Неприкаянные

Мэй

– Ты напугал меня, блин! – пропищала Мартину, не узнав собственного же голоса, и тут же внутренне сжалась, потому что это первые слова, напрямую адресованные именно ему – мрачному человеку в черной овчинной дубленке. Мужчине, который и правда казался полузверем в этой черной одежде, да еще и впотьмах.

– Не сидела бы ты тут одна, – тихо, чуть сипло произнес он. – А лучше иди домой, Мэй… К себе домой. – Он кивнул в сторону элитных домов-шале.

Теперь он говорил иначе. Совсем не так, как можно было бы спрогнозировать. Не сухо и безразлично. Он не игнорировал молчанием – как второй, логичный вариант его поведения. Как-то спокойно и без капли надменности он это сказал. Даже с неким снисхождением, которое в моменте не вызвало раздражения.

И мой взгляд проследовал за тем его движением головы. В направлении дома под названием «Детство». А где-то вдалеке вдруг завыл волк. Или, может, большой матерый пес…

И я поняла! Этот человек, что стоит чуть поодаль, вовсе не ненавидит меня. Он по какой-то причине хочет загнать обратно, в дом, где правит бал беззаботное детство. Где нет грязи, пошлости, травы, пива. И поцелуев с языком!

Боже, как же это…

Взбесило!

Я ведь не ребенок и не нуждаюсь в наставлениях. Мне, блин, и маман в этом плане с головой хватает. И уж тем более опека какого-то там условного старшего брата тысячу лет не сдалась!

– Зачем ты так? – К горлу подкатило, но я нашла силы задать строгий и прямолинейный вопрос. – Я ведь ничего такого не сделала. И ничего тебе не должна. Что вообще за тема такая – нравоучать других?

Да, я стала смелеть от озвученных слов. Они обязаны быть услышанными, ибо хранить их внутри – просто невыносимо! Ненавижу недосказанности и скрытые обидки, которые потом долго мучают нутро.

Мартин чуть сузил глаза, а затем как-то тяжело вздохнул.

Боже!

Он положил дрова и стал приближаться ко мне…

Господи и все святые угодники!

Он, казавшийся таким далеким… Куда более далеким, чем мое шале. Таким недостижимым и полным чувства собственного превосходства Мартин сел рядом, на скрипнувшие ступеньки.

Да лучше б меня медведь растерзал!

Какая уж там смелость, правота и уж тем более – борзость! Я оробела настолько, что пошевелиться не могла.

А Мартин молчал, кажется, подбирая какие-то слова, чтобы дать четкий, лаконичный и исчерпывающий ответ на мой этот вопрос с сильным привкусом обидки.

– Лукас – урод. Ясно тебе? – Он наконец нарушил тишину.

Мартин силой мысли, беззвучным приказом заставил мою голову повернуться. Он принудил смотреть ему прямо в глаза. И в его взгляде застыло столько строгости, уверенности и властности, что меня прошибло током!

Мартин!

Никогда в жизни я не встречала парней… нет, молодого мужчину с такой внешностью. Не полузверь, а словно высеченный из камня древний воин. Суровый, бескомпромиссный, твердый, такой волевой.

И от этого даже голова закружилась. А в душе уже начало вызревать что-то абсолютно доселе неизведанное…

Мне он нравился?

Он – человек, который ни при первой встрече у шале, ни при второй здесь, у входа в дом даже не поздоровался? Он – человек, который проявлял ко мне то ли снисхождение по праву старшего, то ли вообще гребаную жалость? А может, и вовсе милость оказывал, сев рядом и ответив на мой вопрос?

Да, он мне немножко нравился, самую малость…

– Ясно мне! – довольно дерзко передразнила его фразу насчет Лукаса.

Этот донельзя прямолинейный «доктор» уже поставил четкий и весьма неутешительный диагноз своему же собственному брату. Мол, никакой Лукас не кавалер, а всего лишь гнусный тип.

И от этого опять стало неприятно, унизительно! Такой тычок наивной и неразбирающейся в людях девчонке. Вообще-то я не без оснований считала, что довольно неплохо научилась распознавать окружающих. Ну и уж тем более наивной меня трудно назвать.

Проклятье! Да Мартин одной короткой грубой фразой заставил передумать! Выкинуть Лукаса из головы, где он и так не сильно-то отсвечивал… И я мгновенно дала себе зарок, что скорее сдохну, чем отдамся этому Лукасу.

– А кто не урод, в твоем понимании? – подавила небольшую порцию из очередных глупых обид, потому что жаждала лишь одного: продолжить эту чудную беседу с сильным мужчиной, который пробуждал всё более жгучий интерес.

