Сковала тело эта белая паутина. Ты дзен не постиг, ведь ты делал вид, что ты делал выбор. Меняя пуповину на короткий поводок, Управляет кукловодом кукловод
— Гермиона! — крикнул Гарри. Девушка тут же показалась на крыльце вместе с Роном. — Собирай всех, — глаза Поттера светились смелостью и решимостью. — Мы готовы.
Драко нервно улыбнулся: страшно до ужаса, но, если это единственная возможность победить Волан-де-Морта, вместе с Гарри он готов пройти через свою смерть — почти готов, осталось только собраться духом.
Гарри сделал шаг в сторону, потянув Малфоя за собой, в хижину, как вдруг раздался оглушительный свист. На руке Драко задрожала кожа, краснея под извивающейся чёрной змеёй, над головой заискрили молнии, и следом разошёлся зловещий гром — неподготовленный разум посчитал бы, что вот-вот начнётся гроза. Но Драко знал, что погода не имеет свойства так скоро меняться без посторонней помощи.
Пожиратели смерти закружили над хижиной, накрывая её плотным котлом, и обрушились на землю с душераздирающим криками. Драко бросил короткий взгляд на Грейнджер, надеясь увидеть в её глазах твёрдую мысль: всё идёт так, как задумано. Но в них нашлось лишь полное смятение — ей в шею уткнулся кончик волшебной палочки. Руквуд крепко вцепился в её локоны, пресекая любую попытку вырваться. Рона удерживал Селвин, приструнив барахтающегося сопротивленца тяжёлой рукой — и палочкой у виска.
Камень в руке Малфоя нагрелся, обжигая тонкую кожу, и затрясся в ладони, намереваясь выскочить из неё. Драко сжал артефакт крепче, морщась от боли, но его края вдруг начали резать кожу. Неизвестное заклинание надавило на пальцы, почти ломая хрупкие косточки, и Драко, к своему стыду, не сдержался, распахнул ладонь, выпуская единственную возможность выжить из своих рук.
Чёрный дым обнажил зловещее лицо Волан-де-Морта. Он появился всего в нескольких метрах от Драко и Гарри, демонстративно перебирая воскрешающий камень меж своих пальцев.
Из хижины раздался звонкий женский смех — в дверях показались смущённый Пиритс, не поднимающий взгляда с земли, и радостная Панси. Паркинсон нарочито медленно потянулась, остановившись перед Гермионой, и отряхнула подол своего платья от пыли:
— Мы с тобой ещё поиграем, — подмигнула она, направляясь к своему Хозяину. На её лице цвела наглая победная улыбка. Драко дёрнул палочкой — лишь бы не видеть этих уничтожающих растянутых губ, — но вдруг почувствовал, как Гарри сжал его запястье.
— Прекрасная работа, — прошелестел Тёмный Лорд, когда девушка, беспрепятственно минуя Гарри и Драко, подошла к нему. Пиритс, молча, понурив голову, прошествовал за ней следом.
Волан-де-Морт их обыграл. Снова. Спланировал спектакль с Паркинсон, чтобы отыскать их убежище без лишних хлопот. В действительности всё просто: зачем рыскать по свету, когда мотыльки сами летят на твою паутину? Драко поджал губы, не спуская мрачного взора с Тёмного Лорда.
— Прекрасно! — скользкий шаг Волан-де-Морта заставил Гарри напрячься: Драко это понял по пальцам, вцепившимся в его руку. Тёмный Лорд подкинул камень в небо, и тот стремглав влетел в ладонь Пиритса. Пожиратель, тихо ахнув, крепко сжал Дар Смерти. — Самонадеянность — порок, Поттер. Как и любовь.
— Что тебе вообще известно о любви? — выплюнул Гарри в ответ.
Всё пропало. Драко безнадёжно взглянул на Пиритса, прятавшего глаза. Всё было зря: начиная с бездарной попытки сопротивляться в одиночку, кончая общими делами с Поттером — всё безнадёжно; как он только мог понадеяться обыграть искусного хитреца? Драко жизнь положил на изучение легилименции и окклюменции, бесстыдно лгал в глаза всем без разбора, сокрушался о несправедливости мира и вынужденной — прежде — связи с Гарри; он сделал многое, чтобы истребить хищного змея, попытаться отрубить его гнилую голову, но стоило лишь понадеяться на скорую победу, острым клинком пройтись по ледяной шее, как тот, подобно лернейской гидре, тут же отращивал несколько других голов.
