Месяц назад я надеялась оказаться в пирамиде жрецов, в этой цитадели роскоши и разврата. Жаждала своими глазами увидеть золоченые лестницы, шелковые портьеры и многочисленные драгоценные камни, вмонтированные в стены. Прежде меня покорили бы одни только гигантские подвесные канделябры и диковинные растения в напольных горшках.
А чего стоят слуги — десятки мужчин и женщин, снующих туда-сюда по коридорам в попытках исполнить многочисленные прихоти господ.
— Лучше бы я попала к кулям…
Мое замечание вызвало оживление среди «провожатых».
— Самоубиваться — табу! — предупредили меня.
— Да это я так, мысли вслух…
Все великолепие пирамиды блекло, стоило уяснить, что отныне это моя тюрьма. Золоченая клетка, куда заманили хитростью и обманом. И сколько бы я не корила себя и Фила за беспечность, в душе осознавала — Нерун добился бы желаемого любым путем. И дело даже не в моей привлекательности, а в банальном желании отомстить сопернику. Не пристало простому охотнику обводить жреца вокруг копья.
Воины завели меня в левое крыло пирамиды, на один из верхних этажей. Пока мы шли, я успела настолько потерять ориентацию, что ни за что не нашла бы выход самостоятельно. Изнутри жилище жрецов больше походило на муравейник, или гудящий улей с многочисленными переходами, комнатами и лестницами.
— Ой, а это кто? — я остановилась возле портрета незнакомой женщины.
Молодая, очень привлекательная. С длинными русыми волосами и очаровательной улыбкой. В одной руке она держала свиток, в другой — золоченый ларец.
Но больше всего меня поразили ее глаза. Они смотрели внимательно, не по возрасту мудро. И так… знакомо!
— Тамани!.. — благоговейно произнесли посланники. Славная дочь Великой Матери.
Ого-го себе, похоже, эта дам с портрета — еще одна богиня. Хотя выглядит едва ли старше меня. Интересно, что такого она совершила, раз ее портрет висит на почетном месте?
— Нас ждут! — напомнили мне и не слишком вежливо толкнули в спину.
Я шла и подавляла желание оглянуться. Великая дочь какой-то там богини завладела моими мыслями. Казалось, она наблюдает за мной. Приглядывает.
Возле массивной, обитой шелком двери стояли двое слуг с металлическими саблями.
— У Амулы пополнение, — пробормотал мой провожатый и поклонился.
Судя по учтивому тону и поведению, прислужники гарема занимали не последние должности в иерархии Калкиных прихвостней.
Как-то Фил обмолвился, что за его матерью в гареме присматривали скопцы. Только им позволялось любоваться на избранниц жрецов.
— Ее давно ждут, — пробормотал привратник и трижды постучал в дверь рукоятью сабли.
— Введите! — послышался мелодичный голос самой Амулы.
Похоже, никто в пирамиде не сомневался, что я соглашусь приехать. И уже приготовили прием. Страшно представить, что может взбрести в голову избалованным жрецам-сластолюбцам.
— Входи, не стой на пороге! — произнесла Амула через приоткрытую дверь.
Сама наружу не вышла. Наверняка ей, как и другим обитательницам гарема, не разрешалось видеться с посторонними мужчинами. Скопцы в расчет не идут, разумеется.
Я нерешительно вошла в покои. После яркого света коридора глаза не сразу привыкли к царившему полумраку. «Будуар» повелительницы гарема освещался ароматизированными свечами, отраженными во множестве зеркал, установленных по периметру комнаты.
— Здрасьти, — неохотно поздоровалась я.
Почувствовала, как ноги утопают в мягком ворсе ковра. Давно мои огрубевшие ступни не касались ничего подобного.
— Проходи, присаживайся, — тон Амулы был любезным, но в нем не было ни капли тела или участия. Скорее равнодушие и плохо скрываемое презрение.
Я плюхнулась на ту кушетку, что стояла ближе, и придирчиво обвела взглядом комнату.
— Красиво тут у тебя. Богато.
