Несовместимые. Книга 1

Глава 5

Элла

Прогулка с Брук в главном парке Нью-Йорка отвлекла меня от всех моих обыденных размышлений и насущных проблем. Поездку в Испанию я бы не назвала проблемой, скорее неприятным стечением обстоятельств.

Я никогда не против провести время с бабушкой, но как жаль, что для нее самое прекрасное время, проведенное со мной, лучше проходит в Испании, чем в Нью-Йорке.

Я уже была в Валенсии несколько раз, но друзьями так и не обзавелась. А о чем это говорит? Я начинаю там деградировать без общения с реальным человеком, который близок мне по духу и, которого я принимаю сердцем. Таких в Валенсии я не нашла. Даже тот соседский мальчик убежал от меня, когда пытался познакомиться.

Мне было девять, когда я в саду бабушки нашла песок среди ее особых цветов, которые растут и питаются только за счет него. Маленькая, милая и ухоженная девочка в розовом шелковом платье, подаренное бабушкой, среди песка быстро превратилась в размазанную в грязи оборванку. Зная, какие аристократы проживают в районе бабушки, мальчик, естественно, не выдержал общества девочки с манерами бездомного и таким говором, будто росла в семье гопников. Его нежная психика пошатнулась от такой соседки, и он решил спасаться всеми возможными способами. Бежать от нее и больше на глаза не попадаться. Я не удивлюсь тому, что мальчик еще несколько дней и на улицу не выходил.

Рассматривая вокруг себя зеленые деревья, я поняла, что скоро их покроет сначала осеннее золото, а уже после зимний иней. Лето кончается, и я поняла, что в этом году у меня особых воспоминаний из него нет. Даже фотографий. Но это для меня не беда и никак не горе. Воспоминания всегда можно восполнить и неважно в какое время года. Многие вовсе забываются и больше никогда не вспоминаются. Наше сознание запоминает лишь самые яркие или мрачные отличительные моменты. Остальные будто засасывает бездна, созданная в нашей голове для ненужного груза.

Лежа на зеленой лужайке, мы с Брук смотрели на небо за проплывающими облаками. Как в прошлом мы изображали свои фигуры из пушистых облаков, облизывая мороженое в стаканчике. Смеялись и тыкали пальцами в небо, крича как ненормальные. Люди на это не обращали никакого внимания. Им было все равно и каждый шел по своим делам, или медленно прогуливался, или гулял со своими животными. Как по мне, американский народ никогда не осудит за странное поведение, за внешний вид и не будет глазеть со стороны, пытаясь рассмотреть каждую деталь, а потом нагло обсуждать какой-то изъян со своим знакомым. Это мне и нравится в моей стране, что каждый индивидуален и не стремится быть как все.

— Серьезно, я не могла перечить твоей бабушке, Элла, — оправдывалась Брук, когда тема с моей поездкой в Испанию на оставшееся лето всплыла на поверхность.

— Я все понимаю, — выдохнула я, понимая, что я бы все равно не отвертелась от затеи бабушки, и никто бы не помог. Рядом с ней все мои проворные знакомые становятся прозрачными и все их хитрые помыслы для нее в доступности. — Бабушка умеет рушить мои планы, даже если она о них не знает, — фыркнула я.

— Бабушкинское чутье, — усмехнулась Брук. — Ничего, наверстаем упущенное за неделю.

Наша умиротворённая прогулка с Брук продолжалась не долго. В шесть вечера ей позвонила мама и попросила явиться домой, чтобы выполнить вместе с ней какие-то особо важные дела.

Брук взяла с меня обещание, что я от звонюсь, когда доберусь до дома и побежала из парка добавляя, что ей жаль меня бросать. Я обязала ее не переживать за меня и не думать об этом.

Деймон сказал, что заберет меня в восемь вечера, но ждать его два часа и просто впустую коротать время — не для меня.

