Миллион миров с тобой

Глава 27

Кабели змеятся вниз через темноту и болтаются вокруг нас. Охранники Триады начинают сползать на землю, лучи фонариков льются из их головных гарнитур, их оружие темнеет на фоне ночи, чёрное на чёрном.

— Бегите! — кричит Тео, и остальные члены сопротивления разбегаются. Хотя некоторые из них вооружены, большинство из них застигнуты врасплох. Никто из них не был готов к этой схватке.

«Потому что ты их подставила», — свирепо говорю я себе, бросаясь к ближайшему зданию.

Ближайшее здание тянется так высоко, что я не могу себе представить, где оно заканчивается. Однако его нижние этажи, должно быть, были заброшены в течение десятилетия или более. Окна разбиты вдребезги, вместо них просто пустые дыры, прикрытые рваной одеждой. Одна из них открыта, и я прыгаю через неё так быстро, как только могу. Мой прыжок более акробатичен, чем приземление, в результате чего я растягиваюсь на полу комнаты, пустой, если не считать нескольких разбитых ящиков.

Буквально через несколько секунд Пол проскальзывает в окно вслед за мной, хотя ему труднее протиснуть своё большое тело. Единственное освещение исходит от ярких прожекторов снаружи. Я ныряю за один из больших, более неповреждённых ящиков и жестом приглашаю Пола присоединиться ко мне.

Опустившись на колени рядом со мной, он изучает странный, похожий на коробку пистолет, который у него есть в этом измерении.

— Пусковой механизм кажется очевидным, — бормочет он. — Насчёт прицеливания я не уверен.

— Ты не будешь ни в кого стрелять! Мы пришли сюда не за этим…

— Мы пришли сюда не для того, чтобы попасть в плен, — Пол глубоко вздыхает.

Я вижу, как он борется. Это снова расщепление, угрожающее разорвать его самоконтроль в тот момент, когда он меньше всего может позволить себе сломаться. Но он не сердится на меня, и теперь я понимаю, что на самом деле я не была тем человеком, на которого он сердился. Это просто бесконечное напряжение от погони и страха, что мы ведём войну, в которой никогда не сможем победить.

— Тебе лучше вернуться в Московскую вселенную или двинуться дальше, — шепчу я, когда снаружи раздаются крики. — В этом мире Пол знает, как обращаться с оружием, и он знает, где спрятаться. Он бы мне помог.

Пол смотрит на меня с полным непониманием.

— Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

— Ты можешь, и ты должен это сделать.

Но уже слишком поздно. Дверь, которую я раньше не видела, распахивается, и в комнату вбегает охранник из Триады. У него оружие в руках, и он целится прямо в меня.

Пол двигается так быстро, что кажется расплывчатым пятном, бросаясь на моего противника. Они падают вместе, но Пол оказывается сверху. Фонари, прикреплённые к форме охранника, сияют яркими лучами прямо в потолок, как будто они сражаются в клетке света. Пол даже не пытается застрелить охранника. Вместо этого он использует своё оружие как дубинку, разбивая ею лицо охранника.

— Нет, — шепчу я, когда капли крови разбрызгиваются сквозь тонкие лучи света. Пол выглядит так, будто собирается избить этого парня до полусмерти или до смерти. — Пол, нет.

Но Пол меня не слышит. Вместо этого он поднимает пистолет, готовясь к более жестокому или даже смертельному удару. Он потерян в лихорадке насилия. По-настоящему потерян.

По крайней мере, я так думаю, пока Пол не замирает с окровавленным пистолетом в руке над головой.

Я смотрю широко раскрытыми глазами, как Пол взирает на своего поверженного противника. Он тяжело дышит, дрожа от прилива адреналина, но в слабом свете, я вижу, как его лицо из гримасы ярости превращается в знакомого мне Пола. После долгой паузы он опускает руку и отбрасывает пистолет в сторону.

Он это сделал. Пол снова взял себя в руки. Он сделал это! Это не похоже на прошлый раз, когда он пощадил Ромолу в основном потому, что думал, что она всё ещё может выстрелить. Он победил раскол, и он знает, что победил. Несмотря на то, что всё вокруг катится к чёрту, я начинаю улыбаться. Может быть, теперь он снова начнёт надеяться, и эта надежда спасёт нас обоих.

Краем глаза я замечаю какое-то движение. В моём сознании есть только одно слово: пистолет.

Следующий охранник стреляет, как только вбегает в комнату. Пол поднимает голову за долю секунды до выстрела. Его тело дёргается назад, кровь брызжет из груди в красном ореоле, и он падает.

Мои крики, кажется, принадлежат кому-то другому. Этот ужасный, мучительный звук не может вырваться из моего горла — это должен быть крик всего мира одновременно. Нет, нет, только не Пол, это убьёт их обоих, Пола из этого мира и моего, если он не сможет добраться до Жар-птицы, или я смогу…

Я бросаюсь вперёд, но охранник, идущий к Полу, толкает меня назад с такой силой, что я падаю на землю. Оглядываясь через плечо сквозь пелену слёз, я вижу Пола, лежащего на спине, одна нога согнута под ним под неестественным углом. Его рука слепо шарит по груди, в поисках Жар-птицы? Из-за раны? Не могу сказать. Но затем охранник стреляет снова, и тело Пола снова подпрыгивает, прежде чем лечь неподвижно.

Он мёртв. Пол мёртв.

Моя первая мысль, снова броситься на охранника, заставить его убить и меня тоже. Я хочу умереть, быть с Полом, не чувствовать, как моё сердце разрывается на тысячи кусочков.

Память возвращает меня в Россию, на поле битвы, покрытое снегом и кровью, к койке, на которой лежал умирающий лейтенант Марков. Я представляю себе его лицо, когда он шептал свои последние слова: «каждая Маргарет».

«Каждый Пол», — думаю я, подбирая под себя руки и готовясь броситься на охранника. Каждый мир даёт нам шанс. Жаль, что я не взорвала наш. Жаль, что мы не смогли создать новый целый мир.

Затем стена проваливается внутрь.

Когда охранник отскакивает от кувыркающейся штукатурки, я вижу летающую машину, которая только что пробила кирпичи. Она помята и поцарапана, одно окно выбито, но она всё ещё работает и за рулём сидит Тео. Он кричит:

— Залезай!

Я колеблюсь лишь одно мгновение, прежде чем память о моей миссии побеждает горе. Как только я бросаюсь к машине, Тео распахивает дверцу, и как только моя задница ударяется о сиденье, он разворачивает её задним ходом. Только хватаясь за ремень безопасности, я удерживаюсь от того, чтобы не вываливаться из всё ещё открытой двери на землю, которая теперь быстро становится намного дальше.

— Что случилось с Полом? — Тео заводит двигатель, когда я захлопываю дверь, машина набирает обороты, затем резко поворачивает, и мы несёмся вверх по каньону высотных зданий.

Я подавляю рыдание.

— Он мёртв.

Тео тихо ругается.

— Твой или наш?

— Оба, как мне кажется, — как бы мне ни хотелось думать, что мой Пол смог воспользоваться своей Жар-птицей и сбежать, я не понимаю, как у него мог быть такой шанс. Я грубо вытираю щёки, стараясь прогнать слёзы. Я не заслуживаю прощения. — Мне не следовало приходить сюда.

Его голос дрожит, даже когда он пытается говорить жёстко.

— Триада охотилась за нами задолго до твоего появления. Мы знали, что такое может произойти.

Это так близко к отпущению грехов, насколько может дать Тео.

Члены Сопротивления были не единственными, кому я угрожала.

— Подожди. А где Ромола?

