Люциана. Трилогия

ГЛАВА 1

Она пришла ко мне, молчащая, как ночь,

Глядящая, как ночь, фиалками-очами,

Где росы кроткие звездилися лучами,

Она пришла ко мне — такая же точь-в-точь,

Как тиховейная, как вкрадчивая ночь.

Ее единый взгляд проник до глуби тайной,

Где в зеркале немом — мое другое я,

И я — как лик ея, она — как тень моя,

Мы молча смотримся в затон необычайный,

Горящий звездностью, бездонностью и тайной

Бальмонт

— Венеция — город мечты, пропахший сыростью и пороком. Он прекрасен только на картинке, но именно здесь мне легче всего дышать. Когда-нибудь Венеция совсем уйдет под воду. Я бы хотела увидеть, как это произойдет. Невероятное творение рук человеческих, но ничто не вечно на земле. Даже мы. Иногда я представляю, каким будет мой конец, и что я при этом буду чувствовать. Я закрываю глаза и… ощущаю пустоту. Однажды я уже умерла в объятиях мужчины, которого любила. Подарив мне бессмертие, он так и не смирился с тем, что оно навсегда разбросало нас по разные стороны бытия. А ведь никогда мы не были так близки, так похожи. Чувства тоже не вечны и склонны к изменениям. Я часто задаюсь вопросом, кто мы? И почему нам дана такая власть над вечностью? Мы живем, дышим, чувствуем, но понимаем, что все наше существование бессмысленно и обречено. Где конец пути? И есть ли он этот конец? Есть ли Бог, который отказывается принять нас в свои объятия? И почему он так медлит. Что такое бессмертие? Дар божий или его проклятие? И что стало с подобными нам, с теми, кто ушел? Нашли ли они ответы на эти вопросы. Люциана знала правду, но она молчит. С тех пор, как я стала Повелительницей, ее голос совсем утих в моей душе. Она оставила меня, но вместо радости, я чувствую сожаление. Я словно брошенная на произвол судьбы забытая дочь. Я ненавидела ее, когда была смертной, а сейчас безмерно тоскую о ней? Как это объяснить? Мы жестоки по своей натуре, но ни один человек не умеет страдать больше нас. Наши чувства в стократ сильнее, острее и глубже. И у нас нет возможности плакать, эта боль живет в нас вечно, испепеляя наши души, сжигая их дотла. Люциана завещала мне научить наше темное племя сосуществованию с этой болью, но чему могу научить я? Та, чья души черствеет и покрывается льдом с каждым прожитым днем.

— Ты все еще рассуждаешь и мыслишь, как человек. Когда-нибудь этой уйдет, и ты обретешь покой.

— А ты, Карл? Ты обрел покой? — Женщина отошла от перил балкона и повернулась к собеседнику. Ветер играл с ее черными волосами, зеленые глаза с грустью и сомнением всматривались в лицо вампира.

— Глядя на тебя, я спокоен. Ты полна чувств, эмоций. Через тебя, я снова ощущаю себя живым, как и все остальные, повиновавшиеся тебе. Ты сама не знаешь, как много отдаешь нам. Мы боготворим тебя. — мягко ответил Карл, склонив голову.

— О, Мартелл, только не надо лести. — ирония в ее глазах сменилась отчаяньем. — То, что я вижу в ваших холодных душах, заставляет меня сжиматься от страха и ярости. Мы все животные. Мне не переписать биографию каждого из вас заново, не изменить того, что вы совершали на протяжении веков.

Повелительница подошла к облокотившемуся на влажную, покрытую плесенью стену Карлу. Его красота все еще заставляла ее трепетать. Но теперь она смотрела на него не глазами восхищенной женщины, а холодным оценивающим взглядом художника, наслаждающегося своим творением. Он отрастил волосы, которые шелковистой волной накрывали сильные плечи. Высокие скулы, неистовые и в тоже время какие-то мертвые глаза с длинными опахалами ресниц, волевая линия подбородка, изящно вскинутые брови, чувственные губы, познавшие немало соблазнов. Прекрасный мертвец. Ах, Люциана, как мне оживить их? Как вселить жизнь в омертвевшие души? Как заставить биться сердца, уставшие от ненависти, погрязшие в разврате.

— Мы все умерли. — прошептала Мила, вплотную приближая к нему свое лицо. Его дыхание согревало ее лицо, и она слышала, как быстро забилось сердце в холодной груди.

