Морально противоречивый

Глава 12

Влад

Я жду ее ответа, желая, нет, нуждаясь в том, чтобы она сказала мне, что это было не просто проявление доброты.

Представьте себе мое удивление, когда я пришел в себя от того, что почувствовал мягкие губы, прижатые к моим, пьянящий аромат ее тела, вторгающийся в мои ноздри.

Такого никогда не случалось раньше. Никогда еще я не выходил из ярости так, как сегодня, и все благодаря ей.

Я украдкой смотрю на нее, и в тысячный раз задаюсь вопросом, что в ней такого. Я рядом с ней всего несколько часов, а уже чувствую себя спокойнее, чем когда-либо.

Может быть, это потому, что рядом нет Вани, которая вторгается в мое пространство и отчитывает меня за все, что происходит вокруг. Впервые здесь только я.

И она.

Черт, и тот поцелуй, который на самом деле был не поцелуем, а скорее чмоком... Даже сейчас, думая о нем, я просто хочу закрыть глаза и запечатлеть его в своей памяти.

Она не понимает, что, находясь так близко к ней, я был ближе всех к другому человеку за... целую вечность. Она смелая и открытая в своих прикосновениях, иногда ее рука тянется к моей без осознания.

Это удивляет меня.

Это восхищает меня.

Мне кажется, я никогда не чувствовал отсутствия прикосновений, пока она не решила ворваться в мою жизнь и перевернуть ее с ног на голову. Что делать мужчине, когда перед ним внезапно появляется все то, чего у него никогда не было, и все это в пределах досягаемости?

Брать. Брать и эгоистично брать.

Но самое странное это то, с какой легкостью она приняла меня. Она не была ни шокирована, ни напугана, когда многие до нее избегали меня и подвергали остракизму, страх был главным их стимулом.

Но не в ее случае.

Я настолько привык к тому, что другие люди боятся меня, что мне приходится постоянно спрашивать ее, не испугалась ли она, боясь, что наступит момент, когда я стану для нее слишком страшным, и она просто... исчезнет.

Нет, это не обсуждается.

Я буду держать ее рядом, даже если мне придется сражаться с ней, или с Марчелло и целой армией. Я уже практически решил это, когда был в ее комнате, но сегодняшний вечер только укрепил мое решение.

Кроме того, если она помогает мне справляться с приступами, значит, она помогает и другим людям, ведь я больше не буду убивать так много. С моей точки зрения, это беспроигрышная ситуация.

Удовлетворённый своей мыслью, улыбка тянется по моим губам.

— Чему ты улыбаешься? — спрашивает она, глядя на меня с подозрением, скрестив руки на груди... Мои глаза уже идут по другому пути, и мне приходится встряхнуться, чтобы сосредоточиться на дороге.

— Я? — я притворяюсь невинным, но видя, как она надувается, как полные губы требуют моего внимания, я не могу удержаться. — Когда я в следующий раз потеряю контроль, ты снова меня поцелуешь?

Ее глаза расширяются, и она быстро моргает, глядя на меня, как будто не услышала.

— Если потребуется, — пробормотала она, слишком тихо, но это и есть стимул, который мне нужен, чтобы остановиться.

— Что... — она прерывается, когда видит, как я открываю небольшой отсек, беру набор ножей и проверяю каждое лезвие, прежде чем остановиться на одном. Как раз в тот момент, когда я собираюсь порезать себе руку, она останавливает меня, накрывая своей рукой мою в попытке выхватить у меня нож.

— Ты сумасшедший, — бормочет она, с силой отрывая мои пальцы от ножа. — Зачем тебе делать это с собой?

— Чтобы ты могла снова меня поцеловать, — честно отвечаю я.

Она с любопытством смотрит на меня, в то же время забирая все острые предметы и запихивая их обратно в отделение.

— Тебе так понравилось? — спрашивает она, опуская взгляд, когда румянец покрывает ее щеки.

— Это было приятно, — я пожимаю плечами.

Ее глаза тут же устремляются на меня, и по какой-то причине я понимаю, что сказал что-то не то.

— Приятно? — спрашивает она, ее брови взлетают вверх, — приятно, — повторяет она оцепенело.

Я киваю. Может быть, для нее это было не очень приятно? Я не думал об этом. Что, если она сделала это в порыве чувств, а потом пожалела об этом? Что, если ей это не понравилось? Я знаю, что не так уж плохо выгляжу. Бьянка говорила мне, что я мог бы получить ее, если бы не был таким психом. Я не знаю, что именно она имела в виду, но предполагаю, что она сделала мне комплимент.

— Просто приятно? — спрашивает она с недоверием, подчеркивая слово «приятно», как будто оно имеет негативный смысл.

Ааа, понятно.

Должно быть, я оскорбил ее женские чувства.