Я позвонила ему, чтобы предупредить, что уезжаю пораньше и закажу такси. Несколько минут нравоучений, и я наконец смогла избавиться от его телефонного общества и заказать такси домой через приложение «Uber».

Несмотря на то, что мы с Брук просто гуляли и отдыхали от всей ежедневной рутины, максимально отвлекаясь, мои ноги заныли, когда я расслабилась на заднем жестком сидении машины. Я уже давно не проходила пешком такие расстояния и с непривычки мое тело сейчас молит о расслабляющем массаже или о горячей ванне с пеной. Мысленно я выбираю второй вариант.

Смотря за сменяющимся пейзажем через окно такси, я медленно погружалась будто в сон. Глаза слипались и через некоторое время я перестала бороться с этим, покорно принимая свое уставшее состояние, уверяя себя, что не усну, а просто провалюсь в дремоту.

Сознание начало рисовать силуэт, превращая его в фигуру, а после я смогла различить перед глазами того самого мужчину в парфюмерной. Я даже ощутила его приятный, щекочущий ноздри аромат. Такой одурманивающий, что невозможно сопротивляться, и я просто поддаюсь этому влечению. Пусть этот мужчина и вселяет легкий страх в мое сердце, но в своем туманном подсознании я покорно следую за ним.

После того, как его запах заволок и пленил мой разум, я увидела янтарные глаза. Я даже словами не могу описать их невероятную красоту. Они обладают силой и не простой, будто посмотри в них и задержи взгляд на несколько минут — уже загипнотизированная, а на свои руки позволила нацепить тонкие нити, за которые он сможет без проблем дергать и управлять твоей жизнью. Острый и опасный взгляд. Холодный. Толкает от себя грубой силой. Специально пугает, чтобы я отступила и не смела даже пальцем коснуться его призрачной души.

Медленно просыпаясь из своего транса, до меня доходит слабое осознание, что его душа холодная, как мир Антарктиды. Проплывая там, можно натыкаться лишь на устрашающие своим видом глыбы ледников. А свистящий холодный ветер, пронизывающий до самых костей, эхом доносящийся по замерзшей пустоши, будет вселять лишь желание освободиться из плена его неприступной ледяной души.

Руки. Крепкие руки, способные разорвать в клочья. Обхватить шею и с легкостью свернуть ее любому. Этими руками можно вытащить сердце и разломать его на куски, разрывая все сосуды.

Мое сознание создает из этого мужчину чудовище, а мое сердце все равно тянется к этому образу.

— Мисс! Вы уснули!?

Я вздрогнула, резко распахивая глаза, когда услышала нетерпеливый голос таксиста. Осматриваясь по сторонам с замутненным рассудком, я поняла, что мы приехали, и водитель ожидает оплаты.

— Прошу прощения, тяжелый день, — прочистила я горло и достала из сумочки купюры, которые вскоре оказались в шершавых руках шофера.

Выходя из машины, я вспомнила свой сон и остановилась у ворот, держась за железную ручку. Почему меня влечет к нему, я понять не могу. Он каким-то фантастическим образом стирает все из моей головы и остается лишь его образ. Утешаю себя лишь одним: что больше никогда не увижу этого мужчину, а его образ медленно рассеется из моей головы, как ветер, уносящий семена с деревьев. По крупицам.

Я уняла дикое сердцебиение и дернула за ручку ворот, распахивая их перед собой.

Подняв глаза, устремив свой взор вперед, я увидела две черные машины. На них падали солнечные лучи, которые отражались на черном, до блеска вычищенном металле и ослепляли.

Сердце окружили ужас и страх. Рядом с каждой машиной стояли мужчины в черных классических брюках, черных рубашках и солнечных очках. Их было четверо. Надеюсь. Возможно, в машинах сидят еще, а мне их не видно из-за тонировки. Но что еще более хуже, некоторые возможно в доме.

