Люциана. Трилогия

Глава 2

Нет места снам, ни радостной надежде

В больной душе моей.

Не верю я, не верю я, как прежде,

В рассвет грядущих дней.

Все та же я; но, избранный отныне,

Тернист мой путь земной.

Тернист мой путь, затерянный в пустыне, —

Ты не пойдешь за мной.

Темно вокруг. Чуть брезжит свет далекий

Блуждающих огней.

И гибну я, и гибну — одинокой,

Но не рабой твоей

Мира Лохвицкая

Итак, Мила все же купила злополучный особняк, принадлежавший когда-то Ричарду Милзу, великолепному англичанину и… вампиру. Если бы не последнее обстоятельство, то, возможно, их отношения не оборвались бы три года назад. Только от одного ее желания ничего не зависело. Теперь у нее была новая жизнь. Она наконец-то обрела покой и стояла на краю абсолютно новых событий. У нее будет семья, настоящая полноценная, а она сама станет замечательной матерью и хранительницей домашнего уюта. Это мечта. Ее мечта, и она сбылась. И нет ничего плохого, что она позаимствовала у прошлого такой пустяк, как старый немного покрывшийся пылью дом. Этого ведь ничего не изменит. Создание архитекторов, в которое вложили труды строители и дизайнеры, как оно может повлиять на ее безоблачное будущее.

Очень часто мы пытаемся оправдывать свои поступки, считая их не вескими, не судьбоносными. И это заблуждение часто играет с нами плохую шутку. Мы идем на поводу у своих слабостей. Попытка удержать прошлое — не самое хорошее начало для нового дня новой жизни.

Но Мила была решительна и непреклонна. Вадиму пришлось с ней согласиться. Он просто не имел сил противоречить ей. Он боготворил ее, ставя ее интересы превыше своих. Идеальный мужчина, решат многие. Но именно от идеальных мужчин, готовых на все ради любимой, чаще всего и уходят женщины. Слабый пол сложно понять. В один голос они кричат, что мечтают о мужчине, который посвятил бы себя им, стал бы их поводырем и защитником, но при этом требуют от него абсолютной покорности. Да-да. И не удивляйтесь. Даже из тихих заботливых неприхотливых жен со временем появляются невыносимые стервы. И чем больше мужчина выкладывается, тем меньше он их устраивает. Когда избранник обходителен и сговорчив, женщины начинают втайне мечтать о властном и жестком самце, а, когда этот самый самец оказывается мужем, они рыдают и молят господа о тихой гавани. И только исключительный мужчина может совместить в себе все эти качества. Но его не так-то просто найти и еще сложнее удержать. И все равно женщина найдет к чему придраться. А ведь для гармонии нужно так мало — просто любить….

Конечно же, сразу переехать в купленный дом Вадим и Мила не могли. Во-первых, их ждала долгая процедура оформления права собственности, потом кое-какая перестановка, приборка, смена некоторых предметов интерьера, а во-вторых, им предстояло найти людей, которые бы помогали Миле держать в порядке такой большой дом. Так, как она сама являлась человеком занятым и не домашним. Вадим уже с тоской предвкушал долгие одинокие вечера в огромном особняке. Он был уверен, что и материнство не изменит ее. По натуре активная и деятельная, она вряд ли посвятит себя только воспитанию ребенка. Но он и не ждал от нее этого. Он любил ее такой — немного сумасбродной, энергичной, веселой и слегка рассеянной. В ней было все то, чего так не хватало ему. Вадим чувствовал в себе нераскрытый потенциал, но он застрял на своей службе. Коренным образом менять свою жизнь, работу и привычки ему не представлялось возможным. Его вполне устраивало то, что есть. Иногда Розовского смущала успешность любимой женщины, но она не требовала от него того же. Ей просто был нужен мужчина рядом, плечо, в которое так приятно уткнуться после тяжелого рабочего дня. Он понимал это и не пытался быть другим.

