Мой бывший - зверь

Глава 5

Я не слушал восторгов Розмуха. Он толкал какую-то стандартную речь про то, как я всех впечатлил и как им повезло. Так и хотелось натыкать его мордой в стоимости моих услуг в контракте. Хотя ему-то какая разница?

Я сосредоточенно мыл руки, чувствуя, как дрожат перенапряженные мышцы. Да, адский денек. Знал бы, свалил бы вчера за город вместо того, чтобы проторчать в операционной вместе с Ивкой. Но зверюгу не удавалось оттащить теперь далеко от Яны — волк предъявлял счет за терпение. И единственное, чем я мог его отвлечь — операции. Вот там он оставлял меня в покое, позволяя ковыряться в пациентах сколько влезет. Уж не знаю почему так, но на поле боя со смертью мы были союзниками.

Ива не зря говорила, что я чувствую исход. Так оно и было. Мне хватало нескольких секунд, чтобы понять, чего будет стоить схватка за очередную жизнь. И это ни с чем не сравнить. Меня будто допускали в какое-то невидимое закулисье, позволяя прикоснуться к неведомому. И не только. Я имел право голоса и шанс все изменить для кого-то…

Команда не решалась подходить — так и торчали все в операционной, делая вид, что обсуждают прошедшие часы. Я кинул на них взгляд через стекло и обернулся к Розмуху.

— И это только первый день! — потряс он кулаком в воздухе, довольно улыбаясь. — Игорь Андреевич, вы…

— Прошу меня простить, — перебил его я и вышел из операционной, направляясь в душ.

Шмотку можно было выжимать.

Но Розмух не отставал:

— Игорь Андреевич, поужинаем? Согласитесь, есть что обсудить.

— Не могу, Павел Петрович. Мне еще к пациентам. И устал как собака.

— Понимаю. Ладно. Кофе сделать вам?

— Не нужно.

И я сбежал от него в двери мужской душевой.

Глушить собственные страсти за счет физического износа оказалось своеобразно. Но иначе я бы сорвался. Когда Яна оказалась между мной и стенкой лифта, я потерял связь с реальностью и едва не выдрал ее прямо там. Зверь требовал переписать чужие запахи, рвался наказать самку за своеволие и сделать своей.

Вот и зачем мне такой надрыв? Ах да! Я же хочу по-человечески. С губ сорвался смешок. Я сжал ладони в кулаки и уперся ими в кафель, прикрыв глаза. Вода мерно шелестела, заполняя пространство белым шумом. Хотелось отдохнуть от запахов. Мне нужна была передышка…

…прежде чем я продолжу этот вечер.

А план был незатейливый. Между мной и Яной все уже совсем не по-человечески. Она где-то напилась вчера, едва не переспала с кем-то и заявила, что все это — не мое дело. Такую уже не отпустить. Такой придется объяснить, что вся она теперь — только мое дело. Но объяснять, чувствую, придется долго…

— Игорь Андреевич… — позвал меня вдруг тихий женский голос, и я открыл глаза, упираясь взглядом в стенку, но тут же понимая — увлекся я своими мыслями.

Боковое зрение уловило какую-то невнятную женскую фигуру, и я поморщился — даже вода не ограждала от приторного запаха духов, операционного смрада и похотливого флера. И как я не заметил?

— Игорь Андреевич, простите, — продолжала лепетать девушка, — простите за наглость, но я не знаю, как к вам еще подойти…

— Зачем? — взялся я за мыло.

— Я хочу у вас учиться. Я вам отправляла резюме сорок три раза…

— Похоже на преследование, — перевел я взгляд на девушку. Невысокая, худая, взъерошенная, круги под глазами просвечивают через плотный грим. Еще и взглядом меня жрет, воодушевленная тем, что я вообще с ней говорю. — Вы понимаете что, кому и при каких обстоятельствах сейчас говорите?

— Я готова на все, — глядела она на меня исподлобья. — Кардиохирургия — моя страсть.

— Вы определитесь, соблазнять меня пришли или учиться, — отвел я взгляд.

— Дайте мне шанс…

— Дайте мне шанс принять душ, — отрезал я холодно. — У вас полторы минуты, чтобы уйти отсюда незамеченной.

Она только губы поджала и сбежала, а мне захотелось принять душ заново. Но я решил отложить это на пару часов. Успею. Надо Яну найти, запихать к себе в машину и отвезти домой. И взять выходной. А лучше — два.

