лицо обращено к смотрящему на нее со снисходительной улыбкой мужчине. Девичьи руки на его коленях. Зрелище было пропитано чувственностью. Не оставалось никаких сомнений в интимности их разговора. Весь облик девушки выражал мольбу и желание.

— Прошу тебя, мой господин. — Тихим шепотом произнесла она. Миле пришлось напрячь весь свой слух, чтобы различить слова. Каждое слово Клэр резало ее словно ножом.

— Ты не знаешь, о чем просишь, девочка. — Отвечает он своим бархатистым голосом. В глазах его сочится нежность.

— Мне все равно. Я готова принять любую боль, лишь бы остаться с тобой. — Голос ее полон отчаянья. — Я люблю тебя.

— Я знаю. — Словно шелк, льется его голос. Ричард протягивает руку и касается ее волос несколькими пальцами. — Но ты не будешь со мной. Одиночество — вот, что ждет тебя.

Он отвел волосы с лица Клер, и Мила чуть не закричала от ужаса, зажав рукой рот. На шее девушки она увидела два больших прокола, словно следы от зубов. Такие же, как у несчастного Панченко, такие же, как у Жанны…. Холодом обдало спину. Мила закрыла глаза от подступившей тошноты. Нет, это даже не страх. Тысячи мыслей скакали в ее голове, обгоняя друг друга, выстраиваясь в страшную догадку. Нет. Не страх. Боль. Отчаянье….

Ричард наклонился к девушке, его зубы вонзились в ее горло. Дальше Мила смотреть не могла. Пот ручейками струился по ее спине. Пересилив слабость, почти автоматически, она пошла к спальне. Первым желанием было убежать, но ее могли заметить. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней спиной. Ее сотрясала нервная дрожь. Ногти до крови разорвали ладонь, сжатую в кулак. Кровь… Вот почему так много крови в ее снах. Но сейчас некогда было жалеть себя и анализировать произошедшее. Ей нужно бежать. Бежать, как можно скорее. Пока он не сделал с ней…. Ужасное предчувствие кинуло ее к зеркалу. Мила быстро оглядела свою шею. И нашла то, что икала. Два тонких прокола, не заметных, безболезненных. С ней он был более аккуратен. Как она могла не заметить? Хотя разве ей было до этого. Тошнота снова подкатила к горлу. Все ложь. Ричард — просто маньяк, он убил Жанну. Почему она не догадалась? Как не увидела? Это же очевидно. Его картины, поведение, пронзительный взгляд, забирающийся в самые потаенные участки души, медовый искушающий голос. Чудовище. Он — чудовище.

Она выглянула в окно. Второй этаж. Для прыжка высоковато. Но страх за собственную жизнь способен оспорить доводы разума, расширить границы физических возможностей. Мила прыгнула, удивительно мягко приземлившись на землю, словно кошка. Размышлять над этим чудом было некогда, и она побежала. Страх подгонял ее, как женщину из последнего кошмара. Навстречу Миле попалось несколько прохожих, которые шарахнулись от нее, испугавшись дикого выражения ее лица. Она неслась вперед, не разбирая пути, не осознавая маршрута. Улица за улицей, переход за переходом. Бег не оставлял времени для размышлений. А мыслей она боялась еще больше, чем Ричарда. Но, наконец, она остановилась. Не потому что устала, а почувствовала странное, почти нестерпимое желание замереть на месте. Обычно так сокрушающе и мощно на нее мог влиять только Ричард, но это был не он. Оглядевшись, Мила поняла, что находиться в темном, почти не освещаемом переулке. Вокруг ни души. Только шорох гонимых ветром сухих листьев, да вой автомобильной сигнализации где-то за углом. Обхватив себя руками, Мила зябко поежилась. Взгляд ее сфокусировался на темном силуэте, отделившемся от стены ближайшего дома. Это был высокий мужчина в распахнутом коротком пальто. Он медленно и плавно приближался к ней. В его движении была мягкость и в то же время несгибаемая сила. Мила не могла оторвать от него взгляд.

Она знала его.

Кто бы он ни был, она его знала.

Вот он уже почти совсем близко. Он красив. В последе время, ей везет на красавцев. Идеально-белая кожа, черные волосы собраны в хвост на затылке, волевая жесткая линия подбородка, глаза черные, словно ночь. Он изящен, не смотря на крепкое телосложение, пластичен, в его взгляде — соблазн и притяжение. И он похож на Ричарда. Точнее, он — полная его противоположность, но что-то необъяснимое объединяло их. Внутренняя сила, уверенность в каждом жесте, заставляющая ее повиноваться и дрожать. Мурашки побежали по ее коже, когда мужчина оказался в двух шагах от Милы. Он склонился к ней и практически "обнюхал", словно животное….

— Люциана. — прошептал он. Его голос был так же тягуч и ощутим физически, как голос Ричарда. — Это ты. Я сразу узнал тебя.

Обхватив бледными пальцами ее лицо, он заставил Милу посмотреть на себя. Она утонула в глубине его черных глаз, он словно затягивал ее в этот омут, подчиняя своей воле, лишая собственных сил, заставляя ее разум открыться, читая ее, словно книгу. А она была, как тряпичная кукла в его руках. Даже Ричард не был способен совершить с ней такое. Мужчина ласково улыбался. Он был старше Ричарда. Его красота была темной, манящей, интригующей. Если Ричард был красив, как Бог, то этот был красив, как Дьявол.