После трех недель приятных, но утомительных хлопот, переезд все-таки состоялся. Мила изменила своему недавнему утверждению и даже выпила бокал шампанского в честь столь знаменательного события. Дни становились теплее и длинней, и спальня их целый день была залита солнечным светом. Они привезли из старой квартиры свою огромную постель, и первые несколько дней не вылезали из нее, наслаждаясь друг другом и покоем последней недели отпуска. Мила постоянно говорила о ребенке, мечтала о том, каким он будет, планировала жизнь еще не рожденного малыша чуть ли не до самой свадьбы его внуков. Вадим посмеивался про себя над ее фанатизмом, но разделял ее радость. Вместе они сходили к наблюдающему ее врачу, который заверил их, что беременность проходит просто замечательно. Мила вышла из кабинета счастливая и сияющая, а вечером вдруг принялась рыдать, что тридцать две недели это очень много, а она не может так долго ждать. Но через какой-то час слезы были забыты, и она снова смеялась и шутила. В первую субботу в новом доме молодые будущие родители решили устроить новоселье, позвав друзей. С ее стороны пришел Алекс с семьей, а с его — коллеги по работе. Посиделки с тостами и пожеланиями счастья прошли удачно и миролюбиво. Гостям понравился и дом и обстановка. В общем, все были довольны. После праздника Мила отправилась спать, оставив работу по уборке молоденькой девчушке Марине, которую они наняли в качестве помощницы по хозяйству. Конечно, убрать двенадцать комнат дома вместе с лабиринтами коридоров и огромной лестницей было ей не под силу, и поэтому Мила приняла решение, что семь комнат будут заперты под ключ, в их числе была и спальня с голубыми стенами, и странная пустая коморка, в которую так устремилась Ларина, когда впервые переступила порог этого дома. Жилыми остались: большая гостиная, спальня, будущая детская и комната для гостей, если последние вдруг захотят остаться на ночь, ну и кухня, разумеется. Открытым оставался вопрос с садом. Мила никак не могла найти путевого садовника, но это же сущая ерунда.

— Тебе хорошо здесь? — спросила Мила в последний день своего отпуска. Они сидели на уютном диванчике перед камином и смотрели на огонь. Ее голова покоилась на плече Вадима, руки тесно сплетены.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Розовский, разглядывая ее ухоженные длинные ногти. Как бы ему хотелось надеть обручальное кольцо на один из любимых пальчиков. И почему она такая яростная противница законных уз брака? Обычно женщины мечтают о свадьбе, но Ларина не была обычной. Она родилась особенной.

— То и имею. Тебе нравится дом, то, как мы здесь все обустроили? — она посмотрела на него вопрошающим взглядом. На какую-то долю секунды ему показалось, что она пытается отследить ход его мыслей, но он отогнал это ощущение. Какой бы особенной она не была, есть вещи, которые недоступны даже ей.

— Да, нравится. — ответил он ровным голосом. — Здесь светло и просторно, уютно…

— А теперь скажи правду. — настойчиво попросила она.

— Какую правду? Это так и есть. — он удивленно заглянул в изумрудные глаза. Она медленно покачала головой. Ну, что за женщина! Ничего от нее не утаишь! — Мне все нравится, Мил. Просто иногда я чувствую себя не в своей тарелке.

— Из-за чего? — продолжила его пытать Мила. Вадим шумно вдохнул и заправил выбившийся локон ей за ухо. — Ведь причина должна быть!

— Мне кажется, что тебя с этим домом что-то связывает. Я понимаю, что это абсурд, но иногда у тебя в лице проскальзывает что-то незнакомое, когда ты вдруг смотришь поверх моего плеча куда-то в известном одной тебе направлении, и я не могу понять, о чем ты думаешь в этот момент, где ты и с кем….

