Глава 18. Наказание

Марат возвращается к вечеру, а я его уже поджидаю в холле со стопкой бумаг в руках. Выглядит молодой мужчина так умопомрачительно, что у меня из головы вылетают все заготовленные фразы!

Трико из тонкой ткани обрисовывают мышцы бёдер, футболка прилипла к телу от пота, и волосы влажные. Ясно, что Марат весь день упорно тренировался, и у меня просыпается совесть. Нельзя же так, с порога, на него всё сваливать? Пусть сначала душ примет и переоденется, а то у меня тахикардия начинается от такого зрелища.

— Что? — Марат замирает при виде меня. — Ждала меня? Есть что сказать?

— Я похожа на Хатико? — огрызаюсь и сажусь на диван. Делаю вид, что читаю бумаги. — Вроде у порога с тапочками в зубах хвостом не виляю.

Марат смеётся:

— Если бы застал тебя в такой позе, вызвал бы санитаров! Я в душ.

И побежал наверх так легко, словно не был измотан тренировкой. И снова вспоминаю о некой травме, из-за которой Ахматгариева отстранили от тренировок и соревнований, но он бегает и занимается, как ни в чём не бывало.

«Ой! — леденею, вспомнив, что днём ходила в душ. — Я же не забыла бюстгальтер в корзину для белья кинуть?»

Мама иногда замечала, что я, увлекшись делами, забывала это сделать. И сейчас, если Марат увидит, то…

Вскакиваю, рассыпав распечатки, но мне не до них. Бегу наверх так быстро, как только могу, хотя понимаю, что бесполезно. Если я снова была рассеянной, то уже поздно что-то менять, Марат увидел то, что не должен был. А всё потому, что я расстроилась из-за «весовой категории», о которой упомянул Ботан.

И зачем я залезла в игру?!

— Марат, я кое-что важное забыла в ванной, — стучу в дверь. — Можно забрать?

— Я уже разделся, — слышу ответ. — Если дело не терпит, заходи, я уже в душевой кабине.

Раздаётся шум воды, а я в отчаянии топчусь у двери. Я точно оставила бюстик! Ведь привыкла жить с мамой, иногда за собой такие привычки не замечаю. Вдруг Марат спешил помыться и ещё не видел? Но точно всё рассмотрит, когда выйдет из душа.

— Я очень быстро, — шепчу, набираясь смелости.

И распахиваю дверь, но тут же утыкаюсь лицом в грудь молодого мужчины.

Сердце пропускает удар, ноги становятся ватными, а Марат иронично замечает:

— Не думал, что на самом деле это сделаешь.

Сглатываю ком в горле и, покосившись вниз, тут же себе велю:

«Не смотри. Только не смотри!»

Но тело будто само по себе живёт, и я опускаю взгляд. При виде полотенца, которым обёрнуты бёдра мужчины, облегчённо перевожу дыхание и пытаюсь обойти Марата, чтобы подобраться к шкафчику:

— Прости за вторжение. Но ты сам разрешил. Я на секундочку…

— Да не торопись, — он выключает воду и кивает на стиральную машину. — Он там лежит.

Вижу лифчик и краснею, готовая провалиться сквозь пол. Марат рядом положил свою футболку, и теперь особенно видно, какое огромное у меня бельё. Торопливо сдёргиваю его и сую в корзину, а мужчина вдруг говорит:

— Не смотри так. Я не трогал!

Да у меня и в мыслях не было, что такое возможно. Я лишь страдаю, что Марат увидел два хлопковых парашюта, а не изящные кружева. Это так унизительно! Но что ещё хуже, я ощущаю природный запах мужчины, и он кажется мне приятнее самых дорогих духов, а уходить совершенно не хочется. Так бы и нюхала…

«Да я извращенка!» — в шоке от открытия с трудом вываливаюсь из ванной и закрываю дверь.

— Подожди меня, — раздаётся голос Марата, и сердце проваливается в желудок.

Что?!

— Не уходи к себе. Поговорим о твоём наказании.

Спускаюсь на кухню и готовлю себе ромашковый чай.

— Надо успокоиться, — убеждаю себя, но сердце предательски быстро стучит. — Ничего страшного не произошло. Увидел лифчик, и что с того? Всё равно Марат меня ненавидит.

Вдыхаю аромат ромашки, но к своему ужасу всё ещё чувствую запах молодого мужчины. Мерещится? Да я спятила! Этот человек со мной поступает ужасно некрасиво, мстит за тыкву и то, что опозорила перед всеми, но всё равно мне нравится? Точно свихнулась!

— Таня, о чём задумалась? — внезапно слышу голос за спиной.