— Так воскреси нас. — обхватив ладонями ее лицо, выдохнул Карл. — Ты одна в силах это сделать. Твоя боль, твоя страсть и одиночество слишком глубоки для мертвой. Научи нас чувствовать так же.

Мила осторожно высвободилась из его объятий.

— Милый Карл, среди вас так мало способных учеников. Необходимо не просто почувствовать, необходимо понять природу этих чувств. Вы плохо умеете контролировать свои желания. Загоревшись страстью, вы берете то, что хотите, а потом выбрасываете, как надоевшую игрушку, которая больше не радует глаз. За восемь лет мне пришлось казнить триста вампиров, притом, что наш род не так уж велик. Мои слова непонятны вам, вы не умеете нести ответственность, противостоять своей сущности. Однажды вы возненавидите меня, так ничего и не поняв.

— Ты ограничила нашу свободу. Ричард не запрещал нам обращать тех, кого мы выбрали.

— Пойми, Карл, я не могу позволить разрастись нашему племени до катастрофических размеров. Вы можете брать кровь людей, не убивая их и не превращая в вампиров. Разве этого мало? Те, кто и впредь станет нарушать мои законы, погибнет. Мое решение не подлежит пересмотру. Оно правильно и разумно. Покорность и милосердие, вот еще два качества, которые вам предстоит усвоить. Убивая ослушавшихся, я страдаю не меньше, чем они, принимающие смерть из моих рук. Я не желаю зла никому, я люблю вас. Ты знаешь об этом.

— А, если Ричард преступит черту, ты тоже уничтожишь его?

Мила вскинув брови, посмотрела в фиолетовые глаза.

— Да. — не секунды не сомневаясь, ответила Мила. — И тебя, Карл, если потребуется.

— А как же милосердие? — Карл скрестил руки на груди, бросив на нее колючий взгляд.

— Есть закон! — голос женщины больно резанул слух Анжуйского. Изумрудные глаза обдали холодным огнем. — И я не намерена обсуждать это с тобой. Ты нашел того, кто мне нужен?

Мила уселась на плетеное кресло и взяла с рядом стоящего столика бокал вина, чуть пригубив его. Ее лицо исказила маска отвращения и разочарования. Жидкость оставила во рту отвратительный привкус.

— Гадость. — прошипела она сквозь зубы. Карл улыбнулся про себя.

— Жизнь полна разочарований, моя королева. — произнес он, присаживаясь напротив. — Я нашел его, Мила. Ты и сама могла это сделать без особого труда. Сын Ланкастера действительно существует. Он жив и здоров, ему двадцать три года, и он только что закончил Гарвард. Его зовут Джонатан Грэй, он англичанин и подающий большие надежды адвокат. Я нашел его в Лондоне. Он открыл свою контору в самом центре. Его мать очень богата. У Ларри был не плохой вкус. Она — прекрасная женщина, настоящая леди. У нее на счету несколько миллионов и поместье с настоящим замком. Аристократка и ужасная гордячка. Боготворит своего единственного сына.

— Ее ждет страшная потеря. — холодно произнесла Мила. — Она знает о нашем существовании?

— Нет. Ланкастер был с ней лишь однажды, заставив ее забыть о произошедшей между ними ночи любви. Странно, что он не убил ее, как большинство своих жертв.

— Она замужем?

— Нет, вдова. Муж миссис Грей погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе.

— Как жаль. — воскликнула Мила без особого сожаления. — Ах, это механизированный рай. Люди сами придумывают себе смертоносные игрушки, да еще тратят на них целые состояния.

— Сообщить Вадиму, что я нашел дитя вампира?

— Не торопись. Вадим еще слишком неопытен и горяч. Я сама отвезу этого мальчика в безопасное место, где Вадим сможет спокойно совершить ритуал обращения.

— Ты уверена, что стоит возрождать племя оборотней? — Карл поджал губы, показывая свое несогласие. Что ж, Мила не винила его. Ненависть к линкатропам у него в крови.

— Ты снова пытаешься обсуждать мои решения, Карл Мартелл. У тебя есть на это право? — высокомерно спросила Повелительница, гордо выпрямив спину. Анжуйский опустил глаза, хотя Мила знала, каких усилий ему это стоило. Рожденный королем, он опустился на колени перед женщиной. Это уже было верхом благородства.