Его взгляд нежно скользил по ее задумчивому лицу. Она обдумывала его слова, продолжая смотреть в серые, почти серебристые глаза Вадима, словно пытаясь отсканировать его мозг. Ему не нравилось, когда она смотрела на него так. Он просто терялся в ее взгляде. В эти моменты он вспоминал о другом человеке, который тоже был когда-то ему очень дорог.

— Я с тобой, Вадим. — наконец, произнесла Ларина, касаясь его губ в легком поцелуе. — Выбрось ненужные мысли из головы. Разве я могу думать о ком-то еще, кроме тебя. Мы с тобой одиночки. Кроме друг друга у нас никого нет. Иногда я вспоминаю погибших родителей и Жанну, и мне становится грустно. Разве ты не думаешь о матери?

— Думаю. И очень часто. Жаль, что ты никогда не узнаешь ее. Она была чудесной женщиной, красивой и сильной. Иначе не вырастила бы меня одна, без отца. — в голосе Розовского сквозила печаль. — Я скучаю по ней каждый день.

— Ты не пытался найти своего отца? — поинтересовалась Мила, кладя голову на его колени и гладя на него снизу вверх. И снова ее взгляд прожигал его насквозь.

— Нет. Она никогда не говорила о нем. Я однажды спросил ее, а она сильно побледнела и ругалась очень долго. Наверно, он бросил ее. — Вадим горько усмехнулся. — Я бы убил его, если бы нашел. Ей столько пришлось пережить. Когда она умирала от рака, так долго и мучительно, я думал, что сойду с ума. У меня же никого не было кроме нее.

— Теперь у тебя есть я. — с нежностью произнесла Мила, ласково гладя его по щеке. — Но почему она не нашла себе другого мужчину?

— А она нашла. — Вадим сухо улыбнулся. — Она любила его, а он любил нас. Я никогда не забуду, сколько добра он сделал для нас. Их отношения были странными, непостоянными.

— Женатый? — с пониманием спросила Мила.

— Я бы сказал: несвободный. И он мог бы спасти ее, но она не захотела.

— Как? Он был богат?

— Да. Но ей не нужны были деньги. Мне кажется, что она просто сдалась.

— А где сейчас этот благодетель?

— Не знаю. Уехал, наверно. Мне было шестнадцать, когда я стал сиротой. Я не знал отца, но он заменил мне его. Он заботился обо мне, оплачивал мою учебу, содержал меня. А потом уехал.

— И вы не поддерживаете отношения? — удивилась Мила. — Если человек столько для тебя сделал, значит, ты для него не просто сын погибшей подруги.

— Все не так просто, Мила. Иногда люди не могут быть рядом, даже, если им этого сильно хочется.

— Это я понимаю. — кивнула Мила. Глаза ее наполнились тоской.

— Когда я встретил тебя, ты ведь горевала не из-за развода? — он внимательно заглянул ей в лицо. В его глазах читалась тревога и страх.

— Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? — с укоризной спросила Ларина, глаза ее стали жесткими.

— Тогда это было бы неуместно. Я не хотел бередить рану.

— А сейчас?

— А сейчас у нас вечер откровений. Когда нам еще удастся вот так вот посидеть и поговорить.

— У нас вся жизнь впереди, хоть я уже и не молоденькая девочка, но кое-чего мы успеем. — Мила весело рассмеялась. — К черту грусть и сожаления. Жизнь коротка, и надо ее прожить так, чтобы не было мучительно больно.

— А ты уверена, что тебе не больно? — серьезно спросил он. — Что ни о чем не жалеешь, что все в своей жизни сделал правильно.

— Конечно, нет. Но мы учимся на своих ошибках. Так ведь?

— Да. — согласился Вадим, крепко обнимая любимую. — Чего ты боишься, Мила?

— А с чего ты взял, что я боюсь? — удивленно спросила она, вдыхая родной аромат его одеколона.

— Потому что все боятся. Я, например, боюсь потерять тебя. — признался он. Мила глухо рассмеялась и чмокнула его в губы.

