Глава 9
На долю секунды я решаю сказать им правду. Привет. Я гостья из параллельного измерения, альтернативная версия вашей дочери, которая на некоторое время остановилась в её теле. Я здесь, чтобы защитить вас от ещё одной версии вашей дочери, которая только что пыталась убить её. Видите? Это очень простое объяснение, на самом деле.
Нет. Лучше действовать осторожно.
— Что это значит? — спрашиваю я доктора Сингх, стараясь говорить естественно.
Она изумлённо смотрит на показания приборов.
— Понятия не имею. Это совершенно не похоже на результаты, которые я когда-либо видела. Никто даже не теоретизировал что-то подобное.
— Это опасно? — Папа обхватил меня обеими руками, вероятно, желая утешить, но я думаю, что именно он нуждается в утешении.
— Если бы вы сами показали мне эти значения, я бы сказала «да», — доктор Сингх оглядывается на меня и пожимает плечами. — Но Маргарет бодра, и, по-видимому, здорова, проявляет лишь симптомы кратковременной потери памяти. Это явно имеет некоторые пагубные последствия, и нам нужно следить за ней… но её психические функции более или менее целы.
— Я считаю, что мониторинг — это следующий наш шаг, — моя мать очень старается вести себя беспристрастно, но её рука слегка дрожит, когда она заправляет выбившийся локон за ухо. — Мы подождём, чтобы увидеть, появляется ли эта активность всплесками и уменьшается она или увеличивается.
— Вот именно, — говорит доктор. — Мы будем держать её под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, — потом она хмурится. — Я продолжаю употреблять эту фразу, хотя здесь она неприменима…
Это заставляет папу хихикнуть и даже мама слегка улыбается. Хорошо, я не хочу, чтобы они были слишком напуганы. Странная активность в мозгу их дочери разрешится сама собой, как только я уйду с Жар-птицей. Если Ведьма когда-нибудь вернётся для второй попытки убийства, они сразу же присмотрятся к её странному поведению.
Миссия выполнена.
Только… как мне попасть обратно на Землю?
Ответ очевиден, в каком-то смысле. Я возвращаюсь воспоминаниями к земле, которую больше не буду считать данностью, когда снова использую Жар-птицу. Скорее всего, какое бы измерение ни лежало впереди, я снова окажусь на твёрдой земле. Но я заперта здесь, пока не подберу время, чтобы совершить прыжок.
Часть меня хочет подумать о том, что Ведьма может делать в следующем мире. На этот раз она почти запустила меня в космос, где температура абсолютный ноль градусов, так как я могла даже предположить, что может ждать впереди? Но меня слишком пугают воспоминания о мире, который я оставила позади.
Тео убил меня.
Он задушил меня моим собственным шарфом, его тело лежало на моём, так что он, должно быть, чувствовал каждую судорогу, слышал каждый задыхающийся звук и в конце концов почувствовал, как другая Маргарет обмякла под ним, когда она наконец умерла. Как бы ужасно я себя ни чувствовала по поводу того, что случилось с Лондонской Маргарет, смерть, с которой столкнулось моё второе «я» в Египетской вселенной, была ещё более ужасной. Каждый раз, когда я позволяю своему разуму расслабиться хотя бы на мгновение, память возвращает меня к тому моменту, к ощущению пальцев Тео, сжимающих моё горло. Это как адреналиновый укол в сердце или удар током.
Иногда воспоминание об ужасе хуже самого ужаса. Вы переживаете травму только один раз, но память может быть вечной. Память никогда не отпустит.
Я думаю, что это ещё долго будет преследовать меня.
Как я должна победить Ведьму? Я никогда не смогу догнать её. Неужели я должна бесконечно гоняться за ней, нейтрализуя те бедствия, которые она создала?
Да. Я буду. Пока у нас нет другого плана, лучшее, что я могу сделать, это помочь спасти других Маргарет. Я не смогла спасти Лондонскую или Египетскую вселенную… но Космическая в норме.