Драко смотрел на Волан-де-Морта и видел в нём свою жизнь: полную унижений, неудач и трагедий. Жизнь, от которой всегда пытался сбежать, которой боялся до ужаса, потому что, сколько ни пытайся, её не изменить. Но Гарри дарил надежду. Свобода в движениях, истина в словах и чистота мыслей — образ сладкого, щемящего сердце будущего — призрачно-близкий и такой недостижимый. Особенно теперь. Когда выход только один: решиться на смерть.
Смерть, подразумевающую абсолютный конец.
«Поттер сведёт тебя в могилу», — Блейз вечно это повторял — ещё в школьных стенах: сначала в шутку, после — всерьёз. На квиддичном поле, в межфакультетских соревнованиях Драко мечтал догнать Гарри в силе и смелости. Но ему всегда чего-то не хватало: ума, сноровки, опыта; Гарри — особенный, а Драко — нет. Обычные подвигов не совершают, даже если искренне мечтают об этом. Им не хватает духа. Обычные действуют в тени, скрываясь от лишнего внимания, нацепив маску холодного равнодушия на лицо. Но даже к тем, кто прячется за спинами особенных, смерть протягивает свои костлявые руки. Единственное, в чём Драко преуспел, так это всё в той же окклюменции. Вот только, как оказалось, проку от этого никакого. Он стоит под прицелом обеих сторон.
Драко растерянно моргнул: готов ли он умереть во имя мира, в котором не будет жить?
— Вопрос лишь в том, убьёшь ли ты своего возлюбленного? — по словам, сказанным Волан-де-Мортом, прокатилось злорадное торжество.
Драко не знал, что делать дальше: кинуться вправо или влево, напасть на Пиритса и попытаться забрать камень до того, как Волан-де-Морт убьёт Гарри, или прятаться за его спиной. А, может, Гарри, не колеблясь, убьёт самого Драко — и дело с концом. Ведь мир без Тёмного Лорда стоит того?
— Ну же, Поттер, — подначивал Волан-де-Морт, бесстрашно шагая ближе, — ты так искал встречи со мной. Неужели чувства сильнее?
Драко взглянул на Пиритса, сжимающего камень в своей руке: бесшумное незаметное акцио не сработало, даже не потянуло артефакт в сторону Малфоя, — но, может, если крикнуть заклинание громче, Дар Смерти прилетит прямо в его руку. Хотя это наверняка не помогло бы. Тёмный Лорд не отдал бы камень Пожирателю, если бы простейшее заклинание вернуло его обратно. Пиритс поднял чёрные глаза, пронзительно глядя на Малфоя в ответ, — Драко никогда прежде не видел в них столько сомнений. О чём тот размышлял — загадка: впечатлился ли смелостью своего бывшего друга или огорчился его будущей кончиной?
Гарри дважды сжал пальцы на запястье, вероятно, предупреждая, что нужно быть готовым — вот только к чему?
— Давай, — шепнул Поттер, тут же взмахивая палочкой в сторону Волан-де-Морта и сталкиваясь с ним яркими линиями света.
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
Драко замахнулся волшебной палочкой в сторону Пиритса. Заклинание почти сорвалось с кончика его языка, как вдруг Пиритс, поджав губы, жёстким проклятьем отрубил свою руку, игнорируя наверняка адскую боль, и с силой кинул камень вместе с отрубленным запястьем в сторону Малфоя. Всё произошло так быстро, что Драко не успел вздохнуть. Он сжал ещё тёплую ладонь в своей руке, ощущая твёрдый камень своей кожей. Волан-де-Морт разъярённо вскричал, выставив свободную руку в сторону Малфоя, собираясь наброситься на него невербальной магией, но…
— Я рядом, — уверенно крикнул Гарри, с усилием отмахнувшись от атаки Волан-де-Морта, и направил палочку на Драко, застывшего перед ним в немом ужасе. — Авада Кедавра.
Драко распахнул глаза.
