Глава 17
— Ты как? — заглянул мне в лицо Давид.
Я вздохнула, сбрасывая оцепенение.
— Больно, — призналась неожиданно.
На улице было зябко, холодный ветер бил в лицо, вышибал слезы из глаз.
— Знаешь, иногда сильные мужчины не выдерживают…
— Наверное, — щурилась я на расплывавшиеся пятна света от фонарей. — Спасибо, что попытались.
Из-за угла вышла Ива и направилась к нам.
— Ян, прости, — виновато глянула она на меня, зябко кутаясь в курточку. — Я думала, что ему важно будет тебя увидеть…
— Давайте просто обо всем забудем, — предложила я неожиданно спокойно. — Вы не виноваты, что… — в горле стал ком, и я возвела глаза к небу, чтобы не расплакаться, — …что Игорь не хочет рисковать. Наверное… Мне показалось, что это именно так. И он имеет на это право. Думаю, нужно просто уважать его решение.
Давид с Ивой соревновались по мрачности с погодой. Оба нахмурились, разочарованные произошедшим.
— Я отвезу Яну, — наконец, предложил Давид.
— Яна, звони, ладно? — вздохнула Ива. — Обещаю, я больше так не буду.
Я улыбнулась:
— Хорошо.
Почему-то отчаяние этих двоих облегчило собственное разочарование. Насколько же они растеряны, что попытались заманить Игоря в такую западню. Мне, наверное, даже понравилось, что он остался верен выбору и решению. Его решимость ничем не сломить. Даже моими слезами. Значит, он не чувствует себя уверенным в себе, и с этим ничего не поделать. Надо просто жить дальше.
— Ян, существует ряд процедур на случай, если ваша пара распадется, — вдруг заметил Давид хмуро.
— Наша пара распалась, Давид, — спокойно поправила его я.
— В любом случае тебя нужно как-то оформить.
— Стас говорил, что мне нужно доказать свою полезность.
— Не обязательно доказывать. Адаптированного человека никто не тронет, — досадливо покачал головой Давид. — Просто чтобы не было регулярных явок, отчетов, проще придумать для тебя какую-то специализацию.
— Слушай, ну какая с меня польза? Я просто помощник руководителя хирургического отделения, — размышляла я, поражаясь своему спокойствию.
— Ты помнишь же, да? Никому не говорить ничего…
— Помню, — кивнула я покладисто.
— Ян, я бы предложил тебе поработать в одном из наших центров встреч. Знакомства среди людей, которые входят в нашу систему, пойдут тебе на пользу. Иначе будешь чувствовать себя одинокой.
— Быть может. Но я уже согласилась выйти на прежнюю работу. И, честно говоря, не готова пока что-то кардинально менять.
— Хорошо. В любом случае время есть. Думаю, два-три месяца тебе дадут на спокойную адаптацию, а потом что-то придумаем.
— Спасибо, — улыбнулась я вежливо и отвернулась в окно.
Наверное, эта точка в наших отношениях стала важной для меня. Мы с Игорем увиделись… и на этом все. Можно жить дальше.
Удивительно, что я была его всего неделю… а казалось, что половину жизни. Я вспоминала его, только что сидевшего напротив, и чувствовала, как становится физически плохо от осознания, что он больше не мой. Что я не могу сесть ему на колени, не могу обнять.
К хорошему и правда привыкаешь очень быстро. А от очень хорошего вообще не оправиться.
Распрощавшись в Давидом, я свернула в местный супермаркет, набрала продуктов, завалилась в квартиру подруги и навела там истерический марафет — выдраила кухню, запекла курицу с картошкой под сыром и встретила Машу с бокалом безалкогольного вина.
— О как! — оживилась подруга, восхищенно глядя на меня и стряхивая промокшую куртку. — Блин, какая мерзость на улице!
— Угу, — кивнула я. — Попробуешь еду, которую я сварганила?
— У нас есть еда? — поползли ее брови на лоб, когда она вошла в кухню. — Как вкусно пахнет!
— Есть. И вино. Купила твое любимое.
— А что мы празднуем? — уселась она за стол.