Ну, если «под наблюдением психиатра» считается нормой.
Доктор Сингх решила, что я должна отдохнуть в своей комнате, и мама с папой отвели меня туда. Моя комната оказывается отдельной, что очень приятно. Она маленькая, чего, наверное, и следовало ожидать. Здесь стены покрыты какой-то белой смолой и украшены моими собственными рисунками углём, которые удерживаются на месте магнитными металлическими уголками. Койка крепко врезана в стену и снабжена ремнями безопасности на случай, если ночью мы потеряем гравитацию. Слава Богу, без окон. Я открываю несколько ящиков, ища что-нибудь более удобное, чтобы надеть, но, видимо, в космосе это только комбинезон.
— Тебе ещё что-нибудь нужно? — мама нежно гладит меня по плечу. — Хоть что-нибудь?
— Можно что-нибудь поесть? — я не голодна. Но моим родителям нужно что-то делать, чтобы чувствовать, что они помогают. Они кивают и спешат в коридор, что даёт мне первый момент уединения в этой вселенной.
Я падаю на койку и потираю голову одной рукой, пытаясь прогнать головную боль, прежде чем она начнётся. Если я ещё раз подумаю о том, что случилось с последними Маргарет, двумя убитыми Триадой, двумя потерянными мною, то окончательно потеряю голову. Воспоминания слишком сильно взволновали меня, чтобы я могла мыслить здраво. Сосредоточься на чём-нибудь другом, говорю я себе. Чем-нибудь ещё.
Рисунки углём интересуют меня больше всего, поэтому я сосредотачиваюсь на них. Иногда анализируя работы другой Маргарет, я понимаю, чем она отличается от меня, или немного больше о том, как выглядит её жизнь. Здесь Маргарет либо не так мотивирована цветом, как я, либо у неё нет такого широкого спектра художественных принадлежностей на выбор. Чем больше я изучаю её работы, тем больше я думаю, что они недавние, потому что я вижу энергию в её работе. Жизненную силу. Каждый штрих смелый. Глаза Джози такие же яркие в чёрном, белом и сером, как я когда-либо рисовала их в цвете.
Эта Маргарет живёт под жёсткими ограничениями, я думаю. Правила жизни в космосе должны быть строгими, от постоянных упражнений до бесконечно малого количества личного пространства. Поэтому она находит способы быть творческой в этих границах. Это помогает мне связаться с ней, получить некоторое представление о жизни, которой она живёт, потому что она единственная, кого я смогла спасти до сих пор.
Этого времени достаточно, чтобы мои родители вернулись с едой (довольно обычным бутербродом и соком, хотя всё упаковано и запечатано). Потом они заставляют меня лечь под одеяло, как будто я снова маленькая девочка, у которой начинается жар.
— Тебе надо отдохнуть, — говорит папа. — Отдых всегда помогает.
Я улыбаюсь ему в ответ.
— Я думала это чай.
— Чай решает всё. Так что я принесу тебе чашку чая попозже, — папа наклоняется и целует меня в лоб, чего не делал уже много лет.
— Мы ограничим доступ в твою комнату, — обещает мама, — а на твоей двери стоит электронный часовой. Ты можешь уйти, когда захочешь, но включится отслеживание, когда ты это сделаешь. Я понимаю, что это высокий уровень наблюдения, так что если ты предпочитаешь, чтобы мы этого не делали…
— Нет. Продолжайте следить за мной. В этом нельзя полагаться на мое настроение, верно? — мои родители должны понять. — Со мной всё будет в порядке, пока вы начеку.
— Тогда мы будем наблюдать, — мой отец улыбается мне, хотя беспокойство притупило обычный блеск в его голубых глазах. — Позвони нам, если понадобимся.