— Дурачок, как ты можешь потерять меня? Мы же с тобой, как одно целое. Навсегда. Так?

— Так. — он мягко улыбнулся, но Мила чувствовала тень сомнения в его душе. Что тревожит его, что не дает покоя? Как ни пыталась она проникнуть в глубины его сознания, он не открывался ей до конца, словно что-то прятал. Выходит, тайны не только у нее.

Со следующего дня началась полноценная рабочая неделя. Мила и не заметила, как в город яркими красками и теплым ветерком прокралось лето, задышав ароматами цветов и травы, запев вечерними соловьями в ее саду…. и накрыв пылью туфли, стоило прогуляться пешком от офиса до кафе, и запищав комарами, что уж совсем было неприятно. Ну, почему в мире нет абсолютного совершенства? Без всяких изъянов и недостатков. Ведь в любом прекрасном моменте, красивой вещи, хорошем поступке, обязательно найдется несколько мерзких "но". Мила старалась не забивать свою голову подобными рассуждениями, но иногда они приходили сами собой. Наверно, она стареет. Хотя иногда подумать необходимо, если эти мысли на пользу. Но сейчас у Лариной на подобную роскошь просто не было времени. На голову свалились новые заманчивые проекты, даже пришлось расширить штат, чтобы справляться вовремя с поставленными задачами. Но она еще умудрялась в промежутках между работой и сном изучать книги о беременности и воспитании детей, и слушать классическую музыку, чтобы с утробы матери приучить малыша к прекрасному. Она даже перешла с любимых красных тонов на мягкие розовые и бледно голубые, а перед сном вслух читала русско-английский словарь. Вадим находил ее поведение в высшей степени забавным и нелепым, но с ней подобными мыслями не делился. Вдруг еще зальется слезами. Уж пусть лучше чудачится. Он и так не сомневался, что их ребенок вырастет самым умным и замечательным.

В один из теплых пятничных вечеров, Алекс пригласил Милу посидеть в одном из соседствующих с офисом ресторанов. Он отправил жену с ребенком с санаторий и теперь сильно скучал. Мила была не против составить компанию старому приятелю, тем более, что Вадима тоже услали на три дня в Питер, а бродить одной по огромному дому не больно-то хотелось. С тех пор, как они переехали, Мила не оставалась одна. Она прекрасно понимала, что боятся нечего. Дом под охраной, двери крепкие. Ничего не случится. Просто она боялась одиночества и воспоминаний, ненужных мыслей.

— Остались одни, как персты, — наливая в стакан виски, вздохнул Алекс. Они выбрали самый дальний от входа столик. Тихая музыка, приглушенный свет и небольшое количество людей — то, что нужно для приятного вечера. Мила заказала себе молочный коктейль и эклеры и теперь с удовольствием поглощала заказ.

— Да, но это ненадолго. Скоро вернутся твои домочадцы, и ты снова заноешь, что устал от шума. — сказала Ларина. Розанов согласно кивнул.

— Что бы я без них делал? Юля вдохнула в меня жизнь, а Карина…. Она просто чудо. — он улыбнулся. — Ты тоже скоро поймешь, какое это чудо — иметь ребенка.

— Как ты догадался? — вытаращив глаза, спросила Мила.

— Закрой рот, а то у тебя такой нелепый вид. — рассмеялся Розанов. — Все признаки беременности на лицо. Смена стиля, одержимость классической музыкой, перепады настроения, блеск в глазах. Я сто лет не видел тебя такой счастливой. С тех самых пор, как….

— Не надо. — с мольбой взглянула на него Мила. — Не напоминай. Ты знаешь, как я это не люблю.

— Мне просто интересно, почему у тебя не сложилось с тем парнем? Нашел себе помоложе? — не отступил от темы Алекс. Мила бросила на него убийственный взгляд.

— Да, уехал со своей служанкой. Да, и какой смысл об этом вспоминать! У меня есть Вадим, я жду ребенка.