— Мое возвращение на работу, — пожала я плечами, но тут что-то так сдавило внутри, что я всхлипнула, присев у духовки.
И, не вставая, разрыдалась.
— Эй, Ян, — подскочила ко мне Маша. — Ну что ты? Ты с Игорем виделась, что ли? А он что? Расстался с тобой, да? Вот козел! — Не знаю, как она поняла это все, потому что я только глотала слезы, не давая ей подсказок. — Блин, ну что за мужики пошли! — Маша подхватила меня под руку и усадила на стул. — Ян, значит он не твой мужик. Твой бы так с тобой не поступил.
— Да, — шмыгнула я носом. — К черту его! Давай выпьем!
— Давай!
Только стоило откусить мяса, желудок скрутило, и я бросилась к унитазу. Но даже после длительной «беседы» с ним, мне не полегчало. Тошнило до тех пор, пока я не заварила крепкого чая.
— Прости, дерьмовый вышел ужин, — сдавленно просипела я, виновато поглядывая на Машу.
Аппетит ей, к счастью, не испортила. Она задумчиво жевала сырную корочку, поглядывая на меня с чаем.
— Раньше бывало такое? — поинтересовалась задумчиво.
— Нет, — покачала я головой. — Может, побочные от таблеток?
— Ну, может. Либо гастрит на нервной почве… Беременность же мы исключаем? Вы же с Игорем предохранялись, да?
— Да, — пожала я плечами и…
…широко раскрыла глаза, задерживая дыхание.
— Яна?.. — вопросительно смотрела на меня Маша.
Я тяжело сглотнула.
— Ну не может же быть от одного раза?.. — просипела. — Мы в машине… В общем, на меня нашло… А утром я собиралась выпить таблетку, но мы попали в аварию…
Маша потянулась за мобильником:
— Закажу тесты.
— Черт, — проскулила я, пряча лицо в ладонях. — Ну разве так могло быть?..
— Все может быть, — спокойно заявила подруга. — Яна, не впадай в панику раньше времени.
Только две полоски на тесте проявились так ярко, что сомнений в диагнозе не осталось. У меня подкосились ноги, а Маша потянулась за бутылкой вина:
— А вот теперь можно…
***
Ночь вышла бессонной. Половину мы просидели с Машей в кухне. Я — с безалкогольным вином, она — с обычным. Главный вопрос не нужно было даже произносить. Он висел в воздухе, пропитанным отвратительным запахом пряного мяса и сырной корочки. И проветрить его не удавалось.
Игорю, конечно, надо сказать… Но это заботило в последнюю очередь. Почему-то я считала себя ответственной за произошедшее. Значит, мне и решать как быть. О том, что от Игоря у меня будет волчонок, а не ребенок, я старалась не думать.
Утром Маша взяла меня с собой в клинику на диагностику и подтверждение результатов теста. Я собралась на автомате и только в машине подумала, что мне может быть нельзя в обычную клинику. Вдруг там что-то иначе происходит? А если сказать Иве? Нужно спросить у нее, что мне можно, а чего нельзя, иначе можно наворотить дел.
Еще полпути я составляла для нее сообщение.
«Мне нужно пособие по рождению оборотня».
Это я удалила сразу.
«Мне нужен твой совет. Кажется, я беременна».
Звучало как-то неуверенно. А учитывая деятельный настрой подруги Игоря, с нее станется еще и вынудить меня приехать к ней и отдаться в ее деятельные руки. Ну уж нет. Надо было сразу давать понять, что главная во всем этом только я!
«Ива, привет. Кажется, я беременна. Можно ли мне обследоваться в обычной клинике?»
Когда отправила последнюю редакцию сообщения, подумала, что надо было попросить не говорить ничего Игорю. Но, думаю, Ива и сама понимает, что это не ее дело. Она не похожа на ту, кто беспринципно вмешивается в чужую жизнь. Вчерашняя попытка устроить нам с Игорем свидание не в счет. Они с Давидом были в отчаянии.
Ива сразу же перезвонила.
— Яна, привет, — прозвучала она хрипло. — Тест сделала?
— Да, — ответила спокойно.