Потом они исчезают, и какое-то мгновение я просто лежу, наслаждаясь роскошью тишины. Но потом я кладу руку на свою Жар-птицу. К счастью, медицинские исследования в космосе не требуют, чтобы мы раздевались, в то время как другие люди, могут обнаружить Жар-птицу, если присмотрятся. Врач, который проводил медосмотр, будет искать ответы. Хорошо хоть автоматические приборы полностью игнорируют Жар-птицу.
Очевидно, я должна попытаться выпрыгнуть из Космической вселенной, но после двух ужасных смертей трудно заставить себя броситься в ещё более смертельную опасность. В первый раз, оказавшись в новой вселенной, я буду рада, если вдруг не смогу двинуться дальше. Я не только столкнусь с опасностью, но и возьму на себя ответственность за спасение ещё одной жизни…
Ты спасла эту, напоминаю я себе. Теперь попробуй спасти ещё одну.
Один глубокий вдох, я нажимаю на рычаги управления…и ничего. Ведьма ещё не двинулась дальше. Я снова падаю на кровать, внезапно почувствовав такую усталость, что, кажется, могу проспать несколько дней. Может быть, это лучшее, что я могу сделать сейчас. Пусть эта Маргарет отдохнёт, а я найду утешение в своих мечтах.
Затем раздается дверной звонок, и дверь автоматически открывается. Мои родители обещали опечатать мою каюту, так что кто бы это ни был, у него есть разрешение. Наверное, это доктор Сингх…
Вместо этого я поднимаю глаза и вижу Пола, одетого в свой собственный комбинезон Астреуса. Он тоже с нами в космосе. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он засовывает большой палец под воротник комбинезона и показывает свою Жар-птицу.
— Пол, — я хочу вскочить, обнять его, зарыться в его сильные руки и представить, что он может защитить меня от всего. Это ложь, но иллюзия была бы сейчас такой утешительной, как самое тёплое, самое мягкое одеяло в мире.
И всё же я остаюсь на кровати. Он отталкивал меня так много раз, что я не думаю, что смогу вынести ещё один отказ. Кроме того, сейчас Пол выглядит ещё более потрясённым, чем когда он впервые появился в Египетской вселенной.
Долгое мгновение никто из нас не произносит ни слова. Наконец Пол говорит очень тихо:
— Это был я?
— Что ты?
— Это я причинил тебе боль? — голос Пола дрожит. Единственный раз, когда я видела его так близко к краю, это когда я сказала ему, что мой отец умер. — Нет. Это я тебя убил?
— Нет. Нет! — я вскакиваю с кровати, чтобы встать перед ним, достаточно близко, чтобы дотронуться, хотя мы этого не делаем. — Это был Тео. Тео из вселенной Триады. Он последовал за мной туда.
Пол прислонился к пластиковой стене, словно не мог больше ни секунды продержаться на ногах.
— Я потерялся между напоминаниями, я не знал. Когда я пришёл в себя, то снова увидел тебя мёртвой, — он тяжело выдыхает, словно изо всех сил старается не заплакать. — Снова.
— Эй, — я делаю шаг к нему и кладу руки ему на плечи. — Я здесь, хорошо? Я твоя Маргарет и со мной всё в порядке.
Его серые глаза изучают меня, и я задаюсь вопросом, действительно ли я его Маргарет.
— Твои родители нашли тело, — тихо говорит он. — Тео уехал по какому-то поручению, никто не знал, кто это сделал, но, когда Тео не вернётся, я думаю, они поймут, кто убийца.
Я думаю о Тео из Египетской вселенной, который мог бы быть стилягой и флиртовать, но он не был убийцей. Он придёт в себя в Каире или каком-нибудь другом египетском городе, совершенно не осознавая, что он там делает. Если его поймают, то посадят в тюрьму или казнят за преступление, которого он не совершал. Ведьма разрушает больше жизней, чем только мою.
— Почему ты решил, что мог убить меня? — это тот вопрос, на который я действительно хочу получить ответ? Я не уверена.
Пол скрещивает руки на широкой груди.