Небольшую уютную комнату заполняла старинная мебель из окованного железом дерева. Помимо зеркал, стены украшали картины в золоченых рамках. На них, сплетясь в причудливых позах, застыли во времени вечные любовники — плоды неудержимой эротической фантазии мастеров ушедшей эпохи.
Хозяйка комнаты, полуобнаженная и прекрасная, сидела на низкой софе. Рядом с ней, на резном столике с коваными ножками, стояли кувшины, пустой калебас и целое блюдо сладостей. До безумия похожих на сухофрукты из моего мира. Оставалось только гадать, что это за дрянь на самом деле.
Амула смерила меня презрительным взглядом, схватила со стола веер и принялась лениво обмахиваться.
— Советую быть со мною полюбезнее, — посоветовала она. — От меня зависит твое будущее. Наши повелители доверяют Амуле в вопросе воспитания достойных жен. Не понравишься мне — не понравишься им.
Прекрасно осознавая, что сильно испачкалась за время путешествия до пирамиды, я нарочито вальяжно раскинулась на кушетке и закинула ногу на ногу. Эдакая светская тараканиха высшего общества Капулы.
— Мне нечему у тебя поучиться, — возразила я Амуле. — Дарить любовь буду только своему мужу, Филу. Жрецы могут что угодно делать с моим телом. Но пусть не ждут страсти и ласки.
Веер в руке Амулы задвигался энергичнее. На ее лице отобразились удивление и ярость. Она напомнила мне кота Аришки, слизнувшего с суши рыбу вместе с васаби. Бедный Персик, как он тогда настрадался: и выплюнуть жалко, и жевать сил нет. Так, глотая слезы и шипя, он и стрескал разнесчастный ужин.
Вот и Амуле придется проглотить мое решение. По сути, она такая же наложница жрецов, только с гонором.
— И ты на самом деле полагаешь, будто сможешь игнорировать жрецов? — Амула фыркнула и потянулась за калебасом. — Даже Неруна?
— Уверена на все сто! — заявила я и впилась взглядом в брюнетку.
Та рассмеялась. Заливисто так, противненько. Будто в горле у нее чудо-колокол сгинул, и она никак его обратно не вытащит.
— Охотник тебя так выдрессировал? — язвительно заметила Амула. — Он всего лишь жалкий варвар, сын предателя.
Никто не смеет оскорблять моего мужа! Тем более, эта чернявая нахалка. Я вскочила и одним прыжком преодолела разделявшее нас пространство. Угрожающе нависла над ней и на секунду задумалась: разрешается ли одалисскам драться?.. Вряд ли.
— Послушай, ты… — голос мой дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Не смей при мне так отзываться о Филе. О таком любовнике можно только мечтать.
Глаза Амулы зло сузились.
— Если ты не будешь любезна и покорна, жрецы казнят твоего мужа, а тебя навечно запрут в нижнем гареме, — каждое слово она будто выплевывала, не в силах совладать с собой. — И знаешь, я буду только рада такому исходу. Спляшу во славу Калки над погребальным костром твоего мужа. А тебе, так и быть, подсыплю его прах в калебас.
Первым порывом было свернуть к тараканам ее тонкую шею, но я вовремя остановилась. Наверняка она этого от меня и ждала. Чтобы избавиться от возможной соперницы.
— Смотри, как бы тебе самой в скором времени не оказаться в нижнем гареме. Танцуешь плохо, да и наставница из тебя, как из лопушка седло, — я бросила на нее придирчивый взгляд и наморщила носик. — И стареешь ты, чего говорить. Вон, и кожа уже в морщинах, и волосы редеют.
Признаться честно, последние замечания я попросту придумала, ведь в комнате было довольно темно. Тем не менее, мои слова вызвали нужный эффект. Амула взорвалась, как гнилая тыква, и едва не забрызгала меня скопившейся желчью.
Да я дама стойкая, натренированная годами выступлений с «Зефирками». Подумаешь, что мне будет от злых слов какой-то иномирной кикиморы. Утерлась и пошла дальше.