— Нужно сделать узи.
— Еду как раз.
— Ты не одна? — поняла она правильно.
— Да.
— Спокойно обследуйся, никаких отличий не будет. Беременности абсолютно идентичны. Дети не оборачиваются еще некоторое время после рождения. Так что не бойся ничего. — Я прикрыла глаза, чувствуя, как задрожало все внутри. — Или… ты еще не решила ничего? — спохватилась она.
— Еще не решила, — сдавленно прошептала я.
— Ладно. Конечно. Ты подумай…
— Ив, а что по препаратам? — спохватилась я, забывшись, что рядом Маша. — Они могут повлиять?
— Я уточню и перезвоню тебе, хорошо? Но вряд ли. Не дают в реабилитации таких препаратов, которые могут оказать действие…
Я не стала уточнять, почему так. Меня затопили эмоции: растерянность, обида, тоска, страх. Хоть сказала Иве, что не решила, но варианта избавиться от ребенка даже не возникало. Только Ива этого не знала.
— Ян, но Игорь должен знать. Что бы ты ни решила.
С губ сорвался презрительный смешок.
— Думаю, он дал понять, что его это все уже не касается, — зачем-то съязвила я. — Но, конечно, можешь ему сказать. Я не против.
— Думаю, сказать нужно тебе.
— Я не хочу, Ива. Не думаю, что Игорю на самом деле вообще стоит знать, он и так не справляется.
— А ты?
— Я справлюсь, — пожала плечами. — У меня к себе претензий нет.
Я обязательно справлюсь.
Уверенность в этом вдруг затопила, наполнила радостью, расслабила и дала смысл. Не то чтобы у меня его не было… Но просто теперь сделать вид, что ничего не случилось, точно не выйдет. Мне придется узнать все о новом мире и ребенке, который у меня будет. О том, как его родить, воспитать и принять. Он же не виноват, что мы с Игорем так облажались. И пора бы уже перестать лажать. Мне. Нужно вернуться на работу, чтобы я могла обеспечить себя и ребенка в будущем.
— Ян? — позвала меня подруга, когда мы остановились на перекрестке. — Что-то случилось?
— Я просто решила рожать.
— Отлично, — улыбнулась Маша. — Слушай, мы справимся. Если надо будет, я буду помогать. И жить можешь у меня. Ксеня уже не вернется, мы с ней разругались вдрызг.
Я благодарно улыбнулась:
— Спасибо.
Про подругу Маши я была в курсе — они разъехались как раз перед моей «аварией». Ксения съехала к бойфренду, которого Маша терпеть не может. Она предрекала, что та еще попросится обратно, а благодаря мне будет повод ее отшить.
Меня же ковыряла единственная мысль, которая подрывала решимость: нужно сказать Игорю. Ива права. Только предсказать, как он себя поведет, сложно. А вдруг вообще окажется против ребенка, потому что не желает продолжать со мной отношений? А могу ли я в этом случае решать судьбу малыша без отца? А может ли он его забрать? Нужно будет как-то выяснить все подробности, прежде чем сообщать Игорю новость.
Беременность подтвердилась. По узи все было хорошо, анализы тоже в норме. Только токсикоз вернулся, когда мы с Машей собрались пообедать.
— Может, сгонять за маринованными помидорками? — тихо поскреблась подруга в двери уборной.
— Было бы неплохо, — выдавила я, отдышавшись, и потянулась за бумажным полотенцем.
Подумалось, что это не Маша должна бегать за помидорами сейчас. Я усмехнулась идее сообщить Игорю, что мне срочно нужны маринованные помидорки в собственном соку. И предложить догадаться зачем. Но, вспомнила, чьей была дурость залезть на него в автомобиле без презерватива, и креативность сошла на нет.
Приведя себя в порядок, я написала Иве, что обследования все подтвердили и мой диагноз: беременность сроком четыре недели. И что жду от нее информации по препаратам. И что Князеву я скажу все сама. Скоро. Не знаю когда именно, но скажу.
«Ты же еще не рассказала?» — отправила вопрос вдогонку.
Ива промолчала. Наверное, на операции. Или просто в шоке от моего сообщения. А может, она уже сказала Князеву?