Я привел себя в порядок, влез в деловой костюм и направился в кабинет, на ходу набирая ее номер.

Шли гудки, но Яна не отвечала. Всегда на связи, говорила она? Запишу на ее счет. А может, она уже сбежала домой? Это она зря. Сегодня меня мало интересует, как далеко она решила от меня отбежать.

Я зашел в лифт, машинально отмечая, что его сразу покинула группа ординаторов, предпочтя оставить меня в одиночестве. Воспоминания о моем голодном срыве здесь пустили по венам темную злость на молчание Яны. Я вышел из лифта и снова набрал ее — с тем же результатом. Кровь медленно закипала в венах, но я все еще надеялся, что она просто занята.

В кабинете меня уже ждали лечащие врачи, и я направился на обход пациентов в мрачном предвкушении. Лучше бы девочке объявиться самой. Да хоть бы снова с кофе! Это уже становится ритуалом.

Обход прошел по плану и почти подошел к концу. Я нарочно оставил экстренную пациентку напоследок.

— Говорят, что вы тут оперируете из-за своей девушки…

Я сузил глаза на пожилой женщине и склонил голову набок, вслушиваясь в биение ее сердца в стетоскопе.

— …Сестры болтали, а я подслушала, — улыбнулась она бескровными губами. — Что она любит? Я бы хотела и ее тоже поблагодарить за то, что вы оказались сегодня рядом.

Кто-то из коллег усмехнулся за спиной.

— Не успел выяснить, — убрал я стетоскоп, поглядывая на монитор. — Она еще не знает, что моя девушка.

— О, — смущенно выдохнула она. — Смотри-ка, а коллеги уже все знают.

— У них, видимо, дар, — улыбнулся я теплее.

Эта старушка не переживет ночь. И я предупреждал об этом ее сына, но они все равно согласились на операцию. Неоправданный риск, но не мне было решать. Сын вышел со мной в коридор.

— Игорь Андреевич, ну что? — с надеждой всмотрелся он в мое лицо.

Уставший, измотанный, почти такой же старик, как и мать. Он одержимо пытался схватится за надежду не отпустить ее.

— Скажите, у вас есть семья? — зачем-то спросил я.

— Мать — моя семья, — безапелляционно ответил он, все еще настроенный решительно.

Думает, я снова буду предлагать ему отважному принять какое-то решение. Но и его я сейчас хорошо понимал. Я бы все отдал, чтобы спасти свою мать…

— Вам лучше быть готовым ко всему. Как я и говорил, надежды мало.

— Но вы же… — усмехнулся он вдруг, — вы же… лучший. Как это — готовиться ко всему? Она что, умрет?

— Я вас предупреждал.

— Я помню! — всхлипнул он. — Но я думал, что с вами у нее шансов больше, чем без вас!

— Я вас предупреждал, что все будет зависеть от того, как она справится.

— Она справилась!

— Еще нет.

Он презрительно усмехнулся, качая головой:

— Я думал, что вы можете все. Вы ввели меня в заблуждение! Я… я столько денег потратил! Так надеялся!..

Сказать, что меня это нисколько не удивило — ничего не сказать. Мало кто может отвечать за свои решения и брать на себя ответственность. Еще утром он стоял на своем, уговорил мать рискнуть, и вроде бы не зря, потому что она едва не умерла два часа назад. Объективно — два часа никакой бы роли не сыграли. Но есть такое понятие — медицински необоснованное чудо. Оно встречается нечасто. Но разве я могу запретить человеку сыграть в эту рулетку? А вдруг? Уж с кем, но со мной получить шанс всяко проще, чем без меня.

Только этот принял шанс за гарантию.

Мобильный пиликнул, и я опустил взгляд на экран в надежде, что это Яна.

— Уже спешите к другим, — констатировал собеседник укоризненно.

— Удачи вашей маме, — вернул на него взгляд и развернулся.

— Если с ней что-то случится, я так этого не оставлю! — послышалось в спину, но я не обернулся.

Слышал, кто-то принялся с ним сюсюкать, но я только поморщился и снова набрал Яну. И опять ответом мне были гудки.

— Мне уже доложили о том, что произошло… — начал было Розмух, когда я вошел в его кабинет.

— Где Яна? — перебил я его.

Он захлопал глазами, туго соображая:

— Так она… ушла уже. Вам что-то нужно по работе?