Яркий свет резанул по расширенным зрачкам, и Драко пришлось часто заморгать, чтобы привыкнуть к белизне вокруг. Он огляделся, с удивлением обнаружив себя в своей комнате в Малфой-мэноре. Драко сидел на белоснежной кровати под белоснежным одеялом, одетый в такой же белоснежный ночной костюм. Ему показалось, что где-то далеко кричали павлины.
— Милый, — дверь в комнату отворилась.
— Мама, — изумлённо выдохнул Драко. Он жадно разглядывал улыбчивое лицо Нарциссы, пока та, прикрыв за собой дверь, неспешно подошла ближе, опустившись на кровать. Отыскав руку сына под одеялом, она мягко сжала его пальцы.
— Не ожидала встретить тебя здесь так рано.
— Ты настоящая?
— А ты как считаешь?
Драко опустил глаза. Нарцисса казалась живой: её ладонь была тёплой, в глазах стоял блеск, на щеках светился румянец, — именно такой её помнил Драко. Нежной, ласковой, с чарующей улыбкой на прекрасном лице.
— Тёмный Лорд умрёт, — в конце концов, ради этого он здесь. Ради этого, не медля ни секунды, Гарри лишил его жизни.
— Не сомневаюсь, мой милый.
— Возможно, Поттер уже его убил.
Нарцисса молчала, продолжая сжимать руку Драко. Вдали снова раздался знакомый до боли звук — определённо запели павлины. Когда Драко был совсем маленьким, Нарцисса вместе с сыном слушала эту нелепую птичью песню каждый вечер перед сном.
— Ты искал Его смерти из чувства мести, — наконец произнесла она. — Когда она свершится, успокоится ли твоя душа?
Драко хотел тут же дать утвердительный ответ, но замялся. Его путь к отмщению не был чистым: он совершал подлые вещи по отношению к себе, единственному другу, бесчисленным невинным душам и… к Гарри. Он обманывал Гарри Поттера.
— Я могу вернуться? — неуверенно протянул Драко, оглядывая свою комнату.
— Разумеется.
— Как это сделать?
— Так же, как и всегда, мой милый, — Нарцисса нежно провела ладонью по щеке сына. — Чтобы вернуться к жизни, достаточно выйти из комнаты.
Её взгляд выражал неподдельную любовь, ласково обнимал нервные плечи Драко, и он всего на секунду подумал о том, что мог бы не возвращаться. Драко всегда так боялся смерти — но здесь оказалось намного лучше, чем он мог себе представить: уютно, тепло и безопасно — прямо, как в объятиях Гарри.
— Мне остаться?
Нарцисса слегка наклонила голову.
— Если там тебя ничего не держит.
— Я не знаю. Я… — сбился Драко. — Я так и не решился на смерть, всё вышло случайно. Поттер даже не колебался, а я не способен на настоящий героический поступок. Я…
— Иногда подвиг — это выйти из своей комнаты.
Драко внимательно посмотрел на чуткое лицо своей матери. Нарцисса — или его подсознание — явно не желала, чтобы Драко оставался тут, пусть она и не произнесла эту жестокую мысль вслух. Драко грустно улыбнулся, желая запомнить каждую морщинку на бесконечно светлом лице, и поднялся с кровати, босыми ногами направляясь к двери. Он замер: холодное железо дверной ручки обожгло тёплые пальцы.
— Мам, Поттер…
— Он тебя поймёт.
Второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года изменилось всё.
Семья — единственное, что было у Драко Малфоя. В его крошечном хрупком мире не существовало ничего важнее. Несмотря на скверный характер Люциуса и их сложные отношения, Драко всегда выбирал семью, молчаливо соглашаясь на всё, что предлагал отец. Ради семьи Драко был готов стерпеть, что угодно. Даже уродливую чёрную метку.
Второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года Волан-де-Морт не только поместил в Драко крестраж — он раскромсал его сердце.
Глядя на то, как мучается его отец, слыша за стеной последний вскрик своей матери, Драко поклялся отомстить. За Люциуса, за улыбку Нарциссы, её бархатные касания и нежные объятия, за павлиньи крики на заднем дворе, за разрушенный зал Малфой-мэнора и его любимую хрустальную люстру — за себя и своё разбитое сердце. Отомстить и выжить любой ценой.