— Та Ромола, с которой ты пришла? — Тео делает крутой поворот, и мы несёмся по узкому кривому переулку. — Она вернулась в свою родную вселенную, что ей и следовало сделать. Ромола этого мира? Она вернулась с охраной, наверное, жалуется, что я угнал её машину. Давай помнём эту тачку, а? Отплатим ей за то, что случилось с Полом.

Следующие пять минут больше похожи на ловушку в какой-то видеоигре, чем на что-то похожее на реальную жизнь. Я была бы в ужасе, если бы не была раздавлена горем. Тео едет зигзагами по плотно заполненному городу, словно по лабиринту, который он пробегал уже тысячу раз. Один раз он даже направил машину почти полностью вертикально, подпрыгнув в воздух, как ракета, вылетающая на орбиту. Но он не может избавиться от преследовавших нас охранников.

Они собираются поймать нас, и, если они хотели убить Пола, они убьют и Тео. Мои руки больше не выдержат крови.

— Я не могу этого допустить, — я пытаюсь поймать взгляд Тео. — Я не могу позволить тебе заплатить за это.

Тео просто ускоряется.

— Да ладно тебе. Ты уже должна знать, что я могу управлять машиной в любом измерении.

Я помню обломки после роковой катастрофы в Кито, то, как закрыла глаза Тео.

— Это не значит, что ты всегда выходишь живым.

Он не отвечает, но замедляет тем. Немного.

— Я разберусь с этим, ладно? Просто держись.

Мы вылетаем на более широкий транспортный путь. Теперь, когда рассвело, всё больше людей на улице, а это значит, что другие летающие машины налетают и кружат вокруг нас. Тео быстро уводит нас с главной улицы, прямо над длинным зданием, которое на несколько десятков этажей ниже среднего. Как далеко мы от него находимся? Даже десяти футов не было. Вероятно, это идея Тео «залечь на дно».

Я рассматриваю это как возможность.

— Удачи, Тео, — говорю я и хватаюсь за дверную ручку.

— Маргарет…нет…

Его голос затихает, когда я выпрыгиваю из машины. На какую-то долю секунды вокруг нет ничего, кроме стремительного воздуха, но я помню, что нужно подтянуться и перекатиться. Это не спасает от адской боли, когда я приземляюсь на крышу, но, когда я падаю снова и снова, я остаюсь в сознании. Кожа содрана с моих рук, и боль подсказывает мне, где будут синяки, но мои кости не хрустят.

Но я лежу неподвижно, даже когда вокруг меня кружат машины охраны, чтобы взять меня под стражу. Я слишком опустошена, чтобы даже плакать. Вместо этого я удивляюсь, почему я ещё жива. Почему наши сердца не перестают биться в тот момент, когда они разбиты. Такое чувство, что моя душа уже покинула меня, и моё тело — это просто груз, который мне придётся нести вечно.

«Может быть, он сбежал», — пытаюсь я убедить себя, пока иду по коридорам Триады в оцепенении, мои запястья скованы наручниками, по охраннику за каждым плечом. Пол потянулся за своей Жар-птицей. Он мог бы выпрыгнуть. Мог бы.

Но я не могу заставить себя поверить в это.

Меня ведут в штаб-квартиру Триады, которую я раньше не видела, в их лаборатории, я полагаю. Узкие компьютерные терминалы с чёрными панелями, которые я мельком видела в других местах, теперь превратились в огромные панели, почти закрывающие стены, их расчёты показаны на слабом цветном дисплее, который недолго светится, а затем гаснет, поскольку они продолжают долгую работу по определению того, какие измерения должны умереть. Этот комплекс настолько превосходит нашу силу и изощрённость, что я не могу поверить, что мы когда-либо думали, что у нас есть шанс. Они даже не потрудились забрать мою Жар-птицу. Вот какую малую угрозу я представляла для них.

Ватта Конли нигде нет, и это небольшая милость. Но мои родители ждут здесь, стоя возле длинной комнаты со стеклянными стенами в самом центре лаборатории, как будто это алтарь в этом соборе смерти. Выражение их лиц остается печальным, но нежным, как будто они собираются пощадить меня.

— Милая, — говорит мама. — Мне жаль, что это было так трудно.

Они по-прежнему отказываются признавать истинность того, что делают.

— Вы убили другие версии меня. Вы убили целую вселенную. Это выходит немного за рамки «трудно».

Папа пожимает плечами.

— Кто сказал, что будет легко воскресить кого-то из мёртвых?

— Что заставляет вас думать, что вы сможете? — прежде чем они приступят к объяснениям, я жестикулирую, как могу, на свою Жар-птицу. — Вы разорвали моего Пола на четыре части. Вы раскололи его душу. И после этого он должен был бороться изо всех сил, чтобы сохранить контроль, даже просто для того, чтобы остаться в здравом уме

Пол выиграл этот бой. По крайней мере, у него был момент триумфа перед самым концом.

— Как вы думаете, во что превратится Джози после того, как вы снова сложите тысячу её кусочков? Если вы думаете, что она снова станет вашей дочерью, той самой девушкой, которую вы потеряли, вы ошибаетесь. Её будут преследовать жизни, которыми она никогда не жила. Ею будут управлять желания, которых она никогда не испытывала. Неспособна любить людей, которых любила раньше, или обещать, что не причинит вреда никому, кто встанет у неё на пути. Ваша версия меня, называла Пола «чудовищем Франкенштейна», но на самом деле она описывала Джози. Джози — вот кого вы превратите в монстра.

Наконец, мои родители теряют дар речи. Папе требуется много времени, чтобы собраться с силами и сказать:

— Мы близко, так близко…

— Вы готовы обречь Джози на адскую жизнь только для того, чтобы больше не горевать. Но, погодите! Вы будете продолжать горевать. Точно так же, как мне пришлось оплакивать своего отца через несколько месяцев после того, как я узнала, что он на самом деле не утонул. Помните, как вы заставили меня думать, что он утонул? — слёзы снова выступили у меня на глазах. — Неудивительно, что вам всё равно, если Джози превратится в монстра. Вы все уже монстры.

Тишина, которая следует за этим, кажется, длится годами. Я тупо гадаю, не попытаются ли они снова заставить меня работать на них. Что ещё они могут сделать со мной? Возможно, уничтожить моё измерение. Это был бы единственный способ навсегда избавиться от меня как от опасности.

На мгновение я представляю себе наш дом в Беркли Хиллз, с его уютными большими комнатами, растениями в горшках и радужным столом, дощатой стеной уравнений и постоянной болтовней о научных теориях, дурацкими шутками и безграничной привязанностью. Кажется, что этот дом символизирует весь наш мир, тот, который вот-вот будет потерян.

— Посмотри, — наконец говорит мама, указывая на стеклянную камеру. — Маргарет, пожалуйста, просто посмотри.

На что посмотреть? Комната пуста или нет?

У меня отвисает челюсть, когда я понимаю, что в центре комнаты находится полупрозрачная фигура цвета тумана, почти невидимая. Через несколько мгновений я наконец узнаю то, что вижу: Джози. Она лежит, прижав руки к сердцу, в той же позе, в которой, должно быть, она активировала свою Жар-птицу для последнего рокового прыжка. Вселенная или вселенные, которые Триада уже уничтожила, отправили свои осколки обратно, и этого достаточно, чтобы воссоздать эту часть её — намёк, тень, только намёк на тело, которое они пытаются оживить.

Когда они смотрят на старые картины в инфракрасном свете, иногда они видят тени фигур, которые художник закрасил, или очертания людей, которых он хотел нарисовать, но в конце концов решил оставить. Вот кем Джози стала сейчас, просто расплывчатой тенью, которой больше нет места.

— Ох, — говорю я. — Пока ещё не чудовище. Всего лишь призрак.