— Ну, — начинаю я и впервые чувствую себя немного неуверенно, — мне не с чем сравнить, но я знаю, что поцелуи подразумевают немного... больше, — я дарю ей одну из своих очаровательных улыбок. — Мы можем попробовать лучше в следующий раз, — быстро успокаиваю я ее.

Может быть, у меня и нет опыта, но я был свидетелем достаточного количества поцелуев, чтобы знать, что они включают в себя нечто большее, чем просто соприкосновение губ.

Какое-то время Ассизи молчит. Она просто смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я боюсь, что сказал что-то не то. Снова.

— Ты никогда ни с кем раньше не целовался? — спрашивает она, смущаясь.

Я наклоняю голову в сторону, изучая ее. Поскольку это неизведанная тема, то не хочу сказать что-то, что обидит ее или заставит отказаться от мысли поцеловать меня снова. Ощущение ее губ на моих не было похоже ни на что прежде, и я хотел бы воссоздать его. Просто чтобы убедиться, что это не было моим ошибочным восприятием в тот момент.

Наука. Да, это просто наука.

— Это плохо? — говорю я медленно. Мне никогда в жизни не приходилось чувствовать себя таким неуверенным, как будто вся моя жизнь зависит от ее следующих слов.

Она замечает мое недоумение и тут же отвечает.

— Нет, нисколько. Просто удивительно, — ее губы растягиваются в ослепительной улыбке.

Я все еще смотрю на нее, мой рот подражает ее, когда я отвечаю на улыбку.

Ее глаза смягчаются, когда она смотрит на меня и касается своей рукой моей.

— Раз уж мы в одной машине, почему бы тебе не показать мне, что ты имел в виду под словом «больше», — говорит она, и на ее щеках появляется румянец.

Я смотрю на нее с удивлением, в основном потому, что не могу поверить, что она готова сделать это снова. Хотя я не хотел в это верить, в глубине души я был уверен, что первый поцелуй был случайностью, и что она на самом деле не собиралась этого делать.

Потому что кто бы захотел меня поцеловать?

В течение многих лет я мог позволить своему разуму ненадолго задуматься о том, каково это — быть с кем-то, в основном из внутреннего любопытства. Но даже тогда я прекрасно понимал, что у меня слишком много причин, чтобы не сблизиться с другим человеком: сестра-призрак, не слишком приятная репутация и отсутствие самоконтроля. Не говоря уже о том, что не думаю, что когда-либо находил кого-то привлекательным.

И все же, эта женщина передо мной, кажется, перечёркивает все.

Ассизи смотрит на меня из-под ресниц, и я замечаю внезапную застенчивость в ее поведении. Не желая упускать возможность, когда она согласилась, я действую быстро.

Наклонившись к ней, я расстегиваю ремень безопасности, крепко обхватывая ее талию руками и прижимаю ее к себе.

Она пристально смотрит на меня, расставляя ноги по обе стороны моего сиденья и опускаясь на меня. Успокаиваясь от резкого движения, она проводит ладонями по моей груди, их тепло проходит через материал рубашки и проникает в мою кожу.

Ее глаза расширены от удивления, когда она изучает мое лицо, скользя рукой вверх, чтобы погладить мою щеку.

— Ты опасен, — шепчет она, ее пальцы оставляют за собой огненный след, пока не опускаются на мой рот.

Я раздвигаю губы, всасывая кончики ее пальцев.

— Тебе уже страшно? — спрашиваю я, и ее глаза закрываются от удовольствия.

Она мотает головой.

— Нет.

Я притягиваю Ассизи ближе, ее грудь прижимается к моей, я скольжу руками по ее талии, пока не обхватываю ее грудь.

Желание продвинуться еще выше сводит с ума, но я не хочу торопить ее. Пока не хочу.

— Что теперь? — шепчет она, глядя мне в глаза. Мы сидим так близко, что наши дыхания смешиваются, и я чувствую ее тепло на своей коже.

— Сейчас, — говорю я, наклоняя голову и прикасаясь губами к ее губам. Как и раньше, она сжимает свои, замирая от прикосновения. — Расслабься, — говорю я ей в рот, пробираясь языком к ее губам. Ассизи напрягается, и я чувствую, как она хмурится в замешательстве, но не отстраняется.

— Впусти меня, — шепчу я, перемещая одну руку к ее лицу и обхватывая ее щеку.

Мягкая.

Я никогда не понимал, насколько нежна женская кожа. И как любопытный ребенок, я продолжаю водить большим пальцем по ее лицу. Должно быть, это доставляет ей удовольствие, потому что она замирает в моих объятиях, слегка раздвигая губы и глубоко вздыхая.

Я пользуюсь этим и приникаю своим ртом к ее, позволяя языку проникнуть внутрь.

Вот оно... теория против практики.

Она нерешительно проводит своим языком по моему, и при соприкосновении у нее вырывается стон. Я проглатываю звук, открываю рот шире и поглощаю ее.