— А почему ты думаешь, что я этого не могу сделать?
— Даже самая худшая версия тебя, которую я встречала, — Пол из вселенной Мафии (мы оба это знаем, нет необходимости говорить это вслух). — Даже он не сделал бы этого.
— Ты не знаешь, что это такое, — жест Пола указывает на его голову, его разум. — Я не могу это описать. Это как будто… как будто все пути между моими мыслями и действиями были разорваны или перенаправлены. Эмоции, которые я мог бы отбросить раньше, гнев, ревность или даже ненависть, теперь как будто завладели моим мозгом. Я мог ошибиться, Маргарет. Я мог бы это сделать.
Холодок пробегает ледяными пальцами по моей спине, но я отказываюсь поддаваться паранойе. Так или иначе, я должна помочь ему поверить.
— Ты этого не делал, ясно? Это не ты причинил мне боль. Так что давай перестанем волноваться о том, что могло случиться и сосредоточимся на том, что произошло, — но сейчас я могу думать только о Египте, одном из самых красивых миров, которые я когда-либо посещала, и о том, как он был разрушен для стольких людей, которых я люблю.
— Когда напоминание вернуло меня назад, я услышал крик Софии и этот звук…. — Пол морщится, закрывает глаза. — Я сразу понял, что ты мертва. Только от звука её крика.
— Я одна на троих, — мой голос звучит глухо в моих собственных ушах. — Ведьма пыталась выбросить эту в открытый космос, но не получилось. По крайней мере, с этой всё будет в порядке.
Пол смотрит на меня тяжёлым взглядом, как будто может заметить какую-то травму, которую я пропустила.
— Если я смогу создать устройство, которое поможет Жар-птицам увеличить асимметрию и укрепить эту вселенную, тогда мы сможем сохранить её в безопасности. Технология должна быть здесь доступна. Это может быть первый мир, который мы сможем спасти.
Что абсолютно верно. И всё же для моего израненного духа это звучит так, словно он говорит: «Ты, очевидно, не можешь никого защитить, но я могу».
Я заставляю себя оставаться позитивной, мыслить конструктивно.
— Так. Мы в открытом космосе. Вау
— Раньше я думал, что хотел бы участвовать в космической программе, — говорит Пол. — Когда был маленьким.
— Я рада, что ты этого не сделал, — тихо говорю я. — Иначе мы бы никогда не встретились.
Пол не отвечает. Он ещё глубже ушёл в себя.
Я пробую снова.
— Хочешь услышать кое-что интересное?
Пол бросает на меня взгляд.
— Как бы ни были плохи последние несколько недель, они не были скучными.
— Наверное, нет. Но послушай. Когда доктор осмотрела меня здесь, на станции, она провела какое-то футуристическое сканирование мозга, и они смогли сказать, что здесь две Маргарет.
Его глаза расширились.
— Они поняли, что ты пришла из другого измерения?
— Нет. Но они выяснили, что мозг этой Маргарет занят в два раза больше, чем следовало бы.
— Интригующе, — Пол говорит почти как его любимый мистер Спок. Его гениальный научный мозг ухватился за эту новую информацию, и он отвлёкся от своих проблем, по крайней мере сейчас. — Я хочу сам увидеть результаты этих тестов. Эти данные могут помочь нам придумать устройство для обнаружения нежелательных посетителей.
— Это определённо пригодится, — если бы мы только могли опознать Тео, когда он впервые появился в нашем мире. Мы все были бы избавлены от стольких хлопот.
Пол добавляет:
— И, возможно, мы сможем увидеть, как сильно осколки навредили мне.
— Эй. Хватит, — мне невыносимо слышать, как Пол говорит такое. — Это травма. Ты поправишься.
— Ты этого не знаешь. У нас нет образца для этого. Понятия не имею, как сильно расщепление влияет на психику и возможно ли вообще «исцеление», — он смотрит на свои ботинки. — Может быть, душу можно сломать, как и судьбу.