Когда мобильный завибрировал, я вздрогнула. Но это был всего лишь звонок от мамы.
— Яна, ты когда будешь?
А я совсем забыла, что обещала приехать. Какой же бардак в моей жизни! Но почему бы его не начать разгребать с отношений с родителями?
— К вечеру. Останусь переночевать?
— Да, конечно, — просияла мама. — Жду тебя.
И только с новым приливом тошноты я мысленно обозвала себя дурой и закатила глаза. Но какая-то злость внутри заставила выпрямиться и решительно посмотреть на свое отражение в зеркале. Мне плевать, что подумают другие. Наверняка не я первая и не я последняя мама-одиночка, у которой ребенок будет неординарным. Может, у них даже клуб какой-нибудь есть?
Оставалось только надеяться, что не при реабилитационном центре.
***
Я вышел из машины и провалился в тишину.
Небо смешалось цветом с облаками и пролилось на землю редким туманом, сквозь который проступали темные стволы деревьев, будто линии-засечки на старых обоях. Они мрачно напоминали о том времени, что я тут не был. Годы…
После вчерашней встречи с Яной я метался в агонии, не находя себе покоя. Не мог ни спать, ни есть, ни даже работать. И единственным местом, куда мне вдруг захотелось броситься, был дом отца. Он стоял на окраине поселка, погруженный в лес будто в скорбь. Я ничего не знал об отце и не пытался узнать много лет. Но когда написал ему, что приеду, получил неожиданный ответ, что меня ждут.
Жухлая листва зашелестела под ногами, насмехаясь над моими навыками оставаться бесшумным. Я совсем разучился быть оборотнем.
Старый дом встретил запахами жизни — я чувствовал горечь табачного дыма, просочившегося из приоткрытого окна, а еще сладость меда и терпкость ягод, заваренных в кипятке. На участке чисто, старый пикап на площадке, засыпанной гравием. Я остановился и посмотрел на закрытые двери. Что-то мешало сделать шаг вперед. Внутри словно не находилось нужного ключа, способного открыть эти двери. Он был когда-то, но я его выбросил, уверенный, что он больше не понадобится.
Только двери открываются с двух сторон.
На крыльцо вышел отец, замер молча и устремил на меня спокойный взгляд. Не изменился почти. Разве что щетина стала белее. Мой судорожный вздох отчетливо резанул тишину.
Я приполз домой побитой собакой…
— Мне не следовало приезжать, — глухо выдавил я и развернулся к машине.
— Доделай начатое, — послышалось позади. — Ты почти решил проблему… Осталось самое простое — войти в дом и сесть за стол…
Я обернулся, замирая.
— …Я не осуждаю тебя, — спокойно продолжал отец. — Не твоя вина это все. Не тебе и нести ответственность. Заходи.
Я повиновался, и нерешительно поднялся по ступеням. Те нажаловались на свои годы скрипом. Отец посторонился, пропуская в дом, и я, задержав дыхание, шагнул через порог. Отец прошел мимо, позволяя мне спокойно вдохнуть запахи и впасть в ступор от накативших эмоций…
Как же тут хорошо! Время будто встало, показалось, что я вернулся в детство. В те редкие дни, когда мы с мамой приезжали сюда…
Родители тогда были молчаливы, почти не обменивались словами. Говорили только со мной и Стасом. О брате чаще. Я был покладистым ребенком, а он часто дрался в школе, вечно ходил в синяках и ссадинах. Я помнил его вечно взъерошенным, насупленным, замкнутым. Маленьким он терпел наши приезды, а став взрослее, просто игнорировал, уходя из дома. Мы перестали с ним общаться задолго до окончательного расставания родителей. Да и общением это было не назвать. Он огрызался на меня, а я молчал, понимая его уже тогда. Ведь я уеду с матерью обратно в Москву, а он останется тут, в глуши.
— Садись, — кивнул отец, когда я нашел в себе силы пройти к столу. — Чай будешь?
— Да, — выдавил глухо. — Как ты?
— Нормально. Даже хорошо, — грустно улыбнулся он. — Хочешь подробности?