Сиси начинает отвечать на поцелуй, и вскоре наши рты сплетаются в медленном танце, который дразнит чувства, отдавая и принимая.

Ощущение ее мягких губ, раскрывающихся под моими, интенсивность ее поцелуя, когда она подстраивается под мой темп, сводят меня с ума, и я прижимаю ее к себе еще ближе.

Господи, она не просто сделает меня верующим. Она сделает меня учеником, поклоняющимся ей как своей религии.

Она обвивает руками мою шею, с готовностью предлагая мне свои объятия, медленно покачиваясь на мне. Я чувствую головокружение, когда поддаюсь этому чудесному искушению, вся кровь приливает к моему члену.

Я — труп.

Я знаю, что она тоже чувствует это, потому что она двигается вверх и вниз по моему эрегированному члену, и это действие дается ей так естественно.

Это было бы так просто... расстегнуть молнию и сдвинуть ее трусики в сторону. Я бы скользнул прямо внутрь ее гостеприимного тепла и...

Я застонал ей в губы.

Блядь! Никогда в жизни я не был так возбужден, и это что-то делает с моим мозгом. Способность мыслить рационально полностью покидает меня, и на мгновение я задумываюсь, не будет ли данный ущерб постоянным.

В этот момент наши рты хищно пожирают друг друга, и прежнее неуверенное исследование исчезло, сменившись чистой дикой несдержанностью.

Сиси так же безрассудна, как и я, она вцепилась руками в мою спину, пытаясь притянуть меня еще ближе к себе. Она прижалась своей киской прямо к моему эрегированному члену и трется об меня через штаны.

Ах, черт, она вся мокрая.

При всех моих разрушительных наклонностях, я никогда не был поклонником обмена жидкостями. И все же я задаюсь вопросом, какова Сиси на вкус, ее аромат покрывает мой язык, когда я довожу ее до грани.

— Влад, я... — она отрывает свой рот от моего, зрачки расширены, губы распухли, — со мной что-то происходит, я... — она выглядит смущенной, ее рот разрывается на беззвучный стон, а тело начинает дрожать в моих руках.

Я прижимаю ее еще крепче, позволяя ей наслаждаться, целуя ее шею, впиваясь зубами в ее плоть. Прилив энергии, не сравнимый ни с чем другим — даже с убийством — пронизывает меня, когда я понимаю, что заставил ее кончить, даже не прикасаясь к ней.

— Позволь этим насладиться, — шепчу я ей в волосы, медленно проводя пальцами по ее спине.

Она тяжело дышит, прислонившись к моей груди. Мой член все еще болезненно твердый, но я лучше буду страдать с синими яйцами, чем заставлять ее делать то, к чему она не готова.

Хоть раз в жизни я нашел что-то хорошее и не собираюсь ее отпускать. Я буду продолжать держать ее, готовый на все, чтобы она продолжала смотреть на меня вот так — с невинностью и удивлением в глазах.

Она прижимается лицом к моей шее, ее рот оставляет влажную дорожку поцелуев, прокладывая себе путь вверх.

— Ах, черт, Сиси, — стону я, ее маленькие ласки только усложняют мой контроль над нижней половиной тела.

Стук в окно застает нас обоих врасплох, и я поворачиваю голову, чтобы увидеть полицейского, светящего на нас фонарем.

Впервые я поражаюсь тому факту, что не осознавал ничего, что происходило вокруг. Годы ментальной подготовки пошли насмарку за одну секунду.

И есть только один виновник.

Сиси.

Она прижимается к моей груди, ее глаза расширены от замешательства, и когда она поворачивает ко мне, глядя этими большими глазами, я готов сделать все, чтобы защитить ее.

— Какие-то проблемы, офицер? — спрашиваю я, опуская окно.

Полицейский подозрительно смотрит на нас с Сиси, прежде чем попросить выйти из машины.

Я тут же тянусь рукой к пистолету под сиденьем, и когда Сиси замечает мое намерение, то поворачивает свою ослепительную улыбку к офицеру.

— В чем, проблема, офицер? Мой муж просто утешал меня после того, как мы услышали плохие новости, — лжет она, и я с удивлением наблюдаю, как мгновенно меняется ее лицо, вот это актерское мастерство. — Видите ли, мой кот, благослови его сердце, умер, — всхлипывает она, берет салфетку из отделения и утирает фальшивые слезы.

Выражение лица офицера смягчается, и он выглядит почти смущенным.

— Я понимаю, мэм. Я сожалею о вашей потере... — заикается он, и когда Сиси хлопает на него ресницами, клянусь, я вижу, как на лице этого ублюдка появляется румянец.

