Люциана. Трилогия

ГЛАВА 7

"Кружилась девушек метель

под вздохи зала.

На сцене плакала Жизель

и… умирала.

Я в третьем ярусе сижу,

под самой крышей.

Я на Жизель в бинокль гляжу:

лежит и… дышит.

А! Значит, мама неправа,

грустит напрасно.

Я видела: Жизель жива,

и всё прекрасно!"

Вика Ивченко.

Милена явилась ровно в девять. Джон отметил, что она всегда очень пунктуальна. На ней было черное строгое трикотажное платье с глухим воротом, длинными рукавами и узкой юбкой до колена. Единственным украшением была маленькая золотая брошка с головой змеи, глаза которой были сделаны из чистого изумруда, маленькие лакированные полусапожки, ни грамма косметики и распущенные по плечам черные волосы, завитые в крупные локоны. Она явно хотела показаться моложе. И это у нее получилось. Даже с самого близкого рассмотрения самым привередливым критиком, ей едва можно было дать двадцать восемь лет. Чудо, как хороша. Джон замер в восхищении, забирая из ее рук короткое пальто. Она спокойно улыбнулась, проведя кончиками пальцев по его щеке.

— Ты думал обо мне, Джонни? — воркующим голосом спросила она, обдав его горячей волной желания.

— Каждую минуту. — с улыбкой ответил он, склоняясь к ее губам, но она уклонилась от поцелуя.

— Не спеши. — она погрозила ему пальцем. — Ожидание только обостряет удовольствие от победы.

— Но разве я уже не победил? — Джон самоуверенно приподнял бровь.

— То, что получил ты, был лишь маленький аванс. — она загадочно и обещающе улыбнулась. — Выписанный скорее мне, чем тебе. — добавила Милена. — У тебя чудесный дом, Джонни. Большой, красивый, светлый. Я когда-то мечтала именно о таком.

— А теперь? — поинтересовался Грэй.

— А теперь у меня много таких домов. Я и сожалею, что хотеть больше нечего. Когда мечты сбываются, становится очень грустно. С каждым разом желания становятся все замысловатей и неисполнимее, но, увы, в наше время за деньги можно купить даже мечту идиота.

— Например?

— А какая у тебя мечта, Джонни? Жить вечно?

— Нет. Все банальнее. Я хочу понять, кто ты на самом деле под этой самоуверенной недоступной маской. — Он взял ее руку и внимательно посмотрел на нее. — Я видел сон, Милена. И не один. Очень странные сны посещают меня. В одном из них на твоем пальце было обручальное кольцо. — Джон взглянул в изумрудные глаза, в которых промелькнуло недоумение и тревога.

— Сны? — спросила она. — Всем снятся сны.

— А что снится тебе, Милена? — он поднес ее пальцы к губам. В его голосе было столько желания и чувства, что предательский трепет охватил ее тело. Она опустила длинные полулуны ресниц.

— Ничего, Джонни. Для таких, как я, сны — непозволительная роскошь. Но не будем вдаваться в подробности. Твоя мать уже заждалась. Я отсюда чувствую ее волнение.

— Да, неужели? — Джонатан в сомнении приподнял бровь. — Но, если учесть, что тридцать человек удалось убедить поверить в то, что они слышали вовсе не то, что я, то удивляться не приходится.

— Это точно. — Милена подмигнула ему. — Веди меня в свою гостиную.

Джонатан почувствовал какое-то внутреннее смятение. Он не сомневался в своих чувствах к Милене. Он не сомневался в том, что то, что она здесь — правильно. Но для него было важно мнение матери. Ему не хотелось доказывать ей, что выбор его верен. Джон хотел, чтобы она поняла это сама. Когда человек влюблен, он хочет поделится этим чувством со всем миром, и ему сложно представить, что кто-то может этого не понимать. Разве любовь — это не счастье, не дар Богов, не смысл бытия, не стимул для существования, не заполнение души необычайной радостью и смешанным страхом, что все это может закончится, и не страстная надежда на то, что именно твоя любовь будет вечно сиять в распахнутом сердце? Разве не любовь должна спасти мир, научить людей верить и надеяться? Разве не любовью проложена дорога в рай? Любовь есть Бог. Бог есть любовь. Об этом думал Джонатан Грэй и в этот момент он был готов поверить в Бога.

Элизабет вышла им на встречу, губы ее сложились в вежливую улыбку. Воспитание не позволило ей задержать свой взгляд на гостье больше положенного. Но она успела отметить необычайную красоту подруги сына, безупречный стиль, бледность лица, и невероятный холод зеленых пронзающих насквозь глаз. Ее собственное ярко-синее шелковое платье с обнаженными плечами и глубоким вырезом показалось неуместным на фоне строгого одеяния гостьи. Элизабет накинула на плечи легкий голубой шарф, который до этого держала руках. Она сама не знала зачем так нарядилась ради незнакомой женщины, что хотела ей доказать…. или себе?

— Мама, познакомься, это моя подруга Милена Мортимер. — произнес Джонатан, улыбаясь, как влюбленный школьник. Элизабет снова улыбнулась в ответ на вполне доброжелательную улыбку Милены и пожала ее на удивление холодную руку.

— Элизабет. — представилась Лиз. Неприятный холод остался на ладони после рукопожатия. Милена казалась сдержанной и спокойной, в ней чувствовалась жестокая уверенность, необъяснимая сила. Не смотря на вежливый тон, в подтексте ее голоса сквозило снисходительное презрение. Кто она такая, чтобы так смотреть на них? Присмотревшись к ее глазам, Элизабет внутренне содрогнулась. Они были пусты, покрыты ледяной коркой, под которой простилалась тьма. Страх и непонятное почтение овладели душой женщины. Она не могла отвести от Милены глаз, словно завороженная. Ее взгляд будил в ней какие-то полузабытые чувства, ее голос обволакивал, подчинял, вытаскивая наружу обрывки снов. Лиз солгала сыну. Когда-то и ее мучили сны, но она никому о них не говорила. Эти сны были слишком интимны, слишком чувственны, ужасно-прекрасны, пугающе-реальны, но Элизабет заставила себя забыть их. А сейчас пронзительный взгляд зеленых глаз гостьи напомнил ей о хранимой в подсознании тайне, она словно прочитала ее, и поэтому ее улыбка становилась все шире, все холоднее и надменнее. И Элизабет вдруг поняла, что уже когда-то видела это лицо…. Давно….

Джонатан не заметил на лице матери ни тревоги, ни смятения. Она слишком долго училась владеть собой. Ее улыбка была безмятежной и радужной.

Все сели за стол в напряженном молчании. Элизабет во главе стола, как хозяйка, а Джонатан и Милена напротив друг друга. Взгляд Джона не отрывался от лица возлюбленной. Его глаза сияли, как звезды, отражая восторг и обожание. Сердце его матери болезненно сжалось в дурном предчувствии. Что-то здесь не так. Что-то не так с этой Миленой Мортимер. Она словно из другого мира. Не смотря на отсутствие дорогих побрякушек, в ней чувствовалось королевское величие. Она казалась невероятно спокойной и сдержанной, царственно прекрасной, словно языческая богиня. Что может связывать такую женщину с ее юным наивным мальчиком? Зачем он этой львице с холодными глазами.

— Может быть, вина? — спросила Элизабет.

— Спасибо, Элизабет, но я не пью спиртные напитки. Они плохо влияют на кожу лица. — мягко ответила Милена. — Вы чудесно выглядите. Никогда бы не сказала, что у вас такой взрослый сын. Вы больше походите на брата с сестрой.

— Вы мне льстите. Но мне приятны ваши слова. — Элизабет вежливо улыбнулась. — Можно полюбопытствовать, как вы познакомились с Джонатаном?

— Конечно. — кинула Милена, посмотрев на Джона через стол. — Я думала, что Джонни поведал вам все подробности нашего знакомства. Удивительно, как сильно он привязан к вам. Эта такая редкость у современной молодежи. Честно говоря, я представляла вас другой. Джон совершенно не похож на вас. Видимо, полностью унаследовал внешность отца.

Скулы Элизабет напряглись, она побледнела, что не укрылось от зоркого взгляда Милены Мортимер. Она улыбнулась про себя. О Карл, он так плохо разбирается в женщинах, не смотря на свой семисотлетний опыт.

— Мой муж Эдвард трагически погиб шесть лет назад. — отпустив глаза, произнесла Элизабет. Протянув руку Джонни, сжал ладонь матери. — Но Джон не похож на него. Он — оригинален.

— Мне жаль. Я не знала, что вы вдова. — сочувственно солгала Милена. — Наверно, очень сложно лишиться любимого человека.

— Да, я очень любила Эдварда. — с вызовом произнесла Элизабет, взглянув в глаза Милены. — Не многие супруги способны так долго хранит свою любовь. Я до сих пор одна, потому что никто не сможет заменить его.

— Звучит потрясающе. Я завидую вам. Так любить может не каждый.

Сарказм в голосе мисс Мортимер услышала только Элизабет.

— Мой сын все, что у меня осталось. Я живу для него. — добавила Лиз. — Я желаю ему огромного счастья.

— Это понятно, вы же его мать. — Милена скупо улыбнулась. — Теперь я понимаю, в кого он так романтичен. Вы чудесно его воспитали.

— Да, я вложила в него все, что знала сама, я дала ему все самое лучшее, и он до сих пор ни разу меня не огорчил.

— Но однажды вам придется с ним расстаться. — произнесла Милена, глядя в глаза миссис Грэй.

— Что вы имеете в виду? — внутренне напряглась Элизабет.

— Так, дамы. — вмешался Джонатан. — Я чувствую себя посторонним наблюдателем. Может, посвятите меня в странный подтекст этой беседы?

— Никакого подтекста нет, Джонни. — ласково произнесла Милена. — Просто женский разговор. — Вы хотели узнать, Элизабет, как мы познакомились?

— Да. — подтвердила Грэй.

— Я увидела его на магическом семинаре в своем клубе несколько дней назад. Он выглядел таким скучающим. Я спросила его, что он здесь делает, если все это ему неинтересно. Он ответил. Так и завязалась наша… дружба.

— Вашем клубе? — переспросила Лиз с интересом. — У вас в Лондоне клуб?

— Да, но не только в Лондоне. Это очень выгодный бизнес. Вы могли бы посетить одно из моих заведений. Правда, все мои клубы весьма специфичны, там немного необычная публика.