— Замечательно, конечно. Но я помню, как вы тогда смотрели друг на друга. Этот мальчишка был влюблен. Наверняка, ты сама спугнула его, а меня лечишь рассказами о служанке. Было, правда, в нем что-то настораживающее. Я бы даже сказал, пугающее. Глаза странные, жуткие, словно он гораздо старше, чем кажется. Но, с другой стороны, какой нормальный мужик откажется от такой женщины, как ты?

— О, не льсти. Я, конечно, не уродина, но и не супермодель, да и не девочка давно.

— Женщина, как хорошее вино….

— С годами все кислее. — засмеялась Мила, отхлебнув коктейль. — Вкуснятина какая. И как в тебя лезет это виски?

— Раньше ты никогда не отказывалась пропустить со мной стаканчик. — припомнил Алекс. Голубые глаза озорно блеснули. Мила погрозила ему пальцем.

— Все, Розанов, я теперь другой человек. — сообщила она.

— Да, ладно. Тебя не переделаешь. Как была немного с приветом, так и осталась, просто амплуа поменяла. — он расхохотался, а Ларина обиженно насупилась. Но ненадолго. На него было трудно обижаться и бесполезно. Чувство юмора у него такое, видите ли.

— Нет, Ларина, и все-таки я тебя люблю. Ты человечище с большой буквы. Настоящий друг.

— Все, ты перепил…

— Нет, я серьезно. Мы столько прошли вместе, и в самые тяжелые моменты моей жизни ты всегда находила нужные слова, поддерживала меня, подставляла свое плечо. Ты можешь кричать и ругаться, но в глубине души ты порядочный и чистый человек.

— Ага, запиши меня в ранг святых. — усмехнулась Мила. Алекс плеснул себе еще в стакан. Его взгляд заметно отяжелел и помутнел. Видимо, долго ей придется его выслушивать. Обычно, после этого предисловия начинались разговоры о Жанне….

— Ты знаешь, а Жанна всегда мне говорила, какая ты классная. — начал он, и Ларина улыбнулась про себя. Ну, до чего же некоторые особи мужского пола предсказуемы.

— Скажи мне, почему ты всегда вспоминаешь о ней, когда выпьешь лишнего? — в лоб спросила Мила.

— А я всегда ее вспоминаю. Она у меня в сердце. — он дотронулся до груди, и глаза у него стали грустными, как у побитой собаки. — Наверно, это ужасно звучит, но, когда я смотрю на жену, то представляю на ее месте Жанну и думаю, какой бы была наша с ней жизнь, какими бы были наши дети. Я чувствую себя при этом ужасным предателем. Я ведь люблю жену. Но это совсем другое чувство.

— Я понимаю. — мягко сказала Ларина, накрыв его руку своей ладонью. — Не мучай себя. Это не предательство. Жанна — прекрасное и болезненное воспоминание, но со временем память о ней станет светлой, а ее облик далеким и призрачным.

— Да. — кивнул Алекс. — Ты, как всегда, права. Почему все складывается не так, как мы хотим?

— Почему не так? Разве ты хотел бы изменить настоящее, никогда не увидеть Карину, не пережить момент, когда впервые взял ее на руки. Без расставаний не бывает встреч. У тебя идеальный брак. Разве этого мало? — ее глаза смотрели на друга с укором.

— Все так. Но иногда так сложно не думать, не вспоминать. Это, как болезнь. Стоит копнуть, и она обостряется. — он в волнении взлохматил волосы и нервно закурил.

— Значит, не копай. Оставь прошлое пылиться на полке. Живи тем, что у тебя есть. — Мила ободряюще улыбнулась. — Сколько мы раз говорили об этом, Саш? Призраки на небесах, а мы здесь, и мы живые.

Мила отвернулась и посмотрела в окно. Начинало смеркаться. Пора домой. А ведь она ничем не лучше Алекса. Советует ему не бередить прошлое, а сама взяла и купила этот чертов дом, в который теперь так страшно возвращаться одной. Она тоже пытается хвататься за воспоминания, пытаясь удержать хотя бы клочок пережитой боли. А оно ей надо? Совсем нет. Особенно теперь. О чем она только думала!

