Мимикрия (СИ)

10. Гарри Поттер

Следующие несколько дней для Драко выдались особенно нервными, и на это было две веские причины.

Во-первых, он всё ждал, что в Малфой-мэнор ворвётся разгневанный Волан-де-Морт и распотрошит его тело, как только узнает, что поместье Селвина опустело. Драко с содроганием реагировал на каждый странный звук — которые, в большинстве своём, на самом деле создавал Хуки. Домовик тоже начал переживать из-за нервности своего хозяина и уже к субботе передвигался по поместью на цыпочках. Однако ничего не происходило: Селвин вёл себя как обычно — мрачно, но в своём духе; а в субботу вечером Волан-де-Морт созвал Семёрку, чтобы сообщить радостную новость: за прошедшую неделю успешно поймали десять человек из списка, который предоставил своему Хозяину Малфой. И пусть никто из попавших в лапы Пожирателей не поделился никакими важными сведениями, Тёмный Лорд упивался возможностью насолить Поттеру. Пиритс по секрету рассказал, что Волан-де-Морт потерял три своих крестража и в прошлый понедельник повысил охрану двух оставшихся. Неизвестно, кто сказал об этом Пиритсу, но после этой встречи Драко вырвало от излишних переживаний.

Во-вторых, все оставшиеся мысли занял Поттер. Даже несмотря на то, что думать о нём было даже приятно, делать это — совершенно неправильно. И дело было даже не в том, что Драко думал о Гарри — он и так занимался этим постоянно; дело в том, о чём именно он думал.

Жизнь Драко Малфоя тесно переплелась с жизнью Гарри Поттера ещё до их первой встречи в магазине мадам Малкин. Нарцисса рассказала ему о чудесном мальчике, спасшем их семью от позора, а Люциус, через несколько месяцев случайно узнав об этом, тут же заверил сына, что Поттер станет вторым Тёмным Лордом. Нарцисса в это не верила.

Драко пытался впечатлить Поттера в магазине мадам Малкин, ещё даже не зная, что это он. А потом — и в поезде, надеясь, что Гарри окажется достойным воплощением его детских фантазий. Но всё вышло совсем не так: Драко был ужасно опозорен, и ему пришлось положить целую школьную жизнь на то, чтобы доказать Поттеру: Драко Малфой лучше рыжего отброса и всезнающей грязнокровки. Но стоило ему открыть рот, как из него лились оскорбления, приправленные клокочущей обидой и болью, потому что его не выбрали; потому что не он уныло листает книжки в библиотеке, сидя с Национальным достоянием плечом к плечу; не он тащится за ним следом по коридору и ноет о головокружении после Травологии; не он получает смех в ответ на свои несомненно остроумные шутки. Поттер не мог стать другом Малфоя, и пришлось записать его во враги. Ведь это, по крайней мере, тоже звучало почётно.

Возвращение Волан-де-Морта расставило всё по местам. Драко был вынужден следовать за убеждениями своей семьи, которые так тщательно взращивал в нём Люциус, а после неудачи отца — принять Чёрную метку. Драко даже гордился ею — в самом деле гордился, — пленимый идеей, что сможет вернуть имя Люциусу и отомстить за ужасную несправедливость всему гнилому светлому миру, а главное — Поттеру.

Но оказалось, что Малфой не может убить директора Хогвартса. И дело не в его силе или чём-то ещё; он просто не мог убить человека. По крайней мере, тогда он был совершенно на это не способен. Драко весь шестой курс ощущал собственным затылком, как Поттер следовал за ним по пятам, как будто уже знал, что именно он задумал, как будто читал его мысли или владел какой-нибудь картой, показывающей, где находится Малфой. Когда Гарри поразил его неизвестным заклинанием — Сектумсемпрой, как сказал Северус позже, — глубоко порезав кожу, Драко подумал, что пришёл его конец — и это даже было хорошо. Если бы Малфой погиб, может, жизнь свернула бы совсем на другую тропинку. Может, Дамблдор не умер бы — и Гарри победил. Драко лежал на холодном полу, пока Снейп затягивал кровоточащие раны, размеренно бормоча заклинание, и думал о мальчике с тёмными волосами и шрамом на лбу: мальчик-который-мог-бы-стать-его-другом чуть не стал мальчиком-который-его-убил. Гарри не извинился. Но Драко этого и не ждал.

