За то время, что провалялись в засаде, у меня жутко затекли ноги. Теперь быстрый бег причинял нечеловеческие мучения. Но заветный хвост рыбины в руках придавал сил. Кувшин я передала Ка — дикарка бегала лучше и не расплескивала драгоценную жидкость под ноги.
Мы почти добрались до того места, где бросили корзины.
— Привал! — объявила я и первой плюхнулась возле выпуклого корня лиственно-хвойного дерева с голубыми ягодками черники. Причуды местной фауны перестали меня интересовать: что толку от плодов, если их нельзя есть?
— Ма! Зовет нас, — отозвалась Ка. — Мы идти.
— Да сейчас! — взорвалась я. — Бегу и роняю тапки.
Покосилась на свои стоптанные угги и еще больше рассердилась.
— Мы так-то жизнями рисковали ради этой еды. А ты хочешь отдать ее родственникам? Поди, и две трети жрецам передашь?
Ка похлопала ресницами, почесала «корзинку» на голове. И, к моей досаде, кивнула.
Я не выдержала и громко расхохоталась.
— То есть мы отдадим жрецам часть того, что у них украли? Где логика?
Логика варварки в тот момент занималась любовью с ее принципами — в самых изощренных позах. Не привыкший к умственным нагрузкам мозг никак не мог осознать, что от него хотят.
— Жрецы. Убьют, — поразмыслив, Ка пришла именно к этому выводу. — Мы. Нарушили табу!
— Дважды за одно и то же не наказывают, — возразила я. — Раз мы нарушили табу и подсмотрели за утехами жрецов, за кражу они нас наказывать не будут. Для того чтобы убить во второй раз, жрецам вначале придется нас оживить. Вот скажи, умеют ваши красавчики воскрешать?
Ка отрицательно мотнула «корзинкой».
— Видишь, не умеют! Значит, и не накажут, — подвела я итог. — Так что садись рядом и ешь. Иначе не дотянешь до танцев.
Ка затолкала рыбу в рот и облизала пальцы, прежде чем ответить.
— Жрецы любят. Таких. Как ты, — задумчиво произнесла она. — Выбирают. Лучших танцовщиц. Сильных и крепких. Ка слабая.
Она всхлипнула и утерла глаза тыльной стороной ладони.
Мне стало до соплей жаль эту малышку. Удивительный момент, в моем мире она бы считалась красавицей: тонкая, стройная, поджарая, как молодая гончая. Личико милое, если отмыть. Только чересчур худая. Ка бы откормить картошечкой с салом, отпоить говяжьим бульончиком — любой наложнице из гарема фору даст. Но с такой-то семейкой девочке точно ничего не выгорит.
Приобняла ее свободной рукой и отхлебнула из кувшина: совсем не молоко, что-то сладкое, приторное, аж язык с небом слипся. И наверняка питательное, а это основной показатель.
— На-ка вот, отхлебни, — передала Ка сосуд. — И скажи честно: хотела бы попасть в гарем к жрецам?
На этот раз варварка думала недолго. Раз нарушив табу, стала мыслить как настоящая женщина: выслушай совет — возмутись и сделай по-своему. Запретный плод всегда сладок, и если на грушу в чужом саду повесить табличку: «Не ешь», нужно во что бы то ни стало поступить вопреки. Даже если груша окажется кислой или отравленной.
— Да, — голос Ка прозвучал очень уверенно.
— И тебя не пугает то, что тебе придется выполнять все прихоти жрецов? — переспросила я. — Поступив в гарем, ты станешь всего лишь безвольной игрушкой в чужих руках.
Ка задумчиво поскрябала длинными ногтями подбородок и отхлебнула из кувшина. Когда она вновь обернулась, я заметила в ее глазах слезы.
— Ка слабая, — в сотый раз повторила она. — Не возьмут замуж. Ка погибнет.
Это прозвучало так просто, так обыденно. Ка не жаловалась и не искала сочувствия. Констатировала факт. С такими родственничками бедняжке действительно долго не протянуть.
Я приложилась к кувшину с молоком и подавила горестный вздох. Все, как в моем мире: слабой женщине остается надеяться, что прискачет прекрасный принц и избавит от всех несчастий. Заодно избавит от чувства собственного достоинства, свободного времени и планов на будущее.
— Могу научить тебя танцевать, если хочешь, — слова сорвались с губ вопреки моей воле.
Запоздало спохватилась и чуть не захлебнулась, сделав слишком большой глоток. Но отступать было поздно: в глазах Ка зажглась надежда.
— И как Дола? С молоком? — уточнила варварка.