— Наша судьба не сломана, — огрызаюсь я, прежде чем взять себя в руки. Мы оба измучены, мы прошли через многое, от чего у нас не было никаких шансов оправиться, но мы не должны вымещать это друг на друге. Поэтому я успокаиваю себя, как могу, прежде чем добавить. — Ты прошёл через мою дверь, хотя она должна была быть закрыта для всех, кроме нескольких человек, которых одобрили мои родители. Значит, и здесь мы должны быть вместе, верно? Если судьба свела нас вместе в открытом космосе, то она должна быть довольно мощной.
— Судьба заставила меня причинить тебе боль. Это заставило тебя причинить боль мне. Она возвращает Тео к нам снова и снова, иногда ты даже влюблена в него, — Пол выглядит смущённым. Его рост и мощная мускулатура означают, что мир часто кажется ему слишком маленьким. В этой крохотной комнатке он с таким же успехом мог сидеть в клетке. — Если наша судьба — это не более чем предсказание столкновения, пересечения двух путей, то у нас вообще нет судьбы.
Может ли это быть правдой? Как часто мы находим друг друга, как часто мы любим друг друга — это только вопрос случая, если мы окажемся вместе? Я не хочу в это верить.
Но что бы ни было у нас с Полом, это не история с единственным счастливым концом.
— Наверное, это разрушает твою диссертацию, — говорю я глухо, — о судьбе и математике.
Он морщится, словно от боли. Никогда не шутите с кандидатом наук о его диссертации, особенно когда это глупое время, чтобы пошутить. Но я не знаю, что делать. Мне нужны волшебные слова, заклинание, сценарий. Я бы заплатила все деньги, которые у меня есть или когда-либо будут за правильные слова, чтобы сказать их в этот момент. Вместо этого я бессильна и молчу.
— В формулах есть параллели, — голос Пола звучит так же ровно, как и в те дни, когда я только начинала его узнавать, и его неловкость была настолько сильной, что я назвала его пещерным человеком. — Но они подразумевали совсем не то, что я думал. Может быть, я верил в судьбу, потому что хотел верить.
— Мы больше, чем просто набор формул, — я тянусь ко всем нашим лучшим воспоминаниям, хотя они кажутся такими далекими. — В ту ночь, когда мы готовили лазанью, или в тот раз, когда мы ездили в лес, или в День Святого Валентина — всё это было по-настоящему.
— Ты влюбилась в меня в другом измерении, — говорит он, не глядя мне в лицо. — Может быть, это всё-таки был всего лишь лейтенант Марков. Может быть вместо того, чтобы быть твоей судьбой, я всего лишь… остановка по дороге.
Ладно, я знаю, что мы оба прошли через многое, и русские фаталисты, и так далее, но это должно закончиться.
— Не говори так! Это просто глупый разговор, разве ты не видишь? Ты игнорируешь всё, что мы делали вместе. Всё, чем мы были. Или я никогда не была для тебя чем-то большим, чем математическое уравнение?
Это должен был быть риторический вопрос. Видимо, это не так.
— Математика не лжёт, — говорит Пол. — Лгут эмоции.
Я слишком растеряна, чтобы спорить. Без какой-то великой космической судьбы, связывающей нас вместе, Пол… не верит в нас.
Он продолжает говорить, уставившись на свои ботинки.
— Мы обманываем себя, думая, что можем получить то, чего хотим больше всего на свете. Но так не всегда получается. Теперь мы это знаем.
— Перестань говорить о нас, как о физическом эксперименте!
— Ты ведёшь себя нелогично, — отвечает Пол.
Когда учёный говорит вам, что вы не логичны, вы должны немедленно прекратить спорить, потому что они перекалибруют весы, чтобы убедиться, что вы проиграете. Я прижимаю колени к груди и сворачиваюсь калачиком в дальнем углу койки.
— Разве тебе не нужно провести несколько экспериментов с Жар-птицей?