— Я представляю, о чем вы говорите. Почему вы выбрали подобное направление для своего бизнеса? — поинтересовалась Элизабет, слега расслабившись. Теперь она понимала, что высокомерие гостьи связано с высоким материальным состоянием, а не каким-то тайным умыслом.

— Мам, Милена очень своеобразный человек. — вставил свое слово Джон, устав от нахождения вне игры. — Ей нравится все нестандартное. Ее родители были путешественниками, искателями сокровищ.

— Правда? — воскликнула Элизабет. — Это очень интересно. Что именно они искали?

— Древние реликвии, а потом продавали их в музеи. Я тоже много путешествую, участвую в экспедициях и раскопках. Это удивительно, когда в твоих руках оказывается незатейливая вещица, которой несколько тысяч лет. Но в отличии от родителей, я все храню в своем доме в Венеции. Не могу расстаться с тем, что так тяжело досталось. Эти сокровища времени бесценны.

— Вы живете в Венеции? — спросила Лиз, сделав глоток вина из бокала. Тарелка с ужином перед ней оставалась не тронутой. Она заметила, что и Джон не притронулся к еде. Это не ужин, а пародия какая-то.

— Да, но редко бываю там. У меня очень насыщенная жизнь. Совсем не остается времени для того, чтобы побыть дома в тишине и уединении. Вы когда-нибудь были в Венеции?

Элизабет печально вздохнула, покачав головой.

— Нет, Милена. Я мало, где бывала. Но мне бы очень хотелось. Венеция представляется мне сказочной странной.

— Это так. Закрытый город на воде со своим непостижимым укладом, запахом сырости, влажными стенами, стаями голубей и какой-то обреченностью. Однажды его не станет, как когда-то не стало Атлантиды. Но легенда, воспоминание останутся. Еще много писателей расскажут о великом распутнике Казанове и красотах этого удивительного города. — Милена улыбнулась уголками губ. — Вам нужно непременно побывать в Венеции. Это лучший город на земле.

— А как же Париж? И фраза — увидеть Париж и умереть?

— Элизабет, Париж, Нью-Йорк, Вашингтон, Лондон — все это города, утратившие дух старины, не смотря на тщательно сохраняемые памятники архитектуры. Дух того времени навсегда стерт запахом бензина, сигарет и виски. Только руины могут рассказать так много о прошлом наших предков. Венеция стоит на деревянных сваях, вбитых в дно моря, у основания которых до сих пор лежат кости тех, кто возводил его. И когда вечерний туман накрывает город, то в его очертаниях можно увидеть размытые фигуры призраков времени. Это не передать словами, это нужно видеть.

— Вы очень красиво говорите, Милена. — выдохнула Элизабет пораженно. — Видимо, не только я романтична.

— В этом мало романтики. — оспорила мисс Мортимер. — Ночи в Венеции наполнены мистическим холодом. Даже мне бывает жутко.

— Да, наверно, вы правы. — согласилась Элизабет. — Вы надолго в Англии?

— Нет, я проездом. Решила проверить, справляется ли со своими обязанностями управляющий моего клуба. Завтра я отправляюсь в очередную экспедицию. Честно говоря, я пришла, чтобы попрощаться.

— Как? — опешив, воскликнул Джонатан. — Ты же говорила, что передумала.

— Джонни, иногда я меняю свое решение мгновенно. — Милена мягко улыбнулась Джонатану, выглядевшему обиженно и печально.

— Но почему ты мне ничего не сказала? — спросил он.

— Я говорю это сейчас. — она спокойно смотрела на него. — Но я могу взять тебя с собой, если ты захочешь поехать.

— Это невозможно. — категорично вмешалась Элизабет, выйдя из своей светской скорлупы. — У него работа, клиенты.

— Мам, я сам могу отвечать за себя. — раздраженно бросил Джон. — Мои клиенты никуда не денутся. В Лондоне полно адвокатов. Если будет нужно, я заплачу неустойку.

— Но это повредит твоей репутации, Джон. — настойчиво сказала Элизабет. — Ты забыл о своих планах? Бросить все и уехать легко. Но потом придется начинать все сначала. Тебя сочтут ненадежным. Это станет концом твоей карьеры. Как ты этого не понимаешь!

— Ты сгущаешь краски. Я просто возьму отпуск и все. Я имею право на отдых, как и все люди. — возразил Джонатан.

— Прошу вас, не спорьте. — Милена нежно улыбнулась Джону. — Твоя мать права, ты должен закончить текущие дела.

Элизабет мысленно поблагодарила гостью, но Джонатан снова удивил ее.

— Я поеду с тобой и точка. — безапелляционно заявил он. — Если я отпущу тебя сейчас, то никогда больше не увижу.

— Джон. — Элизабет схватила его руку. — Послушай себя. Ты же мужчина, зачем так унижаться?

— Это не унижение, мама. Я просто хочу поехать с Миленой.

— Но ты даже не знаешь, куда вы поедите и насколько! — голос Элизабет задрожал. Она знала, что отговорить сына невозможно, но ужасно не хотела отпускать его. Жуткое предчувствие владело ее сердцем.

— Я собираю экспедицию в Россию. Есть достоверные сведения, что мы сможем найти вещицу, которая насчитывает больше трех тысяч лет. — пояснила Милена. — Раскопки могут занять гораздо больше месяца. Подумай хорошо, Джон. Зачем тебе это надо?

— Я хочу отойти от своих планов. Я устал жить по сценарию. Мама, неужели ты сама не хотела бы поучаствовать в настоящем приключении?

— Джон, это не просто приключение. — холодно произнесла Милена. — Это еще и опасный и тяжелый труд. Я не уверена, что ты готов ночевать под звездами и ковыряться в земле.

— Я справлюсь. — уверенно заявил Джонатан. Элизабет схватилась за сердце, но заставила взять себя в руки.

— Мы поговорим с тобой об этом позже. — с деланным спокойствием произнесла она.

— Я не изменю своего решения.

— Элизабет, мне очень жаль, что я затеяла этот разговор. — произнесла Милена с искренним сожалением. — Я не думала, что Джон так среагирует.

— Думали. — холодно кивнула Грэй. — Но я принимаю ваши извинения.

Ужин продолжился. Только никто из собравшихся не ел. Все были задумчивы и грустны, разговор не клеился. Напряжение становилось почти осязаемым. Наконец Элизабет не выдержала.

— Я отпустила прислугу. — сказала она. — Милена, вы не поможете мне убрать посуду.

— Конечно. — Милена поднялась. Она понимала, что Элизабет просто нашла повод, чтобы остаться наедине с ней. Ее мысли были ей известны. Она даже сочувствовала ей, но разве может понять бессмертная чувства матери, боящейся за благополучие своего дитя?

Оказавшись в просторной уютной и чистой кухне, женщины в одно время поставили тарелки с нетронутым ужином на стол, и посмотрели друг на друга.

— Жаль, что я испортила всем аппетит. — попыталась пошутить Милена.

— Скажите честно, сколько вам лет? — прищурив глаза, в лоб спросила Элизабет.

Мортимер вздернула подбородок. В то, что разговор будет дружеским, она мало верила.

— Вы уверены, что хотите это знать? — холодно поинтересовалась Милена. Ее глаза потемнели, придав ее лицу жесткое зловещее выражение. Элизабет медленно кивнула.

— Хорошо, я скажу. Мне тридцать восемь лет. — она улыбнулась, глядя, как краска отлила от лица Элизабет. — Удивлены, что я так хорошо сохранилась? А, может, расстроены, что вам подобное не удается?

— Не пытайтесь оскорбить меня. Мне вы безразличны. Я думаю только о своем сыне. У вас есть дети? — выдержанно и с достоинством, присущей только английским аристократам, спросила миссис Грэй. Боль промелькнула в глазах невозмутимой, как ледяная скала, Милены Мортимер.

— Нет. — с горечью ответила она.

— Тогда вам не понять меня. Вам не понять, что значит посвятить себя ребенку, отдать все без остатка, жить только им, радоваться его успехам и плакать вместе с ним над каждой неудачей. Вы не знаете, как это впервые прижать к груди новорожденного, и понять, что отныне вы больше не принадлежите себе, что этот маленький живой комочек — частичка вас и ваш смысл существования. Вы не испытывали гордости, когда он делал первые шаги, произносил первые слова, делился своими первыми самостоятельными мыслями. Зачем вы хотите отнять у меня то, ради чего я еще жива?

— Вы ошибаетесь, Бетти Грэй. — губы Милены дрогнули в холодной улыбке. — Не я отнимаю у вас сына. Вы отталкиваете его своей заботой. Вы отказываетесь верить, что он вырос и не нуждается в постоянном контроле над его жизнью. Вы убедили себя, что живете для него. Нет. Это не так. Вы хотите, чтобы он жил ради вас и для вас.

— Да как вы смеете говорить такое? — воскликнула Элизабет. — Кто дал вам право судить меня. Что вы знаете обо мне?

— Много, Бетти. Вам ведь знакомо это прозвище. Так не называл вас никто из ваших близких или друзей. Но в глубине своего сознания, вы все еще слышите голос, ласково нашептывающий вам это сокращенное имя?

Элизабет вздрогнула, загипнотизированная взглядом Милены, она тонула в ее расширенных темных зрачках, погружаясь в бездну обрывком из воспоминания, забытых снов.

— Кто вы такая? — прошептала она едва слышно.

— Я друг. Я пришла взять то, что принадлежит мне. — мягко ответила Милена.

— Вы старше его на пятнадцать лет. Конечно, вам легко влиять на него с вашей внешностью и опытом. Вы красивы, мудры, богаты. Он наивная игрушка для вас. Я знаю, что вы разобьете его сердце. Вы не любите его.

— Он знает об этом, Бетти. — усмехнулась Милена, проведя кончиками пальцев по своим волосам. — Но он не знает, что любовь, увы, не всегда так радостна и созидательна, как это чудится вначале. Попробуйте остановить его, разубедить, но, бьюсь об заклад, вам это не удастся.

— Оставьте его, уезжайте. Он только начинает жить. Зачем вам это? — с мольбой воскликнула Элизабет, в порыве схватив холодные руки Милены, которая горько улыбнулась.

— Я не могу помочь вам, Элизабет. Вы хорошая мать и любите его, но пора отпустить Джонатана. Дайте ему совершить свою собственную ошибку или, возможно, обрести свое истинное предназначение.

— О чем вы говорите? — в недоумении пробормотала Элизабет.