— Прости, Алекс, но уже очень поздно. Я бы хотела добраться домой до темноты.

— Как скажешь, товарищ директор. — улыбнулся Розанов. — Тебя подвезти? Я вызову такси.

— Да, Вадим уехал на моей машине. Хочу купить еще одну, но он не примет такой подарок.

— Ну, и дурак. Я бы взял. Купи мне….

— Размечтался.

Дом встретил ее темными окнами. В сумерках он выглядел весьма жутко. От него веяло холодом и печалью, от которых кровь в жилах застывала. Говорят, что дома хранят воспоминания, и не всегда радостные. Мила постояла возле двери, не решаясь войти, нарочито долго провозилась с ключами, отключила сигнализацию. В холле было темно и холодно. А когда-то здесь всегда горел свет, и ее встречал улыбчивый вежливый Грэг. Мила так четко вспомнила его лицо, интонацию голоса, словно все это было вчера. Интересно, он до сих пор верой и правдой служит своему хозяину? По-крайней мере, Ричард не одинок, когда рядом преданные друзья. А Клэр? Красивая, хрупкая, любящая Клэр, девушка с прекрасными серыми глазами и тяжелыми черными волосами. Что стало с ней, после того, что Милз сделал с ней. Так же ли она любит его? Смогла ли помочь ему забыться и разделить его печальное существование? Обрывки воспоминаний мелькали перед ее глазами, пока Ларина, переодевалась. При вспышке искусственного света гостиная приобрела мягкие очертания, ничего страшного, простая уютная комната. Ричард оставил всю мебель, но забрал свой трон, забрал свои картины, ничего не оставив в напоминание о себе. Мила подошла к камину, и провела пальцами по серебряным фигуркам, изображавших каких-то древних богов. Они пылились на полочке над камином. Некоторые были совсем жуткими, но Мила не выбросила их по одной причине…. Она помнила, как иногда именно так до них дотрагивались красивые пальцы Ричарда. Возможно, он собирал эту коллекцию не один век. И каждая напоминала ему о том или ином событии. Невозможно сохранить в памяти все эпизоды, если позади тысяча лет скитаний. Почему он ничего не рассказывал ей? О том, что видел, о событиях, истинную достоверность которых мог подтвердить только он. То, что хранит его память, нет ни в одном учебнике истории. А Миле он подарил только клочок. Обрывки, лоскутки, которые никак не могли сложиться в цельную картину. А, может, он хотел защитить ее. Прошлое могло испугать ее, свести с ума, но теперь ее уже ни чем не испугаешь. Ведь он сам, Ричард Милз — главная загадка, чудо цивилизации, пришедшее к людям через десятки веков. Он многому мог научить, столько поведать, но выбрал уединение. Нет, он не жадный, и не прячет свои знания, чтобы чувствовать собственное превосходство над смертными. Люди бояться всего неизведанного, странного, того, что их разум не всегда может объяснить. Скорее всего, они уничтожили бы его, не поняв какую историческую ценность имеет это странное существо. И только ее, Людмилу Ларину, сущность Ричарда больше не пугала. Он дал ей так много, сколько не смог бы дать ни один смертный. Как же она может забыть его? Но иногда желание воскресить видения прошлого только затягивают наш путь к освобождению. Чтобы забыть о чем-то, даже не забыть, а приглушить голос, зовущий назад, нужно иметь либо очень сильное желание, либо четкое понимание того, до чего могут довести бесконечные игры в оглядки. Мила прекрасно осознавала, что совершает очередную ошибку, продолжая думать о Ричарде, но оправдывала себя тем, что эти мысли не вызывают у нее чувства сожаления и желания что-то изменить. Эта память наполняет смыслом ее настоящее существование. Но это обман. Часто мы слышим то, что хотим слышать и не видим очевидных вещей. Иногда самые безобидные мысли могут стать причиной трагедии и нарушить желаемый ход вещей.