— Маргарет, прекрати, — рявкает папа. — Мы не можем бросить. Не так близко к успеху. Даже если…если…

Даже если мы знаем, что это неправильно. Вот этого он и не говорит. Мама и папа больше не могут лгать самим себе, но они также не могут повернуть назад. Их маниакальная приверженность не позволит им, и они не могут позволить Джози уйти, не тогда, когда они действительно могут видеть её лежащей здесь, так близко к воскрешению.

Я должна освободить их. Я должна освободить Джози. У меня есть последний шанс остановить это, если я начну действовать прямо сейчас.

Пока мои родители, как зачарованные, смотрят на лицо моей мёртвой сестры, я прижимаю связанные руки к груди, у меня как раз достаточно свободы, чтобы обхватить пальцами Жар-птицу. Прыжок ничего бы не изменил, и это спасло бы меня только на несколько часов или дней.

Но в этом медальоне хранится невероятная сила и в Москве Пол показал нам всем, как настроить его на перегрузку.

Я закрываю глаза. Я представляю себе его руки, подражаю его движениям. Я всё правильно поняла? Слабая вибрация между пальцами говорит мне, что я это сделала.

— Джози никогда бы этого не захотела, — говорю я. — Ни ваша версия, ни моя, ни какая-нибудь другая Джози. Она бы так и сказала.

Мои родители смотрят друг на друга, более удивлённые и встревоженные, чем я ожидала.

— Неважно, как долго нам придётся с ней работать, — наконец говорит мама. — Или насколько это трудно. Мы снова соберём Джози воедино.

От Жар-птицы в моих руках исходит слабое тепло, как будто я только что закончила путешествие. В каком-то смысле так оно и есть.

— Я не это имела в виду. Джози не сможет жить дальше, зная, сколько людей погибло, чтобы она могла жить. Она будет ненавидеть себя за каждый вздох. И она никогда не будет чувствовать то же самое к вам, или к другой мне, или к Конли. Значит, вы лишаете её всех, кого она когда-либо любила. Какое это воскрешение. Вы не вернёте её с небес. Вы хотите, чтобы жизнь Джози превратилась в сущий ад.

Но я могу спасти свою сестру. Я могу спасти весь свой мир. Всех, кроме Пола.

Металл под моими ладонями нагревается ещё больше… становится горячим…

— Что это за звук? — папа, который пытался игнорировать меня, резко оборачивается и смотрит на меня. Его глаза расширяются. — О господи.

Как можно быстрее я поднимаю Жар-птицу над головой и швыряю её в стекло. Стекло разлетается вдребезги и осколки разлетаются во все стороны. Сама Жар-птица приземляется в середине призрачной полуформы Джози, тела, которое только сейчас снова становится видимым, и на мгновение она светится красным там, где должно было быть её сердце. Моя мать кричит, и я задаюсь вопросом, насколько большой будет бум.

Когда Жар-птица взрывается, кажется, что взрыв прогремел сразу во всех измерениях.

Когда я прихожу в себя, проходит всего несколько минут. Осколки стекла и металла посыпались на пол, и большинство ближайших компьютерных панелей потемнели, их расчёты на данный момент закончились. Я лежу на одном из столов, и мои руки больше не связаны.

Отсутствие моей Жар-птицы кажется таким странным. Я так привыкла к ощущению этой тяжести на груди, к прикосновению металла к коже. Уничтожив свою Жар-птицу, я застряла в этом измерении навсегда или до тех пор, пока они не решат изгнать меня в какое-нибудь другое измерение, чтобы вернуть Ведьму домой. Она может вернуться в это тело в любое время, но я буду владеть её сознанием, пока я остаюсь. Вернут ли они меня обратно в мою собственную вселенную, чтобы я умерла вместе с ней? Или они забросят меня в какое-нибудь случайное, незнакомое место, где я проведу последние часы в одиночестве?

Голова у меня не болит. Я не чувствую ни головокружения, ни тошноты. Моя потеря сознания, похоже, не была вызвана сотрясением мозга. Может быть, человеческое сознание, привязанное к Жар-птице, реагирует таким образом, когда Жар-птица внезапно перестаёт существовать.

Я слышу голоса родителей раньше, чем вижу их. В частности, я слышу, как моя мать говорит:

— Удалите все данные, связанные с проектом Эвридика. Полное удаление и разрушение прежнего хранилища данных, которое должно последовать немедленно. Разрешение Коваленко.

Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как зелёный луч проносится мимо её глаза, проверяя сетчатку, прежде чем на мониторе компьютера светящимся шрифтом появляется слово: подтверждаю.

Папа колеблется, потом вздыхает.

— Вторичное Разрешение Кейн.

Снова всплывает слово «подтверждено».

Моя мать тянется к экрану, прежде чем замечает меня. К моему удивлению, она улыбается. Это самая грустная улыбка, которую я когда-либо видела.

— Значит с тобой всё в порядке.

— Хм, да, — я пытаюсь сесть. Я чувствую себя хорошо, и никто меня не останавливает. В комнате нет ни одного охранника. — Что случилось?

— Случилось то, что ты уничтожила шанс Джози на воскрешение. — Папа на мгновение закрывает глаза, но его тон остаётся мягким. — Не из мести — это мы понимаем. Мы тоже так поступаем, — он говорит это так, словно ему пришлось потрудиться, чтобы убедить самого себя. — Ты чувствовала, что спасаешь другие миры, и её тоже. Разве не так?

Я киваю. Взрыв Жар-птицы повлиял бы даже на «незримое» тело в этом измерении, если бы у неё не было такой силы, она не смогла бы вернуть нас обратно в наши тела. Когда я уничтожила эту комнату, я уничтожила тело Джози навсегда. У них больше нет причин разрушать вселенные, потому что осколкам её души некуда возвращаться. Джози наконец-то может отдохнуть с миром.

Я знаю, что поступила правильно. Но я не могу поверить, что мои родители тоже это понимают.

— И вы не сердитесь, что я это сделала?

— Мы сердимся, — резко говорит мама. — Потеря Джози никогда не будет чем-то меньшим, чем величайший кошмар, который мы когда-либо пережили. Но то, что ты сказала, о том, как она будет себя чувствовать…

— Мы думали о себе, — добавляет папа. — Только не о ней.

Мама продолжает:

— Мы ещё больше злимся на себя за то, что вообще пошли по этому пути. За то, что втянули в это Джози, а потом и нашу Маргарет. Мы пытались обмануть судьбу, которую вполне заслужили. Ты действительно сделала что-то, к чему мы тебя не подталкивали? Есть ли у нас потери, которых мы не заслужили?

— Мы бы никогда не остановились сами, — признается папа. — Но мы понимаем, почему ты остановила нас.

Они не могли так легко сдаться. Неужели они действительно услышали то, что я пыталась им сказать раньше? Они так любят Джози…

… но и меня они любят. Может быть, несмотря на ужасную потерю, которую они понесли, и возобновление их горя, они смогут отпустить Джози, если всё ещё смогут сохранить свою дочь.

Эти изуродованные портреты во вселенной Джози до сих пор преследуют меня. Если версии моих родителей из Главного Офиса могут отказаться от своих поисков, я могу попытаться примирить их с их выжившей дочерью, даже если это означает дать Ведьме счастливый конец, которого она не заслуживает.

Я напоминаю себе, что здесь нельзя использовать имя Ведьмы.

— Ваша Маргарет готова на всё, чтобы вы, обратили на неё внимание. Любите её как можно сильнее. Но вы говорили ей, что все эти люди заменимы, что любой человек во всей мультивселенной может отправиться прямиком в ад, ради возвращения Джози. Конечно, она думает, что и её можно заменить. Что она не имеет значения. И она ненавидит себя за то, что её недостаточно. Поэтому она убивала всех этих Маргарет, потому что это было похоже на самоубийство, снова и снова.