Первое, что сделал Драко, получив место в Избранной Семёрке, — отработал «Обливейт» до превосходного уровня, чтобы спасти как можно больше невинных душ. О новых крестражах стало известно почти сразу, всего через несколько месяцев — среди Семёрки их существование не являлось секретом — и, узнав о них, Драко убедил Блейза ему помочь. С Забини было сложно: он долго противился, не желая строить козни против кровожадного маньяка, но в итоге согласился — когда осознал, что из-за Тёмного Лорда навсегда потерял свою лучшую подругу.
Следующие полгода Драко искал выход на Поттера: обращал внимание на любой нетипичный всплеск магии, исследовал секретные карты, следил за известными ему грязнокровками; пока однажды, совершенно случайно, не наткнулся на Невилла в подворотне. Лонгботтом, на счастье, его не заметил, увлечённый перешёптываниями с волшебником в синей мантии.
В следующий раз Драко пришёл в эту подворотню с подготовленным письмом. Драко использовал почерк Панси Паркинсон — во-первых, потому что видел его сотни раз и до мельчайших деталей помнил линии каждой из букв; во-вторых, потому что Панси так редко что-то писала в Хогвартсе, что едва ли кто-то из окружения Гарри мог распознать её руку; в-третьих, потому что не желал попасться Тёмному Лорду в его когтистые лапы. В этом письме Драко предлагал стать Поттеру и его друзьям помощником — «по личным мотивам», не потребовав ничего взамен. Драко не хотел и не мог рваться на поиски крестражей и уничтожать их единолично — и кто, как не Гарри, мог справиться с этой задачей.
«Ваше дело — верить мне или нет», — так он закончил своё первое письмо, которое удалось незаметно подсунуть Невиллу в карман мантии, когда Драко увидел его в подворотне снова, спустя три недели с их первой случайной встречи.
На указанный в письме адрес пришёл ответ. С тех пор завязалась переписка. Первый крестраж — золотистый ключ — находился в Испании. Драко удалось выяснить это, поймав неосторожную фразу своего Повелителя о необходимости расширить влияние в этой стране. Волан-де-Морт восхвалял готические сооружения, большинство из которых, как позже выяснил Драко, проведя значительное время в архиве, было создано бывшими слизеринцами. После прибавилась ещё одна подсказка — «священное для маглов место», схваченное с губ Пиритса. Драко не мог быть уверен в своих догадках, и потому поиск затянулся, но сопротивленцы, на удивление, продолжали верить своему информатору — хотя особого выбора у них не было. Второй крестраж — серебристый цветок — находился в Канаде. Здесь помогли бумажки, за которыми Драко старался проводить всю свою новую жизнь, избегая вылазок в поле и бессмысленных убийств. Драко сопоставил длительное отсутствие Волан-де-Морта и количество смертей по всему миру, выуживая информацию о месте, где тот провёл столько времени. Третий крестраж — ожерелье — нашёл Блейз Забини у подножья Гималайской цепи, выведав у Хагрида, о чём шепчутся заключённые.
В тот момент поползли и другие разговоры: пропадали грязнокровки, проходящие через Малфоя. Трупы не находили — люди просто исчезали, и самым смышлёным в голову проникали идеи, что Драко может быть к этому причастен — что он спасает тех, кому судьбой предрешено умереть. Об этом сболтнул Пиритс за очередным бокалом вина.
Драко почувствовал дыхание смерти на своём затылке. Ему требовалось что-то, способное переключить внимание; что-то, для чего он станет нужен Волан-де-Морту; что-то, что может заинтересовать Тёмного Лорда больше, чем две сотни выживших грязнокровок. Что-то, что поможет Драко выжить. Что-то или кто-то.
И Драко понял — пора. Пришло время показать Поттеру, что Драко Малфой на их стороне. И лучший способ это сделать — доказать делом.
Блейз подложил ожерелье в Министерство, а Драко написал ещё одно короткое письмо — от лица, заслужившего поттеровское доверие.
«Третий крестраж в Министерстве, девятый этаж. У Драко Малфоя есть доступ. Каждый месяц он посещает «Антикварную лавку Брокка».
Драко Малфою можно верить».
Драко понимал, что Волан-де-Морт не кинется убивать Поттера, как только узнает, где тот находится — это не в его стиле; Волан-де-Морт — игрок: чем сложнее путь к жертве, тем слаще победа. Драко надеялся, что за время, отведённое ему Повелителем, он станет Поттеру, если не другом, то хотя бы приятелем, которого тот в случае чего сможет защитить. И это гарантирует ему спокойную жизнь и после окончания войны.
