Идти было мучительно тяжело. Голова горела, похоже, что у нее начиналась лихорадка. Наталья оперлась на подоконник и закусила губу от боли. Она уже хотела прислониться лбом к стеклу, чтобы охладить кожу, когда увидела, что из ямской пролетки вылезает Тимоха.
«Извозчик выдал меня, – мелькнула горькая мысль, – Тимоха приехал добить меня».
Ноги Сикорской подогнулись, но сила воли, всегда выручавшая ее в трудные моменты, вдруг охладила ее голову и заставила выпрямить спину.
«Пока я жива, – подумала женщина, – значит, должна побороться за свою жизнь».
Входную дверь она закрыла на засов. Могучий Тимоха, конечно, выломает дверь, но на это уйдет какое-то время, а она сможет уйти через двор. Держась за стены и мебель, Наталья вышла из спальни и свернула в узенький коридор черного хода. Дверь там была дополнительно заперта на импровизированный засов, который она сама сделала из старой трости мадам Клариссы. Теперь эта палка должна была спасти ее жизнь. Женщина выдернула трость, оперлась на нее и ступила на ступени заднего крыльца. Так идти было значительно легче. Наталья проковыляла мимо флигеля старьевщика и отворила маленькую калитку, скрытую за ореховым кустом, которую мадам Кларисса показала ей, отдавая ключи от дома.
Захлопнув за собой калитку, женщина прислонилась к ней спиной. Полдела было сделано. Нужно было еще пройти вдоль ограды, свернуть в узенькую щель между двумя заборами, и утоптанная тропинка должна вывести ее не на параллельную улицу, а в переулок, ведущий в глубь Охты. В его начале стоял заброшенный дом с полуразвалившимся забором и таким же сгнившим угольным сараем. Если она доберется до переулка – будет спасена. Тимохе уже не найти ее, даже если он будет кататься по всем близлежащим улицам, разыскивая беглянку. Женщина оперлась на палку и оттолкнулась от забора. Переваливаясь как утка, она поспешила на тропинку, а потом, держась двумя руками за почти смыкающиеся заборы, добрела до заветного переулка. Последним усилием Наталья протащила свое немеющее тело к угольному сараю и, толкнув дверь, ввалилась в его черноту. Сикорская сползла по стене на пол и закрыла глаза. Похоже, что она сохранила себе жизнь, но больше у нее ничего не было. Голова вновь начала гореть, а тело била крупная дрожь.
«За что? – подумала женщина. – Почему я потеряла все? Неужели Кларисса права, и за черную магию все платят страшную цену? Я ведь жила на всем готовом в царском дворце, зачем я связалась с этими приворотами?! Нужно было не требовать от жизни слишком многого. Даже в доме матери, где я голодала, было лучше, чем теперь. Десять лет труда, унижений – и все напрасно. Нет ни крыши над головой, ни денег, ни сил…»
Наталье страшно захотелось лечь и уснуть. Она сползла на земляной пол, усыпанный угольной крошкой, прижалась к стене, чтобы хоть как-то спастись от холода, и закрыла глаза. Из черной тьмы появилось суровое лицо матери, потом очаровательные головки сестер Валентинович, а затем растерянный юноша Сикорский, с ужасом глядящий на девушку в разорванном платье около своей кровати.
«Все было неправильно – нельзя было завидовать, нельзя было ненавидеть людей, – успела подумать горящая в лихорадке женщина, – нельзя было связываться с Клариссой. Все возвращается, и бьет сильнее, чем ударила ты».
Сознание покинуло Сикорскую. Она лежала на земле в заброшенном доме, и в мире не было ни одного человека, который захотел бы ей помочь. А в доме мадам Клариссы хозяйничал Тимоха. Он уже понял, что его жертва сбежала, поэтому в ярости крушил мебель и зеркала, которые попадались под руку. В спальне он пнул ногой старый саквояж, стоящий на полу около кровати, и ушиб ногу. Было такое впечатление, что тот набит не женскими тряпками, а камнями. Тимоха открыл саквояж и оторопел – поверх белого холщового мешка и каких-то бумаг лежали золотые монеты. Их было так много, что парень даже не мог поверить своим глазам.
Тимоха высыпал содержимое саквояжа на ковер, сгреб ладонями золото в одну горку и развязал узел свертка. Серебряные вещи из дома Ресовского, уже погнутые и поцарапанные, лежали большой кучей в грязной наволочке.
– Вот дрянь, сколько успела украсть, – выругался Тимоха.
Но ведь это было такое богатство, какое ему и во сне не могло присниться. С таким богатством можно было и в купцы выйти. Если выпросить у барина вольную, а потом уехать в Воронежскую губернию, откуда он родом, вполне можно было хорошо устроить свою жизнь. Тимоха задумчиво собрал вещи и деньги в наволочку, а саквояж и бумаги бросил на полу.
«Нужно надежно спрятать все это, – решил он, – а эту ведьму все равно не найдешь. Договорюсь с кладбищенскими, пусть в закрытом гробу нищенку положат отпевать».
Он достал из наволочки одну монету, сунул ее в карман и отправился к пролетке. Ямщик, получивший щедрую плату за то, что указал щедрому седоку нужный дом, послушно ждал Тимоху. Парень плюхнулся на сиденье, аккуратно поддерживая свой узел, стараясь, чтобы металл в наволочке не звенел.
– Давай назад, – велел он ямщику, – да поживее.
На следующее утро в дом мадам Клариссы приехала Настасья Минкина. Она надеялась, что Сикорская смогла улизнуть из дома князя. В конце концов, Наталья теперь могла перебраться в новое имение. Увидев открытую дверь, Настасья решила, что подруга уже ждет ее, но подойдя поближе, женщина увидела, что дверь не открыта, а выломана.
– Господи, какой ужас! – испугалась Минкина, но тут же успокоила себя. – Наверное, бандиты, я всегда говорила, что женщине без защиты мужчины жить нельзя.
Она прошлась по дому, увидела разбитую мебель и осколки зеркал на полу. Все было совсем плохо, похоже, Сикорскую или убили, или увезли обратно в дом Ресовского вместе с документами на имение.
«Ну почему так не везет? – подумала Настасья. – Столько денег вбухала в это имение, и теперь не знаю, что стало с документами и Сикорской».
Превозмогая отчаяние, она ходила по комнатам, ища хоть какое-нибудь объяснение тому, что здесь произошло. Спальня мадам Клариссы, на удивление, не пострадала. Минкина обошла кровать и увидела на ковре перевернутый пустой саквояж и свернутые в рулон бумаги.
– Господи, спасибо тебе! – обрадовалась она, разворачивая свиток.
Это была купчая на имение и паспорт Сикорской.
«Возьму паспорт себе, – решила Настасья. – Документы на имение оформлены на этот паспорт, так что никто другой уже на него права не предъявит. А там видно будет, может быть, я когда-нибудь стану Сикорской».
Минкина уже равнодушно подумала, что, возможно, ее подруги нет в живых. Но имение теперь принадлежит Настасье, а какой ценой оно приобретено – не важно. Женщина лишний раз порадовалась, что она смогла так окрутить Аракчеева. Уж с ней такого, как с Сикорской, никогда не случится – Алексей Андреевич защитит. Он за свою Настасью всех в крови утопит до седьмого колена. Никто не решится поднять на нее руку. Женщина повернулась и вышла. Имущество вернулось к ней, остальное ее не интересовало.