— Да.
— Работаю в школе в поселке помощником директора. Заведую хозяйством, поездками, охраной. Встречаюсь с женщиной. Она работает учителем в старших классах. Ее муж погиб пять лет назад, и она попала к нам по распределению. Мы скрашиваем одиночество друг друга, и я счастлив…
— Я рад за тебя, — сказал я как во сне. — Думал, что…
— Не сможешь на меня положиться сейчас? — понимающе усмехнулся он. — Или что твоя беда окажется меньше моей, чтобы примириться с ней? Что случилось, Игорь?
— Не думаю, что нам стоит…
— Стоит, — перебил он решительно. — Ты здесь не просто для того, чтобы меня повидать.
Я тяжело вздохнул, не спуская с него взгляда.
— То, что тебе сейчас нужно — это то, что я должен тебе дать. Недостающую часть тебя. Так? — Отец сел напротив и внимательно посмотрел на меня, прищурившись. — Ты растерян, сбит с толку, измучен сделками с разумом. Весь в мать. — Он помолчал, прежде чем продолжить. — Я, наверное, знал, что ты столкнешься с проблемами своего несовершенства. Мама воспитала тебя идеальным хирургом. Она не допускала несовершенств…
— Она погибла из-за меня, — выдавил я. — Наверное, я пришел услышать это от тебя.
— Нет, — усмехнулся отец с горечью и повторил с нажимом: — Игорь, нет. Ты не виноват в том, что произошло. Ты просто жертва обстоятельств. Не больше.
Я несогласно покачал головой.
— Я подвел ее.
— Кого еще? — вдруг спросил он.
Мы обменялись долгими взглядами, и я отвел свой.
— Я нашел себе женщину, — начал с трудом. — Но и ее я подвел… Бросил одну в то время, когда должен был быть с ней.
— А сейчас?
— Сейчас… Сейчас я зверею рядом с ней и боюсь причинить вред… — Я вернул на него взгляд. — Я так долго считал себя человеком, что не могу взять зверя под контроль…
— Не надо его брать под контроль, — жестко постановил отец. — Тебе нужно дать ему волю.
— Я хотел спросить, почему вы расстались с матерью. И как ты смог ее отпустить. Чему такому ты не успел меня научить, что я не могу теперь жить со своей женщиной без страха потерять контроль?
Отец еле заметно кивнул.
— Я бы сказал, что тебе не хватает осознания, что второго шанса тебе никто не даст. Если ты выбрал свою единственную, то за нее нужно бороться, Игорь.
— Звучит эгоистично, — разочаровано усмехнулся я.
— Каковы твои приоритеты? Остаться идеальным и уверенным в контроле над своим выдуманным миром без боли? Или стать свободным и принять себя таким, какой ты есть? Ты не сможешь без своей женщины.
— Ты смог, — посмотрел на него в упор.
— Я не смог, — отрезал он и прикрыл глаза, как от удара. Обнял чашку, стиснув ее пальцами, и сжал челюсти так, что зубы отчетливо скрипнули. — Все, что я смог — вязать в узлы свои желания и терпеть боль, скуля внутри побитой собакой, когда твоя мать была рядом. Это не жизнь. Тебе такую себе не захочется. Не тогда, когда все еще зависит от тебя. Ты еще можешь побороться за себя и за нее. — Он выровнял дыхание, прикрыв глаза. — Понимаешь, договориться со зверем — это только начало. Гораздо сложнее жить одну жизнь на двоих, являясь слишком разными изначально. Даже дети не могут склеить неудачный союз двоих, один из которых не захотел поступиться своим эго, а второй не смог стать кем-то другим.
— Я, видимо, смог, — заключил я, осознавая. Горькая усмешка сорвалась с губ. — Я смог стать кем-то другим. Мать видела во мне не талант к медицине, а способность подстраиваться и принимать правила… Способность не напоминать ей о тебе.