После встречи в поместье всё снова перевернулось с ног на голову. «Помоги мне», — читалось в глазах на опухшем поттеровском лице, и Драко помог, поверил, понадеялся, что Гарри снова спасёт их семью и весь магический мир. Съедающие изнутри мысли о Поттере не давали Малфою спать. Он просыпался посреди ночи и бродил по комнате, угнетаемый переживаниями: где он, как он, жив ли он. Хотя в ответе на последний вопрос Драко был уверен почти всегда, ведь иначе Волан-де-Морт уже начал бы праздновать свою победу. Малфой не находил себе места, молитвенно обращался к Поттеру, зная, что тот его не услышит, но всё равно неутомимо шептал тихие сбивчивые просьбы беречь себя и своих неугомонных друзей. И, может, в будущем позаботиться и о нём.

После битвы за Хогвартс Гарри пропал вместе с надеждой Драко на новый мир. Жизнь закружила Малфоя в новом чудовищно-трагичном танце: жестокая казнь отца, убийство матери, жгучее одиночество, служба Волан-де-Морту, смерти, грязнокровки, мятые газетные листы без упоминаний Избранного, переписывание истории, под документами о котором он ставил свои резкие подписи. Драко затерялся в этом круговороте, но он всегда думал о Поттере — всей душой ненавидел его за то, что тот сбежал, но терпеливо ждал возвращения.

Драко думал о Гарри всю свою жизнь, складывал каждое воспоминание в воображаемую шкатулку, чтобы потом окрасить его в цвета ненависти или надежды, постоянно чередуя оба, сменяя один на другой. Но теперь словно что-то изменилось, и воспоминания окрашивались во что-то новое. В третье. В то, что штормовой волной сбивало Малфоя с ног.

У Поттера чудовищно красивые глаза — и чёрт бы с ними. Как будто зелёные глаза какая-то особенная редкость. Вовсе нет. Но Драко, к своему огорчению, думал не только о прожигающем упрямом взгляде, вырывающем чувства Малфоя наружу, будто молодую мандрагору из земли. Когда Гарри улыбался, весь мир вокруг заражался теплотой, мелко покусывал щекочущей дрожью, обволакивал нежной лаской; а в уголках глаз Поттера вырисовывались едва видимые морщинки, забирающие на себя внимание и заставляющие искренне улыбаться в ответ, чего Драко совсем не мог себе позволять, но всё же иногда сдавался и шёл у них на поводу. Осторожные прикосновения Гарри обжигали, оставляли горячие следы на теле, тихий голос пробирался в голову и бесконечно кружился в ушах, ускоряя и без того сбивчивый пульс.

Гарри — сильный, решительный, смелый, завораживающий своей уверенностью. Он всегда был таким. С раннего возраста, несмотря на жизненные трудности, этот мальчишка в круглых очках добивался своего. И Драко так хотел хотя бы немного быть на него похожим: так же без страха бросаться в омут, совершать славные подвиги и иметь настоящих друзей. Малфой стремился, тянулся, что есть мочи, но отстал — и, кажется, завис ещё там, в этом чёртовом поезде, с вытянутой рукой, глупо пялящимся на Звезду Британии.

Мысли о Поттере не были новыми и неожиданными. Драко действительно думал о нём постоянно, но теперь Гарри твёрдым канатом тянул за собой липкую тошноту, затягивающуюся удавкой на хрупкой шее. Поттер и раньше готовил плацдарм для того, чтобы скинуть Драко с обрыва. Но сейчас Малфой ясно увидел, что стоит посреди разворачивающегося действия. Он не дурак и потому прекрасно понимал, к чему могут привести множественные мысли. Именно поэтому и раньше, и теперь он запрещал себе даже допускать подобные бредовые идеи, но сейчас бережное — трепетное — отношение Поттера упрямо подогревало глубоко зарытые, никогда прежде не горевшие угольки. И что бы ужасного ни творил Гарри, Драко наверняка делал вещи в разы хуже.