— Тысяча лет ожидания. Но я нашел тебя. Или ты? Ты нашла меня. — Говорил он, вторгаясь в ее сознание, переворачивая его, отдавая отрывки воспоминаний. Море крови, яростный смех, стоны наслаждения, ошеломляющее ощущение его тяжелого обнаженного тела на своем, холодное прикосновение кинжала, страсть, ненависть, гнев, соленый привкус на губах и жажда — все это пролетало в ее голове, подобно коротким вспышкам воспоминаний, не ее воспоминаний.

— Ланкастер. — Произнесла она не своим голосом его имя, подсказанное кем-то чужим, но жившим внутри нее.

— Ты узнала меня, Люциана. — он снова улыбнулся и, наклонившись, прижался губами к ее губам. Поцелуй длился вечность, он словно высосал из нее остатки сил, и она безвольно упала в его объятья.

"Она отходила от дневного сна. Это всегда было по-разному. Словно рождение. Иногда первым ее желанием была кровь, иногда — страсть, иногда — отчаянье сковывало ее, оставляя только пустоту и безразличие. Она устала. Целая вечность рождений, целая вечность желаний. Она испробовала все. Как скучно….

— Эдуард…. - вырвался из ее губ то ли стон, то ли мольба. Просыпаться с его именем стало для нее привычкой. Потому что Эдуард всегда был рядом. Он делил с ней смерть, кровь, сон, страсть, самые жуткие фантазии и желания.

Прекрасный, волнующий, обольстительный. В нем было столько зла, столько врожденной жестокости. Он был рожден королем. Его учили убивать в том возрасте, когда другие дети еще играют в игрушки. Эдуард не любил играть. Нет, ему нравилась игра, но с живыми персонажами. Он упивался войной, получал наслаждение от вида проливающееся крови. За все преступления в его королевстве было одно наказание — смерть. Если бы он мог, то сам выполнял бы обязанности палача. Подданные боялись его, и каждый раз провожая на войну своего великолепного, но кровожадного короля, молили Бога, чтобы он не вернулся. Дурная слава о беспощадном тиране и садисте распространилась по всему континенту. И все же он был великим полководцем, не проиграв ни одного сражения. Вскоре война наскучила пресыщенному королю, и он придумал другое развлечение. Эдуард решил выбрать себе жену. Он устраивал для бедных претенденток настоящие испытания. Ум короля был извращен и изобретателен. Не поддаются описанию те мерзости, через которые пришлось пройти невинным девушкам. И когда в королевстве не осталось ни одной семьи, которая отпустила бы свою дочь в лапы чудовища, Люциана нашла его. Она явилась в его языческий дворец, украшенный военными трофеями, в белоснежном платье на белом породистом жеребце. Она была одна, без сопровождения, без вещей.

Эдуард насмешливо окинул девушку снисходительным взглядом, но когда встретил ее взгляд, мороз побежал по коже. То, что он увидел в ее глазах, было сильнее всех ощущений, что он испытывал ранее. Ни какая война, никакая охота не была ему более интересна. Эта женщина одним взглядом завоевала сердце ледяного черного принца. Народ облегченно вздохнул. Эдуард забыл про издевательства над подданными. Он пропадал в спальне. Что делали эти двое за закрытыми дверями неделями, оставалось только догадываться. Свита и подданные наслаждались покоем, пока не случилось то, чего они никак не ждали. Женщина, покорившая их короля, оказалась еще более коварна и непредсказуема. Вдвоем они устраивали кровавые оргии в своем дворце. Люди короля силой уводили из деревни молодых парней и девушек, и никто из них уже не возвращался домой. Кровь лилась рекой. Стаи черных воронов облюбовали стены замка. Так прошел год. Люди устали смиренно провожать на смерть сыновей и дочерей. Они готовили бунт. Сотни крестьян, вооружившись вилами и самодельными ножами, подступили к стенам дворца. Но подавлять сопротивление никто не вышел. Кровавый король и загадочная женщина исчезли. Никто и никогда больше не видел парочку беспощадных убийц. Старики поговаривали, что их убили стражники и захоронили в подвале замка. И люди поверили. Кровавый пир кончился.

— Эдуард. — пальцы Люцианы зарылись в черные блестящие волосы любовника. Она вздрогнула, почувствовав его горячий язык в ложбинке между грудей. Обхватив его ногами, она подалась вперед, приподняв бедра навстречу его вторжению. Ее не смущало, что в постели они не одни. Ее ногти впивались в его спину, она издавала звериные крики, выгибаясь под ним, словно дикая кошка. Повернув голову, женщина увидела юную девушку, заворожено наблюдающую за ними. Протянув руку, Люциана схватила ее за волосы и, подтащив к себе, вцепилась зубами в белоснежную шею. Девушка не сопротивлялась. Эдуард уже подготовил ее. Ах, Эдуард он всегда думал о ее завтраке. Кровь лилась ей в горло сладковато-солоноватым теплым потоком, в то время, как мужчина вторгался в ее тело все глубже и сильнее. Страсть и кровь. А за ними пустота и вечность… Она выпила ее всю. Откинув труп, Люциана повернула лицо и взглянула в глаза любовнику.

— Спасибо, — промурлыкала она, кусая его губы.