Отец подался вперед, складывая локти на столе:
— Знаешь, почему я не отобрал тебя у нее? — улыбнулся неожиданно мягко. — Тебе очень нравилось быть в отделении. У тебя глаза горели, когда ты рассказывал о пациентах, врачах и операциях, которые удалось подсмотреть. У тебя талант, Игорь. Ты на своем месте. Не зацикливайся на прошлом, не позволяй страху определять твою судьбу. Зверем быть не так уж и сложно, человеком — гораздо труднее.
Уголки моих губ дрогнули, и я благодарно улыбнулся отцу в ответ.
— Как интересно, — прозвучало вдруг насмешливое, и я обернулся. В гостиной стоял Стас. В отличие от меня, он прекрасный оборотень. — А я увидел твою машину и подумал, что у меня глюк. — Он прошел к столу, бросил на него ключи от мотоцикла, и они со звоном упали между мной и отцом. — Ты уже отобрал у меня отца?
— Что? — непонимающе глянул я на него.
— Ну, может, матери тебе было недостаточно, и ты приехал рассказать отцу, как я разрушил твою жизнь? — устремил он на меня злой взгляд.
— Ты себе льстишь…
— Стас, перестань, — нахмурился отец. — Я очень рад видеть Игоря здесь. А вот то, что ты этому способствовал, я не знал.
— Способствовал, — вызывающе развалился брат на стуле.
— И ты снова себе льстишь, — жестко заметил я. — Не нужно.
— Почему же? Давай расскажем папе, как я подстроил покушение на тебя в подъезде. Ты же уверен, что это моих рук дело? И как повидался с твоей девочкой в больнице. Она, кстати, у тебя далеко не дура, чтобы вестись на провокации. В отличие от тебя.
— Хватит! — рявкнул отец. — О каком покушении речь?
— В Игоря стреляла сумасшедшая ординаторша. Он или его друг-следак Давид Горький считают, что это покушение — моих рук дело. Это льстит, конечно, но нет. Я виделся с ординаторошей один раз. Понял только, что у нее должен быть какой-то психиатрический диагноз. Но для моего отдела ничего важного в этом деле не нашлось.
— Почему ты мне не сказал, что в Игоря стреляли? — опешил отец, потом перевел взгляд на меня. — Как вы вообще до этого дошли?
— Не имеет значения, — мотнул я головой, размышляя о словах Стаса.
Да, может, он и непричастен к покушению на меня. Но тогда эта попытка убийства становится целиком моей виной. Как и смерть матери. Я перевел взгляд на Стаса, усмехаясь. Вот же одаренный манипулятор! Давит меня тем, что лучше всего достигает цели — чувством вины.
— Это имеет значение, — возразил отец и обратился к брату: — Зачем ты навещал девушку Игоря?
— Хотел убедиться, что ей никто не врет. Как мне когда-то. — И он встретил взгляд отца злой усмешкой. — Что маме немного нужно побыть одной. Всего каких-то пятнадцать лет. Что у Игоря дар к медицине, а у меня нет никакого дара, который бы дал право быть на его месте. А ложь — она такая: никогда не знаешь, где выстрелит…
— Спасибо за разговор и за то, что ты принял меня сегодня. Я поеду, — поднялся я, игнорируя Стаса.
— Беги, Игорь, — неприязненно процедил Стас. — Ты же всегда так делаешь. Бежишь. Ни хрена не умеешь смотреть своему отражения в глаза…
— Стас! — повысил голос отец.
— Не надо, это все уже неважно, — поморщился я и перевел взгляд на брата. — Ты прав.
Мы задержали взгляды друг на друге. Я видел, что это все ни черта не приносило ему удовлетворения. Он бесился в бессильной злобе, намерено кусая себя за хвост — эта боль отвлекала его от другой, пережить которую он все еще не смог.
— Ты в любое время можешь сюда приехать. Ко мне, — поднялся отец.
Его тревожный взгляд застрял в груди очень нужным мне теплом. Я отвернулся к двери и направился к выходу, настороженно прислушиваясь. Но Стас даже не дернулся за мной. Когда-то я говорил ему, что уже не смогу исправить свою ошибку. Но он не принял моих извинений, хотя это никак не помогало ему самому. Брату было гораздо хуже. Ведь у него вообще никого не было.
А у меня все же была Яна…