Навязанная семья. Наследник (СИ)

23

Карина

Открываю глаза, прислушиваясь к глубокому дыханию рядом.

Это так волнительно и так ново — спать рядом с мужчиной. С мужчиной, который тебя любит…

Медленно, чтобы не разбудить Диму, переворачиваюсь на бок, пытаясь рассмотреть очертания его силуэта в полутьме комнаты. За окном еще не светало. Семь утра. Мы любили друг друга до глубокой ночи и вырубились без сил.

Нет, я, конечно, еще несколько раз за ночь вставала, чтобы проверить и покормить Илью, но после всё равно возвращалась обратно.

Дима спит на спине. Одна его рука закинута за голову, другая лежит на моём бедре, словно он не хочет отпускать меня от себя даже во сне.

Смотрю на него и не верю, что всё это происходит с нами. После двух лет арктического холода, обид, недопониманий и ненависти…

Разве так бывает?

О боги, в жизни бывает и покруче. Мы, можно сказать, ещё легко отделались. Не потеряли десятилетия на выяснение той самой правды. Эти мысли пугают. Так сильно пугают. Потому что я сейчас даже представить не могу, что всё могло бы быть иначе. Что Дима так и не узнал бы об Илье, не узнал, что я его не предавала, а я бы не узнала, что всё это подстроил его друг…

Нет, конечно, я понимаю, что Дима тоже был виновен. Его погубило собственное недоверие, понимаю. Но сейчас, мне кажется, лелеять обиды прошлого просто глупо! Так сильно глупо!

Зажмуриваюсь и вжимаюсь лицом в подушку, испытывая прилив щемящей нежности, потому что в голове крутятся урывки нашей ночи.

Его мягкие, но требовательные губы. Сильные, почти жадные объятия. Дыхание. И слова.

Слова о любви.

Он сказал, что любит меня. Что любил меня всегда, с самой первой встречи. Он извинялся, просил прощения и обещал, что сделает меня самой счастливой.

А я… я растворялась в моменте, растворялась в его ласках и была самой счастливой…

До мурашек. До рвущегося из груди сердца.

Мы были одним целым. Мы были едины.

Поджав пальцы на ногах, аккуратно, чтобы не разбудить Диму, встаю с кровати и, сантиметр за сантиметром высвобождаясь из его захвата, выскальзываю из комнаты. Нужно снова проверить Илью.

Я крадусь босиком по тёплому полу, накинув на себя длинный махровый халат, и всё так же бесшумно толкаю дверь в комнату, где спит сын.

Как только я подхожу к кроватке, Илья почти сразу открывает глаза.

— Ты уже проснулся? — шепчу, поглаживая сына по животику.

Илья тихонечко кряхтит и тянет ко мне руки. Тут же беру сына и, зажигая ночник, чувствую, как маленькие ручки оттягивают полы моего халата.

— Сейчас мама тебя покормит, — улыбаюсь и усаживаюсь в кресло.

Илья тут же присасывается к груди, а я, поглаживая его по спинке, рассматриваю его длинные реснички и продолжаю улыбаться, чувствуя себя самой счастливой.

— Ну что, сменим тебе подгузник и пойдём готовить завтрак? — спрашиваю сына, как только он заканчивает. — А по пути ещё умоемся, да?

Илья снова широко мне улыбается, словно чувствуя мой эмоциональный подъём, и начинает что-то болтать на своём языке.

После манипуляций в ванной я с сыном на руках спускаюсь на кухню, сажаю его в стульчик, выкладываю на столик пару игрушек, а сама достаю яйца.

Пока готовлю яичницу с беконом, параллельно развлекаю сына, которому игрушки надоели буквально минут за пять, просыпается Дима. Я слышу его шаги на лестнице и замираю с ножом в руках.

Астахов выглядит сурово. Между его бровей залегла складка. Он спускается явно не в настроении, но, как только, завернув на кухню, видит нас, его лицо смягчается, а губы растягиваются в улыбке.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что он боялся… боялся, проснувшись, обнаружить, что я сбежала. Что прошлая ночь была ошибкой.

А мне… мне искренне льстят его опасения…

Дима подходит ко мне, не говоря ни слова, и крепко обнимает со спины. У него такие горячие ладони, что по моему телу снова ползут мурашки.

— Это была лучшая ночь в моей жизни, — шепчет Дима, касаясь носом моего виска, а потом переключается на сына.

Мы завтракаем втроём, и всё время, пока я поглощаю пищу, я чувствую на себе взгляд Димы.

Щёки, как у старшеклассницы, горят, ей-богу.

В девять приезжает няня, которую я, если честно, не жду.

— Она будет с вами каждый день, чтобы тебе помогать, — поясняет Дима. — На подхвате.

— Спасибо, — шепчу, допивая кофе.

— У меня встреча через час, — Дима поднимается из-за стола и поправляет запонки.

— Я… провожу, — бормочу и иду за ним следом, умилившись при этом, как он вытащил сына из стульчика, крепко обнял и поцеловал.

— Такой он интересный, — признаётся Дима уже у выхода.

Мы стоим одни, друг напротив друга.

— Если ты не против, то я бы хотел жить здесь, с вами. Я понимаю, что у нас не получится всё и сразу, но…

— Хорошо, — часто киваю. — Хорошо.

Дима смотрит на меня ещё внимательней, а потом произносит:

— Спасибо. Ты можешь переделать дом полностью под себя. Мебель, ремонт — всё что хочешь. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь хозяйкой.

— Я… я подумаю…, — снова шепчу.

Дима кивает и, шагнув ко мне, целует в губы.

— Я люблю тебя, — произносит серьёзно, глядя мне в глаза, и выходит из дома.

Я стою, не шевелясь, ещё минуту, прижимая пальцы к губам, а потом, будто на автопилоте, иду к сыну. Он играет с няней в гостиной.

На эмоциях я опускаюсь перед Ильёй на колени и так внимательно его рассматриваю. Такой он сладкий, такой замечательный мальчик.

Илюша сидит на ковре и разбрасывает кубики. После очередного такого всплеска эмоций его глаза находят меня, и он выдаёт:

— Папа.