Мои ноги интуитивно поплелись в дом, забыв о своей ноющей боли. Я знала, что там сейчас что-то происходит и это что-то я обязана увидеть и вообще понять, какого черта здесь происходит. В голову лезут самые страшные мысли, вытесняя все светлые, пугая сердце. С каждой устрашающей мыслью оно делает кульбит. В первую очередь я увидела перед глазами расстрелянного отца, а после направленное дуло холодного, несущего смерть оружия на меня.

Мои шаги ускорились, и я практически бежала, забыв о своей усталости. Страшные, отталкивающие мысли наоборот лишь всегда добавляли в мой организм больше адреналина. Вместо того, чтобы бежать от опасности, я наоборот иду к ней, чтобы встретиться лицом к лицу. И первое в моих помыслах — это не сдаваться и идти напролом, даже если чувствую, как аркан страха на шее только сильнее натягивается, как воздуха становится меньше, и голова кружится, как ноги подкашиваются, и как я просто сваливаюсь в мрачную непроглядную пропасть. Но глубокая решительность подталкивает меня уверенно стоять и смотреть лицу опасности. Она помогает мне омрачать в голове такие мысли, как угроза убивает меня самыми мучительными способами.

Проходя мимо мужчин лет двадцати пяти и тридцати на вид, я поймала на себе их удивленные взгляды. Один из них даже приспустил свои очки, чтобы получше разглядеть меня. Эти заинтересованные взгляды, как огонь на моем теле, и я чувствую, как горит моя кожа.

— Юная леди, — передо мной встал один из парней в черном, заграждая мне дорогу в дом, заставив мое сердце замереть. — Вам туда нельзя.

Я сглотнула. От того, что меня не пускают в мой собственный дом, меня еще сильнее злит, и я набираюсь уверенности. Решительности мне еще добавляет доброжелательный голос этого мужчины. В голосе нет ни капли угрозы, с которой обычно взрослые мужчины пугают таких маленьких девочек, как я. Да и сам он выглядит не угрожающим и опасным.

— По какому праву? Это мой дом, — уверенно отчеканила я, смотря прямо в глаза мужчины, которые скрыты за солнцезащитными очками.

Он вскинул брови и приспустил свои очки на нос, разглядывая меня с ног до головы.

— А кем Вы приходитесь хозяину дома?

— Вопросы здесь должна задавать я. По какому праву вы на этой территории и не пускайте меня в дом? Кто вы такие?

Уголки губ мужчины дрогнули. Он смеется надо мной? Злость вскипает в моих жилах и наполняет мое сердце резкими толчками.

— Если мы не хотим отвечать на вопросы, то Вам придется подождать, пока гость не выйдет из этого дома, и мы не уедем.

— Да кем Вы себя возомнили!? — пискнула я и шагнула вперед, толкая мужчину со своей дороги.

Но не успела я пройти и двух метров, как его крепкая рука обвила мою талию и через секунду я снова стою на своем месте.

Я гневно уставилась на ухмыляющегося мужчину. Он играет со мной? Скучно стало ждать своего босса? Возмущения застряли в моем горле, но я не могла их высказать, дабы больше не радовать этого неотёсанного болвана своими претензиями и выступлениями. Вместо этого я крепко поджала губы и метала на него молнии из своих глаз.

— Я же сказал, пока нельзя, — мягко напомнил он мне свой полученный свыше приказ.

— Когда меня пытаются остановить, я сильнее хочу добиться своего! — возмутилась я и силой надавила на его черный ботинок своей ногой. Я бы могла дать ему между ног, но такого этот парень еще не заслужил.

Он вскрикнул гортанным голосом и нагнулся, выругавшись. Я воспользовалась этим легким положением и рванула к лестницам своего дома.

— Стой! — послышался его гневный голос позади и это лишь заставило меня ускориться.