— Нет, прости мою дерзость. — произнес он.

— Карл, ты один из моих приближенных. Я ценю тебя, знай это, но не забывайся. А теперь расскажи мне, что тебе известно о заговоре? — она устало откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза, и слушая шелест волн. Венеция, словно колыбель, в которой все впадает в спячку и безмолвие.

— Разве моя королева не проникает в мысли каждого из нас?

— Я хочу послушать твое мнение.

— Существует легенда, согласно которой, отнять жизнь или силу у обладающей абсолютной высшей властью, возможно двумя способами. Первый — с помощью серебряного кинжала, который храниться у тебя, и спрятан от заговорщиков, а второй способ…. — Карл на мгновение заколебался, посмотрев на лицо Милы, которая словно заснула. Она поднял руку, призывая его к продолжению. — Серебреный меч с усыпанной рубинами рукояткой в форме головы змеи. Это оружие не лишает жизни. Им лишь нужно отрезать твои волосы, чтобы завладеть силой и произнести заклинание, выгравированное на рукоятке, чтобы обратить эту силу на проводящего ритуал.

— И где этот меч? — спросила она равнодушным спокойным голосом.

— У смертной женщины, хранительницы тайного ордена. Он передается из поколения в поколение, как семейная реликвия, но спрятан от нас заклятием. Найти хранительницу и оружие лишения власти не под силу никому.

— Но меня же нашли. Гребень Люцианы искали тысячелетие. Ричарду оказалось под силу найти спрятанное от вас веками и заклятиями. — Мила открыла глаза. — Я хочу найти меч, пока до него не добрались мои недоброжелатели.

— Не проще ли уничтожить недоброжелателей, моя королева?

— Я не могу нарушить свой же закон даже ради собственной безопасности. Это приведет к хаосу. Казни заслуживает только тот, кто лишил жизни смертного. Желать мне зла — недостаточный мотив для убийства.

— Ты непреклонна. Когда-нибудь твое благородство обратится трагедией… для тебя и тех, кто предан тебе.

— Карл, — Мила глубоко вдохнула влажный воздух. — Вы обречены на вечное противостояние. К чему рваться к большей власти, если вам и так дано многое? Признайся, что тоже мечтаешь оказаться на моем месте. Хотя можешь не говорить. — она улыбнулась и посмотрела на него из-под опущенных ресниц всезнающим взглядом. — Твои мысли не тайна для меня. Пока я сильна, ты склоняешь голову, но стоит мне проявить слабость, и ты первый воспользуешься этим. Вы презираете людей, считая их слабыми, но жажду власти, стремление к вершине славы, вы взяли от них. Закон мира един для всех — сильный пожирает слабого, иначе говоря, естественный отбор.

— Да, Мила, ты знаешь ответы на все вопросы. — Карл протянул руку, накрыв ее холодные пальцы своей ладонью. — Я сделаю все, чтобы найти спрятанный от нас меч. Я принесу его тебе.

— Но что ты попросишь взамен? Что ты хочешь? — Она наклонилась к нему, пронзая своими глазами насквозь. В них была пустыня, песок, зной, одиночество и жажда.

— Свободу. Я не хочу подчиняться никому, не хочу быть прочитанной книгой. Я попрошу жизнь, в которой не будет всевидящего ока Повелителя. — Карл отпустил ее руку, но не отвел взгляда.

— И что ты сделаешь с этой свободой? Снова начнешь убивать? Прольешь реки крови невинных людей? Создашь свою собственную маленькую империю убийц, где станешь абсолютным властителем?

— Я не знаю, что я сделаю со своей свободой. — ответил он. Мила снова откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Ее улыбка была задумчивой и умиротворенной.

— Ты не лжешь. Я исполню твою просьбу, но сначала помоги мне.

— Я сделаю все, что в моих силах. — горячо воскликнул Карл.

— Ты — король, Мартелл. Король, лишенный власти. Я не виню тебя за то, что тебе сложно жить под чьим-то господством. А теперь иди, и найди мне этот меч с рукояткой в форме змеи.

— Почему ты попросила меня, Мила? — задержавшись в дверях, ведущих в огромную гостиную, спросил Анжуйский. — Разве Ричард не более опытный искатель древних реликвий?

— Ричард до сих пор не признал моего могущества. Он не готов подчиниться мне. Я не доверяю ему. — голос Милы прозвучал холодно и отчужденно, словно мыслями она была где-то далеко. Она знала, что Карл сейчас холодно усмехается, покидая ее роскошный дом на воде.

