Кажется, я вскрикиваю, потому, как из дома выбегает Дамир и пытается разнять дерущихся, за ним мама. Она обнимает меня и с силой отводит в сторону. Отчим отшатывается, прижимая к лицу руку, и я испуганно ахаю.
Кричу в отчаянии:
— Прекратите! Пожалуйста!
Вырвавшись из ослабевших от шока рук мамы, бросаюсь к мужчинам, а они замирают и, тяжело дыша, глядят друг на друга с ненавистью. Марат дёргает меня за руку и заводит за свою спину. Тренер сдаётся первым и, сплюнув кровь, стремительно уходит. Хлопает дверцей дорогого авто и уезжает.
Успеваю заметить, как какой-то незнакомый мужчина с фотоаппаратом, видимо, прятавшийся за машиной, бежит к кустам. Показываю Марату:
— Там! Видел? Кажется, нас снимали!
— Не удивлён, — усмехается Марат и, скривившись от боли, трогает разбитые губы. — А удар у старика ещё неплох.
— Марат, ты же болен! — тяну его к дому. — Босиком, полуголый… Умереть хочешь?
— Нет, — вдруг выдыхает он и сжимает меня в объятиях. — Я хочу жить. С тобой! Очень сильно хочу, моя Тыковка. Но сейчас мне нужно уйти. Прости.
Разжимает руки и подходит к отцу. Тот утешает маму, которая при взгляде на мужа прижимает ладони к лицу. Выглядит Дамир действительно ужасно. На скуле кровоподтёк, глаз заплыл.
— Отвезёшь меня в клуб? — спрашивает Марат.
— Сейчас?
— Да, это срочно.
— Оденься! Таня, — отчим смотрит на меня, и я вздрагиваю. — Позаботься о маме, пожалуйста.
— Да… Но…
Меня не слушают. Один из мужчин идёт к автомобилю, второй вбегает в дом. На земле передо мной лежат тапки, валяется покрывало. Мама, обхватив себя руками, тихо плачет. И я иду к ней, прижимаюсь.
— Прости. Я не думала, что всё так обернётся.
— Ты вообще не думала, — зажмуриваясь, шепчет она, и по щекам снова текут слёзы.
Проглатываю боль обиды и осторожно веду маму к дому. Она маленькая, хрупкая, похожа на девочку, а я большая и полная. В этот момент ощущаю себя взрослее её и направляю к кухне. Стараюсь не думать о Марате и его отце, не беспокоиться о том, что случилось в клубе, и зачем приехал тренер. А тем более не собираюсь переживать о жестоких словах.
Мужчины сами разберутся.
А сейчас мне предстоит утешить маму, которая в ужасе от всего происходящего. Следуя совету отчима, завариваю чай и ставлю на стол. Мама продолжает тихо плакать, и я придвигаю чашку ближе.
— Вот. Дамир просил напоить тебя чаем.
Услышав имя мужа, она поднимает глаза, и на миг лицо её светлеет. Я рада, что у них всё так серьёзно, поэтому надеюсь, что мама поймёт меня. Когда она осторожно отпивает, собираюсь с мыслями, а потом тихо сообщаю:
— Утром я съеду. Буду жить отдельно.
Мама со стуком ставит чашку и смотрит на меня с негодованием:
— С ним?!
— Возможно, — мягко улыбаюсь и тянусь к её руке, чтобы ласково пожать, но мама отодвигается. Вздыхаю: — Я уже не ребёнок, мама.
— По поступкам так ещё совсем дитя! — резко отзывается она и отворачивается, будто не хочет на меня смотреть.
Это больно. Но я не собираюсь отступать. Не знаю, что меня подвигло на решительный разговор с мамой. Может, поведение Марата, который живёт так, будто никогда не покидает ринг. Или компьютерные игры научили меня двигаться к цели, невзирая на поражения?
Я всегда добивалась поставленных задач. Для других. Теперь же мне хочется бороться за себя. За свою жизнь. И свою любовь.
— Это ты хочешь так думать, — говорю тихо, но твёрдо. — Потому что боишься за меня. Не желаешь, чтобы мне сделали больно.
Мама шумно вдыхает и быстро моргает, будто не желает поддаваться эмоциям. Её задели явно мои слова, но всё равно смотрит в сторону. Я придвигаюсь и всё же ловлю её ладонь в свои, мягко сжимаю.
— Мам, я уже взрослая. Позволь мне совершать свои ошибки.
Упрямо поджимает губы, но и я не сдаюсь. Захожу с другой стороны.
— Ты была на сто процентов уверена, что Дамир тот самый, когда вы только начали встречаться? Точно знала, что он не причинит тебе боли?
Мама резко поворачивается и выпаливает, глядя с торжеством:
— Да! Он особенный человек, Таня. Я всё знаю про него… И про его сына тоже. Потому и просила тебя не влюбляться в этого несерьёзного человека. Всё, что его заботит — только спорт. Девушек он меняет, как перчатки. И такая, как ты, конечно, стала для него лёгкой добычей!
Блин. Почему так больно?
— Лёгкой добычей? — Губы кривятся, голос звучит сдавленно. — Мам, ты не считаешь меня красивой?
— Что ты? — Мама теряется, смотрит виновато. Пытается исправить ситуацию. — Конечно, ты милая. Нужно лишь немного скорректировать твоё питание и больше заниматься спортом…
— А вот я считаю себя красавицей, — холодно перебиваю её. Добавляю тише: — Но только тогда, когда на меня смотрит Марат. Я люблю его, мам. И моя любовь ничуть не хуже, чем твоя. Или я не имею право это чувствовать?
Наступает молчание. Мама снова отворачивается, но в её позе нет того напряжения, как раньше. Чувствую, что выиграла этот бой.
Нокаут.