Я толкнула входную дверь, слыша тяжелые шаги мужчины позади и захлопнула ее, чтобы хоть немного задержать его. Я не мешкаясь в пространстве дома, тут же побежала в кабинет отца.

Дернув за ручку двери его кабинета, я вбежала в комнату и резко остановилась, будто врезалась в незримую стену и застыла на месте с округлёнными глазами. В кабинете с моим появлением стало тихо и лишь мое тяжелое частое дыхание нарушало эту мгновенно засевшую на комнату тишину.

— Элла, — произнес мое имя отец с беспокойством смотря на меня и медленно поднялся со своего места. Кажется, он резко побледнел.

Я заметила, как и его гость стал подниматься со своего места, попутно застегивая пуговицу своего пиджака. Мои глаза округлились еще больше, когда я узнала эту высокую фигуру. А когда мужчина обернулся, мне вовсе хотелось провалиться под землю. Мое дыхание прервалось и, такое ощущение, что я вовсе забыла, как дышать. Я оказалась в капсуле, в котором нет кислорода и все, что остается, это задыхаться, но не оставлять отчаянных попыток найти выход.

Мои глаза впились в его янтарные и в них я смогла прочитать эмоцию удивления. Кое-что новенькое с первой встречи, которую я считала первой и последней. Он был холодным, сосредоточенным, но безэмоциональным. Кажется, что мы смотрели только друг на друга, не отрываясь, ища какую-то деталь, которая так необходима и мне, и ему.

— Я выведу ее. Строптивая и вредная, — жаловался мужчина, который пытался меня задержать. Я даже не услышала, как он вошел в кабинет.

Схватив меня за руку, он стал тянуть меня к выходу.

— Пусти! — Я стала вырываться и тогда мужчина схватил меня за талию и приподнял, чтобы вынести меня на своих двоих из кабинета.

— Отпустите мою дочь! — грозно рявкнул отец и мужчина мгновенно остановился, испуганно посмотрев на своего босса.

— Отпусти ее, — низким ровным голосом потребовал тот и уже через секунду я стояла на земле на своих ногах.

Подправляя свое платье, которое задралось вверх, я бросила на мужчину гневный взгляд. Он бросил на меня свой оценивающий взор серых глаз и покинул кабинет отца, удаляясь снова на улицу.

Я резко повернулась к отцу.

Мой взгляд метался от него к крупному мужчине, который продолжал рассматривать меня, но уже без удивления. В его выразительных глазах я не заметила ни капли похоти и желания. Обычная заинтересованность человеком, будто я ему кого-то напоминала, и он медленно начал вспомнить, кого именно.

— Элла, разве тебя не должен был привести Деймон? — мягким, но в то же время недовольным тоном спросил отец, отрубая мой взгляд от мужчины, от которого так и исходит загадка, а я хочу немедля ее разгадать.

— Папа, — я снова посмотрела на мужчину и снова вернула беспокойный взгляд на отца. — Что здесь происходит? Кто эти люди?

— Элла, разве мы не говорили о твоем любопытстве?

— Это не любопытство, — нахмурившись ответила я, чувствуя, как отец начинает по-настоящему злиться.

— Живо в свою комнату. Позже поговорим, — сдержанно потребовал он и я вытянулась как струна, ощущая всем телом холод в его голосе.

— Папа, — не унималась я и мое упрямство вышло мне боком.

— Элла, живо в комнату! — на повышенных тонах уже приказал отец и я вздрогнула.

Поджав губы и, яростно хлопнув дверью, подчиняясь строгой воле отца, я вышла на улицу, падая задницей на лестницу. Лучше я буду держать на виду этих людей в черном, чем буду засиживаться в своей спальне и ждать непонятно чего.

Кто они? Группировка? Мафия? Ну уж явно не коллеги отца. Боже, как же мне страшно за его жизнь. Он общается с такими людьми. Неудивительно, что гиперопека повышена и не знает критической точки. Отец действительно страшится за своих детей, а грубость и приказной тон для него — это хороший метод.