Драко самовольно выбрал путь двойного агента, предположив, что получит такое предложение от Гарри Поттера.
Он и не думал, что всё зайдёт так далеко.
Драко всегда был крайне пуглив и осторожен, и потому ещё перед самой первой встречей с Поттером полностью вычистил свои мысли, запер сокровенные тайны на затворках подсознания и заблокировал любые воспоминания о поиске первых трёх крестражей. Изначально он не был уверен, что в этом есть необходимость, но после безуспешной совместной практики в легилименции стало совершенно ясно: Драко принял верное решение, выстроив блокаду в своей голове. Поттер обладал восхитительными способностями к легилименции — и несомненно ими пользовался — в сторону Малфоя в том числе, совершая набеги на его разум время от времени, оставаясь почти незамеченным.
Драко солгал Поттеру умышленно. Полагая, что это гарантирует ему безопасность. Кроме того, если бы Малфой пришёл к сопротивленцам сам, Гарри посчитал бы, что это подготовленный Волан-де-Мортом трюк, и всё равно залез бы к Драко в голову. Но в этом случае подозрение в общей работе с Тёмным Лордом давало бы Гарри серьёзные основания считать, что Волан-де-Морт помогает Драко перекраивать воспоминания.
Драко не мог сам явиться к Поттеру. Это Гарри должен был к нему прийти, Гарри должен был просить его о помощи — иначе тот не поверил бы ему ни на мгновение. И ничего бы из этого не вышло.
Драко предстал перед Поттером последним трусом — таким, к какому тот привык, какого Малфоя тот наверняка знал и помнил — тем более, что ужас действительно не отпускал Драко до конца, как бы он ни старался его притупить. Несмотря на, казалось бы, смелые решения спасать маглорождённых, находить местоположение крестражей и быть на связи с Поттером, чувство страха, прилипшее к горлу, было настоящим.
Драко думал, что обманывать Поттера какое-то время будет несложно. Ради общего блага.
Выйдя ненадолго на свет, Драко хотел снова шагнуть назад, в тень — быть двойным агентом, но не принимать активного участия в делах обеих сторон, зависнуть где-то посередине, притаиться в укромном уголке и бесконечно пережёвывать свою тревогу, как старую лакричную конфету. Да вот только Гарри почему-то посчитал, что Драко может оказаться полезным и потянул за собой.
А Поттеру Драко никогда не умел противиться.
Когда Драко впервые столкнулся с крестражем лицом к лицу, взглянул на безвкусное золотистое ожерелье и не почувствовал тёмной энергии, о которой говорил Поттер, страха стало ещё больше. Малфой посчитал, что Волан-де-Морт проклял его, искал ответы в книгах отца, но поиски оказались безуспешными. Драко не находил в себе иных симптомов — всё было как прежде; о крестраже в своей душе он и подумать не мог.
У Драко получалось держать замки закрытыми, скрывать всё самое неприятное до тех пор, пока взгляд на Гарри не стал задерживаться чуть дольше положенного, а от его касаний по телу не принялись разбегаться мурашки. На окклюменцию уходило много сил, и потому Драко не знал, когда именно Поттер перестал проникать в его разум — и перестал ли вообще; ему оставалось только надеяться, что Гарри не считает влюблённость с его подсознания. Потому что скрывать эти чувства тётушка его не научила. Драко впервые в жизни чувствовал такое и не знал, как с этим бороться.
Драко продолжал гнуть свою линию, уже не понимая до конца, зачем он это делает. Казалось, если рассказать всё Поттеру после их осторожного сближения — тот поверит. Драко собирался разрушить стены в своей голове после боя в Кроукворте, когда Гарри собственными глазами увидел, как отчаянно Малфой не желал навредить Сопротивлению, но в тот момент Поттер чуть его не поцеловал, и Драко до ужаса испугался: что, если он расскажет, и Гарри уйдёт насовсем, огорчённый жестоким обманом? Драко не решился тогда и не решился после вызволения из темницы, в которую его заточил Волан-де-Морт. По мере развития их отношений крепло понимание: если Гарри узнает об обмане, он посчитает, что Драко ластился к нему только с одной целью: спасти свою собственную шкуру. Гарри снова перестанет ему верить. Теперь уже навсегда.