— Вы знаете, Бетти. Загляните в себя, да поглубже и вы поймете, почему я здесь. Простите, но мне пора. — она высвободила руки и направилась к выходу.

— Вы не оставите его? — вдогонку бросила Лиз?

— Нет. — не оборачиваясь, ответила Милена Мортимер.

Сев на стул Элизабет беззвучно зарыдала.

— Милена? Ты куда? — нахмурившись спросил Джонатан, увидев, как она выходит из кухни и не глядя на него, направляется в холл.

— Ухожу. Мне пора. — Ответила она.

Джон рванул за ней и схватив за руку, заставил оглянуться. Его глаза были полны растерянности.

— А как же я? Ты обещала взять меня с собой. — он обхватил ладонями ее лицо. — Ты ведь не передумала?

— Нет. Но я уезжаю завтра. Я сегодня ты должен поговорить с матерью. Ей это необходимо. И, если после этого разговора, ты сам не передумаешь, то я буду ждать тебя сам знаешь где.

— Я приду. — пообещал Джонатан взволнованным полушепотом. — Через несколько часов. Успокою Лиз, сделаю несколько звонков, соберу кое-что из вещей и приду.

Милена улыбнулась, погладив его по щеке.

— Я знала, что не ошиблась в тебе. — томно проговорила она.

— Но сначала ты мне все объяснишь.

— Конечно, Джонни. Ты все узнаешь.

Проводив свою возлюбленную, Джонатан вернулся в гостиную. Элизабет вышла из кухни неровной походкой. Она чувствовала себя обессиленной и старой. Впервые ей было так больно.

— Мама…. - покачав головой, Джон взял ее за руку и усадил рядом с собой на диван. — Почему ты так расстроена? Разве ты не хочешь, чтобы я был счастлив? — спросила он, ласково убирая выбившийся локон с ее лица. В его темных глазах было искреннее недоумение.

— Останься со мной, Джонни. Умоляю тебя. Эта женщина опасна. Я чувствую беду. — в голубых глазах задрожали слезы.

— Это бред. Милена очень светлый человек, не смотря на кажущуюся высокомерность.

— Она намного старше тебя. Подумай, нужно ли тебе это приключение? Стоит ли она твоей карьеры и спокойствия?

— Мне все равно, сколько ей лет. И мое спокойствие будет невозможным без нее. Я люблю ее.

— Джон. — горько улыбнулась Элизабет, слезы текли по напудренному лицу. — Ты ошибаешься. Сейчас ты мне не поверишь, ты ослеплен ею. Но это не любовь. Это страсть, сумасшествие, но когда все пройдет, останется пустота и сожаление. Ты слишком молод, чтобы отдавать отчет в том, что хочешь сделать. Такие решения не принимаются за один день. Еще вчера ты собирался стать мировым судьей, и завтра уезжаешь на какие-то раскопки с женщиной, которая по годам могла бы быть твоей матерью. Ты знаешь ее всего пару дней, а я с тобой на протяжении всей жизни.

— Ноя не могу всю жизнь провести у твоей юбки, я не хочу продолжать это размеренное существование и делать только то, что хочешь ты. Я знаю, что не оправдал твоих ожиданий. Но увидев Милену, я кое-что понял.

— И что же?

— Я другой, я не тот, кем пытался быть. Я не хочу больше притворяться и исполнять план своей жизни, продуманной до мелочей. Мы живем один раз и иногда можно сойти с ума, позволить себе необдуманные поступки, стать авантюристом, испытать восторг, вкусить настоящей жизни.

— Джон, Джон! Остановись. Это не ты. — Элизабет с тревогой смотрела в его одухотворенное лицо. — Это не твои слова.

— Нет, мама. Только сейчас я понял, кто я. Я не степенный адвокат в очках, помешанный на учебниках и книгах. Ты бы хотела, чтобы я был таким. Но я настоящий перед тобой. Я люблю и живу, так, как хочу, как подсказывает мне сердце.

— А если оно ошибается? — печально спросила Элизабет.

— Тогда я вернусь и все начну сначала. Я еще молод, как ты заметила. Если это ошибка, то дай мне совершить ее, чтобы не сожалеть потом всю оставшуюся жизнь. — Джонатан мягко улыбнулся. Он был неколебим и полон решимости. Безнадежность овладела душой Элизабет Грэй.

— Хорошо. — сдалась она. — Езжай. Совершай свою ошибку. А я буду ждать. Я это хорошо умею. Я предчувствовала, что однажды и ты меня покинешь, как когда-то это сделал твой отец. Но обещай вернуться. Обещай. — попросила она. Джонатан растрогался, сердце защемило от сожаления.

— Конечно, я обещаю. — он попытался беспечно улыбнуться. — Мам, я буду отсутствовать месяц, может, два. Ни к чему прощаться на всю жизнь. Лучше собери мои вещи, а пока обзвоню своих клиентов.

— Хорошо, Джонни. Ты мог бы провести эту ночь дома.

— Мог бы, но боюсь, что утром Милена исчезнет, а я этого не хочу. — честно ответил Джонатан.

— А если она не полюбит тебя?

— А такое возможно? — Джонатан ослепительно улыбнулся. — Мама, я справлюсь. Я большой мальчик.

— Да. — она потерянно смотрела на него заплаканными глазами.

Мужчина стоял на берегу и смотрел, как никуда не спешащие волны слизывают песчинки, оставляя взамен пустые раковины, обрывки водорослей и мелкие круглые камушки. На протяжении нескольких лет он день за днем наблюдал эту размеренную картину. Морской ветер шевелил его отросшие почти до плеч волосы, оставляя соленый привкус на губах. Он мог часами наблюдать за волнами, лижущими песчаный берег. Это успокаивало, отвлекало от тяжелых мыслей. Он научился слушать шепот моря, чувствовать перемены его настроения, предвидеть начало бури. Когда безмятежное сине-голубое море превращалось в черное клокочущее чудовище, мужчина испытывал экстаз, восторг. Брызги летели ему в лицо, небо становилось ниже, ветер отчаянно свистел, а он бросался в воду, но море откидывало его обратно, словно не желая принимать его в свои объятья, словно считая его недостойным своей холодной мощи. Мокрый, потерянный и злой он возвращался свой дом на берегу. Дом, возрожденный из пепла, собранный по памяти без чье-либо помощи. Он жил в нем восемь лет, восемь ужасно длинных лет. Он возвращался в свой дом, чтобы провести еще одну мучительную ночь в кромешной тьме, одиночестве и борьбе с самим собой. Но долгожданный покой не приходил, он мучительно переживал каждый новый рассвет. Солнце не приносило облегчение. Каждый новый день ничем не отличался от бесполезно прожитого старого. И даже собственное отражение в покрывшемся пылью зеркале не менялось. Восемь лет. Неужели так много времени отделяло его от того момента, как он превратился в линкатропа, оборотня, вурколака, дьявольское отродье, нечисть? Одиночество и страдания стали его вечными спутниками. От осознания этого хотелось выть на луну. С каждым годом он становился сильнее, его мышцы наливались и каменели, кожа становилась смуглее от постоянного пребывания на солнце, но сердце, все еще человеческое сердце не переставало болеть и маяться. Его тело изменилось, но не погибло. Каждое полнолуние происходила неизбежная регенерация клеток, и поэтому он не старел, не болел и не умирал. Не смотря на то, что он все еще был физически жив, морально он давно умер. Пустота в его душе разрасталась до катастрофических размеров. Он потерял все, что мог иметь человек: работу, друзей, дом, любимую женщину, надежду на счастье. А приобрел холодное бессмертие. Превращаясь в волкоподобное существо, он на время забывался, отдаваясь в лапы своего собственного зверя, предаваясь кровавой охоте в близлежащих лесах. Теперь он мог менять облик не только в полнолуние, а когда вздумается, обычно в периоды дичайшего одиночества и бессильной злобы. Он сохранял память и осознание происходящего во время пребывания вне своего нормального состояния. Но беда в том, что теперь он не мог точно сказать, какое состояние для него нормально. Кто он на самом деле? И где конец его сомнений?

Почувствовав чье-то присутствие он обернулся, по-собачьи нюхая воздух, но не найдя в нем ничего подозрительного. Однако в нескольких шагах от него из небольшой струйки тумана, словно появившейся прямо из песка, вырисовывалась и приобретала все более ясные очертания женская фигура. Постепенно она перестала быть расплывчатой и прозрачной и взгляду Вадима, а это был именно он, предстала сама Повелительница вампиров. Но он видел в ней совсем другую женщину — Людмилу Ларину, его забытую любовницу, разбившую его сердце. Он простил ей то, что она предпочла ему его отца — Ричарда Милза — великолепного золотоволосого вампира с тягучим хрипловатым голосом. Он простил ее только потому, что с самого начала знал — она никогда не сможет забыть Ричарда. Вадим встретил ее в тот момент, когда ее сердцем заправляла страсть к вампиру, которого Вадим считал своим другом, который оставил ее, освободив ему дорогу. Глупо было надеться, что однажды она сможет забыть то, что связывало ее и Ричарда Милза. В тот роковой момент, когда оборотень напал на него, Мила носила ребенка, ребенка, который смог бы навсегда объединить ее и Вадима, стереть смятение в ее душе. Он не сразу узнал, что их дитя было обречено, потому что он сам — сын вампира, который всегда был для него другом, но утаил факт кровного родства, а она — наследница Королевы вампиров. Их ребенок умер до того, как на них напала Камилла, оборотень с удивительно-чистыми глазами небесного цвета и отражением солнца в волосах. Камилла, сумевшая потом исцелить его раненую душу своей неистовой и в тоже время тихой любовью. Ее он тоже потерял. Ричард убил ту, которая смогла бы скрасить его одиночество. А после всего сказал, что хотел защитить его. Какой бред. Он всю жизнь отнимал у своего сына тех, кого тот любил. Он сломал его жизнь просто фактом своего существования.

Мила заметила, как на какое-то мгновение радость мелькнула в серых глазах Вадима, но ее тут же сменило равнодушие и тоска.

— Зачем ты здесь? — спросил он. — Чем я удостоился чести лицезреть Повелительницу своими глазами?

Легкий сарказм его тона не задел Милу. Она привыкла к вечному недовольству бывшего любовника, который теперь только и делал, что предавался унынию. Она не винила его за это. Жизнь обошлась с ним сурово, но и к ней она не была милосердной. Никто из них не заслужил участи, постигшей обоих.