— Можешь передать мое решение своему Неруну! — прерывая поток брани несостоявшейся «наставницы», проронила я. — Не стану его наложницей.
Красная от злости Амула накинула какую-то тряпку, по виду сильно смахивающую на шаль моей бабушки, и вылетела в коридор. Приказала скопцам позвать к ней ее помощниц. Сама же, полностью игнорируя мое присутствие, обиженно упала на диван и потянулась к кувшину. Судя по всему, там находился какой-то крепкий напиток, способный развеять женскую тоску и утопить злобу.
— Между прочим, от алкоголя портится кожа, — подметила я. — А от злости появляются новые морщины.
Амула поджала губки, налила новую порцию горячительного. Я уныло покосилась на нее: мне бы тоже не помещало — в качестве успокоительного. Но просить эту даму об услуге — все равно, что собирать воду в решето. Никакого проку.
— Жадина! — буркнула я.
Вскоре в будуар местной «царицы гарема» явились три помощницы в сопровождении служанок и скопцов. Последние учтиво поклонились Амуле и замерли возле входа. Силясь сохранить приличия, старательно отводили от меня взгляды, но я-то видела, что их пробирает любопытство.
У одной из помощниц, той, что в длинной юбке из соломы и массивном золотом ожерелье, даже глаз задергался. Видать, нервный тик одолел.
— Холодный компрес положи, — посоветовала я. — Помогает.
Чуть было не сплюнула через левое плечо, чтоб эта варварка меня не сглазила, и только в последний момент узнала в девушке Ка. Ох, и изменилась она за сезон дождей.
— Ничего себе!.. — вырвалось у меня.
Волосы Ка обстригли «под горшок» и выкрасили в рыжий цвет, на лицо наложили искусный макияж, особенно подчеркнув и без того огромные глаза. В диковинном наряде, обновленная и довольная жизнью, моя «сестренка» походила на египетскую царевну.
Я улыбнулась ей и не стала показывать, в каком затруднительном положении нахожусь. На большее не решилась: Амула и так смотрела на нас злобным кулем.
— Эта варварка утверждает, будто сможет отказать Неруну, — ехидно произнесла она. — Что ж, я дам ей такой шанс. Приготовьте ее к встрече с господином и сообщите ему, что сегодня его ждет укрощение строптивицы. Он любит такие забавы.
Слуги удивленно переглянулись и вздрогнули. Посмотрели на меня чуть ли не с жалостью. Даже страшно стало — какие средства используют жрецы для укрощения?
Спросить не решилась.
Зато за меня вступилась Ка.
— Варя умеет много, — улыбнулась она. — Она учила меня. Нерун будет. Любить.
Кажется, Ка неверно истолковала мое появление в гареме. Она-то приняла это как дар. Я же — считала проклятием.
Амула подпрыгнула и разлила на себя белую жидкость из калебаса. По будуару поплыл умопомрачительный запах глинтвейна. Эх, все же жрецы знают толк в удовольствиях.
— Уведите ее, немедленно! — Амула топнула ногой и указала на деверь.
Ка первой подхватила меня под локоток и повела на выход.
— Идем. Лучше не спорить, — шепнула на ухо.
— Угу, — согласилась я. — Пусть бесится в одиночестве.
Мы все шли и шли по пирамиде, и у меня начали гудеть ноги. Надо же, я и не представляла, что жилище жрецов так огромно. Чтобы пройти из одной точки в другую, понадобится карта, не иначе.
— Куда мы идем? — спросила я у Ка.
— В купальню, — радостно сообщила она. — Тебе понравится. Покорись жрецу. Нерун строг. Но добр.
Я не могла принять ее совет к действию. Даже представить не могла, что отдамся мужчине, затащившего меня в постель угрозами.
— Не бывать этому! — отрезала я. — Даже думать об этом не смей. Лучше расскажи, как ты устроилась на новом месте? Судя по внешнему виду, дела твои не так плохи.
Краснея и смущаясь, «сестренка» призналась, что стала любимой наложницей младшего жреца. Пообещала подарить ему сына и взамен получила массу свобод и привилегий.