— Спасибо, офицер. Но, как видите, моя жена переживает тяжелые времена. Мы не должны беспокоить ее дальше, — я поднимаю на него глаза, и он неловко сглатывает. То, что он видит в моем выражении лица, заставляет его сомневаться в своих дальнейших действиях.

Моя улыбка медленно расширяется, и его дискомфорт только усиливается, когда он вбирает в себя остроту моего взгляда.

А, добыча, распознающая хищника.

— Да... ну... извините, что остановил вас, — говорит он, делая несколько шагов назад, — вы можете ехать, — соглашается он, прежде чем почти бегом вернуться к своей патрульной машине и поспешно уехать.

Когда он скрылся из виду, Сиси хихикнула и легонько ударила меня по руке.

— Может, хватит пугать людей? — спрашивает она, забавляясь.

Я хватаю ее за подбородок, немного грубо, чем собирался, и подношу ее лицо к своему для быстрого поцелуя.

Сиси заставляет меня понять некоторые новые вещи о себе, последней из которых является то, что мне не нравится, когда другие мужчины смотрят на нее.



Когда до рассвета остается несколько часов, я отвожу ее в свой комплекс. Поездка только усиливает мое разочарование, когда я смотрю на ее пышные формы, а мои яйца плачут от тяжести. Это также достаточно отрезвляет, чтобы заставить меня пересмотреть свою позицию.

Я подошел к ней из-за ее влияния на Ваню, желая выяснить, почему ее присутствие заставляет мою сестру исчезнуть. Вместо этого я просто вожделею ее, как школьник свою первую влюбленность.

Ладно, может, я и есть эквивалент школьника с его первой влюбленностью, но мне нужно положить конец моему растущему увлечению ею, чтобы это не разрушило мои планы.

Однако это легче сказать, чем сделать, когда один только вид ее сисек заставляет меня напрягаться. Бесчисленные видения того, как я ласкаю, облизываю и сосу их, нападают на меня без всякого предупреждения.

Ради всего святого, я избегал этого недуга почти три десятилетия, и хватило всего одной монашки, чтобы заставить меня выйти из игры. Конечно, она не выглядит как монахиня и не ведет себя соответствующе.

Мне нужно сосредоточиться.

На мгновение мне захотелось, чтобы Ваня была здесь. Может быть, она могла бы дать мне совет, как справиться с Сиси.

— Мы уже приехали? — ее голос выводит меня из задумчивости, и я смотрю на нее: волосы растрепаны, губы припухшие.

Черт!

— Да, прямо за углом, — отвечаю я отрывисто, направляя машину к подземному гаражу. Я немного шаркаю на своем сиденье, поправляя эрекцию и мысленно приземляя себя.

Когда мы выходим из машины, я снова становлюсь прежним — или настолько, насколько это возможно.

— Я отведу тебя в свою комнату, и ты сможешь вздремнуть, прежде чем я отвезу тебя домой, — говорю я ей, ведя ее внутрь.

— Что ты собираешься делать? — она хмурится.

— Мне нужно навестить моего друга Петровича. — Это мое первое дело, поскольку тот, кто заплатил тем людям, чтобы они пришли за мной, должен быть в полном отчаянии. Для меня это означает только одно.

Петрович что-то знает.

— Можно я пойду? — спрашивает она, прыгая вверх-вниз, чтобы не отстать от моего шага.

— Нет, — отвечаю я, мой тон не оставляет места для дискуссии.

Если в любое другое время я бы ей разрешил, то сейчас я не могу рисковать. Ни потому, что она увидит, в каком состоянии находится Петрович, и ни потому, что она может повлиять на него, чтобы тот молчал.

Когда мы доходим до большой стальной двери, я прижимаю палец к биометрической панели, и она распахивается.

— Ого, похоже на крепость, — замечает она, увидев толщину металлической двери.

Так оно и есть.

Я построил ее пару лет назад, когда мои приступы стали более частыми, а уровень жажды крови почти удвоился. Они были установлены для того, чтобы держать меня внутри и защищать от меня людей, которые на меня работают.

Сиси не понимает, что весь комплекс построен с одной целью — удержать меня. Учитывая, что моя способность к здравомыслию в лучшем случае сомнительна, я должен быть уверен, что меня сдержат, если наступит день, когда я окончательно потеряю рассудок.

Внутри комнаты нет ничего, кроме двуспальной кровати, шкафа и прилегающей ванной комнаты. Не то чтобы мне многое было нужно.

— Располагайся поудобнее, — говорю я ей, снимая пиджак и вешая его на вешалку. — Можешь принять душ, если хочешь. В шкафу есть чистые полотенца, — я указываю на шкаф.

Она садится на кровать, проверяя мягкость матраса, и мне приходится отвести от нее взгляд, зная, что если я буду продолжать смотреть, то только представлю, что бы мне хотелось сделать с ней на этой кровати.

Выйдя из задумчивости, я выхожу из комнаты и направляюсь прямо в сад.