— Ушла? — медленно повторил я. — Я не отпускал. — Глаза Розмуха забегали, испытывая мою и так трещавшую по швам выдержку. — Где Яна? — едва сдержал я рычание в голосе.

— Я ничего не понимаю! — всплеснул руками глава хирургии. — Прибежала, накричала тут на меня и ушла! Жду, пока придет в себя. Поэтому…

— С чего вдруг? — зло сузил я глаза.

— Да кто ее знает?

— Я думал, вы знаете, — угрожающе цедил я. — И врете мне сейчас. Вам напомнить, сколько стоит мое время?

Нельзя было давать волю чувствам. Я на грани. В эпицентре человеческой реальности.

— Игорь Андреевич, я не пойму, честно сказать, — раскудахтался Розмух. — Вы говорите, что встречаетесь с ней, она кричала тут, что видит вас второй раз в жизни. А я еще виноват, что что-то не так сказал! Может, вы перенесете личные вопросы за пределы клиники?

Лучшая защита — нападение. Но в исполнении Розмуха все это выглядело бы смешно, если бы так не бесило.

— Павел Петрович, — послышался скрипучий женский голос позади, — Яна оставила заявление на увольнение на вашем столе.

Его секретарь улыбнулась мне от двери, когда я обернулся.

— Да это она на эмоциях! — замахал на нее Розмух. — Пусть подумает, остынет… С кем не бывает?

Нет, остыть Яне я сегодня не дам.

— Отмените на завтра встречи, — бросил я Розмуху.

— Игорь Андреевич… — попытался проблеять он вслед, но я не стал слушать.

Адрес у меня есть, а там по запаху не составит труда отыскать подъезд с квартирой.

Только я не подумал о том, что если Яна не вернется домой…

***

— Хорошо, что ты позвонила, — улыбался Вадим.

— Хорошо, что ты был свободен, — неуверенно отвечала я, шагая рядом по широкому проспекту.

В душе все срывалось. Я просто не могла все это вынести в одиночестве. Что потом — подумаю завтра. Сегодня у меня конец. Новой жизни, карьере и Князеву. Даже радостно, что не увижу его больше. Аж дышится свободней!

Да и Вадим ничего: симпатичный, спортивный, взгляд у него… добрый, с хитринкой — не то, что у этого дикого Князева. Вадим сразу приехал за мной, подарил букет цветов в удобной коробочке, которую легко убрать в сумочку, и теперь мы следовали в кафе на ужин.

— Вадим, я не пью вообще, — оправдывалась я. — Поэтому вчера после коктейля…

— Я заметил, — усмехнулся он. — Ничего, Ян, я отвык от непьющих девушек, думал, развеселишься…

— Все утро веселилась, — проворчала я. — Хорошо, в больничке работаю, меня сразу откапали. То есть работала.

— А что случилось?

— Заявление положила на стол вот только что.

— Достали?

— Да.

— Молодец, — ободрил он. — Многие терпят ради условий. А ты отстояла себя. Уверен, начнешь новую жизнь.

Вадим нравился мне все больше.

— Кстати, да, ты пахнешь больничкой, — усмехнулся он.

«Больничка», да… Три года яркой круговерти встреч, беготни, поездок А потом Князев. И все.

— Скоро выветрится, — улыбнулась я, чувствуя, что становится не по себе.

Залезть под одеяло и разреветься хотелось все больше. Но в последнее время помогало все хуже. Я всегда начинала бодро: крупные слезы срывались по щекам в первую минуту, а потом приходило понимание — я ничего не изменю. Мне даже жалость не у кого вызывать. Единственная, кто была близка, ненавидела слезы. А остальным дела не было.

Стоило подумать об этом — и отчаяние выбросило в голову самую страшную мысль — у меня совсем нет сбережений. Увольнение по собственному ничего не даст, кроме голого расчета. Из ценных накоплений у меня останутся только бегонии. И то эти поганцы наверняка сдохнут в квартире от скуки и недостатка света.

— Ян, сюда, — подхватил меня под руку Вадим и повел вверх по лестнице. — Тут клевое кафе, тепло и музыка не ревет.

— Слушай, а ты же музыкант? — ляпнула я и тут же втянула голову в плечи, глядя на его улыбку.

— Нет, музыкант у нас Влад. Он вчера был в красной футболке. А я барменом тут работаю.

— Э… тут?

Я, туго соображая, на автомате следовала за Вадимом по узкому коридору. Он привел меня бар, в котором работает?