Спустя несколько мгновений он скатился с нее, насытившись ее телом. Люциана села, не пытаясь прикрыться. Ее белокожее тело было прекрасно. Сладко потянувшись, она оглядела их последнее убежище. Огромная пещера, забросанная шкурами убитых ими же зверей. На полу лежал полуразложившиеся трупы. Отвратительный запах гнили не пугал Люциану. Аромат смерти возбуждал в ней самые низменные желания.

— Остальные еще спят? — спросила она томным разморенным голосом. Эдуард медленно кивнул, любуясь ею. Его черные волосы рассыпались по обнаженной груди. Люциана провела ладонью по рельефным мышцам. Его кожа была словно бархат. Бессмертие дарит идеальность, гибкость, совершенство. Они все были совершенны снаружи, но отвратительны внутри. Эдуард оказался одним из самых удачных ее приобретений. Но она уже насытилась им. Она хотела другого.

— Где он? — промурлыкала она, озираясь вокруг, словно вынюхивая добычу. Эдуард чуть заметно кивнул и поднялся. Люциана равнодушно смотрела на его обнаженное великолепное тело. Как быстро новизна теряет свою привлекательность. Через мгновение Эдуард привел ей того, кого так жаждала Люциана. Прищурив зеленые кошачьи глаза, она изучающе разглядывала жертву. Хотя нет, теперь он один из них. Белокурый Адонис, прекрасный, словно ангел. Синие глаза юноши вспыхнули из-под невероятно длинных полулун ресниц. Он не был похож на остальных. Его душа была чистой, и это еще больше возбуждало Люциану. Она учила его греху, как мать учит сына хорошим манерам. Изящный, стройный, безукоризненно воспитанный, неиспорченный и наивный. Она пила из него новые незнакомые ей ощущения. Он не был отступником и не противился своей природе.

Он убивал.

Да!

Но как элегантно он это делал, как эстетично, как тонко. Люциана застонала от возбуждения, когда его прохладные ладони накрыли ее грудь. И любовью он занимался иначе. Пылко, неистово, мучительно долго. Он словно наказывал ее каждый раз, изнуряя своей страстью. Люциана знала, что юноша страдает. Его память еще хранит человеческие слабости. Он никогда не простит ей смерти своих близких, и своей смерти. Но и в нем сидел маленький, скрытый от глаз зверек, иначе он не желал бы ее так страстно.

— Ты голоден, ангел мой? — ласково спросила она, утолив свою похоть. Ее пальцы нежно изучали его красивое утонченное лицо. Эдуард хмуро наблюдал за этой картиной. Люциана была полигамна. Иногда она меняла по нескольку любовников за день. Он привык к этому, но этот мальчишка с обманчиво ангельским лицом раздражал его. Люциана уделяла ему слишком много внимания. Она сама учила его убивать, преподавала азы соблазнения и покорения жертвы. И радовалась его успехам. Слишком радовалась. Даже гордилась….

— Да. — Ответил золотоволосый вампир, кладя голову ей на грудь. Его взгляд упал на тело обескровленной девушки. Она была красива. В ее мертвых глазах застыла безмятежность. Ему захотелось запечатлеть ее такой, оставить в памяти это безукоризненное лицо смерти. Уже тогда он был художником.

— Я не оставила тебе ни капли. — Засмеялась Люциана и столкнула тело с кровати. Вампир с грустью смотрел, как мертвая девушка упала, словно сломанная кукла на каменный пол пещеры.

— Не обязательно было убивать ее. — Произнес он с сожалением.

— Любовь моя, мы съедим всех людей на земле, если будем обращать каждую жертву. Ты ведь этого не хочешь?

— Нет.

— Люди убивают цыплят, режут свиней, чтобы прокормиться, а мы убиваем их. Это закон природы. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, моя королева.

— Ты готов к охоте?

— Да.

— Тогда идем. Тут неподалеку есть небольшая деревушка. Наверняка местные девушки не смогут тебе отказать. — Она лукаво улыбнулась, целуя его в губы. — Если ты так нуждаешься в компании, то можешь выбрать себе одну. Она станет твоей вечной рабыней. Я научу тебя, как нужно обращать понравившуюся жертву. К сожалению, ты не сможешь сделать это так легко, как я. Мы наслаждались тобой семь ночей, прежде чем, ты присоединился к нам. И ты не сможешь сделать это быстрее. Это проклятие крови. Ты родился во тьме на седьмую ночь.

— Но за семь ночей от нее ничего не останется. — разочарованно проговорил юный вампир.

— Этому я и должна научить тебя — контролировать свою жажду. Не достаточно просто пить кровь, что бы сделать другого человека, подобным тебе. Ты должен вложить в него частичку себя, вдохнуть в него свою силу. Это нелегко. Но я помогу тебе.

— Не уверен, что хочу этого. — Покачал головой юноша, раскидав по плечам золотые кудри.

— Я не смогу всегда быть рядом. Однажды ты захочешь разделить свое одиночество с кем-то еще. Может, даже создашь свою стаю. Рабы твоей крови будут вечно служить тебе, подарят неуязвимость и силу. Питаясь другими, они будут насыщать тебя. Это волшебно, Ричард. Есть только один недостаток в жизни вампира — непереносимость солнечного света. Всегда возвращайся в убежище за час до рассвета. Помни об этом".