Оторвавшись от созерцания серебряных побрякушек, Мила побрела наверх. Она хотела спать. Сказалась усталость, вызванная слишком длинным вечером. Алекс, сам того не желая, вызвал в ее душе сумятицу. Он напомнил ей о временах, которые она хотела забыть.

Ложась в холодную постель, женщина не погасила свет. Ей было так спокойней. Но все равно неясные звуки ночи и беспорядочные видения, складывающиеся в какое-то неосознанное предчувствие, смутную тревогу, долго не давали ей уснуть. Стараясь отвлечься, Мила начала думать о ребенке, который скоро навсегда освободит ее от теней прошлого. Почему-то ей казалось, что у них с Вадимом непременно должен родиться сын. Он наполнит это старый мрачный дом смехом и жизнью, подарит своим родителям счастье и радость. С этими светлыми мыслями Мила наконец-то уснула. Но сон был беспокойным и не долгим. Прохладное дуновение ветра заставило ее открыть глаза. Света в спальне не было. Но она точно помнила, что не гасила его. Может, лампочка перегорела? Страх пробежался по ее спине, сделав ее липкой от пота. Она нашарила в темноте ночник и включила его. Спальня окрасилась оранжевым светом. Страх не отступал. Мила всем телом чувствовала чье-то присутствие. И присутствие это было враждебным. Кто-то наблюдал за ней. Обладая от природы тонким чутьем, Мила не смогла убедить себя, что ощущения вызваны ее воображением или просто страхами беременной женщины. В доме кто-то был. В этом она была уверена на девяносто процентов. Она встала с постели и дрожащими руками накинула махровый халат на тонкую ночнушку. Ветер шевельнул волосы на ее голове. Оглянувшись, женщина обнаружила, что окно распахнуто.

— Я не открывала его. — вслух произнесла она. Ужас просто парализовал ее. Она боялась не за себя, а за ребенка, который впервые шевельнулся у нее в животе. На ватных ногах она подошла к окну и захлопнула его. Потом осторожно вышла в коридор, который тоже тонул во мраке. Она щелкнула выключателем, свет задрожал и погас.

— Здорово. Только полтергейста мне не хватало. — выдохнула Мила, немного совладав с липким страхом, ледяной рукой сжавшим ее горло. Она вернулась в спальню, и пошарив по ящикам, нашла маленький фонарик. Не велика защита от приведения, или преступника, но по-крайней мере, не так страшно пробираться по темному коридору. Мила снова вышла из своего убежища и включила фонарь. Длинные жуткие тени поползли по углам, сгустившись по обе стороны от нее, там, где свет фонаря не мог проникнуть сквозь толщу тьмы.

— Я не боюсь, — убеждала себя Ларина. Но интонация ее голоса была жалкой. Дойдя до лестницы осторожными несмелыми шагами, Мила замерла и прислушалась к своим ощущениям. Тишина была оглушительной. Одно это уже было очень странно. Обычно в ночное время голову женщины наполняли самые разные звуки и шорохи. Но сейчас было тихо, убийственно тихо, словно кто-то специально заставил природу замолчать, словно кто-то…. Неясный звук донесся из подвала. Орган слуха обычного человека вряд ли уловил бы это колебание. Но Мила не была обычной. В подвале кто-то был. Теперь она отчетливо слышала, как кто-то в подвале царапает стену каким-то острым предметом. Жуткий скрежещущий звук. Она поежилась, мурашки побежали по спине, ладони стали влажными. Господи, что же это такое! Неужели Ричард запер кого-то в подвале? И, если исходить из того, что в доме никто не жил три года, то этот кто-то не мог быть живым существом. Еще один вампир? Этого только не хватало. Нет, не может быть. Переезжая сюда, они проверили каждый закоулок дома. Может, собака забралась? Это предположение уменьшило ее страх. Но идти в подвал одной было слишком рискованно. А вдруг собака бешеная, набросится на нее. Что же делать? Пока Мила нервно соображала, как лучше ей поступить с наименьшим риском для нее самой, за входной дверью послышались чьи-то шаги. Женщина снова напряглась, но облегченно вздохнула, когда услышал скрежет открываемой ключом двери.