Вадим галантно помог мне раздеться и повел в уютный зал, наполненный теплым приглушенным светом и мелодичной музыкой. Народа почти не было — слишком рано.

Ну, пусть будет местным барменом. Кафе, вроде, уютное…

— Кать, спасибо что подменила, — улыбнулся Вадим кому-то, а мой взгляд вдруг зацепился за барную стойку с точно такими же коробочками живых цветов. Их как раз собирала миловидная девушка, сидя за стойкой с краю. А предназначались они для украшения столиков.

— Мило, — глупо улыбнулась я, едва не сдавая задом прямо от стойки.

— Кать, че там у нас есть поесть? Сообразишь? — как ни в чем не бывало поинтересовался Вадим и повел меня к дальнему столику.

Наверное, эта Катя над ним поржет в голос, когда я не вернусь из дамской комнаты. Собственно, можно было бы валить прямо сейчас, но я решила хорошенько себя наказать за глупость. Хотя что я сделала такого, кроме того, что не научилась разбираться в людях? Ну почему я? Почему я так влипаю? Или из мужчин вокруг остались только такие придурки, как этот Вадим, и такие неуравновешенные психи, как Князев?

Нет, Князев совершенно точно один в своем роде. Я весь день сегодня спотыкалась при воспоминании о нем, о его поцелуе, о моем…

— А можно воды? — прохрипела я — так пересохло в горле.

Хотелось попросить Вадима, чтобы воду мне принесли не из-под крана, а в бутылке — пока что я могу ее себе позволить. Но я не стала. И наградой мне была вода из-под крана. Я только нос поднесла к стакану и прикрыла глаза, стараясь не взвыть в голос.

— Слушай, я пойду, — подняла я взгляд на Вадика.

— Что такое? — состроил он брови домиком. — Слушай, я работаю сегодня до часу, но потом мог бы к тебе приехать…

Я хрюкнула. Нет, пожалуй, для меня этого наказания вполне достаточно. Я оставлю себе цветы и буду вспоминать сегодняшний вечер как достойное продолжение последнего дня в клинике.

— Окей, — оживилась я, поднимаясь. — Наберешь меня, ладно?

— Окей, — улыбнулся он, пожимая плечами. — Жаль, не поужинала, у нас тут кормят очень вкусно.

— А по тебе не скажешь. Такой… подтянутый, — отвесила я неловкий комплемент напоследок. — И вообще по тебе не скажешь, что ты… такой.

Готова была поклясться, что Катя уже ржет где-то под барной стойкой, но что мне Катя с этим Вадимом после хирургического? Ха! Усмехаясь, я прошлась за вещами и сбежала по ступенькам, накидывая на ходу куртку.

Но на улице меня размазало от отчаяния быстрее, чем я рассчитывала, и я побрела куда-то вперед, зябко кутаясь в куртку. Хотелось выть. И дико не хотелось домой. А когда в сумке запиликал мобильный, я не смогла его сразу найти из-за злосчастной коробки с цветами.

Звонил Князев.

— Да иди ты! — процедила я с чувством. — Ты, Пал Петрович и все, все, все!

Кроме Маши. Она еще не знает. Узнает — расстроится.

Я забрела в какое-то кафе, забилась в угол и заказала чашку чая. Подумав, взяла пирожное. А прикинув, сколько могу потратить — еще одно. Мне всегда было свойственно сгущать краски. Да потребую у босса рекомендации, устроюсь — не проблема. Меня такую с руками оторвут! Для начала отправлю резюме по своему обширному списку контактов в медицинской сфере, потом пробегусь по вакансиям… и обследую сердце наконец. Да, помочь родителям больше в этом месяце не выйдет, но племянников точно смогу свозить на прогулку. В крайнем случае у меня машина есть как неприкосновенный запас. Понятно, что не время продавать, но где наша не пропадала.

И все вроде бы выглядело неплохо…

Но снова позвонил Князев.

— Да что тебе от меня надо? — возмутилась я, глядя на экран мобильного.

Стало тревожно. Вдруг он и правда псих какой-то? Хотя я же сама сказала, что всегда в его распоряжении. Он, видимо, собрался распорядиться, а я уже уволилась. Ну пусть побегает. Пусть Павлу Петровичу выскажет! Тому полезно будет. Из райдера «звезды» я же никуда не исчезла, а тут осечка. Даже захотелось посмотреть, как босс будет объяснять «звезде», куда я делась. Малодушно подумалось, что, может, меня не отпустят? Петрович лично приедет с цветами завтра, встанет на колено и предложит оклад вдвое больше…

Мобильный встревожился на столе, и вместе с ним вздрогнула и я. Но на этот раз звонила Маша.