Когда я открываю дверь, меня мгновенно встречает мерзкая вонь, и я радуюсь, что не позволил Сиси сопровождать меня.

— Упс, он выглядит не очень хорошо, — вклинивается Ваня, поражая меня своим голосом.

— Давно не виделись, незнакомка, — стратегически добавляю я, с любопытством ожидая, прокомментирует ли она свое отсутствие.

— Ты скучал по мне? — она прихорашивается рядом со мной, обнимая меня за шею.

— Где ты пряталась, Ви? — спрашиваю я, но она лишь улыбается мне, качая головой.

— Разве ты хотел бы знать? — говорит она загадочно, прежде чем броситься приветствовать нашего прекрасного пленника.

Ростки бамбука уже выросли, и три из них вонзились в его тело. Он корчится от боли, когда при движении бамбук смещается в своем гнезде.

Два бамбуковых ростка пронзили его верхнюю часть бедер, а один из них уже пробился, когда головка достигла другой стороны ноги.

Третий, однако, похоже, проткнул его анус.

— Везучий ублюдок, — бормочу я, забавляясь иронией судьбы.

Кровь и экскременты стекают по всей длине бамбука, и то и другое способствует запаху, пропитавшему всю комнату.

Его голова низко свесилась, он стонет от боли, когда двигает шеей, пытаясь поднять ее, чтобы посмотреть на меня.

Я очень удивлен, что он все еще держится, учитывая все обстоятельства. Но я думаю, что должен поблагодарить Максима, так как он, должно быть, позаботился о том, чтобы господин Петрович не умер от сепсиса.

— Господин Петрович, — говорю я, принося стул и устанавливая его перед ним. — Похоже, мы зашли в тупик. Я имел удовольствие встретиться с некоторыми из ваших помощников, и можно сказать, что им не понравился мой прием.

Он слегка поднимает голову и дважды моргает, чтобы немного сфокусировать взгляд.

— Надеюсь, на этот раз у вас есть что-то для меня? —спрашиваю я, поднимая брови.

— Ты слишком мил с ним, брат, — Ваня дуется, ее глаза оценивают Петровича и его оттопыренную задницу.

— Я занят, Ваня, — говорю я ей, прежде чем повернуться к своему пленнику.

— Я не могу.., — заикается он, пот прилипает к его лицу.

— Мы уже проходили через это, мистер Петрович. Вы можете. Просто не хотите. Видите, есть разница, — я разочарованно цокаю, иду к задней стенке и беру небольшой набор инструментов.

— Я не могу, — снова вздыхает он, прежде чем произнести два слова: — Еда, вода.

Я хмурюсь, уверенный, что Максим уже должен был накормить его.

— То есть хотите сказать, что, если я дам вам еду и воду, вы заговорите? — скептически спрашиваю я, и его голова медленно покачивается.

Я просто пожимаю плечами. Может, он хочет последний раз поесть перед смертью, ведь жить ему осталось недолго.

Я уже собираюсь послать Максиму сообщение, чтобы он принес еду и питье, но Ваня останавливает меня, призывая выслушать ее план. У нее, конечно, гиперактивное воображение, поскольку она подробно описывает интересную форму аутофагии.

Брови господина Петровича сходятся вместе, когда он смотрит между мной и Ваней, неудивительно, что он спрашивает себя, не сошел ли я с ума.

Ответ — да.

Но если он считает меня сумасшедшим, тогда он может быть более склонен к разговору. В конце концов, именно ему предстоит выдержать мою безумную тактику.

После того, как я написал Максиму, чтобы он принес мне необходимые вещи, то попытался еще немного поговорить с моим милым пленником, надеясь развеять скуку, которую он, должно быть, испытывает, находясь в ловушке с бамбуком в заднице.

— Чтобы показать вам, что я хороший парень, — начал я, подключая электрический гриль и ожидая, пока он нагреется, — я собираюсь дать вам стейк высшего сорта. Конечно, из любезности моей сестры, поскольку она была организатором всего этого.

Он нахмурил брови, когда посмотрел на меня в замешательстве. Я не могу его винить, ведь разве можно считать справедливым то, что Ваня решила показать себя только мне?

— Понимаешь, иногда она удивляет меня дикостью. Как будто мы близнецы, — шучу я, но он не понимает.

Ваня, напротив, хихикает рядом со мной, с любопытством разглядывает гриль и подначивает меня.

— С какой стороны? — спрашиваю я, и она поворачивается к господину Петровичу, чтобы проанализировать его. Сестра подходит ближе, заглядывает в его почти развалившуюся задницу, и я громко стону.

Реально или нет, но Ваня еще ребенок. Она не должна заглядывать в мужские задницы.

— Ваня, — стучу я ногой, зная, что она поймет, о чем я.

Глубоко вздыхая, она опускает плечи, возвращаясь рядом ко мне.