— А я и не здесь. — Мила попыталась улыбнуться, но он продолжал мрачно смотреть на нее.

— Я знаю. — рявкнул он. Женщина отметила про себя, что выглядит он иначе, сильно изменился с последней встречи, отрастил волосы, еще больше окреп.

— Вадим, ты не можешь вечно прятаться здесь. Я нашла тебе друга, как и обещала. Он разделит твое одиночество. Вы выберете двух самок, которые будут рожать вам детей. Ваш род постепенно возродится. Вадим, ты больше не будешь одинок. — Она подошла, точнее, подплыла ближе.

— Неужели ты действительно думаешь, что мне кто-то нужен? — спросил Вадим с некоторым раздражением. Он повернулся к морю, и Мила видела только его напряженный профиль. — Я хочу только освобождения. Я не собираюсь никого обращать. Ад, в котором, я пребываю, нельзя пожелать даже врагу.

— Ты должен. Камилла бы этого хотела.

— Перед смертью она сказала, что любила тебя. Я до сих пор спрашиваю себя, что означали эти слова. В чем загвоздка? Как могла она любить женщину, которую не знала? — Вадим посмотрел на Милу. — Ты можешь мне объяснить.

— Нет. Я знаю только одно. Говоря о любви, она же легенде родилась через двести лет со смерти Люцианы и не могла быть с ней знакома. — Мила издала тяжелый вздох. — Иногда я думаю, что она и есть Марла — древняя богиня, уставшая от вечности. Откуда иначе она могла узнать все тайны Люцианы?

— Это правда, что ты убиваешь вампиров? — внезапно спросил Вадим, резко сменив тему. — Мне это, как бывшему следователю, кажется неразумным. — Разве это правильно убивать подобных тебе? Не думаешь, что можешь обрести врагов?

— Ричард нажаловался? — с наигранной мягкостью поинтересовалась Мила, в глазах ее отразилось грозовое небо. — Опять пытался помириться? А заодно и накляузничал. Как это мерзко.

— Я, конечно, его выслушал, но не поверил ни одному его слову. Ты знаешь, что он мастер лжи и обмана. — Вадим усмехнулся и серьезно добавил. — Мне кажется, что он что-то замышляет. Честно говоря, меня удивило, что вы расстались.

— А мы никогда и не были вместе по-настоящему. Это предсказуемый финал. Я забыла его.

— Но твой голос дрожит от злости. Ярость не помогает забыть. Почему ты отпустила его? Ты хоть представляешь, какие могут быть последствия. Ты выпустила в мир зверя.

— Можно подумать, что он кому-то подчинялся. Он не так страшен, как кажется. Я и правда убиваю вампиров, но не просто так, а за несогласованное обращение смертного. Если вампиры не перестанут убивать людей, люди не прекратят охотиться на нас. Мы должны придти к миру с человечеством, доказать, что вампир — не злой монстр без души.

— Разве? — скептически улыбнулся Вадим. — А ты знаешь, я даже рад, что ты пришла. Забавная выходит беседа. Вампир и оборотень на живописном берегу моря философствуют о душе. Слышал бы тебя Ричард! Уверен, он хохотал бы до упаду.

— Напрасно ты так думаешь, Вадим. Может, он и лжец, но он любил тебя и теперь любит и очень страдает оттого, что из-за него ты….

— Оборотень? А какая разница? В моих жилах текла кровь вампира. Рано или поздно я бы стал тем, кем рожден. — Вадим развел руками, словно пытаясь обнять мир. — У меня целая вечность, чтобы поразмыслить над этим. Возможно, через тысячу лет и я прощу его.

— А ты жесток. Я не пытаюсь его выгораживать. Но мне он тоже лгал, а я нашла в себе силы простить его. Не смотря на столетия в аду, он сумел сохранить остатки человеческой души. — голос Милы предательски дрогнул. — Боюсь, что даже я не смогу похвастаться тем же через тысячу лет.

— Да, если Милз не уничтожит тебя раньше. Ему совсем не нравится, что его сместила женщина. Не надо быть телепатом, чтобы это понять.

— Я дала ему свободу. Больше я не способна ничего отдать. У него нет сил, которые смогли бы убить меня. Он безопасен для Повелительницы. Одним взглядом я могу заставить его впасть в глубокий сон, из которого он выйдет нескоро. — Милена жестко улыбнулась. — Иногда я даже хочу померяться с ним силой, засунуть его гордыню и тщеславие куда подальше.

— И все же ты злишься на него. — проницательно подметил Вадим. — Ты не можешь заставить себя забыть его, это тебя и злит.

— Нет. Это не так. В моей жизни новый любовник.

— Смертный? — сухо поинтересовался Вадим, отводя взгляд, словно ему еще было тяжело осознавать, что теперь их связывает только дружба, да общие воспоминания.

— Да. — кивнула Мила. — Молодой и красивый сын Ланкастера.

— Это тот, которого я должен обратить?

— Тот самый.

— Хорошая же перспектива ждет мальчишку. Он-то ждет любви, а получит проклятие. А ты не меняешься. Когда тебе надоест разбивать сердца тех, кто тебя любит?

— Он забудет меня, как многие другие. Ты же забыл. — она напустила на себя невозмутимый вид, и даже сама себе поверила. Но Вадим слишком хорошо ее знал. Врать она плохо умела, особенно близким людям.

— Да, Мила, я забыл тебя, но не забыл ту боль, которая заслонила собой мою любовь к тебе, задавила ее. Хорошего же спутника ты мне приведешь. — криво усмехнулся он. — Что мы будем с ним делать? Дружно выть на луну, да тебя вспоминать? Если он так хорош, то почему тебе не обратить его в вампира?

— А как же ты? Я не могу так с тобой поступить. Честно говоря, я не готова к постоянным длительным отношениям. Он слишком порывист и горяч. Я же теперь слишком остыла. На краткий миг он дарит мне ощущение настоящей жизни и пьянящего счастья, но потом я снова умираю и это больно и не честно. Я не смогу вечно обманывать его. Он заслуживает лучшего.

— Да. Участь оборотня — это и есть лучшее. — с сарказмом произнес Вадим Розовский. — Ты сама себя слышишь. Я носом чую, что здесь что-то еще замешано. Может, ты влюблена? — спросил он.

— Не смеши. — отмахнулась Мила с высокомерием, достойным королевы.

— Это и, правда, очень сомнительно, если учесть, что я точно уверен в том, что Ричард надолго отбил у тебя охоту влюбляться. Но тогда что? Почему ты не привела его ко мне сейчас? Зачем медлить? Или тебе жаль его, хочешь морально его подготовить. Я тебе, как опытный оборотень скажу к такому трудно быть готовым, если не сказать — невозможно. Чтобы ты не пыталась делать, он вряд ли поверит в благородство твоих помыслов, когда взглянет в лицо своей новой судьбе.

— Возможно, это и так. Но я попытаюсь. — Милена туманно улыбнулась. — Увы, мне пора возвращаться. Я была рада повидать тебя, Вадим. Ты мне по-прежнему очень дорог, и мне тяжело наблюдать, как ты все больше впадаешь в тоску и уныние.

— Я недостаточно силен, чтобы смириться. В этом проблема. Мне ненавистна моя сущность. Я разбит на тысячи осколков, каждый из которых стонет от боли. Я больше не хочу жить, потому что не вижу в ней смысла.

— Ты должен набраться терпения. Придет день, и ты поймешь, что быть бессмертным не так и плохо. Ты обретешь власть и силу, когда вас станет много. Иногда ощущение собственной значимости замещает все остальное. Мы ведь с тобой Повелители. Ты поведешь свое племя, а я свое.

— Звучит, заманчиво, но я слабо верю в то, что однажды стану великим Властителем. Это тяжелое бремя, а я слишком устал от своих страданий.

— Эти страдания от одиночества. Выйди к людям, научись снова улыбаться.

— А что, если я потеряю контроль? Что, если не сдержу звериные инстинкты?

— Этого не произойдет, Вадим. — Милена мягко и уверено улыбнулась. — До встречи. Я скоро приеду к тебе.

Вадим ничего не ответил, отворачиваясь. Он не любил наблюдать, как ее фигура становится прозрачной и рассеивается, словно туманная дымка. Это лишний раз напоминает ему о том, кем они являются на самом деле и кем никогда не смогут стать. Он не был готов сделать с человеком то, что сотворили с ним. Вадим на себе проверил шкуру зверя. Ничего хорошего в этой тяжелой доле он так и не выявил. Вечная и нетленная красота была не нужна ему. Обретая что-то, мы всегда теряем. Но в этот раз потери превзошли все границы. У него не осталось ничего, чем он жил и дышал. Это больно. И это страшно. И страх с каждым днем становится все отчетливей, все яростней, все назойливее. Для чего нужна вечность, если ее не с кем разделить?

Джонатан вошел в темный зал. На этот раз его не стали задерживать и подозрительно разглядывать, а сразу отвели к столику, за которым сидела неповторимая и необъяснимая Милена Мортимер. Он смотрела на сцену. Но взгляд ее был пустым и отсутствующим, словно мыслями она была где-то далеко. Белоснежная кожа, восковая красота. Что-то беззащитное было в хрупкости ее плеч, в повороте головы. Черная прядь упала на лицо, отдельные волоки прилипли к губам. Никогда она не казалась ему такой трогательной и юной. Успевшая переодеться в менее консервативное красное платье с глубоким вырезом, Милена будила в нем невероятные желания и фантазии. Он нерешительно замер, глядя на нее с восторгом и нежностью. Сердце защемило от накативших чувств. А она не замечала его, оставаясь в своем собственном мире, видимом только ей. Народ веселился, пил, танцевал, смеялся. Шум и музыка оглушали, едкий дым щипал глаза, неоновые вспышки слепили глаза. Только Джонатан не обращал на все эти мелкие неудобства внимания. Ничто в этот миг не могло отвлечь его от созерцания любимой женщины. Странно, но несколько дней назад, он и не подозревал, что где-то ходит по земле Милена Мортимер, радуя своей красотой совсем других мужчин, дышит с ним одним воздухом, видит то же небо, улыбается, грустит, смеется. Ему казалось, что вся его жизнь была предчувствием этой встречи. Он ждал именно ее. И до нее он был совсем другим человеком, слепым, бесчувственным, примитивным. Сейчас все обретало другой оттенок, смысл. Удивительно, как за пару дней может изменится мировоззрение человека. Не смотря на все сомнения, Джонатан никогда еще не чувствовал себя таким целостным, таким настоящим и живым.