— Нет, — настаивает мама. — Она тоже хотела вернуть Джози, так же сильно, как и мы. Ты не знаешь её так, как мы.

— Мне вовсе не обязательно знать её. Я — это она. Потому что каждая наша версия — это уникальный индивидуум, который заслуживает того, чтобы быть признанным самим собой, но что-то глубоко внутри, всегда одно и то же. Вот почему я могу видеть её изнутри, когда вы не можете, вот почему я знаю, что это разрушает её, — я с трудом подбираю слова. — Когда она вернётся домой, у вас будет много работы.

Папа медленно кивает.

— Мы вернём её обратно. Так или иначе.

До тех пор, пока мне больше не придётся иметь с ней дело, отлично.

Наконец мама поворачивается к пульту компьютера.

— Активируй окончательное удаление всех файлов проекта Эвридика по моей команде.

Они действительно это делают. Они действительно собираются закончить свои поиски Джози. Всё кончено.

Но почему Пол должен был умереть за это? Несправедливость и потеря впиваются в меня когтями, снова сдавливая горло. Его смерть спасла так много жизней, говорю я себе, но мне всё равно. Не сейчас, не сейчас. В этот момент я понимаю, почему мои родители считали, что уничтожение вселенных — небольшая плата за возвращение Джози. Я чувствую, что могла бы сделать ужасные вещи, разорвать весь этот ужасный мир на части, если бы только это означало, что я снова увижу своего Пола.

Я бы не стала… никогда. Но теперь я знаю, как должно быть больно чувствовать всё это.

С Жар-птицей я всегда смогу найти его, или, по крайней мере, его версию, говорю я себе. Но это не помогает. Другая версия не годится. Я хочу того, кто бросил всё, чтобы спасти меня, того, кого я держала так близко в Москве, моего Пола. А он ушёл.

Мама бьёт по пульту. Компьютерный голос нараспев произносит:

— Инициирую завершение проекта Эвридика.

Облегчение накатывает на меня головокружительной волной. Всё кончено. Всё действительно кончено.

Свет в комнате гаснет. Через долю секунды темноты загорается один из экранов. Прямо перед нами, в десять раз больше, чем в жизни, проецируется лицо Ватта Конли.

— Генри, София, если вы смотрите это, то только потому, что пытались покончить с проектом Эвридика, — Конли, кажется, ещё более печальным, чем они. — Когда я поклялся вернуть Джози, несмотря ни на что, я должен был учесть все возможные слабости в нашем плане. Одной из таких слабостей была возможность того, что вы потеряете желание к продолжению. Поэтому я принял меры, чтобы даже вы никогда не смогли остановить меня.

Этого не может быть. Но в проецируемом свете изображения Конли я вижу, какими бледными и измождёнными стали мои родители.

— Я не сержусь, — говорит Конли. — Я прощаю вас. Иногда надежду вынести ещё труднее, чем горе. Ради Джози, один из нас должен быть достаточно сильным, чтобы выдержать это. Похоже, это я.

Мама наклоняется, чтобы посмотреть на компьютерный терминал, где с головокружительной скоростью проносятся данные. Она шепчет:

— Боже милостивый.

Конли складывает руки перед лицом, как человек, молящийся, и быстро касается пальцами губ, прежде чем продолжить.

— Я принял меры предосторожности, обнаружив некоторые из наиболее важных исходных векторов в мультивселенной. Эта информация уже запрограммирована в «Жар-птице», и Маргарет готова действовать.

Он имеет в виду Ведьму, а не меня. Её Жар-птица была запрограммирована на уничтожение с самого начала.

— Этот сигнал уже поступил к ней, и она немедленно начнёт действовать. Конечно, это увеличивает ущерб, который нам придётся нанести, но я знаю, что вы простите меня, когда мы вернём нашу Джози, — Конли улыбается. — Когда-нибудь.

Экран становится чёрным, оставляя нас в темноте снова, за исключением мерцающего света от прокрутки данных на терминале моей мамы.

— Чёрт возьми, — папа действительно похож на самого себя. — Мы должны были предвидеть это. Конечно, он знал.

— Но он не может вернуть Джози! — протестую я. — Это невозможно, когда её тело исчезло.

— Ватт не знал этого, когда устанавливал этот предохранитель, — объясняет мама. — Должно быть, он сделал это несколько месяцев назад. Может быть, даже годы.

Папа и мама просто сидят, ссутулившись, как будто потерпели поражение. Они всё ещё не заботятся о других измерениях, это ни что в сравнении с их горем. Хотя они больше не пытаются активно уничтожить эти миры, они не будут бороться, чтобы спасти их.

Но я не собираюсь прекращать борьбу. Ни сейчас, ни когда-либо ещё.

— Мы должны спасти их, — когда мои родители смотрят на меня, я продолжаю: — У вас есть ещё одна Жар-птица? Если вы скажете мне, в какие измерения идти, что делать, я всё равно смогу их защитить. Есть же стабилизаторы. Просто скажите мне, что у вас есть Жар-птица!

Мама, кажется, выходит из оцепенения. Она подходит к ближайшей консоли и нажимает пару переключателей. Консольная дверь скользит в сторону, открывая Жар-птицу.

Подождите секунду. Когда приходит осознание, я шепчу:

— Она моя. Та самая, которую Ромола украла у меня в Римской Вселенной.

— Самое меньшее, что мы можем сделать, это вернуть её, — говорит папа с грустной, сломленной улыбкой.

Я киваю. Нет времени плакать из-за Пола. Я даже не могу позволить себе думать о нём, потому что не смогу этого вынести. Я должна продержаться достаточно долго, чтобы завершить миссию, ради которой он умер.

Тогда я наконец-то смогу развалиться на части.

— Ладно, я готова, — я снова включила «Жар-птицу». Эта тяжёлая цепь на моей шее редко была так приятна. — А куда мне идти в первую очередь? Вы можете дать мне данные, не так ли?

Папа качает головой.

— Все не так просто, Маргарет.

Мама показывает на терминал перед собой.

— У Конли есть заговоры внутри заговоров, планы внутри планов. Мультивселенная бесконечна, и он использовал её уязвимость в полной мере. Я и не подозревала, что он так сильно нам не доверяет, но сейчас это не имеет значения. Достаточно сказать, что пока Конли хочет идти по этому пути, а наша дочь готова ему помочь, мы не можем его остановить. Блокирование бесконечного числа путей, по определению, невозможно.

— И это все? Он победит? — я тяжело опускаюсь. Похоже, единственный выход — убедить Конли передумать, но я не думаю, что смогу это сделать. Сомневаюсь, что кто-то смог бы. В этот момент речь идёт не только о любви к его потерянной Джози, но и о том, чтобы никто никогда не помешал ему сделать то, что он планировал. Гордость может быть такой же сильной, как любовь, и чертовски более жестокой.

— Нет, дело не в этом, — мама выпрямляется. — Мы можем сделать ещё один шаг. Радикально, очень радикально. Но как только это будет сделано, Конли больше никогда не сможет угрожать другому измерению.

Моя первая реакция — гнев.

— Так почему же вы не сделали этого с самого начала вместо того, чтобы сделать остановку, которая насторожила Конли?

— Потому что решение состоит в том, чтобы навсегда изолировать это измерение от всех остальных, — папа кладёт свою руку поверх маминой, неожиданно нежный жест. — Мы могли бы превратить его в своего рода карманную вселенную, собственный крошечный пузырь.

— Так… вы никогда больше не сможете путешествовать из этой вселенной. Ваши Жар-птицы не сработают, — я понимаю, почему они не хотят этого делать. Тем не менее, полное страдание на лицах моих родителей говорит мне, что этот сценарий может стать гораздо более мрачным.

— Это самый лучший вариант, — говорит мама. — В худшем случае пузырь лопнет. Это измерение разрушится.