Драко держался до последнего — в его голове царила чудовищная путаница. И в какой-то момент он уже сам перестал понимать, где его настоящие мысли и чувства, а где ложь. Он был в ужасе от Волан-де-Морта и крестража в своей душе, злился из-за издевательств над его домовиком, был страстно влюблён — это всё однозначно было правдой. А остальное — Драко не мог бы сказать наверняка.
А ещё Драко безумно боялся, что как только Поттер узнает правду, он от него уйдёт.
— Ну же!
Драко испуганно дёрнулся, открыв глаза, тут же наталкиваясь на встревоженное лицо Гарри. Тот ухватил его за плечи, внимательно разглядывая Малфоя, и, убедившись, что он в порядке, не проронив ни одного лишнего слова, магическим импульсом отбросил его к разрушенной хижине, заклинанием смягчая падение. Едва ощутимый удар всё равно отозвался болью в нагрудной ране, приводя Драко в чувства. Гул в его ушах принимал всё более ясные очертания, превращаясь в выкрики заклинаний и проклятий, треск волшебных палочек и шум вьющихся в небе Пожирателей. Драко сжался, облокотившись спиной на холодное дерево, и постарался собрать глаза в кучу.
По всей видимости, после его смерти прошло не больше нескольких минут. Так ему показалось вначале, но вокруг царил настоящий ад. Деревья полыхали синим пламенем, Пожиратели без разбора метали Непростительными в сопротивленцев. На земле сражались не только Пожиратели, но и тролли, великаны, акромантулы, оборотни — и прочая нечисть, принявшая сторону Тёмного Лорда. Драко качнул головой, ощущая невыносимую боль: куда делся Поттер и где Волан-де-Морт? Сработала ли смерть Драко? Уничтожен ли последний крестраж?
— Предатель, — Панси Паркинсон зашипела в метре от него. Драко вскинул голову, нервно нащупывая палочку в своём кармане, понимая, что не способен сдвинуться с места. — Как я могла верить тебе? Ты всегда к нему неровно дышал, — ненависть затапливала её глаза, проливаясь злыми слезами. — Я ненавижу тебя, Драко! Ненавижу тебя за то, что мне придётся тебя убить!
— Петрификус Тоталус! — выкрикнул Малфой, направляя палочку на бывшую однокурсницу. Магия не поддалась, и Драко испуганно распахнул глаза. — Петрификус Тоталус! — ещё громче повторил он, не сумев скрыть панику в своём голосе. Панси громко рассмеялась, наслаждаясь слабостью своего врага.
— Помрёшь скви… — взрывная волна вдруг отбросила её в сторону, прерывая очередное оскорбление. Парализованная Паркинсон рухнула в нескольких метрах от Драко.
— Не благодари, — кивнул Симус и бросился вперёд, вступая в новую схватку с великаном. Драко сглотнул. Сил было совсем немного, и он собрал остатки, чтобы забраться глубже под доски и не нарваться на случайное — или нет — проклятье.
Гарри потерял волшебные силы после своей смерти. Так почему с Драко должно было быть иначе? Он взглянул на кривую палочку в своей руке и кратко ею взмахнул, прошептав «Люмос». Едва видимый свет зажёгся на кончике и тут же потух. Безнадёжность.
А что, если волшебство никогда не вернётся?
Драко беспокойно посмотрел в щель между досок. Отыскать Поттера — вот его главная цель.
Это стоило больших усилий. Драко боялся высунуться, поэтому просто продолжал сидеть на месте и скользить взглядом по небу, став невольным свидетелем смерти Бена Коппера от рук разъярённого тролля. Драко хотел выскочить, взмахнуть палочкой и кинуть связывающее заклинание в чудовище, но понимал, что толку от этого никакого. У него не было энергии даже на то, чтобы вылезти из-под груды палок, не говоря уже о колдовстве.
А больше Драко не видел ничего. Мимо него пролетали люди, в серых глазах сверкали разноцветные вспышки — и единственное, что Малфой мог делать, это кусать свои губы до крови, сдирая с них тонкую плёнку, разрывая чувствительную кожу. Он безустанно искал Поттера глазами, и когда, наконец, в небе закружились два невообразимых вихря, сцепленных мёртвой хваткой друг с другом, Драко подавился воздухом, тут же забывая о необходимости дышать.