Я смущенно повела плечами и призналась:
— Не то чтобы прямо так умела. Но попробовать можно. В теории.
— Научи! — Ка схватила меня за руку.
Вот так, вместо того чтобы искать способ вернуться домой, я умудрилась оказаться в роли тренера. Пообещала сделать то, о чем имею слабое представление. Но в моем случае нечаянно вылетевшее слово оказалось не воробьем, а настоящим дятлом, готовым задолбать до смерти.
— Значит, так, — подвела итог. — Я сделаю то, что просишь. Но с одним условием: ты выполняешь все, что скажу, и не упоминаешь при мне это противное слово «табу». Поняла?
Ка закивала так часто, что я стала всерьез опасаться, что у нее оторвется голова. М-да, ради возможности жить долго и счастливо женщина готова на что угодно. Даже танцевать под чужую флейту.
Со стороны зарослей послышалось подозрительное шуршание. Грозный окрик прозвучал неожиданно, как раскат грома на безоблачном небе. Мы с Ка едва успели спрятать в камнях рыбьи кости и выбросить опустевший кувшин в кусты.
Эх, и орала старуха Ма. Малый словарный запас нисколько не мешал послать туда, где даже раки не зимуют. Но напрасно разгневанная Ма пыталась поймать ленивиц и надавать оплеух. Сытная еда и отдых придали нам с Ка сил, как двум антилопам.
В этот вечер Ма лишила нас ужина и все собранные нами коренья ссыпала в «копилку» для жрецов. Ка приняла поступок матери как должное, а я слишком устала, чтобы спорить. Да и не до ругани было: в моем воспаленном мозгу зрел план побега.
От идеи обратиться за помощью к жрецам пришлось отказаться: слишком непредсказуемы и развратны, даже по меркам моей современности. Не исключено, что практикуют кровавые жертвоприношения и пытки во славу своей Калки. Не хотелось бы вместо долгожданной свободы попасть на плаху. Они прекрасны, спору нет, но мужчины из моего мира все ж милее, все ж спокойней и добрее.
Искать сочувствия у других варваров тоже бессмысленно. Остался один путь: смыться самостоятельно. Но для начала нужно запастись едой и информацией. Конечно, из Ка собеседница, как из мухомора варенье, но все же.
Впрочем, варварка обещание сдержала и слушалась меня беспрекословно. Мы перестали отдавать всю собранную провизию Ма, ели вдосталь и часть откладывали на черный день, вернее — на день моего побега.
За неделю с небольшим удалось нарушить столько табу, что я сбилась со счета. Мы с Ка воровали с полей жрецов кукурузу, ловили в их озере мидий и, страшно признаться, охотились в дубово-осиновой роще на куропаток, а после запекали в глине.
Ма, какой бы варваркой ни была, вскоре начала подозревать нас с Ка. Еще бы, наши довольные рожи светились, как два масленых оладушка. И работать на сытые желудки мы стали активнее, и к вечеру, несмотря на длительные отлучки, наши корзины оказывались заполненными доверху.
К удивлению, хитрозадая старуха не стала читать нам моралей и просто-напросто потребовала долю краденого. При этом произнесла гениальную фразу:
— Жрецы поймать — я не знать. Сами виноваты. Умрете.
Ага, типа я не я, и горлянка не моя. Но жрецов бояться — с голоду умереть, потому мы с Ка продолжили нарушать табу. И жизнь в диком поселении стала не такой уж невыносимой.
Пер перестал быть любимчиком Ма и теперь дулся на нас с Ка. Маменькин сынок злился и пытался гадить исподтишка. То собранные орехи «нечаянно» заденет и рассыплет по земле, то «забудет» починить наши корзины. А один раз подложил нам в шкуры листья крапивы. Но мы с Ка его догнали и так отходили той самой крапивой, что Пер долго не мог сидеть и все время чесался.
Недалекая Мна ни о чем не догадалась, но драться больше не лезла — ни ко мне, ни к младшей сестре. Зато подозрительно косилась на мою прическу.
Я тоже выполнила обещание, данное варварке. Ка оказалась послушной и одаренной ученицей. Хорошо чувствовала ритм, умела двигаться плавно и чувственно. И, раз уж жрецы оказались поклонниками восточных традиций, пришлось учить варварку танцу живота. Мы начали с самых простых движений, но постепенно все больше входили в раж. Изящные, грациозные движения помогали расслабиться и снять стресс. Раскрепоститься и обрести гармонию.
— Уверена, жрецы тебя выберут, — сообщила я однажды Ка. — В сравнении с твоим братом, они настоящие няшки.