— Нет, — такой судьбы я не могла бы пожелать даже Главному Офису. — Это уже слишком. Все миллиарды людей, которые здесь живут…

— Будут потеряны, — мой отец смотрит в невидимую даль, возможно, воображая смерть этого мира. — Но это всё равно меньше жизней, чем мы уже забрали. И если Конли продолжит в том же духе, это будет лишь малая часть от общего числа погибших.

— Это не значит, что вы должны жертвовать собой. — Для Конли, даже для моих родителей, это было бы справедливо. Для всех бесчисленных других людей, которые живут и жили в этом измерении на протяжении всей истории, это невыразимо жестоко. Может быть, вы можете сказать, что стоит пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти сотню, что-то вроде этого, но как только вы говорите о целых измерениях, масштаб становится слишком огромным для такого рода исчисления. Миллиарды жизней не могут быть втиснуты в X в уравнении. — Вы действительно собираетесь это сделать?

И мама с папой не умрут просто так. Они будут уничтожены, уничтожены до конца времён…

— Подождите, — говорю я. — Если ваша вселенная умрёт, разве моя не умрёт вместе с ней? Вы повлияли на нас, изменили нас.

— Но мы не создавали вас, так что нет, ваше измерение не разрушится, — мой отец выглядит задумчивым. — Однако она будет деформирована. Ваши действия вплоть до начала нашего вторжения в вашу вселенную будут стёрты, как и всё наше влияние. Ваша реальность будет изменена.

— Не беспокойся о путанице, — добавляет мама. — Ты ничего не будешь помнить.

— А Пол…он умер здесь, но ведь он снова будет жив, не так ли? — что-то вроде надежды шевелится во мне.

— Если бы он не умер в этой вселенной, я бы сказал, что да, конечно, — мой отец говорит так же, как и любой другой теоретик. Для него это всего лишь кусочек головоломки, а не человеческая жизнь, висящая на волоске. — А так вопрос становится гораздо сложнее.

— Вы даже не знаете? — эта короткая надежда разбивается вдребезги, как фарфор. Может быть, Пол вернётся к жизни, или, может быть, нас отбросит туда, откуда мы начали, и мы не будем знать, что когда-либо знали Пола Маркова, или, по крайней мере, не будем знать, что с ним случилось. Он не только умрёт, его даже не вспомнят.

Всё, что у меня осталось от Пола — это воспоминания. Я не могу их отпустить.

И если влияние Главного офиса на нас стирается, то же самое происходит и с нашим влиянием на другие измерения. Если бы мы не отправились в Русскую вселенную, Великая Княгиня никогда бы не родила своего ребенка, хотя лейтенант Марков, вероятно, погиб бы в бою, несмотря ни на что. Она будет поймана в ловушку той жизни, которую ненавидит, и вынуждена выйти замуж за незнакомца, не имея детей от своей великой любви.

Во вселенной Мафии Тео не будет подстрелен, и вселенная Лондона будет жива. Но моя мать во вселенной Джози всё ещё будет потеряна в почти самоубийственной депрессии, и Военная вселенная не прыгнула бы вперёд к технологии, которая ей нужна, чтобы победить своего врага. Трещины в мультивселенной будут расширяться всё шире и шире, за пределами любого возможного суждения о том, что лучше или хуже. Ни один человек никогда не сможет понять все последствия этого акта.

В конце концов я ловлю себя на том, что думаю о Великой Княгине, вспоминаю, как её рука скользнула по животу. Когда я украла у неё ночь с лейтенантом Марковым, я отняла у неё кое-что ценное. Я не заберу и её ребёнка тоже.

Пол сказал бы то же самое, если бы был здесь, даже зная, что это будет стоить ему жизни.

Мои действия имеют последствия. Всем остальным пришлось жить с последствиями моего выбора, теперь моя очередь.

— Не делайте этого, — говорю я. — Мы должны придумать что-нибудь ещё. Вы можете начать с того, что возьмёте свою дочь под контроль.

— Никакой другой способ не даёт гарантии успеха. — мама пожимает плечами. — И есть по меньшей мере сорок процентов вероятности, что мы выживем.

Сорок процентов не кажутся мне такими уж большими шансами.

— Пожалуйста, вы не можете этого сделать. Если вы не хотите думать о своём мире, подумайте и о моём! Вы будете переписывать историю. Это как… как разрушение ещё одного измерения, в некотором смысле.

— Но всё будет кончено. — Голубые глаза моего отца, обычно такие тёплые, стали далёкими и бледными, как покрытый льдом пруд. — Наконец-то, по-настоящему кончено.

Именно тогда я понимаю, что мама и папа не жертвуют собой ради нас всех. Им всё равно, будут они жить или умрут. Джози ушла. Они потеряли свою цель. Тогда, когда они думали, что смогут сделать что-то хорошее, остановив Конли, это поддерживало их. Теперь они скорее умрут, чем будут продолжать терпеть своё горе.

Мои родители хотят только одного — снова быть с Джози.

Папа тихо говорит:

— Тебе надо немедленно идти домой. И эта связь, которую вы установили между измерениями, очень умно, кстати, мы только вчера это поняли, поздравь других нас за нас…

— Генри, — мама похлопывает его по плечу, её обычный намёк на то, что пора идти. Даже в этот момент смертельного отчаяния они остаются связанными.

Папа вздыхает.

— Если вы можете использовать эту систему, чтобы передать сообщение нашей дочери, пожалуйста, скажите ей, чтобы она вернулась домой.

— А что будет с ней, если её не будет здесь, когда эта вселенная будет закрыта? Она умрёт? — я перевожу взгляд с мамы на папу и обратно. — Или её автоматически оттащит назад?

— Она бы стала… — мама все обдумывает. — Духом без тела. Возможно, она сможет свободно путешествовать из измерения в измерение, но только в пределах других Маргарет. Она никогда не сможет вернуться сюда. Я подозреваю, что её ждёт та же участь, если наша вселенная рухнет, хотя она, возможно, предпочтёт быть призраком, а не просто погибнуть вместе со всеми нами.

— Но спроси её. Пожалуйста. Если сможешь. — голос отца срывается. — И передай Джози, что мы её любим. Немедленно. До того, как ты перестанешь нас помнить.

Всего несколько минут назад мне казалось, что я наконец-то вижу в этих людях своих родителей. Теперь они пугают меня больше, чем когда-либо прежде.

Я думаю, все люди заслуживают того, чтобы быть защищёнными. Великая Княгиня и её ребёнок. Владимир, цесаревич всей России. Джози, разговаривающая со мной в разгар своего отпуска по рафтингу в Шотландии, полная энтузиазма. Валентина с её маленьким упрямым подбородком. Нью-Йоркская версия Ромолы с безграничной преданностью. Тео в Военной вселенной, который уже провёл так много своей жизни, сражаясь, чтобы остаться в живых, и который так беспомощно, потерян в любви.

Мой отец, как глава русской царской семьи, скрывающий тайну, что один из детей не его. Моя мать в мире, где она уже потеряла отца и сестру, и где один лишь вид Жар-птицы давал ей надежду жить дальше.

И Пол. Тот, который в детстве выучил язык жестов, чтобы разговаривать с девушкой, которая ему нравилась. Тот, кого отвергли, а потом предали, но который всё равно бросился в рушащуюся вселенную, чтобы спасти меня. Лейтенант Марков, который мёртв, потерян навсегда, но всё ещё живущий в памяти в мире, где когда-нибудь родится его ребёнок. Мой Пол, который может быть только воспоминанием, но который думал, чувствовал и любил, который заслуживает того, чтобы им быть.

Все наши судьбы висят на волоске. Вся наша история. И мне ничего не остаётся, как бежать.

Глава 28

В тот момент, когда я появляюсь в своём собственном измерении, я знаю, что всё уже пошло не так.