Пол выглядит так, будто хочет сказать что-то ещё, но вместо этого он уходит, несчастный, даже когда у него есть шанс спасти мир. Как только дверь за ним захлопывается, я хватаю свою собственную Жар-птицу и пытаюсь выпрыгнуть из этого жалкого измерения.
Неудача. Я застряла здесь, дрейфую в пространстве, безнадёжно далеко от дома.
День святого Валентина был всего несколько месяцев назад. Многие люди, включая моих родителей, говорят, что это глупый фальшивый праздник, чтобы продавать поздравительные открытки, и, если вы укрепляете свои отношения один день в году, у вас проблема. Я думала, что согласна с этим, пока Пол не принёс мне красные розы и шоколад.
— Я думал, что так нужно делать, — сказал он, когда мы прижались друг к другу на заднем дворе, возле маленького костра в чугунном очаге. Мы накинули на плечи по одеялу, тесно прижавшись друг к другу. В тот вечер даже сине-оранжевое сияние фонарей Джози, изображавших тропических рыбок на перилах веранды, казалось смутно романтичным. — Это то, что всегда показывают в кино. Но по дороге сюда Тео сказал мне, что это клише.
До меня у Пола никогда не было личной жизни, вот почему он так ценил советы Тео.
— Тео, наверное, подарил бы кому-нибудь крафтовое пиво и кепку дальнобойщика, — с наслаждением я вытащила ещё одну конфету из шуршащей обертки. — И никогда, никогда не бывает неподходящего времени, чтобы подарить мне шоколад. Помни об этом.
Он торжественно кивнул.
— Всегда.
— Тебе понравились книги? — меня больше волновали мои собственные подарки. Взрослея в окружении учёных, я более или менее впитала все каноны сумасшествия прежде, чем мне исполнилось двенадцать. Мы с мамой смотрели Звёздный путь: Следующее поколение на Нетфликс, с папой создали среднюю версию мёртвого попугая Монти Пайтона. Но Пол, выросший вне всякой светской жизни и окружённый людьми старше себя, пропустил много интересного.
— Я слышал о Дюне, — сказал он, его серые глаза смотрели на романы, сложенные у края костра. — И я всегда хотел почитать Урсулу К. Легуина. Но компендиум — это что, путеводитель по автостопу?
— Автостопом по галактике. Обязательно к прочтению. И это уморительно, — я наклонилась ещё ближе к нему, так что наши носы почти соприкоснулись. — Тебе нужно больше смеяться.
— Никогда раньше у меня не было столько причин смеяться, — его широкая ладонь вплелась в мои кудри. — Никто ещё не делал меня таким счастливым.
— Меня тоже, — прошептала я. Но любить Пола, это было так, словно он зажёг во мне свечу, и это внутреннее сияние, казалось, осветило весь мир.
Пол притянул меня к себе, поцеловал в висок и прошептал:
— Свет костра напоминает мне о даче.
Наша единственная ночь страсти. Тогда я ещё не знала, чего это стоило. Тогда я упивалась воспоминаниями, как чистыми часами блаженства.
— Мне тоже. Давай притворимся, что мы снова там.
Его глаза заблестели. Я не предлагала заняться сексом на веранде, но он знал, как сильно я хочу, чтобы он поцеловал меня, и как только мы начали целоваться, казалось, что мы никогда не остановимся.
Не прошло и трёх месяцев со Дня Святого Валентина. Теперь я здесь, с разбитым сердцем, не уверенная, что мы с Полом когда-нибудь снова будем вместе, несчастная. И на геосинхронной орбите.
Мои родители предлагают мне позавтракать в «столовой», исходя из теории, что социализация — это хорошо. Я встаю рано просто потому, что не могу больше ни секунды хандрить в простом белом ящике своей комнаты. Когда я прихожу, завтрак кажется уже заканчивается. Полдюжины людей в комбинезонах выходят, разговаривая друг с другом о вспышках на солнце и разрыве между людьми по имени Мин-Джи и Седрик. Один из них машет мне рукой, и я машу в ответ. Мы что, друзья? Знакомые? Думаю, все здесь должны знать друг друга.