— Пер злой, — согласилась Ка. — Он делает больно. Видела. Не хочу так.
— Что ты видела? — заинтересовалась я. — Как твой брат развлекался с женщиной?
Варварка обернулась ко мне и издала глухой звук, похожий на рык. Не очень-то она любила братца. Как, в общем-то, и остальных членов семьи.
— Он давал ей еду, — продолжила Ка. — И делал больно. Как жрец, только сильнее. Она потом плакала. Долго.
Я вздохнула и закатила глаза: дикое общество с еще более дикими нравами. Если все остальные мужчины здесь такие же, как Пер, то гарем жрецов — лучший из вариантов.
— А почему твой брат не женился на той женщине? — все же решила выяснить я.
— Ее взял себе охотник, — улыбнулась Ка. Видно, она очень сочувствовала бедняжке. — Узнал про Пера. Пожаловался. Жрецы наказали Пера.
— Ого! — восхитилась я. Выходит, жрецы все же не зря едят свои две трети урожая. — И как они наказали твоего брата?
Ка хихикнула в кулачок и округлила глаза.
— Пера высекли. Хотели лишить силы. Тут, — Ка указала себе на промежность, объясняя, что имеет в виду. — Но Ма дала выкуп. Жрецы не забрали Пера. Но запретили три дождя ходить на танцы. Если придет — жрецы убьют. Пера и Ма.
Кажется, у нас это называется круговой порукой. Но мне было не жалко ни Пера, ни его мать. Отвратная семейка. Ка — единственная, к кому я испытывала сочувствие. Вот ее судьба меня действительно беспокоила.
— Завтра уйду, — как бы межу прочим озвучила я мысли. — Дальше будешь заниматься одна. Тренируйся каждый день и зажги на местных танцах.
Ка вскочила и замахала руками так, точно собиралась взлететь.
— Не ходи. Погибнешь.
— Вот еще, — фыркнула я. — Не для того меня мама ягодку растила, чтобы увязнуть по уши в вашем первобытном компоте. Варитесь тут сами как-нибудь. Без меня.
— Другого мира нет, — настаивала Ка. — Капула держит всех.
— Не вредничай, — попросила я. — Мне здесь не место. Хочу домой, понимаешь? К себе домой.
— Калки тебя съест! — громыхнула Ка. — Не ходи.
— Да прекрати пугать меня своей богиней, — взвилась я. — Не знаю, что вам наплели жрецы, но на меня это не действует.
— Съест! — не отступала Ка.
Вот чтоб ее подбросило и перевернуло. Первобытная, а упрямая.
— Смотри, — я подняла ветку и стала рисовать ей на земле план их поселения. Такой, каким увидела его в дерева. — Солнечная роща огромная. А Калки у вас одна.
Ка бросилась ко мне и затоптала ногой рисунок.
— Ты чего? — возмутилась я. — Здорово же получилось…
— Табу, — вякнула девчонка.
— И рисовать нельзя? — воскликнула я. — Полная бредятина. И вообще, ты мне обещала, помнишь?
Ка сложила руки на груди и отвернулась. Подозрительно шмыгнула носом.
— Не хочу. Отпускать, — хныкнула она. — Не хочу. Отдавать Калки.
— Брось, — обняла ее за плечи. — Калки меня не догнать. Вот увидишь. Пересеку солнечную рощу, выберусь из джунглей и дойду до какого-нибудь цивилизованного города. Попрошу помощи. Все просто.
Да уж, очень просто. Я говорила и сама себе не верила. Фигня, в процессе разберусь — таков был гениальный план. Но все же, для меня проще бродить по джунглям, чем киснуть в этой убогой пещере с Ма и ее старшими отпрысками.
— Слева от звезды, — примирительно пробормотала Ка. — В березняке. Рядом с песчаной черепахой.
— Чего? — я не поняла, что за тарабарщину она несет.
— Пещера, — объявила Ка. — Наша. Дом.
— А-а-а, — до меня дошел смысл сказанного, — это типа ориентир для возвращения?
Ка мотнула «корзинкой» на голове и снова шмыгнула.
— Вряд ли мне это понадобится, — предупредила я. — Но все равно спасибо.
— Сезон дождей через две луны, — произнесла Ка.
— Я запомню, — мне тоже захотелось плакать.
А еще что-нибудь разбить, кого-нибудь убить и пироженку. Срочно! Чуть меньше трех месяцев, чтобы выбраться из джунглей. Мне понадобится целый мешок удачи, никак не меньше.