Приятно знать, что я свожу тебя с ума.

Драко Малфой не должен влюбиться в Гарри Поттера.

Это опасно, бессмысленно и чертовски глупо. Полюбить своего врага — избитый сценарий популярных любовных романов. И пусть Поттер в действительности совсем не являлся врагом Драко, официально Малфой должен был его ненавидеть всем сердцем, желать испепелить его изнутри и свернуть шею при первой же возможности — но ни при каких обстоятельствах не влюбляться.

С каждым днём становилось хуже. И если в среду вечером Драко кратко отметил, что не стоит себя вести как пубертатный подросток и засматриваться на Гарри, оставив все остальные мысли в стороне, то в воскресенье утром он уже ворочал в своей голове серьёзное предупреждение: «Не влюбляться в Поттера». Как будто бы действительно считал это возможным. Хотя, разумеется, это не так. Такие ощущения скорее всего вызваны новым всплеском надежды вкупе с заботливым отношением Гарри, который, разумеется, из жалости проникся к Драко и принял решение ему помочь.

В воскресенье Малфой отыскал монетку в ящике прикроватной тумбочки и, сославшись на плохое самочувствие, сообщил, что «сегодня без него». Он не знал, ждут ли его на покере на этой неделе, но решил избежать любой внезапной встречи с Поттером. Драко было необходимо какое-то время, чтобы охладить голову и унять неуместные назойливые мысли.

Но ответа не последовало. Как и никаких новостей от Гарри за всю прошедшую неделю. Малфой чувствовал, как в груди зарождается жгучий ком обиды, будто его обманули, как малого ребёнка — поманили конфеткой с посыпкой из внимания, а он и повёлся: если бы Гарри действительно о нём переживал, он бы непременно связался с ним или хотя бы отправил сухое «Хорошо», но даже этого, видимо, Драко больше не достоин. Помог добыть крестраж — и будь сам по себе, пока не станешь снова полезен.

В понедельник Малфой вырастил свою обиду до небес и многотысячно проклял Поттера за его равнодушие, что, с другой стороны, даже хорошо — Драко перестал бояться. Как можно чувствовать что-то кроме злобы к человеку, которому на тебя наплевать? Именно это всегда и досаждало — когда Гарри было всё равно; именно это снова и снова заставляло Драко острить, ёрничать и издевательски насмехаться — потому что только это выводило Поттера из себя: он эмоционально пыхтел, ругался в ответ, бросался в драки и отдавал Малфою всё своё внимание. Несерьёзные мысли, преследовавшие Драко последние несколько дней, яростно наступающие на пятки, наконец отпустили. Благодаря поттеровскому безразличию, — и это давало достаточное основание понять: взыгравшиеся чувства — всего лишь мимолётная вспышка, не претендующая на продолжение, связанная с внутренним одиночеством и тоской, и пропала она так же быстро, как и появилась.

Драко сидел за столом в зале своего поместья и изучал бумаги, которые удалось утащить из-под носа Пиритса, в надежде отыскать что-то полезное — ведь тот откуда-то знал о других крестражах, а значит, мог вывести и на последний — когда в кармане его брюк вспыхнула монетка, обжигая кожу через тонкую ткань. Малфой спешно выудил её, не зная, чего ожидать.

«Ты один?» — Драко фыркнул. Сначала он хотел соврать, ведь наверняка Гарри спрашивал это не просто так и собирался заявиться к нему — а видеть его не хотелось, но потом Драко передумал: вдруг Поттер решил сообщить что-то важное. Малфой повременил, выжидая пару минут, чтобы у Гарри не создалось ощущения, что Драко только и думает, когда же тот с ним свяжется, и ответил ёмкое:

«Да».

Малфой не ошибся: уже через пару секунд камин заискрил, и из него вышел Поттер собственной персоной. Выглядел он немного помятым и усталым, под глазами залегли серые круги — это всё, что успел заметить Драко, кратко на него взглянув, почти сразу снова уставившись на свои бумаги.