Одна вспышка светлых волос заставляет меня замереть. Мой мозг нашёптывает Ромола, приспешница Ватта Конли в полудюжине миров, включая Главный Офис. Но нет, это кто-то другой. Космическая вселенная — это измерение, где мне не нужно беспокоиться о ней.
Похоже, это единственный счастливый случай, который поджидал меня за долгое время.
Пока я сижу в одиночестве за столом в кафетерии, передвигая яичницу по своей жестяной тарелке, входит Пол. Его ночь, должно быть, была такой же печальной и одинокой, как и моя, но выражение его лица было таким замкнутым. Любой, кто не знал его лучше, мог назвать его холодным. Пол больше не надеется найти утешение со мной, но я не могу не желать этого от него. Моё расколотое надвое сердце знает только, что его вторая половина рядом, и тоскует по нему так отчаянно, что у меня болит грудь.
Мы… расстались? Этот термин звучит так по-детски для ужасного разрыва, который открылся между нами. Когда я думаю об этом буквально, это звучит ближе к истине. Мы были сломлены. Мы разбиты на куски. Мы не можем снова быть вместе.
Он садится на ближайшую пластиковую скамейку.
— Как ты? — то, как он это говорит, ясно дает понять, что это минимум вежливости, и точка.
Если он хочет поговорить о несущественных вещах, тогда ладно.
— Ну, сегодня утром я узнала, что тренировки на космической станции требуют трёх долбаных часов в день. По-видимому, это как-то связано с плотностью костей, не то, чтобы меня это волновало после часа на беговой дорожке.
Пол открывает рот, вероятно, чтобы объяснить проблему плотности костей. Я дарю ему взгляд «никакой науки». Благодаря родителям, я довольна хороша в этом. Во всяком случае, он молчит.
— Так, — всё это время я ковыряюсь в еде. — Есть прогресс?
— Думаю, да, — говорит он, удивляя меня. Это первый хороший сюрприз за последнее время. — Твоя теория о захлопнутых дверях, что они убеждены, что ты не поможешь, и пытаются отгородить тебя от вселенных, отмеченных для уничтожения, я думаю, что это верная теория.
— Это значит, что Египетская и Лондонская вселенные потеряны, не так ли?
— Может, и нет. Я могу вернуться в любую из них. Могут также они или твои родители, если бы они смогли создать новую Жар-птицу и использовать материалы, чтобы построить стабилизатор.
— Ты сможешь показать мне, как построить стабилизатор самостоятельно?
— Этот термин не совсем правильный, на самом деле, поскольку стабилизация является только частью… — у него такое выражение лица появляется всякий раз, когда он понимает, что пошёл по научному пути и оставил меня позади. — Боюсь, устройство довольно сложное. Мы защищаем вселенную, увеличивая асимметрию её отношений материя-антиматерия. Жар-птица может сделать это, если мы увеличим её мощность. То, что мы называем стабилизатором, в действительности увеличит мощность Жар-птицы, чтобы она могла работать как стабилизатор. Более точный научный термин можно разработать позже.
Мама и папа с удовольствием придумают какую-нибудь забавную аббревиатуру, а может быть, выберут что-то из русской мифологии. Но, по крайней мере, я знаю, что мы на правильном пути.
— Окей. Мы на грани того, чтобы уничтожить работу Триады.
Пол кивает, но затем добавляет:
— Мы должны предположить, что в какой-то момент Триада может подумать о создании ещё одного идеального путешественника.
— Но они не хотят привлекать к заговору никого другого. Конли послал меня саботировать другие измерения, которые могли бы создать технологию Жар-птицы, помнишь? Триада не намерена делиться своей силой.