Он осторожно присел на стул рядом с ней. Что-то мелькнуло в ее глазах. Она наконец посмотрела на него осознанным взглядом, возвращаясь из мира грез.

— Ты пришел? — то ли с удивлением, то ли с насмешкой произнесла она приглушенным мелодичным голосом. На лице женщины отразилась усталость.

— Как видишь. Я своих решений не меняю.

— Это похвально. — она слабо усмехнулась.

— А как насчет твоих обещаний. — напомнил Джонатан, глядя на не в упор.

— Они в силе. — она кротко кивнула. — Пошли.

Милена грациозно поднялась, и направилась к лестнице, которая вела в номера. Джонатан смотрел на ее изящную спину, тонкую талию, упругие плавно раскачивающиеся при ходьбе бедра, длинные стройные ноги. Смотрел, и чувствовал, что не в силах сделать и шага, словно пригвожденный к месту.

— Такое бывает, когда рядом королева. — понимающе обратился к нему красивый молодой мужчина в шелковой рубашке с рюшами и кружевами. У него была обманчиво-ласковая улыбка и холодные глаза. "Один из них", — решил про себя Джонатан.

— Я Джозеф, управляющий этим клубом. — представился мужчина. Джонатан рассеяно кивнул ему. — Вы бы поспешили. Я бы не стал ждать второго приглашения.

Грэй последовал его совету. Возле номера с приоткрытой дверью он внезапно вспомнил, что видел этого Джозефа в тот вечер, когда его опоили. Именно он провожал его.

— Это был мой приказ. — послышался из-за двери голос Милены.

— Как ты читаешь мои мысли, когда нас разделяет дверь? — изумился Грэй, входи внутрь. Милена улыбнулась и пожала плечами.

— Это просто. Я могу научить тебя. Ты обладаешь таким же даром. Его передал тебе отец.

— Эдвард? Ты знала моего отца? Но как? — засыпал ее Джонатан, удивленный ее словами.

Милена стояла посредине комнаты со склоненной на бок головой, глаза ее были поддернуты зеленой дымкой, руки вытянуты вдоль тела.

— Я не знала Эдварда Грэя, но, уверена, он был достойным человеком, раз воспитал такого славного молодого человека. Но я знала твоего отца. — произнесла она спокойно, взирая на него своими изумрудами. Джонатан почувствовал, как грудь сдавило от какого-то необъяснимого ощущения, и он прижался спиной к двери.

— О чем ты? Что опять за загадки? — спросил он. В его жилах начала закипать ярость. — На что ты намекаешь?

— Я не намякаю. Я говорю прямо. — она безмятежно улыбнулась, как Моно Лиза с картины Давинче. — Я знала твоего отца.

— Но мой отец — Эдвард Грэй. — по слогам произнес Джонатан.

Милена запустила руку в свою маленькую черную сумочку и извлекла из нее круглый золотой кулон с какими-то иероглифами на тонкой цепочке. Он больше походил на древний амулет, чем на женское украшение или даже орден. Мила подошла к нему и положила кулон в автоматически вытянутую ладонь. Прикосновение холодного металла обожгло кожу. Непонятные образы ворвались в его голову, словно сны издалека, обрывки воспоминаний, размытых, неясных, страшных. Он видел этот орден раньше. Но где? Когда?

— Фамильная реликвия, насчитывающая несколько тысяч лет. — подсказала Милена. Джон растерянно смотрел на нее. Он совсем запутался. — Да, Джонни. Этот орден передавался по наследству каждой женщине вашего рода, как проклятие и как дар Богов. Твоя мать была последней наследницей. Если бы твой отец не нашел ее и не забрал то, что спрятали от нас Боги, то, возможно, сейчас он хранился бы сейчас у твоей сестры, которая непременно родилась бы, не прервись цепочка наследующих. Как оказалось, Боги не всегда дальновидны. Твой отец сумел обхитрить их. Я до сих пор не знаю, как он нашел твою мать.

— Что за бред ты несешь….- яростно начал Грэй, но Милена оборвала его, приложив палец к его губам и ласково улыбаясь.

— Послушай меня, Джонни. А потом решишь, что на самом деле является бредом. — она сделала паузу, чтобы убедиться, что он не станет ее прерывать и готов слушать. — Присядь, пожалуйста.

Джонатан послушался, презирая себя за покорность, и сел в кресло возле кровати. Он в недоумении смотрел, как она неспешно приближается, садится у его ног, и кладет свою тонкую кисть поверх его так, что медальон оказывается зажатым между их ладонями.

— Этот медальон твой отец забрал у Элизабет двадцать три года назад. Точнее, она сама отдала его. В нем заключается сила, тайна, которую можешь открыть мне только ты. Он твой по праву. Твоя кровь хранит генетическую память. Ты должен помочь мне найти то, что спрятано от моего взгляда заклятием этого ордена.

— Мой отец Эдвард Грэй. — твердо повторил Джонатан. — Я не знаю, откуда у тебя эта побрякушка, но припоминаю что-то из слов матери о какой-то пропавшей вещице, схожей с этой по описанию, но понятия не имею, как она оказалась у тебя. Но у моей матери до сих пор не было ни одного мужчины кроме Эдварда. Я уверен в этом.

— Был, Джонатан. — Милена печально улыбнулась. — Она хотела бы забыть об этом и даже думает, что забыла. Но продолжает любить его и ждать. Неосознанно, подсознательно, страдая от необъяснимой печали и тоски. Он для нее, как забытый сон. И он остался бы сном, не полюби на его так сильно, не открой она ему тайну.

— Забытый сон? — нахмурился Джонатан. Он был слишком поражен, чтобы рассуждать здраво. Он не верил ни одному слову Милены, не хотел верить…. Но зерно сомнения все же засело в глубине души. Он никогда не чувствовал себя сыном своего отца. Они с Эдвардом были слишком разными, как внешне, так и внутренне. Но его мать не могла так долго и подло обманывать их обоих. Этого не может быть, если только…. — Он, этот воображаемы отец случайно не из вашей гвардии гипнотизеров?

— Сильнейший из нас. — подтвердила его опасения Милена. — Твоя мать подверглась его влиянию на ее разум. Он заставил ее забыть о том, что было между ними. Его первоочередной целью был орден.

— Если все так, то почему ты не спросишь у него о тайне ордена? — жестко поинтересовался Джонатан, со злостью глядя на нее. Подобные новости были ему совсем неприятны, и еще более невероятны, чем он мог представить. Это же перечеркивает всю его жизнь. Нет, Милена лжет….

— Какой мне смысл лгать, Джонатан? — прочитав его мысли, спросила она, вздернув подбородок. — Твой отец вряд ли захотел бы мне поведать то, что меня интересует. В любом случае, он физически не сможет это сделать.

— Почему это?

Ладонь Милены дрогнула, она взмахнув ресницами, холодно взглянула в его глаза.

— Его нет в живых.

— Конечно. — воскликнул Джонатан, откидывая ее руку и бросая орден на пол. — Как удобно. Единственный свидетель мертв. Как ты собираешься доказать мне, что не врешь?

— Ты и сам знаешь, что это так. — Милена встала на ноги и сурово посмотрела на него сверху вниз. — Я убила его, Джонни. — выпалила она с чудовищным спокойствием, словно говорила о чем-то обыденном и банальном, а не об убийстве человека.

— Ты? — недоверчиво и нервно переспросил Грэй, слегка опешив.

— Я, Джонни. — кивнула. — Он был чудовищным. Он убивал людей. Много людей. Я спасла мир от монстра.

Джонатан вскочил на ноги и в порыве схватил ее за плечи.

— Что ты пытаешься мне втолковать? Что моя мать была любовницей серийного убийцы, который заставил ее забыть об их связи, а сам погиб от твоей руки? И ты думаешь, что я поверю во всю эту брехню? Ты совсем спятила?

Он яростно тряс ее за плечи. Взгляд Милены вспыхнул, зрачки расширились, и он почувствовал, что невидимая сила отталкивает его от нее, приподнимает над полом и бросает в другой конец комнаты. Больно ударившись плечом об стену, он в ужасе смотрел на нее. Это было уже ни на что не похоже. Гипноз, телепатия — это еще можно объяснить, но телекинез…. Он что-то попал в нелепый фильм ужасов? Или это один из ночных кошмаров, который стали мучить его с момента ее появления в его жизни. Тогда надо проснуться. Если это не сон, то он сошел с ума. Другого варианта нет.

Это не сон, Джонатан. - громко произнесла она, голос ее отдался эхом во всех уголках комнаты, прозвенел в его голове, хотя она даже рта не открыла. Еще и чревовещание.

Не сопротивляйся. Прими это. - продолжил нашептывать ее голос, врываясь в его мысли.

Реальность бывает похлеще кошмаров. Согласись?

— Нет, не хочу тебя слушать. — Джон закрыл уши руками, но голос не утихал.

Джонни, не упрямься. Я не хочу заставлять тебя. Я хочу, чтобы ты сам захотел мне помочь.

Милена подошла к нему, но Грэй шарахнулся от нее, как от чумы.

Я не причиню тебе боли, Джонни. Помоги мне, и я отпущу тебя.

Джонатан закрыл глаза, чтобы не чувствовать, как ее взгляд сканирует его мозг. Невыносимая слабость овладела его телом, словно он погружался в сон. Только этого не хватает. Еще один кошмар с Миленой Мортимер в главной роли он не переживет.

Джон, не закрывайся от меня. Это не я проникаю в твои мысли, это ты слышишь мои. Ты такой же, как мы. Не пытайся опровергать очевидное. Ланкастер был зверем, но он был гениален. Ты унаследовал его память, его силу. Это внушительное наследство. Тебе не удаться прятаться всю жизнь. От себя не убежишь. Я это уже проверила. Мне было так же сложно принять свое предназначение. Я хочу мира, Джонатан. Я не враг.

Ланкастер? — Грэй вдруг осознал, что тоже может обращаться к ней мысленно. В его памяти возникли обрывки его жутких сновидений. Лицо Милены стало еще бледнее.

— Что? — вслух выкрикнул он. — Что все это значит?

— Ты видел своего отца во сне. Вот тебе и доказательство. — усмехнулась Милена, но напряжение не покинуло ее прекрасное лицо. Она казалась ошеломленной и разгневанной, но тщательно пыталась это скрыть.

