Ольга лежала в полной темноте уже несколько часов. Сна не было, да и как он мог прийти, если мысли до сих пор не могли успокоиться, а метались в ее бедной голове, как птицы в клетке. Сегодня, узнав от Натали, что к ним в дом приехал дядя, княжна поняла, что, наконец, настал решающий момент. И тут же ей в голову пришла странная мысль, что она должна встретить Сергея безразличной холодностью. Ольге притворство было совсем несвойственно, и она даже поморщилась от таких мыслей. Но мысли вернулись, и девушка поневоле задумалась, откуда они взялись.
«Да ведь это говорит мой внутренний голос, – поняла девушка, – это – предупреждение, чтобы не наделать новых ошибок».
Ольга не знала, почему, но если она прислушивалась к мыслям, которые появлялись в ее голове, какими бы странными они ни казались, то поступала так, что потом никогда об этом не жалела. Вот и теперь, раз мысль о том, что нужно быть с Сергеем гордой и холодной, все время возвращалась, значит, так и нужно будет поступить. Ольга должна вернуть самоуважение, добившись, чтобы человек, которого она так искренне любила, понял, как был неправ, и постарался исправить то, что натворил два года назад.
«Я должна увидеть его у своих ног, – решила княжна, – пусть вымолит у меня прощение».
Этого очень хотелось, но казалось, что это желание никогда не сбудется, Ольга чуть было не струсила. Но какая у нее была альтернатива? Жалко заглядывать в глаза князю Курскому и лепетать, что она по-прежнему его любит и все простила? Девушка представила красивое лицо своего несостоявшегося жениха, и ее передернуло от страха: перенести выражение брезгливого равнодушия на его лице она не смогла бы. Оставалось только взять себя в руки, спрятать свою любовь в самый дальний уголок сердца и бороться за этого мужчину.
Она легко согласилась на предложение Натали поехать к ним на ужин и уже приготовила выражение полнейшего равнодушия, которое долго репетировала перед зеркалом, когда оказалось, что князя Сергея дома нет, и они будут ужинать втроем с графиней Софи и Натали.
«Слава Богу, – порадовалась отсрочке Ольга, – если он придет попозже, я уже буду совсем готова».
После ужина дамы перешли в гостиную, а князя Сергея все не было. Ольга измучилась, надевая на себя маску равнодушия каждый раз, когда слышала шаги в коридоре, но на ее беду это оказывался то лакей с докладом, то горничная с подносом, а тот, кого она так ждала, все не шел. Решив, что сегодня их встреча не состоится, девушка расслабилась и начала весело подыгрывать подруге, которая в красках рассказывала матери о забавных поступках других фрейлин. Она хохотала, когда увидела в дверях князя Сергея. Ее веселье мгновенно закончилось, ведь, прислонившись к притолоке, стоял человек, занимавший все ее мысли целых два года. Он изменился. В нем больше не было мягкости молодого человека, перед ней стоял взрослый человек с властным взглядом, и, хотя это казалось совершенно невозможным, он стал еще красивее, чем прежде.
Катя рассказывала ей, что князь Сергей после возвращения из отпуска с головой ушел в работу. Он оказался таким хорошим организатором, что граф Ливен постепенно переложил на Курского всю работу посольства, оставив за собой только встречи с первыми лицами страны. Молодой человек так блестяще справлялся со своими новыми обязанностями, что Христофор Андреевич даже начал беспокоиться, как бы такого помощника не отправили на повышение. Сейчас Ольга видела перед собой уверенного в себе блестящего дипломата, и это открытие не радовало. Как можно стать на одну ступень с таким сильным и красивым мужчиной? Как стать достойной его? К счастью, графиня Софи помогла ей, отвлекая внимание брата на себя. Пока они разговаривали, девушка смогла взять себя в руки, и ее ответ на приветствие Курского получился таким равнодушно-спокойным, что она сама себе понравилась.
«Оказывается, я все могу, – обрадовалась княжна, – только нужно не потерять мужество и не выдать своих настоящих чувств».
Весь оставшийся вечер ей это удавалось. С каждой новой репликой, направленной в адрес несостоявшегося жениха, девушка чувствовала себя все уверенней. Она справится! Она сможет заставить этого высокомерного Аполлона молить о прощении и добиваться ее любви. Когда пришло время ехать, Ольга была уже совсем спокойна. У нее даже появилось странное чувство азарта, как будто она ступает по канату над бездной, и каждая ее фраза или взгляд, брошенный в сторону князя – это новый шажок канатоходца. Такое с ней было впервые, но девушка интуитивно понимала, что все ее стрелы попадали в цель, и было так упоительно делать следующий шаг над бездной.