— Ты предполагаешь, что они будут действовать добросовестно, что является необоснованным предположением, — когда Пол не уверен в том, как действовать, он становится таким: сверхточным, научным, почти ледяным. Раньше это раздражало меня, прежде чем я поняла, что он делает это, чтобы скрыть своё чувство изоляции. За этим жёстким фасадом он чувствует себя таким же одиноким, как и я. — Наиболее вероятный сценарий заключается в том, что Конли завербует потенциального путешественника, использует его для выполнения грязной работы, как он сделал с тобой, а затем предаст этого путешественника и уничтожит его родное измерение.
Теперь, когда Пол сказал это вслух, я не знаю, почему я не понимала этого раньше.
— Чёрт, — бормочу я, роняя вилку на тарелку. — Мы никогда не сможем остановить их.
— Может и нет. Если бы они уже создавали других путешественников, я сомневаюсь, что они всё ещё были бы так сосредоточены на ограничении твоего влияния. Но мы должны действовать быстро.
— Хорошо, — Это я могу. Это помогает сосредоточиться на общей картине, на бесчисленных жизнях, которые полагаются на нас с Полом. — Как идёт работа над стабилизатором?
— Я думаю, что смогу начать разработку уже сегодня. Это измерение, космическая вселенная, будет нашим пробным образцом. Через несколько часов у меня должны быть данные, необходимые для настройки пробного устройства, — он делает руками жест, предполагающий, что устройство круглое, что-то, во что впишется Жар-птица. — Тогда я попробую, и если это сработает…
— Тогда мы с тобой пройдём по мультивселенной, спасая жизни и закрывая путь Триаде, — если я ничего больше не могу то, по крайней мере, я могу получить удовольствие, навсегда стерев ухмылку с лица Ватта Конли. — Ты бы сразу вернулся в Лондонскую и Египетскую вселенную, не так ли? Я бы хотела этого.
Пол хмурится.
— Порядок, вероятно, не имеет значения. Почему ты хочешь, чтобы я расставил приоритеты начиная с этих двух?
— Потому что я подвела этих Маргарет. У меня были шансы спасти их, а я не смогла.
— Это не твоя вина, — его голос смягчается, и на мгновение мне кажется, что он всё ещё верит в меня. Почему-то это ранит сильнее, чем его холодность, мгновенная иллюзия, что он вернулся, мы вернулись, и наше расставание, не более чем кошмар. — Ты попала в ситуацию, из которой не смогла выбраться.
Может, он и прав, но это не мешает чувству вины давить на меня каждую секунду, каждый вдох.
— Я просто чувствую, что у меня есть шанс…по крайней мере почтить их. Если мы сохраним их вселенные, то не дадим им полностью исчезнуть, понимаешь? Там всё ещё будут люди, которые помнят их. Они всё равно будут настоящими. И они будут иметь значение, потому что они сыграли определённую роль в защите всей своей вселенной.
Пол взвешивает это, потом кивает.
— Сначала эти две.
— Спасибо, — я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на предстоящей задаче. — Мы позаботимся о космической вселенной, потому что ты здесь всё исправишь, а я уже спасла эту Маргарет. Мы можем сразу вычеркнуть её из списка.
Как только слово покидает мой рот, начинают мигать красные огоньки. Раздаётся сигнал тревоги, и компьютерный голос говорит: «В механизме выпуска плазмы перегрузка неизбежна. Перегрузка неизбежна. Все к спасательным капсулам. Повторяю. Перегрузка неизбежна.»
Выпуск плазмы? Как тогда, после того как ушла Ведьма, а я запрыгнула в тело?
Страх захлестывает меня, чистый, ужасающий смертельный ужас, как будто руки Тео снова сомкнулись вокруг моего горла. У ведьмы был запасной план. Она создала вторую ловушку, саботаж, который мог уничтожить всю эту космическую станцию в любой момент.
Нас вот-вот выбросит в открытый космос, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.