— Разве эти сны — не твоих рук дело? — подозрительно сузил глаза Грэй.

— Нет. — Милена покачала головой, пристально вглядываясь в его глаза.

— Какое отношение эти древние языческие людоеды имеют к нам? Почему они так на нас похожи?

— Не людоеды, Джонни. А вампиры. Твой отец — вампир, а та, что передала мне силу, Люциана. — Она обессилено опустилась на край кровати. Стон отчаянья сорвался с ее губ, мука исказила красивое лицо. — Я — Повелительница вампиров, Джонатан. — безжизненно выдохнула она. — Все в твоих снах, правда, как и история, рассказанная Деймоном Рискиным. Я заставила ее забыть всех, кроме тебя, потому что нам запрещено открывать тайну нашего существования. Я не могу нарушать законы, которые охраняю. Но ты один из нас по праву рождения. Я хотела, чтобы ты имел первоначальные знания, понимал нашу предысторию, прежде, чем раскрыть тебе все. Я убила Ланкастера, я — наследница порожденной тьмой. И только ты сможешь помочь мне найти меч, отнимающий силу. Пока ты человек, ты способен увидеть то, что неведомо глазу вампира.

Джонатан выслушал ее, не перебивая. Мозаика в его голове стала складываться в определенную картинку. Если представить, что смотришь фильм, то смысл очевиден. Повелительница вампиров в поисках оружия, способного лишить ее власти, находит потомка хранительницы ордена, в которой зашифрована тайна местонахождения этого самого оружия, и постепенно, маленькими дозами вводит его в курс дела, чтобы не спугнуть раньше времени. А дальше, как по запланированному четко продуманному сценарию, соблазнение, порабощение, вовлечение в ловко раскинутую паутину знакомых и родственников выбранного объекта, ложь…. Но в реальности разве такое возможно? Боги, вампиры, оборотни, тайные знаки.

— Докажи мне. — спокойно сказал Джонатан, сложив руки на груди. — Докажи, что ты вампир.

— Когда-то я о том же попросила твоего отца. Тогда я еще была человеком. — безразлично произнесла Милена. Глаза ее были пусты. — Сними рубашку. — внезапно приказала она.

— Зачем? — удивление промелькнуло на его лице.

— Сними, я сказала. — жестко бросила она. Джонатан повиновался. Стриптиз, так стриптиз. Удивляться уже не приходится. — А теперь подойди к зеркалу.

Грэй сделал шаг к овальному зеркалу на стене и замер перед ним.

— Что дальше? Я не раз видел свое отражение, и твое тоже. Кстати, разве вампиры отражаются в зеркале? — он усмехнулся.

— Замолчи. Присмотрись повнимательнее, ничего не замечаешь?

— Нет. А должен?

— У предплечья моя отметина. — он вытянула перед собой руку и принялась рассматривать свои ногти, показывая тем самым свое безразличие. Джонатан напряг зрение и правда увидел две маленькие точки, словно от аккуратных проколов, на своей коже. Как он раньше их не замечал? Он дотронулся до них, никаких болезненных ощущений не последовало.

— Ты могла просто уколоть меня. — предположил Джонатану.

— Я знала, что ты это скажешь. — она положила руку на колени. — А как насчет твоего зрения? Ты больше не носишь очки.

— Мне просто полегчало. — Джонатан приподнял брови. — Слабоватые доказательства.

— Как скажешь. — Милена засунула руку под подушку и достала пистолет. — Специально положила, предчувствуя, что понадобится. — объяснила она и бросила оружие ему в руки. — Стреляй.

— Куда?

— В меня.

— Ты рехнулась. — опешив, покачала головой Грэй.

— Но это единственный способ доказать тебе, что я не человек. Твой отец резал себя, но я не мазохистка, поэтому будет лучше, если ты выстрелишь. — яростная решимость промелькнула в ее глазах, и по выражению лица Милены, он понял, что это не шутка.

— Я не стану этого делать. — уверенно сказал Джонатан. — Что бы ты мне сейчас не продемонстрировала, я все равно не поверю, что все это не иллюзия, которую ты же и создала. Я готов признать, что ты обладаешь феноменальными способностями, ты поразительна и имеешь власть над сознанием людей. Это сложно объяснить с научной точки зрения, но подобные случаи уже были. Я добровольно соглашусь помочь тебе, если потом ты позволишь мне отвести тебя в один институт по изучению паранормальных явлений. Твоя богатая фантазия может сыграть с тобой злую шутку, ты умело манипулируешь людьми, втягивая их в свои игры. Я должен тебя остановить, пока все не зашло слишком далеко.

Мила насмешливо приподняла брови в притворном удивлении. Однако тень сомнения промелькнула на ее лице.

— Джонни, если бы это действительно было так. Я бы хотела быть сумасшедшей, я бы сама сдалась в руки психиатров. Если бы все это было иллюзией, от которой можно было бы очнуться, и снова стать человеком. Но это невозможно. Я не человек, и никогда уже им не стану. Если ты отведешь меня в свой институт, то лжеученые с радостью сделают из меня подопытную крысу. Ты слишком молод и неопытен, чтобы знать, как жестки бывают люди к таким, как мы. Я не желаю зла человечеству, я просто хочу установить перемирие. Объяснить, что смертей больше не будет, если и нас оставят в покое ваши охотники. Мы больше не враги, но можем ими стать, если меч попадет в чужие руки.

Джон с нескрываемой иронией выслушал ее речь, и спокойно спросил:

— Как я могу помочь тебе найти меч?

Милена наклонилась и подняла с пола золотой кулон, который так небрежно швырнул Джонатан. Какое-то время она долго и изучающе смотрела на него.

— Я не часами пыталась понять в чем загвоздка. — произнесла она. — Это обычный металл, с иероглифами. Я знаю, как они звучат. Я произносила их вслух несколько раз, но ничего не происходило. И приводила смертных и просила их прочитать буквы, но эффект оставался прежним, и тогда я поняла, что только ты способен мне помочь. В тебе течет кровь хранительницы тайны и открывшего тайну. У тебя получится. Но сначала скажи, почему ты согласился мне помочь?

— Я люблю тебя. Все просто. — он улыбнулся и погладил ее по щеке. — Ты поразительная, ненормальная, абсолютно чокнутая, но я люблю тебя.

— Люди….- протянула Милена с тоской, отворачиваясь от него. Она медленно подошла к окну и подняла жалюзи. Красноватый рассвет уже окрасил небо. Разве вампиры не ложатся в свой гроб в дневное время суток? — Почему вы так много рассуждаете о любви, но так мало делаете. Вы пишете красивые романы, стихи, вы умеете мечтать, но на деле… На деле все не так, как вам кажется. Если любовь настоящая, разве она может кончится или пропасть? Исчезнуть, как дым? Растворится в рассвете нового дня. Разве тот, кто по-настоящему любит, способен убить и растоптать в себе это чувство, заставить себя ненавидеть того, кого еще вчера так отчаянно любил? Разве это любовь? Разве может она соперничать с гордыней и властолюбием? Этим чувствам не место на одной ступени. Любовь должна выжить там, где все давно умерло.

Джонатан слушал ее с нарастающим напряжением и смешанным сожалением. Он видел только е застывший затылок, да слышал полный боли и отчаянья голос.

— Я не умираю с рассветом, Джонни. И у меня нет гроба, но я давно мертва. Потому что я не могу больше чувствовать, не могу дышать и любить. Я пью кровь ничего не подозревающих жертв, подвергая их гипнозу. Она будит во мне человеческие эмоции на краткий миг, а потом я остываю, словно старый труп. Это отвратительно. Неужели ты думаешь, что я могла бы придумать себе подобное существование?

— Вполне возможно. — кивнул Джонатан. — Какая-то психологическая травма, неприятное событие, да что угодно могли вызвать стресс, который перерос в серьезное психологическое заболевание. В психологии известен такое термин, как вампиризм. В лечебницах полно людей, вообразивших себя вампирами и оборотнями. Они даже могут пить человеческую кровь, некоторые склонны к каннибализму. Я был в подобных заведениях. Милена, они все психи. Я не хочу, чтобы ты оказалась среди них. Все это низменные слабости, попытка скрыться от себя, создать другой образ, сильный, уверенный. Но тебе это не нужно. Ты красива, богата, умна. Зачем эти игры в вурдалаков? Освободись от всего, просто живи.

— Пойдем со мной. — она повернулась. Джонатан в страхе отшатнулся, увидев ее неистовые, яркие и в тоже время прозрачные глаза. В них словно не было зрачков, только изумрудное холодное озеро непролитых слез.

Джонатан последовал за ней обратно в задымленный шумный зал. Он не представлял, что она еще задумала, но уже чувствовал себя порядком измотанным ее выходками. Господи, какие абсурдные вещи она говорила. Одна только байка о его отце, чего стоит. Его смущало в этой истории то, как она побледнела, узнав о его снах. Если их посылала не она, то кто? Кто еще бредит такой же историей?

— Ты умеешь различать обыкновенных людей и таких, как мы? — наклонившись к его уху, шепотом спросила она. Джонатан оглядел посетителей. Честно говоря, бледнолицые субъекты с прозрачными глазами и безупречными манерами действительно имели некоторые отличия.

— Да. — кивнул он, сконцентрировав свое внимание на темноволосой девушке в красной коже, которая ему была уже знакома. Она плавно двигалась в танце с молодым парнем обыкновенной внешности, если не обращать внимания на покрытое гримом лицо.

— Клэр прекрасна, не правда ли? — мягко произнесла Милена. — Смотри внимательней. Сейчас ты увидишь то, что другие смертные не способны разглядеть.

Джонатану показалось, что он смотрит в бинокль. Они оставались на месте, но Клэр и ее кавалер словно приблизились к ним. Обман зрения? Или снова гипноз? Джон уже не впадал в самоанализ, поняв, что все равно потерпит неудачу. Клэр смотрела в глаза своему спутнику, что-то нашептывая ему. Потом склонилась к его шее….

— Черт, что она делает? — воскликнул Джонатан, попытавшись рвануть вперед и остановить происходящее, но не смог и рукой шевельнуть. Острые клыки Клэр вонзились в кожу молодого человека. На губах у него играла блаженная улыбка, словно ему было безумно приятно, а девушка совершала глотательные движения и тоже выглядела чрезмерно счастливой. Она внезапно подняла свои красивые темные глаза и встретила ошарашенный взгляд Джонатана. Отпустив жертву, она улыбнулась и облизала губы, а парень, шатаясь, поплелся к бару все такой же довольный.