Вздрагиваю, обливая пальцы, и шиплю от боли. Так Марат уже спустился, и я на самом деле ощутила его запах, но решила, что чувствую его по другой причине.

— Обожглась? — Ахматгариев перехватывает мою руку и, рассматривая, забирает из другой чашку. Цедит с раздражением: — Вот же неуклюжая Тыква!

— Да хватит уже меня обзывать!

Становится так обидно, что из глаз брызжут слёзы, которые давно сдерживала. Я так зла на мужчину, что хочется его ударить, и внезапно нахлынувшие чувства пугают меня саму.

— Чего ревёшь-то? — с лёгким испугом в глазах зло рычит Марат.

— Больно! — выпаливаю, и пусть это не совсем правда, цепляюсь за неё. — Кипяток же.

— Да что за наказание? — ворчит он и, открыв холодную воду, суёт под струю мою руку. — Держи так, глупая. Где у вас аптечка?

— Там, — показываю на верхний шкаф над раковиной. — Надо взять стул, чтобы достать… Ой!

Марат тянется наверх, не замечая, что вжимает меня своим телом в тумбочку раковины. Лицо зарывается в футболке, и от мужского запаха начинает кружиться голова, а сердце едва не выскакивает, так сильно бьётся. От простой мысли даже колени подкашиваются.

«Неужели, я влюбилась? В этого мужлана?!»

Открытие не из приятных, ведь он — Марат Ахматгариев, а я толстушка-староста, которая в глазах студентов-парней и девушкой-то не воспринимается. Я — оно. Среднего рода. Слёзы струятся быстрее, и мужчина это замечает.

— Всю футболку мне соплями измазала, — цедит недовольно, но в глазах сочувствие, от которого тает сердце, и я не могу сердиться на этого идиота. — Хуже стало? Может, вызвать скорую? Или отвезти тебя в больницу? Точно! Надо сделать противостолбнячный укол!

Вздрагиваю. Только этого не хватало. Мотаю головой и выдавливаю сквозь слёзы:

— Нет, всё хорошо.

— Вижу, как прекрасно, — бурчит Марат.

Поставив аптечку у раковины, начинает снимать футболку.

«Нет, не делай этого!» — хочется закричать мне, но я лишь тихо всхлипываю, наслаждаясь видом его натренированных мышц.

Ахматгариев суёт мне футболку в лицо.

— Вытрись. Выглядишь страшно!

— Да и ты не прекрасный принц, — огрызаюсь в ответ, хотя это ложь.

Для меня Марат он и есть, великолепный и недостижимый…

«А ещё избалованный и высокомерный!» — добавляю про себя, мстительно высмаркиваюсь в его футболку.

Ахматгариев морщится один миг, а потом, осторожно поддерживая, ведёт меня к столу и усаживает на стул.

— Я обработаю. Не шевелись.

Да мне и дышать не хочется! Завороженная игрой его бицепсов, перекатывающихся под оливковой от загара кожей при малейшем движении, могу лишь всхлипнуть. Вот же угораздило влюбиться в такого придурка! И как теперь быть?

Ответ приходит сразу.

Я не хочу любить человека, который меня унижает. Оправдывать его, закрывать глаза на высокомерное поведение и пускать слюни в толпе его поклонниц. А, значит, выход один. Превратить любовь в ненависть.

— Ты мне нравишься, — выпаливаю прежде, чем страх отказа сжимает мне лёгкие.

А отказ будет, без сомнений. Замираю в ожидании жестоких слов, что такой толстушке и мечтать не положено. Марат особо ни с кем не церемонился, поэтому точно скажет, что я не в его вкусе. Или посмеётся, и тем окончательно разобьёт мои зарождающие чувства.

Но Ахматгариев даже головы не поднимает, продолжая скрупулёзно обрабатывать мою покрасневшую кожу.

— Эй! — повышаю голос. — Я сказала, что ты мне нравишься! Думаю, что я влюбилась.

— Знаю, — бросает он.

И это звучит так буднично, что в груди что-то взрывается, и по венам разливается такая злость, что я выдёргиваю руку. Смотрю на Марата почти с ненавистью:

— Не будь таким придурком! Я знаю, что тебе признаются по сто раз на дню, но всё же прошу ответить.

«Да, отшей меня, — молю, глядя на него. — Чтобы раз и навсегда!»

Ахматгариев снова берёт меня за руку и, не давая вырваться, продолжает осторожно мазать покрасневший участок.

— Я рад, — говорит тем же будничным тоном.

«Что это, чёрт возьми, значит?» — теряюсь я, и глупая надежда, которую я так хотела придушить в зародыше, приподнимает голову.

Наложив повязку, Марат смотрит мне в глаза и саркастично добавляет:

— Тогда тебе точно понравится моё наказание.

Загрузка...