Мартин в ответ хмыкнул. И первый раз, еле заметно, но улыбнулся.

– Ты вот точно не урод, – произнес он, немного смягчив тон.

– Откуда тебе знать? – огрызнулась я… блин, не сразу догадавшись, что это – подобие комплимента.

– Оттуда. Знаю, и всё, – заключил Мартин новый диагноз, уже относительно меня. И он мне понравился, черт!

– Ну а ты-то чем лучше брата? – Я намеренно подцепила другую тему, чтобы окольными путями узнать о нем больше.

Выдала это и тут же испугалась! Потому что слишком уж дерзила. И этот мужчина, конечно, не дал бы мне по губам, но запросто мог встать и уйти. А я отчаянно жаждала его именно его компании.

Однако Мартин и ухом не повел на панибратский вопросик. Какая-то невозмутимость уровня космос! Он продолжал смотреть в одну точку на снегу.

– Ты когда-нибудь посещала с экскурсией колонию для подростков? – вдруг спросил он.

– Нет… – протянула в оторопи и часто-часто заморгала.

– Ну и хорошо, Мэй. – Он чуть повернул голову в мою сторону. – Не влипай в истории, чтобы потом не пришлось выяснять на практике, кто урод, а кто – нет.

И мне стало так холодно от его слов. До дрожи! Потому что он говорил о каких-то пугающих вещах… О страданиях и об изнанке жизни.

Тут Мартин снял черную дубленку и накинул мне на плечи. Боже, как же хорошо!

Что-о-о?

Мартин поднялся, открыл входную дверь, из-за которой тут же неприятно загрохотала музыка и голоса. И мне хотелось со всей дури захлопнуть ее и приказать, да-да, рявкнуть этому мужчине: «Сядь на место! Мы не договорили!»

Умоляю, Мартин, вернись!

Но он сгреб лежащие неподалеку дрова, даже не глянув на меня, поднялся по скрипучим ступенькам, зашел в дом и тихо прикрыл треклятую дверь. Конец. Первому и последнему нашему страшно короткому разговору, боже!

Одно желание – тихо расплакаться, потому что я вмиг почувствовала одиночество. Такое пронзительное и печальное, что скулы свело.

Его запах, что пропитал широкий воротник дубленки. Аромат горькой полыни, русской бани с дубовыми вениками. И разумеется, никакого желания продолжить тусоваться в избе…

Вернулась лишь из вежливости, чтобы с компанией ребят попрощаться. Я скрепя сердце оставила дубленку Мартина на крючке, хотя вскользь подумала о том, чтобы забрать ее не как трофей, а в память об этом загадочном человеке.

Ну а совершенно не интересующий меня Лукас ожидаемо стал уговаривать побыть еще. И я почти отвертелась от него. Уже стояла в узком тесном коридорчике, когда он поцеловал меня в щеку и шепнул, мол, придет утром.

Ну-ну, приходи, я придумаю что-нибудь эдакое, чтобы ты отвалил, Лукас!

Условная дорожка… Я шла по ней шаткой походкой, не обращая внимания на попавший в сапожки снег. Да и пусть, всё неважно! Потому что в душе – пустота и безрадостность. Там, внутри, скребли тоскливые тощие кошки.

– Эй! Погоди… – вдруг донесся до ушей знакомый низкий голос.

И мое сердце громко стукнуло и остановилось! Я медленно обернулась…

Мартин, боже!

– Я провожу, тут небезопасно. – Он быстро приблизился.

И замершее сердце кольнуло чем-то горячим!

Мы прогуливались молча, неторопливо… А внутри у меня всё ликовало от того, что есть возможность побыть с ним еще немного времени. Да, пусть он просто заботился о безопасности хрупкой девчонки, неважно. Ведь вот он – совсем рядом. Я топаю по тропинке, а он – пробирается прямо через сугробы.

– Почему ты так относишься к брату? – Мне поднадоело слушать тишину. Я хотела не ее, а голос его слышать.

– Лукас? Он приносит много страданий. Он – бедоносец, – коротко и пространно ответил Мартин.

– Бедоносец… – повторила за ним чудное слово.

– Он портит таких, как ты, – сухо произнес он следом.

– Это каких же? – во мне мгновенно вспыхнула спичка.

– Глупых девчонок.

Я резко становилась и, чтобы показать обиду, демонстративно скрестила руки на груди.

– Что-что? Кто глупая? – сквозь зубы процедила.

Мартин снова сузил глаза и сделал широченный шаг навстречу. Он оказался так близко, что стало трудно дышать!

– Будь ты поумнее, дождалась бы другого парня, Мэй, – без единой эмоции проговорил он.