— Бедро, прямо вокруг дырки, — предлагает она, и я прищуриваюсь.

— Там может быть инфекция. У него будет несварение желудка, — отвечаю я.

— Ну, значит, будет, — пожимает она плечами, на ее губах играет озорная улыбка.

— Твое желание — закон, — я притворно кланяюсь, беру нож и низко наклоняюсь под задницу господина Петровича. — Ваня, Ваня, это все для тебя, — говорю я певучим голосом.

Не могу сказать, что я не скучал по ней, но в то же время впервые за последние десятилетия было приятно побыть одному. А Сиси...

Проклятье. Я не могу позволить ей вторгаться в мои мысли, когда применяю пытки. Каким бы я был боссом мафии, если бы мои мысли были зациклены на одной женщине двадцать четыре часа в сутки? И снова я должен выкинуть все мысли о ней из головы, пока мой член не решил взять бразды правления в свои руки, а инцидент с копом показал мне, что я не очень хорош в таких делах.

Я сморщил нос от вони, исходящей от мистера Петровича, и быстро принялся за работу. Я использую маленький нож, чтобы срезать кубики плоти вокруг раны, медленно увеличивая отверстие. Мистер Петрович настолько измотан, что едва может издавать звуки, хотя это должно быть чертовски больно. Я слежу за тем, чтобы в моих кубиках было преимущественно больше мяса, чем кожи, чтобы мужчина мог насладиться сытным обедом перед своей неизбежной кончиной.

Когда я собрал достаточно мяса, то подхожу к уже горячему грилю и аккуратно кладу их на него. Затем, перебирая приправы, которые принес мне Максим, добавляю немного и готовлю мясо.

Запах разносится по воздуху, и я закрываю глаза от этого аромата. Трудно поверить, что это исходит от господина Петровича, учитывая его нынешнее отвратительное состояние.

Это почти... аппетитно.

— На что ты смотришь, Ви? Хочешь мяса? — я беру кусок, размахивая им перед ней. Она закрывает глаза, вдыхая.

— Я бы хотела, — говорит она, следя глазами за стейком.

Когда все куски приготовлены, я подхожу к мистеру Петровичу, приглашая его попробовать немного мяса.

— Ну же, мистер Петрович. Не каждый день удается попробовать себя на вкус, — я делаю паузу, усмехаясь про себя, — ну, во всяком случае, не так. Так почему бы вам не открыть рот, и я даже окажу вам честь покормить вас, — говорю я ему, двигая вилку с мясом перед ним.

Он с отвращением смотрит то на меня, то на кусок мяса, но, когда его желудок урчит, он, кажется, сдается. Открыв ему рот, я запихиваю кусок внутрь, с удовлетворением наблюдая, как он жует свое бедро.

— Ну что? Как оно? — мои губы растягиваются в широкой улыбке, пока он изо всех сил пытается проглотить. — Он не был так отвратителен, как ты сказала, Ви, — говорю я, оглядываясь назад, и понимаю, что Ваня ушла.

Нахмурив брови, я обшариваю весь сад в поисках ее, но ее нигде не видно.

И этому может быть только одно объяснение.

— Сиси, ты можешь выходить, — зову я, и не прошло и секунды, как она появляется из-за кустов на заднем дворе.

Ее взгляд уловил не самое лучшее состояние мистера Петровича, и она сморщила нос.

Я не хотел, чтобы она почувствовала этот запах...

— Что происходит? — Сиси выходит вперед, вытирая пыль с подола своего платья, и я замечаю, что на ее платье размазана грязь от стопы до колена.

— Я сказал тебе оставаться в моей комнате, — я выдохнул, думая, как объяснить все это фиаско. Хотя пытка бамбуком не является моим обычным способом, она все равно выглядит или пахнет не очень.

Сиси пожимает плечами, подходя ближе, чтобы осмотреть мясо на гриле.

— Ты должен был догадаться, что мне станет любопытно, — отвечает она, ее глаза сосредоточены на оставшихся кусках мяса. — Пахнет вкусно, — она берет кусок.

— Сиси, не надо! — я спешу к ней как раз вовремя, чтобы остановить ее.

Она поворачивается ко мне лицом, сузив глаза.

— Это человеческое мясо? — спрашивает она, кивая в сторону господина Петровича.

Я киваю, поджав губы и ожидая ее осуждения.

Как она вообще нашла этот сад? Я собираюсь поговорить с Максимом.

— Я думала, ты сказал, что больше не ешь людей? — она смотрит на меня, поднимая руку с куском мяса, который все еще держит в руке.

— Я не ем, — отвечаю я, расправляя плечи, — Это для него, — указываю я на господина Петровича.

— Ты кормишь его собственной плотью? — ее глаза расширяются от удивления.

Вот оно. Здесь она проклинает меня и уходит.