— Так это же отлично! Ты добилась всего, о чем мечтала, — порадовалась я. — Только почему именно сына? А если родишь дочь?
Ка доверительно склонилась к моему плечу и, не сбавляя шага, раскрыла еще один секрет пирамиды. Пройдохи-жрецы блюли чистоту своей крови и заботились о наследственности. И если генофонд остальных варваров их мало заботил, то будущим поклонникам Калки не позволялось брать в жены своих родственниц.
А расплачиваться за это, как ни ужасно, приходилось дочерям жрецов. Бедняжки жили в отдельном крыле пирамиды и пользовались многими преимуществами по праву рождения. Единственное, что им запрещалось, так это иметь детей.
— А-а-а, — поразилась я, — так вот почему дочери жрецов не показываются на танцах. Несправедливо. Они богаты, наверняка образованны и красивы, но при этом не могут вести полноценную жизнь. Женщина без мужчины, все равно, что роза без садовника: вроде и цветет, и пахнет, а оценить некому.
Ка замялась и покраснела.
— Дочери жрецов. Не так уж несчастны, — запинаясь, пробормотала она.
— Они вовсю пользуются услугами скопцов, специально обученных, — вмешалась в разговор вторая помощница Амулы — Хола, так, кажется, ее звали. Похоже, эта тема была ей интересна. — Они даже могут выходить замуж за высокопоставленных посланников и помощников своих отцов.
— Пф!.. — я фыркнула и рассмеялась. — Разве скопцы — это не наказанные мужчины? С какой бы стати им жениться на дочерях жрецов и занимать высокие должности?
— Мужской силы лишаются не только осужденные, — просветила меня Хола. — Иногда жрецы покупают у женщин их детей — особенно одаренных остатками магии. Забирают их в пирамиду и воспитывают.
— Младшие сыновья жрецов. Тоже иногда. Становятся скопцами, — добавила Ка. — Жрецам не разрешается иметь больше трех наследников.
— Какой ужас, — только и смогла произнести я. И повернулась к Ка: — Неужели твоих младших сыновей ждет такая же участь?
— Вовсе нет, — ответила за нее Хола. — Мой сын Мар стал воином и получил хорошую и сытную работу в войске своего отца.
Чем больше я слушала, тем яснее осознавала, что никогда не пойму этот мир. Не смирюсь с его жестокими правилами. Капуле определенно нужны реформы. И прежде всего — продовольственного характера. Голодные люди способны на самые гнусные поступки.
— Смотри! — оклик Ка отвлек меня от рассуждений. — Нравится?
За разговорами я не заметила, как очутилась в довольно большом помещении, похожем на парилку. Оказывается, бани жителям Капулы не чужды. Жаль, не всем доступны.
— Неплохо, — высказалась вслух.
Прислужники уложили меня на большей теплый камень и принялись умащивать тело различными снадобьями. Вначале это были ароматные смеси трав, глины и песка, потом душистая мыльная кашица. Кто бы мог подумать, что обитатели пирамиды знают толк в спа-процедурах. Умелые руки местных массажистов дополняли общую картину. Двое прислужников разминали мои усталые мышцы, растирали кожу легкими движениями.
Насладиться процессом не давали нарисованные богатым воображением картины. Я тут, прохлаждаюсь… точнее парюсь. А Фил там один, злится.
Интересно, он верит, что я останусь ему верна? Или думает, что сдамся на волю жрецов?..
После массажа прислужники проводили в бассейн, вымыли волосы и подсушили их полотенцем из шерсти. Увлажнили кожу маслами (судя по запаху — подсолнечными) и нанесли на лицо макияж. Вместо одежды выдали венок из одуванчиков, массивные золотые браслеты на руки и щиколотки и пояс с колокольчиками. Я почувствовала себя настоящей буренкой, которую собирались отвести на свидание к быку. Хорошо хоть, догадались надушить — не нравилось мне пахнуть, как жареная картошка. Пусть запах подсолнуха и считается в Капуле священным, эротичным его уж точно не назовешь.
«Жарки» я надеялась избежать. В этот вечер и во все последующие.