Ольга думала, что ее повезет домой князь Сергей, и расстроилась, когда выяснилось, что с ними будет еще и англичанка. Она прекрасно понимала, что поездка вдвоем в экипаже с неженатым мужчиной повредила бы ее репутации, но искушение было таким сильным. А когда молодой человек, подавая ей плащ, провел теплыми пальцами по ее плечам, Ольга чуть не задохнулась от жаркой волны, хлынувшей к ее груди и щекам. Слава Богу, что князь стоял сзади, а внимание Натали и ее матери переключилось на старую гувернантку, спускавшуюся по лестнице. Ольга тихо выдохнула сквозь стиснутые зубы и постаралась взять себя в руки, впереди была поездка в экипаже, когда он будет так близко, что даже будет слышать ее дыхание.
Но того, что произошло в карете, княжна не ожидала. Сергей заговорил с ней о любви, и хотя он не произносил этого слова, но его сожаление о прошлых днях, мольба в его голосе, когда он просил дать ему новый шанс, говорили именно об этом чувстве.
«Может быть, мне все это кажется, и я слышу лишь то, что больше всего хочу? – спросила себя Ольга. – Все девушки мечтают о любви, и я не исключение».
Она уже больше не могла держать чувства в узде, и когда напомнила ему о том, что он сам ушел, бросив ее, в ее голосе уже слышалась страсть. Княжна старательно прятала лицо в темном углу, чтобы Курский не увидел жаркого румянца, пылающего на ее щеках. А он умолял. Этот прекрасный сильный мужчина просил ее разрешения стать ее поклонником, он даже был согласен оказаться одним из многих. Это было мгновение ее триумфа, наконец, после двух лет безнадежных страданий, она победила. Ольге так хотелось тут же предложить князю взять ее в жены, но огромным усилием воли, только напомнив себе, что однажды она уже открыла свои чувства и получила за это разбитое сердце и унижение, княжна смогла тихо произнести слова, позволяющие Курскому видеть ее.
К счастью, в разговор вмешалась англичанка, и пока она говорила, княжна успела справиться со своим волнением, а когда карета остановилась, она вышла на освещенное крыльцо уже совершенно спокойной. Это оказалось как нельзя кстати, потому что Катя, вышедшая в холл, первым делом обеспокоенно взглянула на лицо золовки, и только увидев полное спокойствие и равнодушие Ольги, улыбнулась и поздоровалась. Княжна видела, что невестка еле дождалась, когда за посетителями закроется дверь. Она тут же повернулась к Ольге и взволнованно спросила:
– Дорогая, ты ничего ему не сказала о своих чувствах?
– Нет, Катюша, я смогла собраться и остаться спокойной, но он почти умолял, прося разрешения видеть меня, хотя бы наравне с другими мужчинами, – ответила девушка. – Знаешь, я думаю, что нужно поговорить с Алексом. Не нужно ему разговаривать с князем Сергеем. Я чувствую, что уже достаточно взрослая, чтобы самой справиться с этой ситуацией.
– Да что ты! – обрадовалась княгиня. – Какая ты молодец! Я в семнадцать лет была совсем беспомощной и повзрослела только после рождения Павлуши.
Катя поежилась, вспомнив обстоятельства, предшествующие рождению ее сына, ведь тогда она получило известие о смерти мужа, которого уже любила всем сердцем, простив ему все плохое, что случилось между ними. Воспоминания уже не были такими тяжелыми, как прежде, но все равно напомнили, что и их любви пришлось пройти через испытания, а потом их брак спасло то, что они простили друг друга. Княгиня посмотрела на взволнованное лицо Ольги и тихо посоветовала:
– Ты уж прости его, Холи. Если любишь, можно простить все!
– Я уже простила, – призналась княжна, – но боюсь, что если сдамся без боя, то он не будет меня добиваться и, не дай бог, снова уйдет, так и не сделав предложения.
– Ах ты, моя умница, нужно тебя показать Долли Ливен, она обязательно скажет, что из всех женщин Черкасских ты самая умная и самая успешная, – заулыбалась Катя.
Снова подумав, что Лаки учить не нужно – та безошибочным чутьем сама выберет правильную линию поведения, княгиня совсем развеселилась, и только засмеялась, когда ее золовка сказала:
– Подожди меня хвалить. Вот когда он придет к Алексу просить моей руки, пережив все муки ревности – вот тогда и похвалишь. Я ждала этого два года. Хочу теперь насладиться каждым мгновением, пока он будет добиваться меня.
– Я тоже с удовольствием посмотрю на это зрелище, – мечтательно сказала Катя. – Можно?
– Можно, – засмеялась княжна и простилась с невесткой у порога своей спальни.
Девушка храбрилась в разговоре с Катей, но сейчас, лежа без сна в своей постели, она перебирала все события сегодняшнего вечера, вспоминала все слова, сказанные Сергеем, все его взгляды. По всему выходило, что только то, что она оказалась неприступной, подвигло его на объяснение в карете. Он понял, что не сможет получить ее, и захотел вернуть то, что потерял. Зря она придумала, что почувствовала любовь в его словах. Он же ничего не говорил о любви, просил только о возможности видеть ее.