Я не могу отнести этого мужчину к опасной группировке убийц. Он не может собирать людей и работать как машина убийца. Все потому, что я увидела его в парфюмерном магазине со флаконом духов, стоящего в живой очереди перед кассой. Да, все что я знаю об этих людях, так это лишь то, что они убивают и занимаются контрабандой оружия и наркоты. Но мне и этого было достаточно, чтобы понять, что такие люди очерствели внутри себя уже давно и не способны вести себя как обычные люди, стоя в каких-то супермаркетах в очереди, или уж тем более в парфюмерных магазинах.

Я тряхнула головой. Обнимая себя за плечи, я нагнулась и прижалась грудью к своим бедрам, закрывая глаза. И почему я пытаюсь оправдать этого мужчину, от которого так и веет опасностью и холодом? Неужели первая встреча в парфюмерном магазине так смягчила мое общее впечатление о нем? Сейчас он, возможно, угрожает отцу, а я сижу здесь и нахожу аргументы, чтобы не вносить его в список убийц.

Угомони свои мысли, Элла!

Затерявшаяся в своих мыслях, которые словно вихрь утягивали меня из реальности, все же я смогла услышать тяжелые шаги позади себя. Через пару секунд рядом, а еще через некоторое время они стали отдаляться.

Я резко подняла свою голову и выпрямила спину, продолжая сидеть на лестнице. И черт меня дернул заговорить с этим незнакомцем.

— Кто Вы такой и зачем приходили к моему отцу? — выпалила я свой вопрос ему в спину не запинаясь ни в одной букве и не заикаясь.

Мужчина остановился и медленно развернулся ко мне. Его глаза были закрыты черными очками, но я всем нутром чувствовала на себе пристальный тяжелый взор, который словно камень на моей груди.

Он молчал. Это молчание работало на мне негативно. Моя уверенность рассыпалась внутри, а серое вещество в моей голове таяло и разливалось, словно вода.

— Не влезай в дела своего отца в столь юном возрасте. Лишишься будущего, — грубо отрезал он, посылая этим суровым голосом вибрации по моему телу.

Я застыла, а к глазам напросились нежелательные слезы. Мужчина отвернулся от меня и снова зашагал вперед. Его люди оживились и расселись по своим машинам. Наши ворота автоматически открылись и черные машины покинули наш двор. Ворота закрывались, и я могла видеть, как темные пятна исчезают из-под моего пристального расплывчатого взора, а на смену им пришла серая стена ворот.

Я сжала в кулаках ткань своего белого платья и первая капля слезы с моей щеки упала на мой кулак, оставляя теплый след на коже. Мурашки с момента его слов не покидали мое тело, поскольку я продолжала эхом слышать их в своей голове. Сердце билось в конвульсиях, а тело дрожало как на морозе.

Ощутив на своих плечах теплые руки отца, я вздрогнула.

— Элла, я же просил быть в спальне, — мягко подметил папа каким-то отчаянным голосом.

Я медленно повернула к нему лицо, смотря на него снизу-вверх. Мне кажется, или у него добавились морщины на лбу?

— Папа, кто эти люди? — взмолилась я, не сдерживая слезы горечи, вызванные не только словами незнакомца, но и не простой участью нашей семьи.

— Они те, от кого люди всегда должны держаться как можно дальше, — отец выпрямился и закинул руки за спину, смотря куда-то вдаль. Мне кажется, он провалился в свои воспоминания.

— Тогда почему ты не придержался этого наставления? — сдавленно спросила я.

Папа тяжело вздохнул и опустил голову. Кажется, воспоминания у него не очень приятные. Как бы я хотела залезть в его голову и утешить. Облегчить тяжкую ношу на его груди, разделив хотя бы надвое и принять на себя одну половину.

— Пойдем в дом, — только и сказал он, помогая мне подняться.