— Привет, — сказал Гарри, и Малфой приветственно кивнул, не отнимая взгляда от документов. Поттер прошёл по залу и уселся на соседний стул. Драко чувствовал на себе внимательный взгляд, но не подавал вида. — Как дела?

Опомнился. Почти неделю это совершенно его не волновало. Гарри ведь даже никак не отреагировал на недомогание Малфоя в воскресенье. Драко снова кивнул.

— Полумна сказала, вчера ты плохо себя чувствовал? — Малфой еле удержал в себе вспыхнувшую с новой силой злобу: то есть Поттер отдал их общую монетку Полумне? Конечно, Драко не видел в самой девушке ничего плохого, но это всё равно крайне неприятно. Что, если бы он захотел передать Гарри что-то личное?

— Мне уже лучше, — сухо ответил он. Гарри замолчал, разглядывая Малфоя, видимо, пытаясь разгадать причину такого поведения. Драко и сам этим не гордился — это по-ребячьи; но он никак не мог справиться с гнетущим ощущением: Поттер опять наступил на горло его гордости.

— Как твоя рука? — осторожно протянул Гарри.

— Я же сказал, лучше, — так же холодно ответил Драко, делая пометку на бумаге. Гарри вдруг ухватился за запястье его левой руки и потянул вперёд, привлекая к себе внимание. Драко недовольно посмотрел на Поттера, который с напускным деловитым видом рассматривал предплечье, вытянутое на столе.

— Выглядит здоровой, — заключил он. Ладонь Гарри скользнула по руке и уцепилась за пальцы Драко, крепко их сжимая. — Ты что, обиделся?

Малфой фыркнул.

— Мне не на что обижаться, — он снова уставился в документы, борясь с противоречивыми эмоциями. Чертовски дико, что одно прикосновение может вызывать столько разнообразных чувств. Гарри приподнял ладонь Драко и прислонился к холодным пальцам своими губами. Малфой вздрогнул, возвращая взгляд на Поттера, внимательно изучающего его лицо. Что он себе позволяет? Мягкие губы Гарри всё так же касались пальцев, и Драко тут же захотелось забрать свою руку себе, но Поттер вдруг расплылся в виноватой улыбке.

— Прости, — искренне сказал он и тут же нахмурился. — Волан-де-Морт потрепал нам нервы. Пришлось поменять несколько убежищ, переселить наших ребят. Я пришёл к тебе сразу, как только смог.

Звучало правдоподобно. Драко вмиг разозлился, но уже на свою глупость и неуместную обиду. У Поттера гибнут сторонники, и не удивительно, что тому нет до него никакого дела. Хотя Гарри всё же мог ответить ему на сообщение по монетке.

— Не стоило предоставлять Тёмному Лорду такие данные.

— Стоило. Мы ведь добровольно пошли на риск. Цена высока, — Поттер всё так же держал руку Драко у своих губ, и Малфой снова думал только об этом. Гарри улыбнулся: — Не ожидал, что тебя это обидит.

— Я не обиделся, — Драко всё же вырвал свою ладонь из цепких лап и горделиво вскинул нос, чем, кажется, только развеселил Гарри. — Мне же не шестнадцать.

Поттер хмыкнул, собираясь что-то ответить, но прямо перед ним на столе вдруг возник Хуки. Домовик радостно вскрикнул и бесцеремонно кинулся на Поттера, обхватывая того за шею; Драко покачал головой: ему стоит всерьёз обеспокоиться воспитанием своего домашнего эльфа.

— Мы так вас ждали! — прощебетал домовик, прижимаясь к Поттеру, Гарри мягко обнял его в ответ. — Хозяин так переживал!

— Хуки, — строго прервал его Малфой.

Эльф тут же замолк, отлип от улыбающегося Поттера и виновато опустил уши.

— Я принесу ужин для Хозяина и его дорогого гостя, — сказал он и, щелкнув пальцами, исчез со стола. Драко опустил взгляд на бумаги, чувствуя лёгкое смущение.

Гарри ничего не сказал. А уже через пару минут Малфой отложил документы, потому что на столе появились сочная индейка, его любимый салат и бутылка эльфийского вина, принесённая Хуки из подвала.