Обычно возвращение в своё тело происходит плавно и мягко, как будто вы погружаетесь в тёплую ванну. А сейчас было похоже на падение животом в ледяную воду. Боль отдаётся эхом в моём теле, каждый нерв трещит, и сначала, ни мои мысли, ни мои глаза не могут сосредоточиться.

Когда я снова могу видеть, моя рука сжимает листок бумаги, на котором написано: «Ты прокралась в мой дом, поэтому я прокралась в твой».

Моя рука безвольно роняет бумагу, и я знаю, что я действительно вернулась домой, но Ведьма добралась сюда раньше меня.

Ночной вор. Она уже накачала моё тело ночным вором. Я в ловушке.

Словно услышав мои мысли, Ведьма смотрит вверх, в зеркало над комодом в моей спальне и торжествующе улыбается.

— Выпусти меня отсюда! — Джози кричит из шкафа в прихожей. Она колотит в дверь так сильно, что кажется, будто она пытается пробить себе путь — Верни мне мою сестру!

Свежие царапины и синяки ноют вдоль моих рук и туловища. Джози боролась бы изо всех сил, а она сильнее меня, Ведьма победила только благодаря элементу неожиданности. Но дверь шкафа толстая. На данный момент, Джози застряла.

Ведьма выходит из спальни в большую комнату, даже не взглянув на дверь, в которую так отчаянно колотит Джози. Уютная атмосфера исчезла, нет, была полностью разрушена. Комнатные растения были опрокинуты, их корни слабо сморщились вокруг насыпей почвы на полу. Книги разбросаны повсюду, а уравнения стёрты с доски и заменены непристойными рисунками с грубыми комментариями относительного размера Пола и Тео… Пол и Тео.

Гораздо более тревожным является вид Тео, со связанными за спиной руками, кровью в уголке губ.

— Этот ночной вор не будет действовать вечно, — кричит он, и по хриплому тембру его голоса я могу сказать, что он кричал уже долгое время. — Ты уже всё израсходовала, и скоро это пройдёт, и тогда ты в заднице!

— Мне не нужна вечность. С меня хватит, — Ведьма поднимает свою Жар-птицу, оставляя мою висеть у меня на шее. Она поворачивается к тому же зеркалу, где заплетала волосы, и в её глазах светится торжество. — В следующий раз, когда ты завладеешь моим телом в моём измерении, а меня не будет рядом, кто-то, кого ты любишь, умрёт.

Толчок и я приваливаюсь к ближайшей стене. Боль в моём избитом теле усиливается, но мне всё равно. Я снова одна в своей голове.

— Тео? Теперь это я, — я спешу к креслу и расстёгиваю ремень, который связывает его руки и ноги за спиной. — О боже, что она сделала?

— В общем, избила меня. К твоему сведению, она не смогла бы этого сделать, если бы я всё ещё не выздоравливал. — Тео расправляет плечи, потирает красноватые вмятины на коже, когда встаёт на ноги. — Или если бы Джози была здесь в это время. Если бы Ведьма не набросилась на неё, Джози могла бы убить её.

Я быстро обнимаю Тео.

— Есть ли способ спасти Главный Офис?

Он тормозит меня.

— Тпру. Почему мы пытаемся спасти Главный Офис? И от чего же?

— Они пытаются изолировать себя так, чтобы Ведьма никогда не смогла выбраться снова, но есть шанс, что всё измерение рухнет, и, если это произойдёт, наша история будет переписана полностью. Этого не должно случиться. Кроме того, если мы можем спасти измерение, мы должны это сделать. Даже если это Главный Офис, — мои родители и Ватт Конли — всего лишь три человека среди миллиардов. Тео того мира заслуживает этого, чтобы выжить, он и все другие бесчисленные люди в этом мире. — Я думаю, они уже начали этот процесс. Можем ли мы остановить это?

Тео на секунду задумывается, потом качает головой.

— Если бы у меня был месяц, чтобы поработать над этим, возможно, я смог бы точно выяснить, как они это делают и как предотвратить коллапс. Но даже я не настолько гениален, чтобы сделать это за несколько минут.

Что же теперь будет со всеми нами? Неужели реальность, которую я знаю, будет стёрта? Я ничего не могу знать, ничего не могу контролировать.

— Так что мы просто… застряли здесь? Ждём, чтобы узнать, будут ли наши воспоминания переписаны?

Тео стонет.

— Похоже на то.

— Маргарет, это ты? — крикнула Джози из шкафа и постучала в дверь. — Выпусти меня!

Я спешу освободить её, и сейчас мне кажется, что это единственная полезная вещь, которую я могу сделать.

— Что случилось? — папа высовывает голову из родительской спальни.

Я понимаю, что они тоже только что вернулись назад.

Я открываю дверцу шкафа и вижу Джози, спрятанную между нашими зимними пальто. У неё уже появились синяки под глазом и сжатый кулак, на тот случай, если я солгала о том, что я настоящая. Но она расслабляется, когда я позволяю ей пройти мимо меня в коридор, где собрались мама, папа и Тео.

Когда я рассказываю о планах изолировать Главный Офис в его собственном пузыре и потенциальном коллапсе, физики в комнате становятся взволнованными, как это происходит, когда мысли вертятся в голове. Они знают, что наша история может быть стёрта без моего объяснения. Как бы это ни было невозможно, они всё ещё пытаются выяснить, как сохранить Главный Офис во времени. Тео даже берёт кусок мела, чтобы записать несколько грубых уравнений, хотя он останавливается на мгновение, чтобы поморщиться от того, что Ведьма написала на доске.

— Неужели? — бормочет он, стирая слова голым предплечьем. — Да ладно тебе. Надо отдать парню должное.

Когда математика начинает бурлить, мама говорит:

— Где Пол? Он отправился из Московской вселенной в Главный Офис. Вы нашли там друг друга?

Слова покидают меня. Как я могу сказать остальным, что Пол умер? Я должна, я знаю это, но мне кажется, что, проронив эти слова вслух, сделает их правдой. Как будто моё молчание позволит ему вернуться домой к нам, целым и невредимым, как будто всё это один плохой сон.

— Хорошие новости, — объявляет Тео, избавляя меня от необходимости отвечать.

Джози прерывает рассказ о бедных комнатных растениях.

— Что?

— Если мы правильно используем технологию слежения из Военной вселенной, а я думаю, что так оно и есть, Ведьма сразу же вернулась домой в Главный Офис. Так что это значит, что она закончила, верно? Они собираются изолировать этот мир, или уничтожить его, но в любом случае, она не вернётся. Да?

— Да, — её родители больше не нуждаются во мне, чтобы передать сообщение. Главный Офис вот-вот будет закрыт навсегда. Больше измерения не в опасности. Это действительно скоро закончится. Моё горло сжимается от непролитых слёз, как от облегчения, так и от горя, которое я больше не могу сдерживать.

— Милая? — папа подходит ко мне ближе, беспокойство в его голубых глазах сменяется страхом. — Ты не сказала, нашла ли ты Пола? Ты его видела?

У Тео на лице появляется выражение морской болезни. Он увидел правду в моём лице.

— Нет, — шепчет он. — Нет, этого не может быть…

Меня охватывает тошнота, за которой следует приступ головокружения. Моё плечо упирается в стену. Мои руки держат меня, чтобы я не упала. Моя мать кричит, думая, что я падаю в обморок от горя, и теперь другие поняли, почему я скорблю, почему я не могу сказать, что случилось с Полом.

Но другой ужас овладевает мной, овладевая моими мускулами, моим голосом и моей волей. Я снова заключена в своём собственном теле. И две Жар-птицы висят у меня на шее.

Ведьма вернулась.