— Ричард. — Вскрикнула Мила, в ужасе открыв глаза. Она рванула вперед, пытаясь встать, но не смогла даже двинуться. Ее окружала темнота. Разглядеть место, в котором она оказалась, было практически невозможно. Мила ощущала, что лежит на чем-то мягком. Ее руки и ноги крепко связаны. У нее не хватит сил освободиться. Где она? Как здесь оказалась? Воспоминания возвращались к ней мучительно медленно. И когда, они вернулись, из глаз ее потекли слезы отчаянья. Ричард убил ее подругу. Убил бедного Панченко и убил бы ее, если бы ей не удалось сбежать. А теперь она попала в лапы к еще одному сумасшедшему, который называл ее Люцианой и что-то сделал с ее сознанием. Она вспомнила, как мысли растворились под силой его взгляда, как он поцеловал ее, оставив во рту соленый привкус крови, лишив последних сил. И теперь странный человек принес ее сюда. Он, тот мужчина, которого Мила не одиножды видела во сне. Что происходит? Как удается этим двоим — Ричарду и неизвестному Эдуарду, проникать в ее сны, играть ее сознанием, вторгаться в ее мысли? Кто та женщина, постоянно приходящая к ней во сне? И почему она так похожа на нее — Милу? В какой кошмар она попала? Что в нем реальность, а что — плод больного воображения? Может, она сошла с ума? Или это они — сумасшедшие убийцы, обладающие силой гипноза? Она снова отчаянно дернулась. Веревки сжимающие, запястья обожгли кожу. Как больно. Все тело затекло и болело. Глаза постепенно привыкли к темноте, и она смогла разглядеть размытые очертания комнаты. Скорее всего, это заброшенный дом. Мебель старая, почти разрушившаяся, окна плотно завешаны, в воздухе запах сырости и тлена. Она повернула голову и встретила чей-то взгляд. На другом конце комнаты в кресле сидела девушка. От нее веяло холодом и враждебностью. У нее были длинные светлые волосы, кожаные штаны облегали, как вторая кожа, ярко-красный свитер под цвет помады.

— Эй, — крикнула Мила. Голос прозвучал хрипло. Девушка не шелохнулась. Ларина заметила, что в руке блондинки зажато ружье. Мила нервно сглотнула. Господи, ее сегодня точно укокошат! Просто мистика какая-то. Нескончаемый дурной сон. Правду говорят, не надо изменять мужу. Стирала бы сейчас ему рубашки, готовила ужин, и в ус бы не дула. А тут вон какие радости жизни. От одного маньяка к другому. Да еще какая-то ненормальная с ружьем. И она явно не расположена к душещипательной беседе.

— Слушай, может, развяжешь меня? — рискнула спросить Мила. Девушка пошевелила оружием. — Ладно, можешь, не торопиться. Мне и так неплохо. Познакомимся? Меня Мила зовут. А тебя?

— Заткнись. — Рявкнула стражница. Блеснул металл ружья, и Мила решила больше ее не провоцировать. Неизвестно, что на уме у спятившей девицы. Начнет еще палить!

Минуты потянулись ужасно медленно в напряженной тишине, нарушаемой лишь холодным дыханием блондинки, и ударами ее пульса. Мила почувствовала, что безумно хочет пить. Но просить воды у этой ненормальной немного боязно. Придется терпеть. А еще и в туалет приспичило, и все тело затекло и ноет. И вообще, кого они тут ждут? Закрыв глаза, Мила откинула голову на подушку. В щель на окне она разглядела слабую полоску света. Вечереет. Неужели ей всю ночь придется провести в столь малоприятной компании, да еще и связанной по рукам и ногам?

— Потерпи немного, — словно прочитав ее мысли, буркнула блондинка. — Хозяин просыпается.

Какой еще хозяин? Уж если тот, что притащил ее сюда, то пусть не торопиться особо. Она не горит желанием его видеть. Внезапная слабость одолела ее, глаза свело усталостью, мысли, словно медленно утекали куда-то прочь отсюда, и она вслед за ними. Ей показалось, что она видит Ричарда. Его глаза медленно открываются. В них застывает боль. "Люциана" — со стоном выдыхает он. Боль уходит. Остается только ярость, слепящая, дикая, безумная. Наваждение растворяется, Мила снова в пыльной затхлой комнате. Ненавидящие глаза сверлят ее.

— Ты не заберешь его у меня. — Прошипела белокурая стражница.

— Если ты о симпатичном брюнете, то больно надо. Оставь себе. Я, между прочим, замужем. И у меня еще и любовник имеется. Правда, он маньяк и убил мою лучшую подругу, а вечера проводит, попивая кровь у своей симпатичной служанки, но это все ерунда. Правда? Он ведь такой красавчик. Тебе бы точно понравился. Наверняка, в твоем вкусе. Я могу поделиться. Вам было бы весело втроем. Устроили бы пирушку. Напились бы чьей-нибудь крови, а я бы пошла домой к мужу. У меня белье не стирано. Может, отпустишь меня, а я тебе телефончик подскажу. А? Ричард, правда, душка. Ты подумай хорошенько.

— Пошла ты. — Блондинка медленно встала. Ноги у нее были от ушей. Она повернулась на звук открывающейся двери. Искусственный свет ворвался в комнату, ослепив Милу. Она зажмурила глаза.