Да что за намеки-то?! Внутри меня всё так и чертыхалось! Мартин вел к тому, что я – девственница? Неужели это так заметно? От таких, как я, что, запах какой-то особенный исходит?

– А если этот «другой» тоже окажется бедоносцем? – выдавила я через силу.

– Тогда лучше переспи с другом. Он хотя бы будет с тобой нежным и, на короткое время, любящим. – Мартин произнес это так, словно о чем-то будничном, незначительном беседует, а вдобавок еще и мощными плечами пожал в подтверждение своего простого отношения.

Никогда в жизни не встречала таких, как Мартин, божечки! На любой каверзный вопрос с издевкой у него находился взвешенный, спокойный ответ прожженного циника.

– У тебя есть друзья-девушки? – вдруг выскочило из моего болтливого рта.

Проклятье! Еще немного, и я бы добавила: «Давай дружить?!» И в этой фразе таился особенный смысл, ведомый только нам. Два секретных, будоражащих воображение слова.

– Дорога близко… Давай уже вылезем из этого ебучего сугроба. – Мартин ускорил шаг, проигнорировав невероятно важный и такой волнительный вопрос.

Боже, оказывается, он еще и шутить умеет. И грязно выражаться тоже. Я почти пропала! Даже удивительно, насколько быстро может пропасть человек…

Когда мы оказались на широкой, хорошо вычищенной полосе, ведущей к шале «Детство», у меня подкашивались ноги, а в груди болело от скорого расставания. Ну не могла я вот так в лоб сказать Мартину, что он мне нравится! Это так не делается… С ним все эти тупые штучки и ужимки, которые подглядела у Надин, Кимми, Сары, Алексы и Риты, точно не сработают. Только дурой выглядела бы. Но просто так уйти, не услышав ответа, я тоже не могла.

– Так что насчет друзей? – переступив через гордость, более настойчиво спросила уже во второй чертов раз.

– У меня вообще нет друзей. Ну а ты еще слишком маленькая для таких вещей… – Мартин сделал паузу и окинул мою фигуру каким-то изучающим взглядом. – Сколько тебе лет на самом деле? – продолжая идти в том же темпе, добавил он.

Боже, он обо всём догадался! Видимо, еще при первой встрече у шале. И теперь, Мартин легко, непринужденно вывел меня на чистую воду и снова заставил вспыхнуть! Я остановилась и засопела, не найдясь, что бы такое ответить. А он сделал несколько шагов, прежде чем понял, что я отстала.

– Ты чего, Мэй? – обернулся этот прозорливый тип.

– Ничего, – пролепетала дрожащими губами. – Ты… ты ужасный!

– Так сколько тебе?

– Шестнадцать. – призналась, с трудом сглотнув.

Мартин ухмыльнулся и сунул руки по карманам дубленки.

– А я думал, лет одиннадцать… – хмыкнул он. – Тебе явно надо лучше кушать.

– Дурак! – Я тут же рассмеялась и попыталась его пнуть.

Но он ловко увернулся, в то время как мой сапог слетел с ноги. Я хохотала, а Мартин полез в сугроб и выудил оттуда «беглянку». А затем он заботливо вытряхнул снег.

И я опиралась на его плечо, пока он натягивал обувь, испытывая невероятный трепет от его прикосновений к лодыжке!

Мы приближались к месту моего одиночества…

– Тин-Тин, ты самый странный чувак из всех, кого я встречала! – пошутила я, немного расслабившись после той неудачной физической расправы.

– Ты права. Странный… – кивнул он. – А каким одним словом ты охарактеризуешь себя?

– Хм. – Призадумалась. – Ну не знаю…

– Вот когда придумаешь, тогда, возможно, мы попробуем подружиться. – Мартин коснулся моего подбородка. – А если ты еще хоть раз назовешь меня Тин-Тином, укорочу твой острый длинный язык. Топором. Ясно?!

Господи-боже!

«Подружиться» – это значило просто общение? Или нечто большее? Я судорожно попыталась припомнить, на сколько дней мы приехали в горы. Когда родители брали билеты, как-то не задавалась этим вопросом. Неделя – дней десять, да без разницы.

«Лишь бы на месяц! – подумала, стоя рядом с шале, перед Мартином. – А лучше на год!» Ведь за неделю-другую трудно подружиться. Притереться друг к другу… И от двоякого смысла слова «притереться» мне стало стыдно!

– Ну, пока, Мэй. – произнес он и, не дожидаясь ответа, двинулся в обратный путь.

Я смотрела ему вслед, не находя каких-то нормальных слов. «До завтра!» – означало намек на то, что напрашиваюсь, так же, как и «Увидимся!» или «До встречи!». Вот так и стояла истуканом, пока Мартин не скрылся за домом…