— А ты… ты думала… — у неё проблемы с речью. Ночной вор выветривается. Она больше не будет меня контролировать. — Что я.… позволю им.… убить меня?

Она узнала о пузыре. Она узнала о возможности разрушения. И она сбежала оттуда.

— Маргарет? — говорит Джози. Она единственная не волнуется из-за Пола, по крайней мере, не настолько сильно, чтобы не заметить, что я веду себя странно. Ведьма отворачивается и закрывает моё лицо руками.

Ты можешь остаться в живых! Есть шанс! Но слова не выходят у меня изо рта.

Но это не имеет значения, потому что Ведьма слышит меня и отвечает хриплым шёпотом.

— Мне… не нравятся… шансы.

В этом странном сумраке наркотика моё сознание может общаться с её сознанием. Конечно, я получу контроль обратно в любую секунду.

Но недостаточно быстро, потому что Ведьма берёт свою Жар-птицу в руки и начинает поворачивать рычаги управления так, как я никогда раньше не видела. Хотя я понимаю это ещё до того, как узнаю небольшой поворот большого пальца, который помню по трюку Ромолы Харрингтон в Римской вселенной.

Ведьма устраивает коллапс. Она собирается уничтожить мою вселенную.

Нет. Это невозможно. Мы можем защитить себя. Мы не можем? Мы делали это для стольких других миров…

— Вам не… спастись…первыми. Глупые, — она смеётся, и я с трудом узнаю горький звук, исходящий из моего собственного горла. — Всегда… берегись… первого.

Но ты тоже умрёшь! Если твой мир и наш исчезнут, ты убьёшь себя вместе со всеми нами.

— Прекрасно. До тех пор, я утащу всех вас. Ты уговорила их на это. Ты сама всё испортила. Так что получай.

— Маргарет? — говорит мама сквозь слёзы. — Что ты…

Тео спохватывается и рычит:

— О, чёрт возьми, нет. Только не сейчас!

Земля дрожит. Не так уж сильно, ничего необычного на краю разлома Сан-Андреас. Мои родители и Джози почти не реагируют. Но я знаю правду. Это начало конца.

Я хочу подарить Ведьме ещё несколько имён. Я хочу сказать ей, что у неё самая худшая жизнь из всех Маргарет во всей Мультивселенной, и не потому, что её измерение отстой, а потому, что она выбрала для себя самое злое, самое подлое, самое мстительное существование из всех возможных. Я хочу дразнить её ужасом того, что её ждёт, вечностью паразитического обладания, когда она никогда не сможет назвать что-либо или кого-либо своим.

Но моя судьба ещё хуже. Я никогда не буду рождена. Мои последние мгновения будут потрачены на осознание того, что все, кого я когда-либо любила, будут стёрты вместе со мной. Ведьма обрекла нас всех.

Земля снова дрожит, на этот раз сильнее. Её руки сжимают Жар-птицу, и она стремительно исчезает.

Я отшатываюсь назад, когда Тео хватает меня за плечи и трясёт.

— Убирайся из неё. Убирайся из неё!

— Она ушла! Это я! — я плачу. — Она рушится. Вселенная коллапсирует. Ведьма использовала мою Жар-птицу и уничтожила нас…

— Что? — Тео выглядит так, будто вот-вот упадёт в обморок. На лицах моих родителей появляется понимание, за которым следует ужас.

— Ведьма снова прыгнула в меня. Она запустила цепную реакцию. Я не могла её остановить, — рыдание подступает к моему горлу. Моя семья, мои друзья и весь мой мир вот-вот умрут от моей руки.

— Черт возьми! — Папа бежит к куче оборудования в дальнем конце большой комнаты, мама и Тео следуют за ним. — Мы можем это сделать. Сколько у нас времени?

Я хочу сказать, пару часов. Именно столько времени потребовалось, чтобы пала Римская вселенная. Но, может быть, наш мир более хрупок, потому что землетрясение уже вернулось, на этот раз достаточно сильное, чтобы прогреметь посудой в шкафу. Несколько оставшихся на полках книг падают на пол.

Мама отвечает на вопрос отца.

— Недостаточно.

Но все они бросаются в дело, хватая материал, пытаясь в мгновение ока собрать стабилизатор. Джози с пустыми глазами начинает снимать с полок все новые вещи, складывать их на пол, чтобы они не упали и не разбились, разумно во время землетрясения, иррационально здесь. Не то чтобы я могла винить её за то, что она была напугана до шока. Всё моё тело чувствует онемение.

Затем я слышу шаги в коридоре позади меня. Кто ещё может быть в нашем доме?

Только один человек.

Я резко оборачиваюсь и вижу…

— Пол!

О боже, он жив. Он всё-таки выбрался…

…только чтобы прийти сюда и быть убитым вместе со всеми нами.

Я пытаюсь бежать к нему, но дрожащая земля едва не опрокидывает меня. Только привалившись к стене, я не падаю на пол. Пол ловит себя на том, что упирается обеими руками в стены коридора. Как только мир становится достаточно устойчивым, чтобы двигаться, он бросается вперёд.

— Что происходит?

— Вселенная коллапсирует, — говорит Тео. — Плохая Маргарет завладела хорошей Маргарет ровно настолько, чтобы это произошло.

Пол поворачивается ко мне, как только я подхожу к нему. Его рука всё ещё перевязана вдоль шрама, который она оставила на его коже. Я бросаюсь в его объятия, как будто только его сила может удержать меня, пока весь остальной мир рушится. Запах его кожи, ощущение его рук на моей спине, даже прерывистое дыхание, когда он притягивает меня ближе, всё в нём для меня дороже, чем когда-либо прежде. Это самый прекрасный и ужасный момент в моей жизни.

Ужасно, потому что я знаю, что Пол был возвращён мне как раз вовремя, чтобы мы умерли вместе.

Хотя сдерживаемые рыдания угрожают украсть мой голос, мне удается сказать:

— Где ты был? Я думала, что ты умер.

— У меня не было времени, чтобы придумать новое место назначения. Мне пришлось вернуться в Московскую вселенную. Потом мне пришлось перезарядить Жар-птицу и… чёрт, — Пол снова ругается по-русски, вспоминая мрачную иронию судьбы: он вернулся домой как раз вовремя, чтобы умереть.

Хотя я знаю ответ, я должна спросить:

— Мы не можем убежать, не так ли?

Он целует меня в щёку, в лоб и ещё крепче прижимает к себе.

— Выхода нет. Ни один из них мы не сможем использовать.

И он прав. Какое бы существование мы вели после этого, оно будет украдено у других «я», у других миров. Неужели я навсегда лишу Валентину её настоящих родителей? Или заставлю Военную вселенную отказаться от её жизни, чтобы я могла вести её вместо неё? Решимся ли мы, принять одно альтернативных «я» навсегда или украсть недели или месяцы у других? Побег из этого измерения без всякой надежды вернуться домой превратит нас в паразитов.

Я не хочу умирать. Но я отказываюсь жить, если ценой будет предательство того, во что я верю и кого люблю.

По крайней мере, я ещё раз увижу Пола перед концом.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на лихорадочную деятельность на радужном столе. Он не делает ни малейшего движения, чтобы присоединиться к ним. Вот тогда-то я и понимаю.

— Пол, они смогут вовремя построить стабилизатор?

— Нет.

И тут начинается настоящее землетрясение. Мы все визжим или кричим, и все падают на пол, кроме Джози, которая уже была там. Крики снаружи заставляют меня задаться вопросом, что происходит с небом, или земля раскололась, чтобы показать ещё один момент чистого ада.

Пол подползает ближе и тянется ко мне. Вот оно. Мы поцелуемся на прощание и умрём в объятиях друг друга.

Вместо этого он хватает мою Жар-птицу, и я вспоминаю о нашем единственном шансе.