— Как наша гостя, Зоя? — произнес ласковый чарующий голос. Мила открыла глаза. В черном бархатном халате с рассыпавшимися по плечам иссиня-черными волосами, перед ней стоял ее вчерашний похититель. Ее словно током ударило, таким сильным было ощущение его присутствия. Он словно заполнил собой все пространство небольшой комнатки, которая при включенном свете выглядела еще более жалко. Ногастая девица поглаживала его плечо. Лицо у нее при этом было такое довольное, что Миле стало смешно. Она, по идее, должна была бояться, испытывать тревогу, но ничего подобного не испытывала. За последний день с ней столько всего произошло, что просто хуже и представить сложно. Пусть они убьют ее, если хотят, все равно жить расхотелось. Она просто не сможет больше жить с грузом вины за смерть подруги, разбитым сердцем и вернувшимися кошмарами. А самое диким казалось то, что глупая часть ее души все еще любила Ричарда, все еще не верила в его полную виновность, хотя она своими глазами видела раны Клэр, и именно он был с Жанной, когда она погибла. Он находился у офиса, когда умер охранник. Он — убийца — это, несомненно. "Люби меня, Ричард", всплыли в памяти ее слова, слезы обильным потоком хлынули из глаз. "Я люблю тебя", ответил его голос откуда-то из темноты ее сознания.

— Нужно было вставить ей кляп. Слышал бы ты, какой она бред несла. — Зоя с отвращением зыркнула в сторону Милы. Мужчина мягко улыбнулся, глядя на подругу, но в голосе его была сталь. Она била по ушам, заставляла сжиматься от страха.

— Ты не гостеприимна, Зоя. Эта женщина — наш друг. Вскоре нам не понадобятся веревки. — Он провел ладонью по волосам девушки. Она съежилась под его взглядом и отступила. — Ступай. Чего же ты ждешь. — Его голос расплавленным свинцом разрезал воздух. Зоя починилась, любая подчинилась бы.

Мужчина медленно приблизился. Он больше не внушал страха. Его глаза излучали нежность, губы сложились в мягкую обольстительную улыбку. Сердце Милы гулко забилось. А он умеет произвести впечатление. Блестящий черный бархат мягко струился по его телу, облегая сильные мышцы. На фоне черных волос кожа казалось фосфорно-белой, излучающей какое-то почти синеватое сияние, губы слишком красные. Он был раскошен и неуместен в окружающей его жалкой обстановке. Двигался он очень грациозно, почти бесшумно, так же, как Ричард. Господи, почему она все время о нем вспоминает?

— Прости меня. Ты достойна апартаментов королевы, а не этого ничтожества. — Произнес он, мурлыкающим, сладким до приторности голосом.

— Может, развяжете меня, мистер? — попросила Мила. Он удивленно приподнял брови.

— Ты не повинуешься моим глазам. Это что-то новенькое. Ричард ведь не закончил начатое. Так?

— Я так и знала. — потрясенно выдохнула Мила. — Вы с этим маньяком заодно.

— В какой-то степени да. — Задумавшись на секунду, признал Эдуард. Он весело улыбнулся. Его красота обдала ее горячей волной. Мужчина сел на край кровати, не сводя с нее черных пронзительных глаз, в которые она снова безвольно упала. Сильная бледная ладонь замерла над ней, словно не решаясь прикоснуться. Мила сглотнула покатившийся страх или что-то еще…. В глазах мужчины промелькнуло сомнение, какая-то глубокая печаль.

— Я могу заставить тебя желать меня, могу заставить любить. Могу сделать своей навеки, и ты повинуешься. Но тогда мы будем владеть тобой вместе с ним. Я просто закончу то, что начал он. Но я не могу этого допустить. Однажды мы уже владели тобой оба. Он и я. Ты верила ему, ты гордилась им, ты оставила меня, чтобы быть с ним, а когда вернулась, он убил тебя. Но ты не забыла. Ты придумала для него особенную кару. — Слова красавца звучали, как бред, но в них улавливался смысл. Он словно пересказывал ее сны. Невероятно, но он действительно верил в то, что говорил. И Мила совсем растерялась, когда увидела в его руке серебряный кинжал. Тот самый, из сна. Она сразу его узнала. В висках загудело, к горлу подкатила тошнота. Она шарахнулась от этого блеска. Она почти чувствовала его холод в своей груди.

— Узнаешь? — спросил он. — Я сохранил его. Это — единственное орудие, способное уничтожить Королеву ночи. Но есть еще магический заколдованный меч, о существовании которого знал только один человек — посвященный в великую тайну. Боги решили, что смогли защитить меч от меня, но ошиблись. Я убил хранительницу этой святыни. Никто не сможет отгадать место расположения меча, отнимающего силу. Я воспользуюсь им, когда придет мое время править. Я спрятал его так далеко, что даже все глаза полуночи не смогут увидеть его… — он вынул кинжал из ножен и лезвие его угрожающе засверкало. — Но этот клинок — орудие твоего убийства, я всегда храню у себя. Он напоминает мне о мести, о боли и отчаянии, которые поселились в моей душе, когда ты была предана этим щенком. Этим кинжалом Ричард убил тебя. А потом отрубил голову и сжег. Ты обещала вернуться. И ты здесь. Но именно он нашел тебя первым. Это какой-то рок судьбы. Проклятие. Почему, Люциана?