Вместо того, чтобы пойти в дом, я рывком прижалась к отцу и крепко обняла его, утыкаясь мокрым лицом в его широкую грудь. Папа принял мои объятия и сильнее прижал меня к себе, опираясь щетинистой щекой в мою голову. Из меня так и нарывались выйти громкие рыдания, но я всеми силами сдерживала их. Они содрогали мою душу и втыкали кинжалы в мое сердце. Эта боль была физической.

Моя семья — это все, что у меня есть. Иметь ее для меня — это как дышать свежим воздухом и чувствовать жизнь.

— Я люблю тебя, пап, — пробубнила я в его грудь, которая уже была мокрой от моих слез. — Обещай мне, что никогда не бросишь меня, — отчаянно потребовала я.

— Я обещаю тебе, что пока я жив, я никогда не брошу тебя, родная моя. — Отец поцеловал меня в макушку и сильнее прижал к себе, что я уже не могла дышать и даже плакать.

Смерть — единственная причина, по которой отец оставит меня. Ее основная функция — неизбежность. И это совершенно нормально, что люди начинают ненавидеть смерть, когда она нагло отбирает у них близкого человека, который так был им нужен. Но, теряя близкого человека, мы сами перестаем подозревать, что думаем лишь о себе в это мгновение. Мы жалеем себя. Ведь человека, который был нам нужен во всем, чтобы мы были в благополучии, забрала смерть, дабы в первую очередь предоставить ему покой.

Теряя маму, я жалела себя, но не злилась на смерть, уверенная в том, что она предоставила ей лучший мир.

Успокоилась я через двадцать минут точно. Еще через тридцать минут приехал Деймон. Алиса накрыла на стол, и мы принялись ужинать, каждый погруженный в свои мысли. Сейчас я даже была готова смотреть на недовольные взгляды бабушки и слышать их с отцом холодную ругань за столом, только бы не это гнетущее молчание, разрывающее сердце. Навязчивые мысли терроризировали мозг и дразнили нейроны, поднимая медленный шторм в нервной системе.

— Уже собрала вещи? — полюбопытствовал Деймон таким неуверенным голосом, будто это папа попросил его немым требованием заговорить со мной.

— Нет, — буркнула я ровным низким голосом и засунула кусок помидора черри в рот.

— Наша принцесса чем-то недовольна? — подначивал весельем Деймон, но он сам вытягивал эту радость из тебя тонкими нитями.

— Если ты мне еще что-нибудь скажешь фальшивым весельем, я кину в тебя помидором, — пригрозила я и он поджал свои полные губы.

Папа прочистил горло и вытер губы салфеткой.

— Деймон, зайди ко мне. Поговорим о твоей работе. — Папа встал из-за стола, а я почему-то сжала вилку в кулак. — Спокойной ночи, доченька, — он поцеловал меня в голову и удалился из столовой.

Деймон допил свой свежевыжатый сок и поспешно вытер свои губы салфеткой. Я с недовольством наблюдала за его действиями.

— Сладких снов, сестренка, — подмигнул он мне и легким бегом побежал в сторону кабинета отца.

Боже, эта комната хоть когда-то будет пустовать?

Я кинула вилку на стол, и она издала характерный звук удара металла от дерево. Если они думают, что я правда иду спать, то эти мужчины из моей семьи глубоко заблуждаются.

Я сняла салфетку с шеи, вешать которую меня приучила бабушка и вытерла влажные помидорным соком губы. Небрежно бросив салфетку на стол и взяв пустой стакан, я осторожно отодвинула стул и практически на цыпочках стала приближаться к деревянной двери кабинета отца, которая уже приманивает меня ежесекундно. Мое подсознание знает, что за ней раскрываются самые важные тайны семьи, которые мне неведомы. И не будут ведомы до конца моих дней, пока я сама не решусь узнать их. Чем больше я буду знать, тем меньше приключений. Чем больше ответов, тем меньше вопросов и проблем. Если я буду знать обо всем, то точно буду самой осторожной и послушной дочерью.