— Связь Жар-птиц! — я кричу сквозь грохот падающих тарелок и рёв автомобильных сигнализаций снаружи. Ещё в Московской вселенной он сказал, что это может сработать в экстренном случае. Никогда ещё не было такой чрезвычайной ситуации, как эта. — Это спасёт нас, не так ли?

— Может быть, — говорит Пол, начиная прилаживать их друг к другу.

— Может быть?

— Я дал бы тридцать четыре процента шанса на успех.

Боже.

— Сделай это.

— Будет очень больно, — Пол говорит это не для того, чтобы дать мне шанс отступить. Он уже перестраивает мою Жар-птицу и свою, работает быстро, потому что мы оба знаем, что другого выхода нет.

Наш потолок трансформируется и мерцает, а затем, кажется, тает, открывая грозовое небо над головой. Джози начинает кричать. И Пол собирает наши Жар-птицы вместе.

Это как удар молнии. Чистая боль кипит во мне, такая мучительная, что я даже не могу дышать. Я никогда не чувствовал такой боли, похоже на напоминание, но напоминание заканчивается через секунду, а это продолжается и продолжается.

Пол содрогается в той же агонии. Но он тянет меня в свои объятия, цепляясь за меня, как будто я могу спасти его. Слёзы застилают мне глаза. Весь дом разваливается на части, или, может быть, измерение, и, конечно же, это конец.

— Я люблю тебя, — я прижимаю его ещё ближе, благодарная за возможность сказать это ещё раз.

— Я тоже тебя люблю, — он прижимает меня к своему сердцу.

Если таков наш конец, то пусть он наступит.

В этот момент свет окружает нас, сверкая ярко, как солнце, и огромная дрожь энергии проходит через моё тело. Это похоже на глаз циклона в моём сердце, который туго обвивается и тянет меня внутрь. Этот вихрь причиняет боль больше, чем всё остальное. Я цепляюсь за Пола ещё отчаяннее, желая остаться целой и невредимой. Чтобы остаться с ним. Остаться в живых.

Затем всё… прекращается.

Боль исчезает. Дрожь утихает. Потолок — это всего лишь потолок. Несколько долгих секунд мы лежим, не доверяя собственным ощущениям.

Надежда, отчаяние и смятение сталкиваются, затуманивая мои мысли, когда я цепляюсь за Пола. Он выглядит таким же удивлённым, как и я. Но молчание продолжается, и тишина длится до тех пор, пока я не начинаю думать, что она может длиться вечно.

— Мы сделали это, — шепчу я. — Разве не так?

Выражение лица Тео медленно переходит от недоумения к улыбке.

— Либо так, либо загробная жизнь гораздо более приземлённая, чем рекламируется.

Пол вздыхает с облегчением.

— Мы сделали это.

Джози и папа начинают смеяться от радости, у них одинаковое сумасшедшее кудахтанье. Я тоже должна была бы смеяться, или подбадривать, или прыгать от безумного ликования. Но я всё ещё слишком ошеломлена, чтобы чувствовать что-то, кроме удивления.

Тео скользит к нам с ухмылкой на лице.

— Маленький брат, что ты только что сделал? Покажи мне эту безумную сексуальную науку.

Пол садится, таща меня за собой. Теперь я вижу, что мама уже поднялась на ноги и деловито возится со своей Жар-птицей. Я пытаюсь сесть самостоятельно, но я неуклюжа и медлительна, ночной вор задерживается в моём организме, и мои мышцы дёргаются после сильной боли.

— Мама? Что это?

— Главный Офис. Мы должны быть уверены, что они не попытаются снова, — мама щурится на показания приборов.

Они этого не сделают, а Ведьма может.

— Они ведь не были уничтожены, не так ли? Потому что наша история не переписалась.

— Вот именно, — говорит папа. — Я думаю, они сами себя изолировали. И похоже, что твой двойник запечатан там вместе с ними.

Она вернулась. Она услышала, что я сказала, и вернулась, даже зная, что может умереть. Ведьма получила ещё один шанс, которого она не заслуживает. Но её окончательная судьба находится в её собственных руках. Если с этого момента её жизнь хоть сколько-нибудь изменится, то только потому, что они нашли способ достучаться до неё. Если её жизнь станет адом, то это потому, что она всё ещё ядовита, ожесточена и ничтожна. Я никогда не узнаю, чем всё закончилось и, честно говоря, мне всё равно. Для меня достаточно знать, что мы больше никогда её не увидим.

Папин ноутбук лежит открытым на полу, грязь от опрокинутого папоротника разбросана по клавиатуре, но он всё ещё работает, сигнализируя нам, что кто-то звонит по скайпу. Взгляд Пола становится ледяным, когда он встает на ноги.

— Это может быть только один человек.

Мой отец хватает ноутбук, отряхивает его и ставит на радужный стол, пока мы собираемся вокруг. Всё ещё дрожа, я прислоняюсь к стулу. Когда он нажимает кнопку ответить, на экране появляется лицо Ватта Конли. Его самодовольное удовлетворение исчезло, сменившись страхом.

— Послушай, я знаю, что мы не в лучших отношениях, но если я правильно интерпретирую эти показания, мы просто…

— Мы позаботились об этом, — мама складывает руки на груди. — Наш мир в безопасности. Триада, как ты знаешь, уничтожена Один из твоих двойников мёртв, а другой навсегда заперт в закрытой вселенной.

Вмешивается папа.

— На данный момент, Ватт, ты один. Ты также в меньшинстве, потому что теперь у нас есть несколько других миров, работающих с нами, каждый из которых был предупреждён о тебе. Поэтому я предлагаю тебе навсегда отказаться от идеи вмешиваться в межпространственные путешествия.

Джози наклоняется между плечами наших родителей, чтобы показать своё лицо на экране.

— И ещё, просто для протокола? Мы никогда никуда не пойдём.

Как будто Конли сможет принять это. Был ли он когда-нибудь побеждён, хотя бы раз в жизни? Он добивался успеха снова и снова, загребая деньги и похвалы всего мира, но теперь всё, что он может делать, это смотреть. Наконец он говорит:

— Что теперь будет?

Я делаю шаг вперёд, чтобы поговорить с экраном. Надеюсь, это последний раз, когда я смотрю Ватту Конли в лицо.

— Я предлагаю тебе вернуться к мобильным телефонам. Вот в чём ты хорош.

С этими словами я прекращаю связь. Экран гаснет.

Тео качает головой.

— Если бы мы могли посадить этого ублюдка в тюрьму, разоблачить его, показать всему миру, что он натворил…

— Мы не можем, — печально говорит папа, плюхаясь на диван. — У них ведь ещё нет законов, запрещающих подобные вещи, не так ли? Мы остановили его, Тео. Пусть этого будет достаточно.

— Кроме того, подумай обо всех исследованиях, которые нас ждут. — Даже среди обломков нашего дома, несмотря на соприкосновения со смертью, мамины глаза уже сияют от мысли о грядущих открытиях. — Связи между вселенными, неограниченный потенциал данных, которыми мы можем поделиться…

— Безумно сексуальная наука, — Тео удаётся улыбнуться.

Джози продолжает спасать несчастные растения, укладывая их обратно в горшки, а мама пытается разложить разбросанные стопки бумаги в том порядке, в каком они были изначально. Папа и Тео направляются к входной двери. Это якобы для того, чтобы проверить, насколько серьёзны повреждения снаружи в нашем районе, но, вероятно, Тео хочет быть уверен, что машина цела.

— Маргарет? — мягко спрашивает Пол.

Я смотрю на него, снова поражённая чудом его выживания. Но ещё прекраснее то, что он улыбается мне в ответ с такой же радостью. Столько же надежды.

Он берёт меня за руку и говорит:

— Давай создадим мир.