— Эдуард. — мягко проговорила Мила. Ее сердце сжалось от жалости. — Я не знаю, откуда мне известно ваше имя, но я не Люциана. Вы меня с кем-то перепутали. Я Людмила Ларина. Я замужем и работаю простым менеджером. Во мне нет ничего особенного. И никто меня не убивал этим симпатичным кинжалом. Ричард не искал меня. Я шла домой, а он несся на своем автомобиле и задел меня. Вот и все.

— Ты действительно в это веришь? — Эдуард усмехнулся. Его теплые пальцы начали развязывать узлы на ее запястьях. — Прости, что пришлось причинить тебе боль. Я просто принял меря предосторожности. Пока ты не вспомнила, кто ты есть, мне придется связывать тебя.

— Пока я не вспомнила? — переспросила Мила, потирая онемевшие запястья. Ланкастер наклонился к ее плечу и прикоснулся к нему прохладными губами. Ее тело вспыхнуло, отвечая на не прошеную ласку. Странные эмоции захлестнули ее. Словно все это уже было, словно не в первый раз этот брюнет целует ее. Протянув руку, она погладила его волосы, шелковистые на ощупь. Эта женщина из ее снов не любила его, она никого не любила, но он будил в ней чувственность. Он поймал ее пальцы губами, глаза их встретились.

— Эдуард. — прошептала она. Воспоминания текли в ее мысли откуда-то извне, толкали ее в объятья этому непостижимому мужчине. Она чувствовала его желание, его боль. В его очерствевшей душе больше не было былой жестокости. Боль заглушала все прежние чувства. Сейчас не она, а он был в ее власти, его губы трепетали, прижимаясь к ее губам, руки требовательно сжимали плечи, он толкнул ее на кровать и склонился над ней, целуя ее шею, опускаясь все ниже. Мысли спутались, дыхание смешалось. "Что я делаю?"

— Нет. — крикнула она, отталкивая его. — Не трогай меня.

— Почему? — в потемневших глазах плавало недоумение. — Я так долго ждал тебя. Неужели я не заслужил каплю тепла и нежности?

— Я не знаю, кого ты ждал, но точно не меня. — Наваждение отпустило ее. Мила освободилась от его чар или от своих собственных. — Развяжи мне ноги. Я в туалет хочу. — Требовательно заявила она. Ланкастер явно был в замешательстве.

— Слушай, я провалялась тут связанная кучу времени. Мне нужно пи-пи. Это понятно?

— А ты грубая. — Усмехнулся Эдуард, придя в себя. Он помог ей освободить ступни и подняться на ноги. Красное платье сильно помялось. — Зоя, — крикнул он. — Проводи нашу гостью в туалет.

Мрачная блондинка появилась, словно из-под земли. И тыча в спину Милы ружьем, сопроводила ее в уборную, которая была жутко не прибрана и зловонна.

— Слушай, а почище место вы выбрать не могли? — спросила она, справив нужду. Зоя нахмурила брови.

— Здесь безопасно. — Немногословно ответила она. — Что-то не устраивает? — дуло ружья больно ткнулось в бок.

— Нет, все клево. — Подняв руки в знак поражения, сказала Мила. — И что ты такая вредная? Вы меня вообще отпустить планируете?

Девушка ей ничего не ответила. Доставив ее обратно в комнату, она удалилась.

— Может, я пойду? — робко спросила Мила, глядя на распластавшегося, на постели Ланкастера. Выглядел он очень заманчиво и аппетитно. Но он ненормальный извращенец, который принимает ее за другую, и еще он как-то связан с маньяком-Ричардом. Вроде бы достаточно причин, чтобы не поддаться желанию разделить с ним постель.

— Куда? — перекатившись на бок, лукаво спросил он, лаская ее своим взглядом. — Твой дом рядом со мной.

— С чего бы это? Я, по-моему, уже сказала, что я не Люциана. Может, не стоит напрасно тратить на меня время. Вы ее обязательно найдете.

Ланкастер разразился бархатистым смехом.

— Глупышка. Ты еще не сознала, какая сила дана тебе. В тебе — древнее знание. Ты прошла через вечность, храня силу гребня. Скажи, где он, и я отпущу тебя, если ты сама захочешь уйти.

Стоп. Гребень. Ричард тоже спрашивал ее о нем. Не напрямую, а мысленно. "Где гребень, Мила?". Что еще за новая загадка?

— Я не знаю, о чем вы говорите. — Покачала головой Ларина, усаживаясь в кресло, которое до этого занимала Зоя.

— Знаешь. Тысячу лет назад ты заперла свою силу в гребень и отдала его смертной, наложив на нее заклятье, сделав ее хранительницей. От дочери к дочери через кровь переходила твоя тайна. Ваш род не рожал сыновей. Одни девочки, и так похожи между собой. Так?

— Похоже на правду. — Согласилась Мила. — Но у меня нет и не будет дочерей. Я не могу иметь детей.

— Все правильно. Проклятие замыкается на тебе. Ты последняя в звене. Поэтому влияние Люцианы так сильно и мощно. Она в тебе и вырвется на свободу, когда обретет гребень.

— А что такого в этом гребне, что вы все охотитесь за ним? — поинтересовалась Мила. И простого любопытства. Необходимо понять смысл схемы, в которую уверовали двое чокнутых мужчин.

— Солнечный свет. — Коротко ответил он.