Я очень медленно киваю, ожидая ее вспышки. Думаю, есть грань между тем, как я избил нескольких мужчин, и... этим.

— Это гениально! — восклицает она. — Кажется, я не слышала о чем-то подобном. Как ты додумался до этого?

— Он хотел поесть напоследок, — говорю я, изучая ее и ее необычную реакцию.

Она заходит еще дальше, хихикая над шуткой.

— Изобретательно, мне нравится, — комментирует она прямо перед тем, как положить кусочек в рот.

Я на мгновение ошарашен ее жестом, но, вспомнив не самое лучшее состояние мистера Петровича, который сейчас стонет и просит о помощи, я не могу с чистой совестью позволить ей это съесть. Если она хочет попробовать человеческое мясо, я принесу ей немного. А еще лучше дам ей кусочек от своего тела.

Черт, но разве это не будет верхом эротизма?

Действуя быстро, я хватаю ее за талию и притягиваю к себе, заставляя ее рот открыться вместе с моим и вырывая из него мясо.

Широко раскрыв глаза, она не сопротивляется, пока я целую ее губы, прижимая зубы, чтобы пережевать мясо.

— Ты... — она прерывается, глядя на меня так, будто у меня выросла вторая голова, — господи, Влад, — она наклоняется, смеясь.

— Помогите... — мистер Петрович все еще пытается привлечь ее внимание.

— Заткнись, — поворачиваюсь я к нему одновременно с Сиси. Видя наши одинаковые действия, мы оба разражаемся смехом.

— Ты сумасшедший, — шепчет она, ее нижняя губа дрожит от слишком сильного смеха.

— Я? Это ты пыталась съесть кусок моего пленника! —шутливо обвиняю я.

— Ну, не оставлять их валяться без дела. Кроме того, разве предлагать еду гостям не знак хороших манер? — она поднимает на меня бровь.

— Я думал, мы уже выяснили, что мне не хватает контроля, — отвечаю я.

— Хм, и я думаю, мы также установили, как я буду заботиться о твоём... отсутствии контроля, — нахально отвечает она, и уже не в первый раз за сегодняшний вечер я в восторге от нее.

— Помогите, — снова стонет мистер Петрович, и мы оба резко поворачиваемся к нему.

— Ты что, не видишь, что мы разговариваем? — Сиси качает головой, подходит ко мне и кладет голову мне на плечо. — А теперь не хочешь рассказать мне, в чем дело? — спрашивает она, ее глаза изучают запущенное состояние задницы мистера Петровича.

— О, дьяволица, — простонал я, обнимая ее за плечи, — ты ведь совсем не брезгливая, правда?

— Ну, мясо было не таким уж плохим, хотя я только попробовала.

— В следующий раз, — заверил я ее, быстро пересказывая свои планы с Петровичем и то, что он может быть недостающим звеном в поисках того, кто похитил мою сестру.

— Мне жаль, — шепчет она после того, как я закончил рассказывать обо всем. Странно, что даже Бьянка, которая была моим партнером почти десять лет, не знает подробностей моих планов. И все же один вечер с Сиси, и я собираюсь рассказать ей свои самые глубокие, самые темные секреты.

Ад и проклятие!

— Но ты же понимаешь, что особенно после этого он вряд ли будет говорить, — комментирует она, и я глубоко вздыхаю.

— Я не думал, что он продержится так долго. Одна только палка в заднице, наверное, болит как сука... — я поджимаю губы, впервые признавая, что мистер Петрович проявляет больше стойкости, чем я предполагал.

Сиси поджимает губы, поглаживая подбородок большим пальцем. Ее глаза ненадолго загораются, и она отводит меня в сторону, за пределы слышимости господина Петровича.

— Ты сказал, что он боится за свою семью, — шепчет она, и я киваю. — Тогда пригрози ему его семьей.

— Я не знаю, где они, — мрачно отвечаю я. Это была и моя первая мысль, но он хорошо их спрятал.

— Притворись, что знаешь, — говорит она, и я навостряю уши.

— Должен сказать, дьяволица, ты продолжаешь меня удивлять, — я смеюсь, когда она предлагает поиграть в «хорошего полицейского — плохого полицейского».

— Посмотрим, сработает ли это.

Возвращаясь к ситуации, я продолжаю кормить господина Петровича мясом, в то время как Сиси вышагивает по комнате, выглядя крайне обеспокоенной.

— Он должен говорить, Влад. Я знаю, что он заговорит. Только, пожалуйста, не причиняй вреда его семье... они невиновны! — все ее лицо преображается, когда она входит в свою роль, вскидывая брови в беспокойстве и опуская губы.

— Сиси, — простонал я, вживаясь в свою роль, — именно поэтому я не хотел тебя здесь видеть. Теперь ты его жалеешь!