Джонатан перевел взгляд на других подозрительных постояльцев клуба "Ночь вампиров", и большинство из них совершали тоже, что только что продемонстрировала на его глазах юная Клэр.

— Это кошмар какой-то. — задыхаясь, проговорил Джонатан. Единственным, кто не пытался напиться крови, оказался Джозеф. Он сидел у стойки бара и пил коктейль из бокала.

— А он? — спросил Грэй с надеждой. — Он ведь тоже один из вас, а пьет спиртное.

— Думаешь? — Мила приподняла бровь и взяв Джонатана за руку, повела к своему другу.

— Джонни хочет угоститься коктейлем, Джо. Ты не против? — проворковала она низким волнующим голосом. Мужчина окинул Грэя оценивающим снисходительным взглядом и с ироничной улыбкой протянул ему свой бокал. Джон подозрительно разглядывал красноватую жидкость.

— На этот раз мы ничего не добавили. — успокоил его Джозеф. — Просто вино.

Джонни сделал небольшой глоток и тут же выплюнул солоноватую жидкость. Тошнота подкатила к горлу, желудок сжался от отвращения.

— Да это кровь! — яростно выкрикнул он. — Вы что совсем ненормальные?

— Мила, ты должна успокоить своего приятеля. Нам не нужны скандалы. — мягко попросил Джозеф.

— Он больше не будет. — Милена повернулась к Грэю. — Джонни, я же предупреждала тебя. Это действительно кровь.

Джонатан оторопело смотрел на нее. У него кружилась голова, земля уходила из под ног. Так не могло больше продолжаться. Это сумасшествие….

— Эй, ты совсем бледный. — тревожно заметила Милена. — Я провожу тебя до комнаты. Ты должен отдохнуть.

Она уверенно повела его обратно в номера. Джонатан уже ничего не спрашивал и не сопротивлялся. Апатия, усталость и безучастность к происходящему захлестнули его. Милена была сама внимательность. Она уложила его на кровать, накрыла пледом и даже поцеловала легким невинным поцелуем.

— Я запру дверь. — прошептала она. — Это для твоей же безопасности. Мне нужно ненадолго отлучится, а потом я вернусь.

— Обязательно улетим, но немного позже. Нужно узнать, куда следует лететь. — она нежно улыбнулась. — Спи, Джонатан.

Элизабет Грэй не могла уснуть. Она ворочалась на своей огромной королевской кровати с боку на бок, на желаемое забвение не приходило. Тревога и сомнение рвали ее душу на куски. Она чувствовала себя разбитой, несчастной и одинокой. Впервые после окончание университета, Джонатан не ночевал дома. Ее любимый сын, е радость, ее гордость и надежда, на то, что он проживет свою жизнь более насыщенно и достойно. Она отдала ему все, что у нее было, все самое лучшее, а он оставил ее, выбрав незнакомую женщину, которая оказалась намного старше его. Она приготовилась в очередной раз пожалеть себя, когда вдруг внизу позвонили в дверь. Странно, что охрана не предупредила о посетителях. Они могли не сообщить, если только это был…. Джон! Женщина вскочила с кровати и накинув пеньюар, бросилась вниз, чуть не свалившись с лестницы и потеряв тапочку, распахнула дверь…. Радостная улыбка сползла с ее лица, сменившись отчуждением и легким недоумением.

— Милена Мортимер. — произнесла она имя визитера. — Что вам нужно?

— А где де аристократическая вежливость, Бетти Грэй? — гостья улыбнулась, сверкнув белизной зубов. Глаза ее таинственно сверкали в отблесках рассвета. Черные волосы отливали синевой.

Элизабет посторонилась, позволяя Милене войти. Она гордо выпрямила спину и приготовилась высказать этой женщине все, что она о ней думает. Никто так просто не украдет у нее сына. Элизабет Грэй не сдается без боя.

Милена тем временем бесшумно вошла. Лиз удивилась ее врожденной грации и выдержанности. Она спокойно и безмятежно ей улыбалась, словно ничего и не произошло.

— У вас очень уютная гостиная. Я забыла сказать вам это вечером. Бетти, у вас превосходный вкус. — Милена приторно улыбнулась и посмотрела на чернеющие угли в камине. — Немного холодновато.

Милена отвернулась от камина, в котором, как по взмаху волшебной палочки, вспыхнул огонь.

— Теперь гораздо лучше. — удовлетворенно произнесла он. Элизабет потеряла дар речи. — Как вас это удалось? И как вы прошли мимо охраны?

— Все это мелочи, Бетти. Не стоит тратить на них наше время. — Милена сдвинула бровки и нахмурилась.

— Зачем вы пришли? — холодно спросила Элизабет, взяв себя в руки.

— Я пришла сказать, что вы напрасно тешите себя надеждой. Он не вернется. — Милена заглянула в бледно-голубые глаза, в глубине которых застыл страх. — Ничего не говорите. Вы удивлены, расстроены. Я понимаю.

Милена подошла ближе и положила руку на ее плечо. Во взгляде ее читалось сожаление и сочувствие. Элизабет взирала на нее с искренним недоумением.

— Я знаю, что такое одиночество. — продолжила Милена слегка хрипловатым голосом. — Я знаю, как это больно — терять надежду. Но когда вы осознаете, что все тщетно, вам станет гораздо легче. Правда всегда лучше, чем ложь. Она ранит, но вносит ясность в мысли, и мы учимся жить без иллюзий.

— О чем вы говорите? — пошептала Элизабет, широко распахнув глаза. Милена отметила про себя, что без макияжа, всего этого гламурного блеска и прически миссис Грэй выглядит намного моложе. Боже, как она беззащитна.

— Прекратите ждать его. Я знаю, что он заставил вас забыть, оставив надежду и смутные ожидания. Ими вы и живете, для него вы хотите сохранить свою красоту, для него вы растили сына таким умным, интеллигентным, начитанным. Я знаю, что он бы гордился вами и Джонатаном. Он любил вас. Только вы ушли живой из его объятий.

— О чем вы говорите? — голос Элизабет задрожал. В глазах застыло отчаянье.

— О любви, о чувстве вины, с которым вы живете так много лет, о надеждах, которым не суждено сбыться и одиночестве, которое никогда вас не оставит. Но вашей вины нет. Это было предопределено. Судьба…. Я не верю в это слово. Но в вашем случае, решаете не вы.

— Где мой сын? Кого я не должна ждать? — яростно спросила Лиз, скидывая руку Милены со своего плеча.

Мисс Мортимер печально улыбнулась, и засунув руку в карман своего черного плаща, достала сверкающее золотое украшение. Краска отлила от лица Элизабет, она потрясенно смотрела на качающийся на цепочке кулон. Она узнала семейную реликвию, которая таинственно пропала еще до рождения Джонатана.

— Узнаете? — мягко поинтересовалась Милена.

— Откуда это у вас? — изумление смешанное со страхом отразилось на лице Элизабет.

— Я забрала этот древний орден у того, кому вы его отдали. Помните? — Милена пронзила ее своим взглядом. — Вы помните, но не можете заставить себя признать, что все это не сон. Что все это действительно было. Я не оставлю вам орден, но верну вам то, что он хотел забрать. Ваши воспоминания.

— Нет. — Элизабет отшатнулась и попятилась назад, пока не уперлась в стену. Взгляд Милены Мортимер неумолимо преследовал ее, копаясь в лабиринтах ее подсознания. — Не надо, прошу вас. Я не хочу. — Женщина закрыла лицо ладонями.

— Бетти Грэй, он не вернется. — повторила мисс Мортимер. — Никогда.

Она быстро, так быстро, что Элизабет, не успела уловить ее движений, приблизилась к ней и вложила кулон в холодные дрожащие пальцы. Из-под сомкнутых ресниц Лиз потекли слезы, горькие, отчаянные, бесконечные….

— Ларри…. - прошептала она, сжимая в руке то, что однажды отдала мужчине с загадочным темным взглядом, мужчине, чью внешность до мелочей унаследовал ее сын, мужчине, которого она любила и ждала все эти долгие годы. Осев на пол, Элизабет в голос зарыдала. Склонившись, Милена обняла бьющуюся дрожащую женщину. Сейчас их боль была такой похожей. И Мила впервые пожалела, что не может плакать, не способна….

— Почему? — подняв на нее полный душевной муки взгляд, спросила Элизабет. Нечеловеческое страдание отразилось в потемневших от боли глазах. — Почему он не нашел меня?

— Он не мог, Бетти Грэй. — мягко проговорила Милена, гладя ее волосы. — Я убила его.

— Нет- нет. — закричала Элизабет, набрасываясь на Милену с кулаками. Она с легкостью удерживала ее, не давая причинить себе боль. — Зачем? Как ты могла? Я же любила его….

— Я знаю, Бетти. — схватив ее руки, произнесла Мила. — Он тоже знал об этом. И он любил тебя. Но Ларри Ланкастер был чудовищем, убийцей. Иногда одной любви мало, чтобы изменить звериную сущность. Он ушел, потому что напугался, что однажды убьет и тебя. Я прочитала это в его глазах перед смертью. Но не было дня, когда бы он не думал о тебе. Мы все животные, но полюбив, становимся уязвимыми, а это для нас непозволительная роскошь.

— Зачем? Зачем ты заставила меня вспомнить? — Элизабет бессильно опустила руки, слезы ручьями текли по бледным щекам.

— А ты и не забывала. — Милена взяла золотой орден из ослабших пальцев. — Я верну его.

— Где мой сын? Что ты с ним сделала?

— Ничего, но и его тоже не стоит ждать. Тьму не обманешь. Однажды прикоснувшись к ней, уже не освободиться, и рано или поздно приходится расплачиваться. Я заберу у тебя то, что ты нам задолжала.

— Нет. Нет. Только не Джонатан. Ты не можешь забрать их обоих. Ты убиваешь меня!. - отчаянно воскликнула Элизабет.

— Он никогда не принадлежал тебе, Бетти. Прости.

Элизабет попыталась задержать гостью, но она испарилась, словно дым, оставив только боль и страдание. Упав на пол, Элизабет поджала колени к груди и бессильно закричала. Это был вопль отчаянья. О ком в этот момент она убивалась больше? О сыне или о потерянной любви?