«Может быть, он присмотрится ко мне – и разочаруется, – подумала девушка, – он ведь не давал никаких обязательств. Как два года назад, все повторяется…» Значит, оставалось делать только то, что она делала сегодня вечером – играть неприступную богиню. Она больше никогда не попадет в такую ситуацию, как два года назад! Теперь она добьется его любви, даже если придется скрывать собственные чувства всю оставшуюся жизнь!
Принятое решение, наконец, успокоило Ольгу, и она, не заметив как, заснула. Серый северный рассвет скользнул сквозь шторы в ее комнату и осветил улыбающееся лицо. Во сне девушка вновь лежала в крепких объятиях Сергея, а он нес ее, ласково утешая.
Утром Ольга заехала за Натали, и девушки вместе отправились во дворец. Сегодня они должны были дежурить только до обеда, а потом могли ехать домой собираться на бал, который давали у графа Лаваля. Супруга хозяина, наследница огромного состояния статс-секретаря Екатерины Великой, отдавала все свои силы благотворительности, чем заслужила признательность Елизаветы Алексеевны. Сегодня императрица обещала почтить ее бал своим присутствием, а государь, который также благоволил к графу Лавалю, захотел присоединиться к супруге. Императрица пожелала видеть на балу и всех своих фрейлин, поэтому те, кто жил во дворце, должны были приехать вместе с царственной четой, а Натали и Ольга получили разрешение быть вместе с членами своей семьи.
– Мама уезжает завтра утром, это наш последний вечер вместе, – грустно сказала молодая графиня, – ее не будет так долго, а если я встречу человека, которого полюблю? У кого он будет просить моей руки?
– Ты будешь жить у нас, значит, он придет к нам, поговорит с Алексеем, а тот напишет твоей маме и дедушке с бабушкой, – ласково ответила Ольга, сочувственно глядя на расстроенное лицо подруги. – В крайнем случае, твой пока не существующий возлюбленный может обратиться к государыне, ведь мы – ее фрейлины.
– Да, всегда есть выход, просто мне не хочется, чтобы мама уезжала. Теперь, когда Мари выходит замуж, мне особенно одиноко, – призналась Натали. – Но давай не будем говорить о грустном, сегодня наш первый бал, я, честно говоря, боюсь, вдруг никто не пригласит меня?
– Ты такая хорошенькая, особенно в голубом и розовом, я уверена, у тебя будет огромный успех, – твердо сказала княжна. – У тебя очень изящная фигура, золотые локоны и огромные голубые глаза. Ты – эталон девушки из хорошей семьи.
– Ты правда так думаешь? – обрадовалась Натали. – Твои слова, да Богу в уши!
– Так оно и будет, – пообещала Ольга, – вечером проверишь!
Экипаж остановился у широкого мраморного крыльца Зимнего дворца, лакей открыл дверцу и помог барышням спуститься.
– Тимофей, приезжай за нами к четырем часам, – распорядилась Ольга, – смотри не опаздывай, мы сюда выедем.
– Не извольте беспокоиться, барышня, – пообещал лакей, открывая перед девушками тяжелую дверь, – обязательно буду, ровно в четыре часа.
Девушки вошли в вестибюль и, отмахнувшись от дежурного лакея, привычной дорогой направились в покои императрицы. Слава богу, они не опаздывали, приехали даже рано. Императрица должна была еще одеваться. Лакей в красной с золотом ливрее распахнул перед ними дверь приемной государыни, и девушки тихо вошли. В большой светлой комнате с белыми, украшенными сложным позолоченным узором стенами и легкой светлой мебелью никого не было.
– Государыня еще не выходила, – обрадовалась Натали, мы можем пойти в свои комнаты, привести себя в порядок.
– Что приводить, ты и так выглядишь безупречно, – пожала плечами княжна, – прическа – волосок к волоску, платье свежее. Давай лучше здесь подождем, другие фрейлины или в спальне, или скоро будут.
Всего, вместе с ними, у императрицы было шесть фрейлин и одна камер-фрейлина Сикорская. Эту некрасивую и безвкусно одетую женщину все фрейлины дружно не любили. Ее тяжелый взгляд как будто сверлил всем спину, и казалось, что Сикорская обижена на весь свет. Только с императрицей камер-фрейлина была заискивающе ласковой и услужливой, но как могло быть иначе, ведь все они служили Елизавете Алексеевне. Четыре уже не очень молодые фрейлины были с императрицей много лет. Самая старшая, княжна Варвара Туркестанова, или Барби, как все начали ее называть вслед за государыней, высокая эффектная брюнетка лет сорока, перешла в штат Елизаветы Алексеевны от императрицы-матери. Две другие, Софи Саблукова и Катрин Загряжская были незамужними дочерьми из знатных семей, а любимая фрейлина государыни, тридцатилетняя Роксана Струдза, была дочерью молдавского господаря.