Близился рассвет, небо начинало уже светлеть, а она все еще была голодна. Разговор с Карлом только раззадорил ее аппетит. Он был сыт и доволен, она учуяла запах свежей крови, исходящий от него. Мила могла бы позвать одну из своих юных горничных, которые даже не успели бы понять, что стали обедом для вампира, но сегодня ей не хотелось легкой пищи. Мила с улыбкой вспомнила, как впервые вышла на охоту. Невыносимое презрение к своей слабости, чувство стыда и раскаянья обуревали ее, когда она вонзила свои зубы в горло молоденькой стюардессы, во время своего перелета из Москвы в Румынию, а потом пришел покой и экстаз, несравнимый ни с чем, испытываемым ею в прошлой жизни. Людмила Ларина, русская провинциалка умерла, а во тьме возродилась повелительница царства вампиров — Милена Мортимер. За восемь лет она успела исколесить полмира, побывав в городах и странах, о которых раньше только читала в учебниках. У бессмертия есть свои преимущества. Теперь время тянулось для нее иначе, оно бежало неимоверно быстро, увеличивая свой темп с каждым прожитым годом, лишая ненужных сожалений и наполняя ее память новыми знаниями и опытом. Она становилась сильнее, старше, уверенней и жестче, а для ее тела время остановилось. Красота и равнодушие. Когда-нибудь она совсем забудет, что была человеком.

— Хочешь поохотиться со мной?

Из-за темного разросшегося дерева, стоявшего в большом горшке в углу балкона, вышел белокурый красавец. В свете луны, его белоснежная кожа светилась таинственным светом, а темное звездное небо отражалось в пронзительных опасных глазах. Его тело было безупречным творением скульптора, и одет он был, как всегда с иголочки. Знакомая дрожь узнавания пробежала по телу Повелительницы. Она поднялась навстречу гостю.

— Ждала меня? — спросил он, коснувшись ее волос своими длинными пальцами, унизанными перстнями. Мила никогда не могла понять его страсти к безделушкам, которыми он украшал себя. Ему это было не нужно. Не драгоценные камни украшали его, а он их. Улыбка обозначила мальчишеские ямочки на его щеках, придавая ему юный открытый вид, если бы не стальной колющий взгляд жестокого хищника. Мила поцеловала его прохладные губы, прижимаясь к нему всем телом. Обхватив ее за тонкую талию, он приподнял над землей маленькую хрупкую Повелительницу. Кровь в ее жилах превратилась в кипяток, страсть заглушила чувство голода. Тем более, что вампиры вполне могут питаться кровью друг друга, если один из вампиров сыт.

— Давно ты здесь? — спросила она, с трудом отрываясь от губ любовника.

— Ты должна знать это сама. Неужели не почувствовала мое присутствие? — ирония прозвучавшая в его голосе, всего лишь прикрывала любопытство.

— Ты — старейший из нас, и ты мой создатель. Я все еще чувствую, что ты прячешь от меня свое сознание. Мне тяжело читать тебя. Ты всегда сопротивляешься. — ее ответ был искренним. В отличии от него, она никогда ему не лгала.

— Лестно слышать, что великая королева ночи не всегда способна узнать все мои секреты. В этом мы квиты, потому что ты навсегда закрыла доступ в свою душу. Не доверяешь мне?

— Значит, ты давно здесь. Шпионишь за мной? — он прищурила свои кошачьи глаза, проникая своим взглядом глубоко в его мысли. Но он продолжала ставить заслоны, что приводило ее в ярость. Каждая их встреча, как маленькая битва. Даже в постели они не перестают сражаться.

— Нет, просто наблюдая за твоей личной жизнью. Карл стал одним из твоих фаворитов. Ты приблизила его, чтобы позлить меня? — он расселся в ее кресле с видом хозяина, грациозно откинувшись назад. Светлые волосы кольцами ложились на воротник черной рубашки. Он смотрел на нее с легким превосходством. Он все еще считал себя выше ее. Мила злилась на него, но недостаточно сильно, чтобы выбить из него эту спесь. Она все еще нуждалась в нем, в его присутствии в своей жизни. Он был для нее ниточкой, за которую она цеплялась, чтобы не забыть, что когда-то умела любить.

— Нет, Ричард. Не все в моей жизни вертится вокруг тебя.