— Вадим, слова Богу, ты вернулся! — через несколько секунд она уже была в надежном тепле его объятий. Он с легким удивлением смотрел на нее.

— Может, объяснишь, зачем ты бродишь в полной темноте с фонарем по дому в три часа ночи? — спросил он, мягко улыбаясь, и включая свет в гостиной.

— Я так испугалась, Вадим. — пробормотала она, уткнувшись лицом в его грудь. Он пах бензином и сигаретным дымом. — Сначала, у меня в спальне погас свет, потом в коридоре перегорела лампочка. И мне показалось, что в подвале кто-то скребется. Пойдем, посмотрим, умоляю тебя. Там кто-то есть.

Вадим приподнял ее лицо за подбородок и настороженно заглянул в испуганные глаза.

— О чем ты говоришь, дорогая? Там никого нет.

— Есть. — упрямо закричала она. Розовский покачал головой. Взгляд его глаз говорил, что он ей совершенно не верит.

— Я не психованная беременная. Я действительно что-то слышала! — заявила Мила.

— Хорошо. Пойдем, посмотрим. — сдался Вадим.

Вместе они спустились в подвал. И, конечно же, никого там не обнаружили. Вадим снисходительно улыбнулся и развел руками.

— Ну, что? Где твои монстры? — спросил он, насмешливо глядя на нее. — Меня испугались? Так, я вроде не страшный.

— Перестань! — Мила хмуро взглянула на него. — А как ты объяснишь казусы со светом?

— Старая проводка. Где-то замкнуло. Вот и все. — спокойно ответил Вадим. — Я говорил, что переезжать в такой большой дом не разумно. Ты дрожишь, как осиновый листок. Вряд ли в нашей старой квартире тебя бы испугала перегоревшая лампочка.

Он медленно подошел к ней и заключил ее свои объятия. Мила чуть не прослезилась, почувствовав себя полной дурой.

— Ты почему вернулся? Говорил же, что до понедельника не удастся освободиться. — спросила она. Вадим подхватил ее на руки и понес по направлению к спальне. Заботится о ней, как о маленькой, а она еще кричит на него. Как стыдно.

— Я просто знал, что тебя нельзя надолго оставлять одну. — мягко ответил Розовский. Он открыл ногой дверь спальни, и осторожно положил ее на кровать.

— Спи, хорошо? — он заботливо накрыл ее одеялом. — Я пойду приму душ и вернусь. Четыре часа на машине.

— Нет. — Мила откинула одеяло и задержала его, схватив за руку.

— Что значит — нет? — от ее взгляда у него мурашки по телу побежали. Она медленно поднесла его ладонь к губам и провела теплыми губами по ее внутренней поверхности. Усталость словно рукой сняло. Кровь начала медленно закипать в венах. — Я — грязный, Мил, мне нужно помыться. — слабо протестовал он предательски хриплым голосом.

— Потом. Я не могу ждать. — выдохнула она, призывно и томно улыбаясь.

— Что ты делаешь? — спросил он, когда, она скинула халат на пол и стянула ночную рубашку. В оранжевом освящении ее гладкое нежное тело выглядело безумно соблазнительным, зеленые глаза сверкали из-под длинных ресниц, влажные губы порочно улыбались. Его взгляд остановился на ее груди и он двинулся к кровати.

— С тобой просто невозможно спорить. — страстно прошептал он приоткрытые губы. Ее пальцы проворно освобождали его от одежды.

— А ты не спорь. Просто люби меня. — Проворковала она.