— Пусть и с опозданием, — Гарри поднял наполненный бокал над столом, — но нам есть, что отметить, — добродушно сказал он, сталкивая свой бокал с бокалом Драко. — За удачную добычу четвёртого крестража.

Гарри был хорошим собеседником, когда не смущал Драко и не нападал на него своими нетактичными прикосновениями. Поттер говорил легко и складно, задавал вопросы, шутил — даже несмотря на все трудности, которые ему приходилось преодолевать, он всё ещё сохранял чувство юмора. Малфой, в основном, молчал, внимательно слушая длинный рассказ Гарри о том, как тот провёл последние несколько дней. Действительно ничего весёлого: Поттер мало спал, почти ничего не ел, трижды укрывался от Пожирателей и выпил какое-то гигантское количество оборотного зелья, что, кстати говоря, довольно опасно. Драко, в свою очередь, поделился тем, что Волан-де-Морт настроен решительно, а Селвин ничего не подозревает.

— Ты сражался очень смело, — сказал Гарри, когда они переместились со второй бутылкой вина на диван у камина. Поттер разлил красный напиток по бокалам и протянул один Малфою.

— Благодарю, — кратко ответил он, забирая бокал и делая глоток. Голова начинала немного кружиться: Драко даже не заметил, как они закончили с первой бутылкой. — Ты тоже ничего.

Гарри слабо улыбнулся, безмятежно глядя на камин. Его мышцы лица расслабились, а рыжий огонь играючи плескался в линзах очков. Драко обратил внимание на пробивающуюся щетину на скулах и подбородке. Даже уставшим Поттер выглядел по-особенному: хоть прямо сейчас делай колдографию и отправляй на первую полосу Пророка. Только, наверное, Волан-де-Морту это не понравится.

— Я не горжусь, — сказал Драко, делая смелый глоток вина. Этот ответ держался в его голове несколько долгих недель. Гарри с должным непониманием наклонил голову набок, глядя на него. — Ты спрашивал меня, горжусь ли я тем, что по праву рождения оказался в Семёрке. Я не горжусь, — Драко вздохнул и отвернулся к камину, не выдерживая прямого взгляда. — Раньше гордился. Как только получил метку. Думал, смогу показать, что из себя представляю, вернуть имя отцу, спасти семью, — он поджал губы: говорил ли в нём алкоголь или общая усталость, но почему-то это было важно произнести именно сейчас. — Теперь я понимаю, что ошибался. Я сделал неправильный выбор.

— Ты выбрал свою семью, это не может быть неправильно, — тихо ответил Гарри, и Драко печально улыбнулся.

— Какой в этом толк, если они всё равно мертвы, а я служу Тёмному Лорду?

Поттер неуверенно пожал плечами и, потянувшись за бутылкой к столу, обновил бокалы.

— Мне жаль твою семью, — произнёс он.

— Ты ненавидел моего отца.

— Было время, я и тебя ненавидел.

— А теперь?

Гарри внимательно посмотрел на Малфоя. Драко, кажется, и так знал ответ на этот вопрос, потому что нельзя так удачно маскировать ненависть. Сильные чувства очень сложно спрятать — практически невозможно.

— Теперь — нет. Прости, Драко, но ты — просто ужасный Пожиратель смерти.

Драко приглушённо рассмеялся, заражаясь глупой улыбкой Поттера. Алкоголь туманил разум, и Большой зал Малфой-мэнора расплывался в его глазах. Гарри нахмурился, разглядывая бутылку.

— Это не эльфийское вино, — сказал он. — Кажется, это портвейн.

Это разумное объяснение того, почему Драко начал теряться в звуках. Он не так часто пил, а тут они вдвоём с Поттером уговорили целую бутылку тринадцатиградусного эльфийского вина, а теперь догонялись отцовским портвейном, в котором, как думается Малфою, не меньше двадцати градусов.

— Хуки опять всё напутал, — устало сказал Драко. Гарри повернулся к нему.

— Ничего, портвейн тоже весьма хорош.