— Так, — без приветствий начала она сурово. — Что случилось?

— А какая версия у нашего коллектива?

— Перцева, не беси, у меня был тяжелый день. Где ты?

— Пью чай в кафе. Маш, я в норме. Отдыхай…

— Яна, что случилось?

— А про запись в лифте ты уже знаешь?

— Нет. А что в лифте?

Я хмыкнула. Неужели боссу хватило такта и ума не разносить по всей клинике? Стоило вспомнить это его укоризненное «вообще-то в лифте есть камеры», и я представила, как надену ему на голову букет, с которым он приедет мириться.

— Яна? — устала ждать Маша. — Давай я приеду? Говори адрес.

Пришлось съесть еще эклер, пока ждала ее. Подруга заявилась непривычно взъерошенная, шумно простучала каблуками к моему укрытию и озарила его пламенным:

— Пива мне!

— Маш, это кафетерий, — смущенно зашептала я.

— Тогда водки.

— У тебя-то что случилось?

— Мать его, Князев…

— Хватит, а! — взвыла я в голос. — Я заколебалась слушать его фамилию в мыслях и наяву! Дайте ей водки!

— Рекомендую ознакомиться с согревающими предложениями нашего бара, — улыбнулся официант.

— А давайте!

— И я буду.

И через десять минут мы уже потягивали пряный глинтвейн, а жизнь налаживалась на глазах.

— Ладно, я не буду про Князева. Но будешь ты, — решительно заявила подруга. — Что он сделал?

— Он довел меня до оргазма одним поцелуем. В лифте.

И я просканировала эффект на ее лице. Но, похоже, Маша и правда ничего не знала про лифт.

— Вау! — воскликнула она пару секунд спустя. — Ох, ничего себе! Его автограф захотелось еще больше.

— Маш, это было так позорно…

— С ума сошла?! Это же круто! Какой горячий, а?!.

Я только покачала головой и сделала большой обжигающий глоток. Да, пожалуй, этим и нужно запивать такой день.

— …А продолжите вы когда? Сегодня же? — невинно вопросила она.

— Нет! — возмутилась я, едва не поперхнувшись. — Я уволилась!

— Ты пока что просто написала заявление, которое никто еще не подписал, — педантично поправила она.

— Маш, Петрович — придурок! Я не буду с ним работать! Он решил, что теперь в мои обязанности входит моральная стабилизация звездного хирурга путем интимных услуг, и потребовал этого с таким видом, будто я ему уже задолжала!

— Ты можешь по-русски? У меня с языком программирования всегда были нелады…

— Он спросил меня прямо, почему у меня Князев напряженный такой, и не могла бы я его удовлетворить более качественно!

Машка, сучка, прыснула. Да так заливисто, что я сама не сдержалась и захихикала вместе с ней.

— Вот же старый козел! — пропищала она. — Но Князев сегодня реально лютовал. И теперь понятно почему. И ведь ты, Янка, причина его психнеустойчивости.

— Очень льстит, ага, — покачала я головой и извлекла из сумочки коробочку с цветами. — Смотри, что у меня есть…

Вскоре, мы уже ржали без остановки. Над Вадиком, над его цветочками, над бокалом воды и моим обещанием ждать его сегодня ночью.

— Ты должна завтра вернуться и потребовать увеличения зарплаты, — шмыгала носом Машка.

— Это вряд ли, — улыбалась я довольно. — Потребую рекомендации.

— Ну, Ян, — жалобно глянула она на меня. — Ну как же…

— Так, не рви мне сердце, оно еще не обследовано. Давай еще по глинтвейну!

Разошлись мы ближе к полуночи. Я вызвала такси и погрустнела, стоило отъехать от центра. Нет, жалеть я ни о чем не буду — эта работа стоило того, чтобы встретить такого близкого человека, как Маша. Два бокала глинтвейна и ее теплая компания зарядили меня таким позитивом, что идея завалиться завтра к Палычу и потребовать увеличить мне оклад не казалась мне такой уж дикой. Когда такси съехало с МКАДа в мой район, я приуныла.

— До свидания, — бросила я водителю у своего подъезда и толкнула двери.

Только нога вдруг проскользнула по мокрому асфальту, и меня бы прихлопнуло, если бы двери кто-то не придержал.