— Когда-то ты утверждала обратное. — с оттенком иронии произнес он. — Почему бы тебе не сделать его своим любовником?

— Это, предложение или просьба? — она криво усмехнулась, вставая прямо перед ним. — Или ты хочешь услышать от меня: О, Ричард, как ты можешь даже предполагать подобное. Я предана только тебе. Ты — единственный и неповторимый.

— А ярость тебе идет. — он холодно улыбнулся, схватив ее за запястье и с силой усаживая себе на колени. Горячие губы неистово впились в нежную кожу в области шеи, прокусывая ее.

— Риччи, нет. — она попыталась вырваться, но он только сильнее сжал ее в жестком объятии.

— Не смей называть меня "Риччи". Я тебе не комнатная собачка, которая появляется в твоем доме по свистку. — прорычал он ей в лицо. Его глаза почернели от гнева. — Почему ты обещаешь свободу Карлу, а не мне? Разве я не заслужил ее больше, чем он?

— Восемь лет постоянных пререканий и ссор. — устало произнесла Мила, легким касанием пальцев лаская его лицо. Он ослабил свою хватку, обескураженный ее нежностью. — Ты действительно хочешь уйти? Оставить меня одну среди этого ада? Навсегда забыть о том, что мы пережили вместе.

— Ты права, Милена Мортимер, только в одном. Все, что было между нами, умерло с той смертной женщиной, которой ты была. — в глазах его отразилась боль. — Ты должна была стать великой предводительницей, королевой, а стала убийцей. Ты истребляешь нас сотнями. Разве так должна поступать Повелительница? Вместо того, чтобы сплочать и увеличивать наш род, ты его уничтожаешь со звериным хладнокровием. Это не правление, это диктат. Шаг вправо — расстрел, шаг влево — виселица. Веселая перспектива быть твоим рабом.

— Ты не раб, Ричард. — она накручивала на пальцы его золотые локоны, в глазах плескалась нежность. — Ты никогда не покоришься, но я не заставляю тебя вставать на колени. Просто не мешай мне. Когда-нибудь ты поймешь, что моя тактика верна. Оставаясь убийцами, мы вскоре вымрем. Люди уничтожат нас, как много веков назад. Я знаю, что Люциана принесла на землю кровавые реки, за что люди уничтожили большинство вампиров. Человек не так слаб, как кажется, и только живя в мире с ним, мы сможем прийти к настоящей свободе.

— Но не путем уничтожения самих себя? Кто дал тебе власть решать, кому жить, а кому умирать?

— Закон. — жестко ответила она.

— Который ты же издала. Иногда мне так хочется нарушить его….

— Ты умрешь. Поверь, моя рука не дрогнет. И твоя тоже, попади в нее мой кинжал.

— Да, я убил бы тебя раньше, до того, как ты обрела свою силу, если бы знал во что превратиться твое царствование.

— По-крайней мере, честно. — Мила обхватила ладонями его лицо. — Мы никогда не сможем примириться друг с другом. Дело не в том, что я убиваю тех, кто не выполняет моих законов, а в том, что эти законы издал не ты, и карающая рука принадлежит мне — женщине, которой ты обязан повиноваться.

Ричард ничего не ответил, истина была в его глазах. В глазах, где смешались любовь и ненависть. А последнее чувство было более свойственно вампирам.

Ричард поставил ее на ноги, и поднялся, глядя на нее сверху вниз.

— И это ты пришла учить нас любви и состраданию? — с горечью спросил он.

— Мы по-разному видим эти чувства. Помимо сострадания, любви, есть еще и преданность. Был ли ты предан мне хотя бы один день за эти годы?… Можешь не отвечать, я знаю о каждой….Да, Ричард, я не смогу научить ничему того, кто не хочет учиться. Ты просишь свободы? Но разве ты не свободен? Разве я держу тебя?

— Держишь, — впиваясь в ее губы неистовым поцелуем, прорычал он, яростно срывая с нее одежду. Отдаваясь на власть его безжалостных губ и жадных рук, она пыталась вспомнить, какими были его глаза, когда он ее не ненавидел. Если бы вампиры могли плакать, то она плакала бы сейчас в его железных руках, прижатая к холодному бетонному полу. Пришло время навсегда распрощаться с прошлым и отпустить Ричарда. Существование вдвоем было еще более невыносимым, чем врозь.