Конечно, ведь Люциус очень гордился своей коллекцией. Малфой бросил взгляд на портрет отца, спрятанный в противоположном углу зала за тёмными тенями. Люциус сердито глядел на сына, явно недовольный тем, что сейчас тот сидит на диване — мало того, поджав под себя ноги, что совершенно не соотносилось с малфоевскими аристократическими обычаями, так ещё и собеседником Малфоя-младшего выступал не кто иной как сам Гарри Поттер: смертельный враг и главная причина смерти Люциуса.

— Ты правда считаешь меня обаятельным? — вдруг спросил Драко, сам не ожидая от себя подобного вопроса. Гарри свёл брови, хмуро глядя на него, и Малфой понял, что этого говорить не стоило.

— С чего ты взял?

Обидно. Драко мотнул головой, горестно усмехаясь пустым мыслям, и поморщился.

— Не бери в голову, — он собрался встать с дивана, но был привычно пойман рукой Гарри. Драко исподлобья посмотрел в зелёные глаза и пожелал исчезнуть прямо с этого места, потому что Поттер оказался слишком близко. Гарри выглядел немного смущённым: его точёные скулы залил лёгкий румянец. Секундная стрелка отстукивала в ушах, а раскалённое деревцо под огнём приглушённо засипело.

— Я считаю тебя очень обаятельным, — еле слышно сказал Гарри, опустив глаза на шею Драко. — Ты приковываешь внимание. Всегда в идеально выглаженной одежде, — он выпустил запястье Малфоя из захвата и коснулся кончика воротника белой рубашки, с осторожностью проводя рукой по мягкой ткани. — Всегда гладко выбрит, — взгляд Поттера вернулся на встревоженное лицо напротив; его рука поднялась выше, и тёплые пальцы мягко коснулись подбородка Драко, вызывая внутри самого Малфоя острую необходимость сбежать, хотя на самом деле он едва ли мог пошевелиться. Гарри слегка улыбнулся под ошарашенным взглядом. Драко проследил, как тот, коротко проведя пальцами по коже, ухватил белую прядь волос и бережно заправил её за ухо. — Всегда безупречен, несмотря ни на что, — Драко судорожно сглотнул, выныривая из гипнотического состояния, и отстранился, тут же отвернувшись к камину: больше ему пить не стоит. — Я ответил на твой вопрос?

— Да, — Драко кивнул, туманно глядя на часы, — пора спать, — сказал он просто для того, чтобы Гарри ушёл. Малфой резко поднялся с дивана, тут же теряя равновесие: голова стала чугунно-тяжёлой, а ноги — ватными. Поттер поймал его на полпути до пола, не давая окончательно свалиться, и тихо засмеялся.

— Идём, я тебе помогу.

Поразительно: пили одинаково, но Гарри казался совершенно трезвым. Хотя, может, Поттер подсыпал что-то в еду Драко, чтобы усыпить его бдительность. Но Малфой не видел в этом никакого смысла, поэтому допустил вполне рациональную мысль: Гарри, вероятно, просто физически крепче и имеет большую толерантность к алкоголю.

Поттер помог Драко добраться до спальни на втором этаже и усадил его на кровать.

— Не хотел тебя спаивать, — шутливо сказал он, и Малфой нахмурился: начинала болеть голова.

— Я открою тебе аппарацию.

— Не нужно, я тоже недостаточно трезв, чтобы совершать прыжки, — Гарри хмыкнул. — Я воспользуюсь камином.

Драко неопределённо покачал головой.

— Ладно.

— До встречи.

Поттер вышел из спальни, прикрыв за собой дверь, и Драко ясно услышал, как тот замер на несколько секунд у его комнаты, вероятно, что-то обдумывая. Может, он хотел вернуться, чтобы что-то сказать. Но потом Гарри прошёл по коридору, спустился вниз по лестнице, и вспышка огня отозвалась шумным эхом в пустом зале, оповещая о его уходе.

Драко рухнул спиной на кровать прямо в одежде — моветон, ну и чёрт с ним — и закрыл глаза. Приятная усталость распространилась по телу, а в груди завязался узел чего-то приятного. Слова Поттера звенели в ушах, и Малфой сонно улыбнулся тягучим звукам.

Не влюбляться в Поттера, — с этими мыслями Драко заснул.