— Они же дети, Влад! Старшему всего восемь... как ты можешь так с ними поступать? — кричит она, слезы уже собираются в уголках ее глаз.

Черт меня побери, она убивает меня.

— Знаешь, что я делал, когда мне было восемь? Я расчленял охранников моего отца. С ним все будет в порядке, — я машу рукой в воздухе, — немного боли никому не повредит, — добавляю я и тут же замечаю, как мистер Петрович быстро втягивает воздух.

— Но это ты... ты как порождение зла, — говорит она, и я вижу, как на ее губах играет маленькая улыбка, — он всего лишь невинный ребенок.

— Никто не невинен в этом мире, Сиси. Может, сейчас он и невинен, но подожди, пока он вырастет и захочет отомстить за своего отца. Лучше вырезать их, пока они молоды, — говорю я, наслаждаясь ее скандальным взглядом.

— Что-что ты говоришь, — слышу я низкий голос господина Петровича.

— Влад, он же ребенок! — кричит на меня Сиси, подаваясь вперед и хватаясь за отвороты моей рубашки. — Неужели ты настолько бездушен, что можешь причинить вред ребенку? —она плачет, ее руки тянутся к моей груди, когда она бьет меня.

— Тише, — говорю я, хватая ее за лицо, — может быть, следующая еда господина Петровича будет немного посвежее, — говорю я, — мясо восьмилетней давности... — я прервался, и глаза Сиси расширились. На мгновение я испугался, что зашел слишком далеко, но она продолжает подыгрывать.

— Ты бы не стал, — качает она головой, делая шаг назад, ее глаза наполняются ужасом.

— Стоп! — наконец говорит мистер Петрович, его тон побежден. — Я скажу вам только... пожалуйста... не позволяйте ему причинить вред моим детям, — он смотрит на Сиси, когда говорит это.

— Говори, — побуждаю я его, внезапно желая услышать, что он хочет сказать.

— Проект Г-Гуманитас... — он прерывается, делая глубокий вдох, — … я знаю не слишком многого, только то, что ваша сестра была отдана Майлзу, главе проекта Гуманитас. — Он смотрит между мной и Сиси, а затем снова обращается к ней с мольбой: — Пожалуйста, не причиняйте вреда моей семье.

Проект «Гуманитас»...

— Влад? — спрашивает Сиси, когда видит, что я не отвечаю.

Я дважды моргаю, какое-то воспоминание всплывает, но тут же исчезает.

— Влад! — я чувствую ее руку на моей, она щипает меня, и я, наконец, реагирую.

— Мне нужно идти, — бормочу я, выпутывая ее пальцы из материала моей рубашки.

Я почти в трансе покидаю сад и направляюсь прямо в свою комнату. Смутно понимаю, что Сиси идет за мной, но сейчас меня это не волнует.

Я быстро срываю с себя рубашку, сбрасываю брюки и нижнее белье, прежде чем забраться в душ. Вода обжигающе горячая, моя кожа краснеет, когда поток каскадом стекает по моему телу.

— Проект «Гуманитас», — шепчу я себе, и боль пронзает меня, когда я произношу эти слова.

Ошеломленный, падаю на колени, держась за кабинку туалета.

— Ваня, — зову я, мой голос едва превышает шепот. — Где ты, Ваня? — спрашиваю я, отчаянно желая услышать ее голос. Почему ее нет здесь, когда она нужна мне больше всего.

Мое дыхание сбивается, тело начинает неконтролируемо дрожать, перед глазами возникают видения крови и органов, все это валяется у моих ног, пока я убиваю и калечу.

— Ваня, пожалуйста, — всхлипывая, говорю я, прижимаясь головой к стене. — Где ты? — спрашиваю я снова, ударяясь головой еще сильнее. — Пожалуйста, — срывается мой голос, когда я умоляю ее ответить мне.

Я продолжаю биться головой о стену, пока ярко-красный цвет не смешивается с прозрачной водой.

— Влад? — кажется, я слышу голос, зовущий меня по имени. Я едва прихожу в себя, когда Сиси забирается в душ вместе со мной, ее руки широко раскрыты, и она заключает меня в объятия.

— Ты в безопасности, — шепчет она мне в волосы. — Теперь ты в безопасности, — ее мягкая рука ласкает мое тело, и я медленно прихожу в себя.

— Я... — начинаю я, когда вновь обретаю ясность, — … мне жаль, — говорю я тихим голосом, понимая, в какой ситуации оказался.

— Что случилось? — ее взгляд нежен, когда она смотрит на меня, ее прикосновение так успокаивает.

— Проект «Гуманитас»... — мне едва удается произнести это название вслух. — Они убили мою сестру.

— Что? — она хмурится: — Откуда ты знаешь?

— Не Катю... — шепчу я, — мою сестру-близнеца, Ваню.

И они сделали меня таким, какой я есть сегодня.