— И? — не поняла Мила. Забавно. Это, как слушать бабушкину сказку, только очень страшную. На ночь ей такие страсти точно не читали. Но можно и послушать, если делать все равно больше нечего. — И откуда вы знаете, что именно сделала Люциана? Она же не перед смертью поведала вам о проклятии. Это было бы крайне глупо с ее стороны.

— Согласен. — мягко кивнул Эдуард. — Были обрывки мыслей, ее мыслей, которые услышали мы — я и Ричард. Отсюда и сложилась легенда. Но гребень — не миф. Он существует. В нем великая сила, наша неуязвимость и власть. Вампиры не выносят солнечного света. А Люциана знала, как преодолеть это проклятье. Она не боялась солнечного света. Никто, кроме нее не знал секрета этого противостояния. И, предчувствуя смерть, она спрятала его, не позволив убийцам обрести эту великую силу.

— Значит, ты вампир? — сухо поинтересовалась Мила. Это уже интереснее. А оборотня под кроватью не спряталось, случайно?

— А ты думала, что я душевнобольной? — он сногсшибательно улыбнулся, обнажив кончики острых клыков. Нет, Мила слышала, конечно, легенды о вампирах и осиновых кольях, чесноке и распятьях. Читала книги, смотрела кино. И она видела, как Ричард пил кровь у Клэр. Но это вовсе не значит, что он — вампир. Ходячий труп в нескольких сотнях километров от Москвы — это же полнейший бред!

— Ничего я о вас не думала. Я вас не знаю. Ричард, например, — маньяк. И вы, наверно, тоже, раз водите с ним знакомство. В истории немало таких чудиков, вообразивших себя неотразимыми принцами тьмы, и убивающих людей из-за своих больных фантазий. Дракула тоже считался вампиром. Про него даже фильм сняли. А он был всего лишь чокнутым садистом, как и Жиль де Рэ, а последний был еще и голубоватым педофилом. Да, еще забыла про кровавую графиню Батори. Та еще была штучка.

— А вы начитаны, Людмила. — Улыбнулся Ланкастер.

— Наконец-то, вы назвали меня настоящим именем.

— Не хочу злить вас. Мне нравиться наша легкая беседа. Она успокаивает. Вы не боитесь меня, а это возбуждает. Вы хотите меня, но пытаетесь скрыть это даже от себя, а это льстит моему самолюбию. Я получу вас. А сейчас просто растягиваю удовольствие. Вы будет стонать в моих объятьях, и умолять меня не останавливаться.

— Прекратите. — Хрипло оборвала его Мила. Его слова вызвали в ней вполне предсказуемые эмоции. Он словно сделал с ней, все, что описал.

— Как скажете, моя дорогая. Итак, на чем мы остановились? Вы упомянули восхитительную Эржебет Батори. Она была столь же прекрасна, сколь и жестока. Кровь стекала по склонам ее замка. Вы бы пришлись ее по вкусу. Она была очень эстетична, по крайней мере, сначала. Жажда крови порой заменяет другие инстинкты. Любовь, секс, страсть, все меркнет перед жаждой крови. Она умоляла меня спасти ее, когда ее заточили в замке. Но я не рискнул выпустить на волю это чудовище. С мира хватит и одного меня. Есть еще Ричард. Но он слишком человечен. И убивает скорее из необходимости, чем из желания.

— Значит, вас двое? — осмелилась уточнить Мила.

— Нет. Больше. Но остальные повинуются нам. Они не убивают, если мы им не позволяем.

— Все это занимательно, но маловероятно. — Вздохнула Ларина, сделав нарочито заскучавшее лицо.

— Ты провоцируешь меня, малышка. — Он снова перешел на ты. В голосе его прозвучали теплые интимные нотки, прохладное прикосновение его взгляда вызвало дрожь во всем теле. — Разве простой смертный может сделать простым взглядом или голосом то, что делаю я?

— Есть такое понятие, как гипноз. Ему можно научиться. Я, например, могу читать мысли. Не всегда и не у всех, но могу. Я же не вампир. — Мила напряженно улыбнулась. Было, что-то в словах Ланкастера, заставившееся ее содрогнуться от ужаса. Она не верила ему, но все же….

— Пока не вампир. — Поправил ее Эдуард. Его взгляд остановился на ее шее. — У тебя его отметины. Еще немного и он превратил бы тебя в свою вечную рабыню. Я спас тебя. Ему нужен только гребень. А мне ты… и гребень.

— Вы оба — полоумные маньяки. — Спокойно заявила Ларина, стирая с шеи его взгляд. — Он убил мою подругу, и еще одного невинного человека. Ты собираешься убить меня. Вот и вся, правда. Никакого вампиризма.

— Я не собираюсь тебя убивать. Наоборот, подарю тебе вечную жизнь, молодость, красоту. А с гребнем мы будем неуязвимы. Но сначала нужно решить небольшую проблему. — Он растянул губы в ленивой кошачьей улыбке.

— Какую?

— Убить Ричарда. Тогда то, что он с тобой сделал, исчезнет. Связь прервется. Я обращу тебя, ты расскажешь мне, где гребень. И все будет просто чудесно. Ты, я и вечность.

— И гребень. — Мила закатила глаза и усмехнулась. Хватит с нее этих бредней. — Эдуард, ты, конечно, очень красив и все при тебе, но ты псих. Я с психами не сплю и, вообще, не желаю иметь ничего общего. С меня Ричарда хватило.