Я приблизилась к двери и села на корточки. Приложив стакан к деревянной поверхности, я прижалась ухом на другой его конец и прислушалась, затаив дыхание.

— Он был здесь? — Голос Деймона был непривычно разгневанным и агрессивным.

— Тише. Да. Он увидел Эллу, — с грустью в голосе сказал отец.

Я вскинула брови и плотнее прижалась ухом к стакану, сжимая пальцами его прозрачные стенки.

— Эллу? — тут же остыл Деймон, словно был обескуражен этой новостью. — Черт.

— Я хотел сберечь ее от этого грязного мира. Не хотел, чтобы ее увидел хоть один из них. Но…Эдвард Дэвис не трепло, и он сам по себе. Может он и убийца, но все же есть в нем человеческие инстинкты.

Эдвард Дэвис…Эдвард…Дэвис. Так вот как его зовут. Это имя теперь прокручивается в моей голове и все, с чем я ассоциирую это имя — это только с самим Дьяволом.

— О ней не узнают другие? — с надеждой спросил Деймон.

— Уверен. Он сам мне поклялся. В этом вопросе я ему верю. Элла считается мертвой.

Я закрыла ладонью рот, чтобы не вскрикнуть и села на пол, ошарашенная этим заявлением из уст отца. Стакан чуть не выпал из моих рук. Еще немного, и я бы провалилась снова, если бы не взяла себя в руки и не прижала стакан к груди.

Приподнимаясь на ватные ноги, я отошла от двери на более безопасное расстояние. То есть я вышла на улицу. На крыльцо. Мне катастрофически не хватало воздуха. Я громко и часто стала дышать и при этом не верить в услышанное. Сердце громыхало в моей груди и от боли в груди, мне снова захотелось разреветься.

Закат покрывал голубое небо рыжим оттенком, набрасывая свой богатый теплый цвет на меня и на наш дом. Но даже это прекрасное явление, которое я так люблю, не может отвлечь меня от ужасных слов отца.

Элла считается мертвой.

Что за ужасная фраза? Она так и заставляет мое сердце затаится и позволить разуму прислушаться к ней, добавляя к этой фразе еще больше вопросов.

Как я училась в школе? Как я поступила в университет? Мое имя Элла Тейлор и как я могу считаться мертвой? У меня есть документы. Как это возможно? Что такого сделал папа, что я считаюсь мертвой?

В голове был рой вопросов. От них у меня резко заболела и закружилась голова, что мне пришлось медленно присесть на лестницу крыльца. Ко мне подкрадывается грустное и мучительное осознание, что эти вопросы я не смогу задать отцу. Все, что я смогу узнать, то остается со мной и ни в коем случае не распространяется. Если я услышала эту ужасную новость, то я должна исследовать ее до конца, но уже в одиночку. И первое, что я сделаю, это обыщу кабинет отца. Другого варианта в моей голове пока нет.

Эти мысли придали мне больше сил и решительности. Эта новость больше не мучила мое сознание и сердце, отступая перед моей силой и уверенностью.

Я резко вскочила с теплой лестницы, подогретая закатными лучами солнца и направилась в дом.

Я успела сделать всего три шага, как донесся оглушительный взрыв в доме, сотрясая стены. Земля под моими ногами задрожала, и я упала на кафельное покрытие крыльца, ударяясь головой о твердую поверхность. Перед глазами все поплыло. Небо с размазанными легкими облаками на нем, будто это мазки кистей на холсте. Макушки зеленых деревьев закружились, словно их поглощает в себя смерч. Тошнота подступала к горлу и, прежде чем закрыть глаза от бессилия и траты действующего разума, перед глазами предстал образ мамы, а на ее синих, как глубокая бездна океана глазах навернулись слезы.

Смерть огорчает и ее.