Вихрь рухнул на землю, и чёрный дым развеялся, являя Тёмного Лорда, прижимающего бузинную палочку к горлу Гарри, распластавшемуся на земле. Поттер нервно сглотнул, пытаясь дотянуться до своей палочки, лежащей в нескольких дюймах от его пальцев, но Волан-де-Морт, мерзко усмехнувшись, оттолкнул её в сторону ногой.
— Час твоей смерти наконец настал, — громко проговорил он, останавливая своим голосом жестокую бойню.
Мир замер. Драко в ужасе смотрел на Поттера, который безуспешно тянулся к своей волшебной палочке.
— Остолбеней! — бездарная попытка Лаванды Браун. Волан-де-Морт одним взглядом отбросил её заклинание и щёлкнул пальцами: девушка, потеряв сознание, навзничь упала на землю.
— Авада…
— Гарри! — Драко чувствовал, как бешено бьётся его сердце, застряв поперёк горла. Он никогда не верил в подобный исход, даже мысли не допускал, что Гарри Поттер может действительно умереть. Это просто невозможно. Мир не сможет существовать, если умрёт Гарри Поттер.
Драко не сможет существовать, если умрёт Гарри Поттер.
Следующий щелчок пальцев был направлен в сторону Драко. Доски, скрывающие его, разлетелись в стороны, и Волан-де-Морт с нескрываемым наслаждением оскалил зубы, сильнее надавливая палочкой на горло Поттеру.
— Как трагично, — Тёмный Лорд презрительно поморщился, — узнать правду на исходе своей жизни. Ты ведь подозревал, Гарри, что твой дорогой Драко дурит тебя? — Малфой судорожно выдохнул. — Думаешь, так сложно узнать о крестраже, запертом в твоей душе? Драко понимал, что однажды ты придёшь убивать его, — Малфой не видел глаз Гарри, но заметил, как дёрнулись его губы. — Прекрасная идея — заставить убийцу полюбить свою жертву. Даже у Драко получилось обвести тебя вокруг пальца, — Волан-де-Морт расплылся в насмешливой улыбке, — перекроить мысли и прикинуться невинной овцой, не знающей ничего о моём крестраже внутри себя. Ты ведь знаешь, Гарри, Малфои готовы на всё, чтобы выжить, даже лечь под Избранного. Драко заставил тебя прийти к нему и просить помощи, пролез к тебе в разум, подчинил своей воле. Он строил ложные образы, фантазировал сцены, не имеющим места в реальности. И всё это только ради того, чтобы избежать смерти. Как думаешь, Гарри, где правда, а где ложь? — Тёмный Лорд оборвал фразу на середине, переводя взгляд на сжавшегося Драко. — Признаюсь, ты впечатлил и меня, и за это я дарую тебе быструю смерть.
Драко привычно сжал палочку, отчаянно прижимая подушечки пальцев к дереву. Ему это больше не поможет: Волан-де-Морт убьёт его, а потом убьёт Гарри. Или, может, Поттеру удастся вырваться, и тогда он всю оставшуюся жизнь будет ненавидеть Драко, когда найдёт доказательства его лжи — а он непременно их отыщет.
— Редукто! — закричал Невилл, выпустив заклинание в спину Тёмного Лорда. Тот взмахнул плащом, отражая атаку, и этот манёвр стоил ему жизни.
Поттер подался влево, наконец дотянувшись до палочки, и, вырвавшись из-под Волан-де-Морта, громко выкрикнул заклинание. Молнии вновь засверкали со всех сторон. Гарри сжал зубы, схватившись двумя руками за древко, из которого безостановочно лился ярко-красный свет, борющийся с зелёным неровным свечением. Волан-де-Морт гневно вскрикнул: красная молния напирала всё интенсивнее, сжирая зелёную, — его шея напряглась, становясь невообразимо тонкой, и он резко дёрнул рукой в сторону Малфоя. Драко не успел испугаться, потому что в эту же секунду Гарри создал вокруг него защитный купол.