— Ты мне не веришь. — Ланкастер плавно поднялся с постели и медленно приблизился. Да, в нем, было определенно есть что-то королевское. Эта осанка, взгляд, утонченность. Он встал перед ней на колени и протянул кинжал. Мила ошарашено уставилась на него.

— Порежь меня. — Мягко попросил он. Мила чуть не подавилась слюнями.

— Ты совсем сдурел? Я просто уйду. Не хочу я никого резать. Ты маньяк, вот и режь сам.

— Что ты заладила, маньяк да маньяк. Режь, я тебе говорю. — Он начал сердиться и с силой всунул оружие в ее руку.

— Не буду. — Упрямо помотала головой Мила. А надо бы. У него совсем крышу сорвало.

— Чертова кукла. Упрямая, как ослица. — Выругался Ланкастер, и, выхватив у нее кинжал, полоснул себя прямо по бледному запястью. Кровь брызнула ей в лицо. Мила закричала, глядя, как красная жидкость потекла из раны на его белой руке.

— Ты псих, кретин, ненормальный. — Вопила Мила. И замолкала, когда….

Кровавая струя все еще текла по запястью, а рана на ее глазах медленно затягивалась. Через несколько секунд не осталось даже следа от пореза. Ничего. Мила закрыла рот ладонью, чтобы сдержать рвавшийся из горла крик. Она часто моргала, глядя то на исчезнувшую рану, то на Ланкастера, взирающего на нее с победной улыбкой.

— Что теперь ты скажешь, ослица? — волнующим низким голосом спросил он.

— Обман зрения. — Выдохнула Мила, не найдя другого объяснения. — Этого не может быть.

— Черт, мне себя всего изрезать, что бы ты поверила? — рассвирепел Эдуард. И это было всосем не по-королевски.

— Не надо. — Она схватила его за руку, когда он вознамерился снова полоснуть себя. — Я верю, верю.

— Зоя. — Закричал Эдуард. Девушка прибежала на его зов. Не говоря ни слова, он рванул ее за волосы, и прямо на глазах ошеломленной Лариной принялся жадно пить ее кровь, вцепившись зубами в ее трепещущее горло. Зоя совсем не протестовала, она даже была за. Вот так же Ричард пил кровь Милы, а она не то чтобы протестовать не могла, даже не замечала.

— Ты проснулся? — встав за спиной хозяина, осторожно спросил Грэг. Ричард сидел в своем любимом кресле и смотрел на огонь в камине. Исходящая от него черная злость напряженно повисла в комнате, давя на барабанные перепонки, отдаваясь в мозгу стальным свистом.

— А я когда-то спал в кресле? — яростно спросил Ричард, ударив старика своим голосом.

— Я просто спросил. — Извинился Грэг.

— Что ты хочешь? — Ричард повернул голову. Глаза его были белыми от гнева.

— Ничего.

— У тебя в голове вопросы. Почему ты не говоришь их вслух?

— Я боюсь тебя, Ричард. — Признался Стюарт. И это было правдой.

— Она теперь тоже боится. Все бояться Ричарда. Я же чудовище. — В голосе его прозвучала горечь.

— Ты же знаешь, что я так не считаю. — Искренне произнес старик, осторожно поглядывая на суровый профиль Милза.

— Знаю. — Согласился он. — Как я мог не почувствовать ее присутствия? Как я мог позволить ей увидеть?

— Почему ты не догнал ее? Почему сейчас ничего не делаешь?

— А что я должен делать? Ее никто не держит. Она с ним по своей воле. Я устал гоняться за призраками. Ничего нет. — тяжелый вдох вырвался из груди Милза.

— А как же гребень? Представь, что будет, если он достанется Ланкастеру? — Грэг схватился за сердце. — Прошу тебя, Ричард, не позволяй ему снова одурачить тебя.

— Я чувствую, как он касается ее, и ей не противно. Если она расскажет ему, где гребень, я тоже узнаю. Пять меток — это много. Я могу входить в ее сознание, когда захочу. Но я не стану заставлять ее вернуться.

— Она не ведает, что творит. Она всего лишь человек. Ей страшно. Неужели ты не понимаешь? Вы с Ланкастером обладаете огромной силой. Что может сделать эта слабая девочка, чтобы противостоять вам? Ты не сказал ей правду. И теперь она может поверить ему.

— Но, правда, внутри нее, Грэг. — В его голосе заколыхалась злость. — Она предпочла приговорить меня к титулу убийцы. А теперь ведет светские беседы с моим злейшим врагом.

— Он — силен. Мила находится под властью его силы. Ты напугал ее прошлой ночью. Но это не значит, что она не поверит тебе. Ты должен вытащить женщину из его лап.

— Не говори мне, что я должен. Я сам себе хозяин. Она не примет меня таким, какой я есть. Никогда.

— Она любит тебя, Ричард. Поэтому сбежала. Ей больно и страшно, но она любит тебя. Ты сам это знаешь. И не идешь за ней, потому что боишься.

— Как бы там ни было, но конец все равно один. Мне придется ее убить. Думаешь, она сможет это понять? — Ричард криво усмехнулся. Из темноты показалась Клэр. Она была бледна. — Ты давно здесь? — властно спросил Ричард.

— Да, мой господин. Думаю, я могу вам помочь.