Джонатан не слышал, как вернулась Милена. Он успел заснуть, и точно не знал, как долго ее не было. Открыв глаза, Джон увидел ее стоявшей у окна. Что она все время высматривает? Или ждет кого-то. Он бы очень хотел понаблюдать за ней незаметно, но она прекрасно знала, что он проснулся. Рассвет прокрался в комнату, солнечные луны доползли до полога кровати. И в утреннем свете Милена выглядела еще бледнее и неестественней, чем обычно. Причем, это не грим, а натуральный цвет кожи. Ее безупречный профиль был неподвижен, словно она собралась позировать художнику, руки сложены на груди, плечи выпрямлены.

— Почему ты всегда так напряжена? — спросил Джонатан, приподнимаясь и облокачиваясь на подушки. Милена повернулась к нему. Ее глаза были бесцветными и прозрачными, как ледышки. Жуткое зрелище на фоне бледного с синевой лица.

— Страшно? — саркастично спросила она. — Мы стараемся не появляться днем. Слишком явным становится отличие от людей. А напряжена я по одной причине. Мой статус подразумевает постоянный риск нападения. Против меня готовится заговор. Многих не устраивают мои законы.

— Где ты была? — удовлетворившись ответом, поинтересовался Джонатан.

— Навещала твою мать.

— Зачем, позволь узнать?

— Хотела ее успокоить, но только расстроила.

— Что ты ей сказала? — Джонатан привстал откидывая одеяло. Взгляд Милены прошелся по обнаженному торсу и темной поросли внизу живота, скрывающейся за ремнем джинсов. В глазах ее отразилось странное животное чувство. Джонни почувствовал себя неловко, захотелось прикрыться. Черт, а ведь это страх. Он боится ее. Это очень-очень плохо.

— Я сказала ей правду. Ты будешь удивлен, но она прекрасно помнит твоего отца. — Милена улыбнулась. Джонатан обратил внимание на ее клыки, которые казались длиннее, чем раньше. Она стала медленно приближаться. Джон прижался спиной к спинке кровати, похолодев от ужаса. Глаза женщины заполнила чернота.

— Господи боже. — пробормотал Джонатан. Его прошиб холодный пот. Хотелось бежать, но он не мог пошевелиться, словно беззащитный кролик перед удавом.

— Ты хотел, чтобы я перестала тебя гипнотизировать. Сейчас ты почувствуешь, как малоприятно сохранять здравый смысл во время моих поцелуев. — он не успел заметить, как она переместилась на кровать. Мгновение и она уже сидит на нем верхом, сжимая его своими сильными бедрами. Черные волосы, словно змеи вились вокруг ее лица, падали ему на грудь. Сердце бешено колотилось в груди, он задыхался, но на этот раз вовсе не от страсти. Его парализовал страх. Черные глазницы были уже совсем близко, горячее дыхание обжигало его грудь, когда Милена наклонилась к нему. Он почувствовал, как острые клыки беспощадно вонзаются в его плечо. Ни нежности, ни страсти. Она вся дышала звериной яростью и злостью. Джонатан отчаянно вцепился в ее волосы, но в это момент боль отступила, и он почувствовал, как в него потекла сила вперемешку с видениями, обрывками фраз, прерывистым шепотом, вспышками разноцветных огней. Все вокруг окрасилось в розовый цвет, он словно падал в пропасть, а потом снова поднимался и летел все выше и выше от земли, в самое небо, к звездам во тьму. Неведомый доселе экстаз охватил его и понес все дальше по лабиринтам чужих жизней и мыслей. Пока на склоне холма он не увидел ЕЕ. Полуголую и прекрасную, черные волосы раскиданы по плечам, обрывки платья едва прикрывают обнаженное тело. В глазах решимость, клыки обнажены в зверином оскале. Еще один шаг и она упадет в пропасть. Горстка камней сорвалась и полетела вниз, несколько летучих мышей и страшные черные птицы окружили загнанную в ловушку женщину. Преследователи были уже близко. Джон слышит их крики. Их предводитель уже знаком ему. Это Ричард, безжалостное выражение его лица не оставляет сомнений в его решимости убить ЕЕ. В его руке зажат кинжал, длинное серебряное лезвие зловеще сверкает в лунном свете. Он без промедление вонзает его в грудь женщины….Не боль, не страх, а тень удивления и радости мелькает в ее взгляде….

Джонатан открыл глаза. Снова был день и солнце. Милена смотрела на него с холодным отчуждением.

— Этого он не рассказал тебе? Он убил меня дважды и убьет снова. — прошептала она. Румянец вернулся на ее щеки, сделав ее снова похожей на человека.

— Прости, я была груба. — извинилась она. — Не успела поесть по дороге домой. Рана будет болеть несколько дней. Больше я постараюсь не прикасаться к тебе. Я чуть не убила тебя. — протянув руку Милена дотронулась до кровавых отметин на его плече. Ошеломленный и полуживой от пережитого страха, Джонатан не нашел сил откинуть ее руку. — Теперь любовь не кажется такой сладкой? — она почти нежно смотрела на него. — Ты уже не узнаешь во мне ту, которую недавно любил?

— Что ты сделал с Элизабет? — хрипло повторил свой вопрос Джон.

— Ничего. Я не кусала ее, если ты об этом. — Мила мягко улыбнулась.

— Почему я все время слышу его имя в твоих мыслях? — Джонатан посмотрел на нее изучающим взглядом. — Из-за него ты так страдаешь?

— А с чего ты взял, что я страдаю? — она выглядела невозмутимо и даже вызывающе, но в глубине зеленых глаз мелькала бездна отчаянья и боли. Джонатан инстинктивно потянулся к ней. Не смотря на то, что она сейчас продемонстрировала, он чувствовал, что она сама не рада тому, что творит. Она заложница своего безумия, несчастная женщина, которой действительно нужна его помощь. Милена не стала вырываться, когда он притянул ее к своей груди.

— Расскажи мне. — прошептал он, целуя ее шелковистые волосы. Милена подняла на него свои глаза, слабая улыбка тронула красивые губы.

— Ты все видел сам. — сказала она тихо. Джонатан нежно ласкал ее плечи осторожными легкими прикосновениями.

— Я много, что видел. Кто все эти мужчины?

— Зачем тебе это знать?

— Мне важно понять, что причиняет тебе боль. — Джон приподнял ее лицо за подбородок. — Я люблю тебя не смотря ни на что. Мне безразлично твое прошлое. Я просто хочу разделить твою жизнь, какой бы она не была.

— Ты уверен? — она горько улыбалась. — Боюсь, что ты не ведаешь, о чем говоришь. Потерять друзей, близких, все то, чем ты живешь и заменить на сомнительное существование в царстве мрака, где каждый день приходиться бороться со своим собственным зверем, чтобы он не поглотил тебя целиком, не подчинил своей воли. Ничто и никто уже не вернет прежней жизни, останется только боль и сожаление, черная тоска и злость. Только это. А когда уйдет и любовь, тебя настигнет пустота и одиночество, холодное и отчаянное, безнадежное, вечное….

— Позволь мне самому решать. — он пропустил ее речь мимо ушей. — А кольцо на твоей руке. — вспомнил он. — Ты была замужем?

— Да. В прошлой жизни. — ответила Милена. — Очень давно. У меня была работа, которая меня не интересовала, но выполняла я ее ответственно и умело и в последствии даже стала большим начальником, друзья, которым не было до меня дела, муж, которого я не любила. Я ничего из себя не представляла. Бесцветная, холодная, уставшая и безразличная. А Ричард… — голос ее дрогнул. — Он научил меня жить по-настоящему. Я вдруг почувствовала себя живой, настоящей, красивой и сильной. Я поняла, что была сама виновата в своей безликости. Появились настоящие друзья, энергия била во мне ключом, мир окрасился во все цвета радуги. Это необыкновенно, Джонни, но так мимолетно. За неделю я успела взлететь в небеса и больно разбиться о землю. Мир рухнул, когда он исчез из моей жизни. Но я не хотела вечно страдать и заменила его другим мужчиной. Только ведь себя не обманешь. А мы все время лгали, мы оба. А что теперь? Пустота и ненависть. Джонни, любовь разрушает все, что мы пытаемся строить, она душит, уничтожает, делает нас уязвимыми и слабыми.

— Но ты не испытываешь ненависти. — Джонатан обхватил ладонями ее лицо. Его глаза светились нежностью. — Он сказал, мне, что ты опасна. Это так. Но…. Милена, кем бы ты не была, хоть демоницей ада, хоть Повелительницей вампиров, ничто не изменит моих чувств к тебе. Для меня сейчас настоящая только любовь. Я ничего не желаю больше знать.

— Я также думала, но позже, горько плача, на могиле своей подруги, я поняла, что не хочу вечно терять близких людей. Это выше моих сил. Но у меня не было иного выхода. Я должна была остановить хаос, который царил в клане пьющих кровь. Я до сих пор изредка возвращаюсь в родной город, незримой для окружающих и наблюдаю за жизнью друзей. Они все еще помнят обо мне. Однажды они все умрут, а я останусь такой же, как сейчас. Только я.

— Пожалуйста, не думай об этом. Не сейчас. Просто будь со мной, доверься мне. — он наклонился и нежно прикоснулся к ее губам.

— Как я могу довериться тебе, если ты не веришь мне? — она отстранилась на мгновение, чтобы заглянуть в темные глаза. — Почему ты сейчас опять подумал о Карле?

— У тебя с ним точно ничего нет?

Милена яростно влепила ему пощечину и вскочила.

— Знаешь что, мальчишка? — громко спросила она, гневно сверкая глазами. — Я устала от твоей ревности. Однажды я обязательно пересплю с Карлом, раз тебе этого так хочется.

Джон усмехнулся. Сейчас она ругалась, как самая обыкновенная женщина.

— Чему ты радуешься? — удивленно спросила она.

— Иди ко мне. — Джонатан протянул руку. — Я хочу доказать тебе, что лучше меня у тебя никого не может быть. А Карл просто самодовольный щенок.

— Слышал бы тебя Анжуйский. — Мила покачала головой, смягчившись. Честно говоря, она была не против немного расслабиться в теплых объятиях настоящего мужчины, хотя он и невероятный ревнивец. А разве не этого ей всегда не хватало в Ричарде?

— Нет. — Джон положил палец на ее губы. — Только без него. Перестань думать о нем, Милена. В постели нас должно быть двое. Только ты и я.