Грозный крик заполнил всё тело Драко, по которому тут же поскакали тревожные мурашки, но едва ли крик помог Тёмному Лорду. Гарри дёрнул палочкой вперёд, прорываясь сквозь выставленные щиты, и красная вспышка окончательно поглотила Аваду, яростно набросившись на тело Волан-де-Морта.
Тёмный Лорд последний раз вскрикнул, намертво прирастая к земле.
Кто-то из Пожирателей замер, кто-то, обратившись смерчем, тут же кинулся прочь. Волан-де-Морт раскрыл рот, намереваясь что-то сказать или бросить ещё одно смертельное проклятие, но попытка оказалась тщетной: он застыл в нелепой позе, — Драко удивлённо выдохнул, наблюдая, как грозный убийца на глазах превращался в немощного смешного старика. Его кожа вдруг начала расслаиваться, рассеиваясь серой пылью. Одежда спала с пропавших плеч — и тело Тёмного Лорда рассыпалось как песчаный замок. Застывшие глаза были последними, что растворилось в воздухе.
Гарри пошатнулся, проводя рукой в месте, где только что стоял самый могущественный тёмный волшебник последнего столетия. Теперь от него практически ничего не осталось. Лишь затхлая мантия и бесполезная волшебная палочка.
Оставшиеся Пожиратели взмыли в вверх, а нечисть, не умеющая летать, бросилась кто куда в надежде сохранить свою жизнь. Сопротивленцы не стали их преследовать — во всяком случае пока. Что-то подсказывало Драко, что каждого ждало наказание по справедливости.
Драко взглянул на Гарри. Тот стоял неподвижно ещё несколько секунд, а потом посмотрел на Малфоя. Мучительно, сквозь. Драко почувствовал, как слова застряли в его горле. Ему следовало объясниться — прямо сейчас — рассказать всё в подробностях, пересказать каждую секунду своей жизни без всей этой лживой паутины, наброшенной сверху.
— Это правда?
— Нет. Не всё, — осёкся Драко. — Я не знал о крестраже, клянусь.
— Почему? — голос Гарри будто надломился.
— Чтобы ты мне поверил.
Гарри дёрнул руками, прикусив нижнюю губу: его лицо исказилось терпкой горечью.
— Как тебе вообще в голову такое пришло? Если бы ты просто всё расска…
— Страху верить проще, — перебил его Драко. — Проще верить врагу, которому страшно, чем врагу, внезапно решившему свернуть на другую дорогу. Я собирался сказать. Собирался, но случая не было, а потом всё зашло так далеко, и это разрушило бы всё.
Гарри отвёл взгляд, беспокойно осматривая затихших сопротивленцев.
— Твои чувства ко мне. Как я могу быть уверен, что это тоже не было обманом?
Драко запнулся. Такое не наколдуешь, — хотел сказать он, но лишь хлопнул ртом, не в силах выдавить из себя даже букву. Гарри выжидающе смотрел на него, вероятно, надеясь, что Малфой встрепенётся и разразится любовными речами, но Драко продолжал беззвучно открывать и закрывать рот. Он не мог ничего сказать. Он не умел говорить такое.
— Я искренне сочувствовал тебе, — Гарри горестно усмехнулся. — Считал, ты болен страхом. Я хотел тебе помочь, а ты крутил мною, как тряпичной куклой. Ты связался со мной, чтобы спастись от смерти? Чтобы я помог тебе с крестражем? Чтобы я не убил тебя? Браво, Малфой, — фамилия, сказанная ледяным тоном, резанула слух, — в манипуляциях тебе нет равных. Я, чёрт возьми, верил тебе!
— Верил? — Драко глухо рассмеялся в ответ. Он чувствовал себя невероятно подавленным: даже встать с земли сейчас казалось трудной задачей. Драко смотрел на Поттера снизу вверх и ощущал, как слабеют его плечи. — Ты влезал в мою голову, — с досадой плюнул он. — Всё. Это. Время. Ты поступал так же, как Тёмный Лорд.
Гарри замер. Драко сказал ужасную вещь: причину, по которой Поттер бесконечно себя корил. Читать чужие мысли — верный путь к темноте. Верный путь к тому, кем в итоге стал Волан-де-Морт. И Малфой прекрасно это знал.
Гарри сделал неуверенный шаг назад.
— Мне нужно… — тихо протянул он и аппарировал.