Невольница Восточного Ветра

1

Половица скрипнула, и я застыла, испуганно оглянулась через плечо. Катара – моя мамушка, что сначала выкормила меня, а затем стала моей прислужницей, заворочалась на тюфяке. Она спала в конце комнаты ближе к камину, так как постоянно мерзла по ночам. Стылый север совсем измотал её, сделал болезненным уже немолодое тело. Я задержала выдох, боясь, что даже легкое дуновение моего дыхания разбудит спящую. Она плохо спит ночью с тех пор, как мы прибыли сюда, и часто досыпает днём. Как сейчас.

Я зря старалась не потревожить сон мамушки – Катара приоткрыла глаза, глянула на меня осоловело, а затем встрепенулась.

– Куда это ты собралась, девонька? – она слишком резво для такой полной женщины села, сунула голые отекшие ступни в туфли, стараясь не касаться ледяного каменного пола. Глядя на меня и не моргая, она поежилась и натянула на плечи одеяло. Слегка подрагивая, женщина с ожиданием смотрела на меня, брови её строгой линией нависли над глазами.

– Мамушка, не ругайся, – я метнулась к ней, схватила ее шершавые большие ладони в свои, сжала, умоляя. – Я… я на праздник хочу.

– Сдурела, что ли, девка? – округлила она глаза. – Нет госпожа, нельзя вам туда.

– Молю, мамушка, пусти. А не то сбегу, богами клянусь!

– Ты чего удумала? – голос женщины зазвучал испуганно. – Ты же ничего не хотела, ягодка. Неужто Птичка моя вернулась?

Я опустила глаза, боясь признаться, что прежняя я не в силах вернуться. Но она и сама все понимала – никто не знал меня так хорошо, как эта большая и теплая женщина, пахнущая слежалой соломой.

Катара вырастила меня. Моя мать, только родив, сразу передала красного младенца, заливающегося плачем, служанкам, даже не взглянув на лицо. Она ждала мальчика, наследника, а получилась девчонка. Мама никогда меня не любила, не ласкала, не пела мне песни. Она старалась вообще не глядеть на меня, словно это я была виной тому, что она не может никак родить мальчика. Все младенцы, что выходили из ее утробы после меня, оказывались либо мертвыми, либо… Нет, даже говорить о таком страшно. Но слуги шептались по углам, что у тех деток даже было не понять, к какому полу они относятся, настолько обезображенными были их тела, пораженные каким-то недугом. Еще ребенком я слышала их плач, когда кто-то из слуг проносил очередного новорожденного мимо моей комнаты, чтобы сбросить в реку с крепостной стены. В такие ночи я много плакала. Вставала на колени и молила богов, чтобы мои братья и сестры не сильно страдали за короткие минуты своей жизни. Они были чудовищами, так говорили обитатели крепости, никто не жалел их кроме меня. И я единственная, кто родился здоровым и нормальным ребенком.

Меня передали кормилице – еще молодой Катаре, что только что потеряла своего трехмесячного сына из-за страшной болезни, и которая имела много молока. Так Катара и стала моей мамушкой, воспитывая меня вместо настоящей матери. Ее муж спустя около двух лет после моего рождения погиб на войне, так ни разу больше не приехав к жене на побывку. Катара не сильно грустила, да и замуж вновь не рвалась. Но у этого были свои последствия – она так больше и не обзавелась детьми, отдав всю свою любовь и заботу мне.

Когда же я повзрослела и вошла в возраст пригодный для брака, Катару хотели сослать за ненадобностью, но я не позволила. Я сказала, что не потерплю ни одной прислужницы кроме нее, а если навязывать кого будут – со свету сживу несчастных. Конечно, никогда бы в жизни я не стала вредить тому, кто ничего плохого мне не сделал. Я даже не кричала на слуг никогда, не то что ударить. Но, как сказал потом отец, взгляд у меня был столь безумен, когда я говорила это, что он мне сразу поверил. Мне было неловко, но это был тогда единственный способ оставить мою мамушку рядом, хоть и ложью и угрозами.

Всю мою жизнь она звала меня Птичкой, говорила, что я много щебечу, радуясь солнцу. Я действительно была всегда жизнелюбивой и радостной, покуда не оказалась здесь, в Сайдехе. В детстве я много болтала, задавала слишком много вопросов, без конца напевала сама себе под нос. Я была беззаботной синичкой, пока мне не оборвали крылья…

– Я получил предложение от властителя Сайдеха. Он хочет жениться, и я предложил ему тебя, – сказал как-то отец прямо за ужином, и все за столом резко замерли, позабыв о еде. Мне было тогда чуть больше двадцати, и по принятым меркам я даже засиделась в девках.

– Как же, отец, – изумилась я. – Мы же враждуем уже почти тридцать лет.

Отец, властитель земель Наморы – южного княжества, и хранитель одноименной крепости, откинулся на стуле и посмотрел на меня строго:

– Вот именно. Ты станешь залогом нашего союза. Мы подпишем договор об объединении сил. Теперь Сайдех и Намора выступят в союзе против Айневии. Пора уже закончить эту войну, но только нашей победой. Вместе мы разгромим Айневию!

Я глянула на мать, но та даже не обратила никакого внимания на наш разговор, словно речь шла не о её дочери. Она ковыряла вилкой еду на блюде перед собой, низко склонив голову. Бесконечные неудачные роды её измотали, сделали старой раньше времени. Седина покрыла её виски, хоть ей было и чуть больше сорока лет. Мне было ни капли не жаль её. Я вообще к ней ничего не испытывала. Рядом сидела кормилица с младенцем – моим младшим братом, что смог таки появиться на свет здоровым и выжить. Маленький Атон – будущий правитель наших земель, наследник. И благодаря его рождению я теперь здесь не нужна.

– Скоро твой жених явиться сюда. Мы подпишем бумаги, заодно на тебя глянет. Ты уж не опозорь меня, Тайта.

Весь вечер мне кусок не лез в горло. Вернувшись к себе в комнату, я и вовсе расплакалась, напуганная скорым отцовским решением. Днями и ночами после я думала о том, как уеду на север, где звенящий холод и пронизывающие ветра превратят меня в старуху раньше времени. Я тревожилась и печалилась, пока спустя семь недель из Сайдеха наконец не приехала делегация для заключения союза.

Мой жених был красив словно сам бог. Его светлые, почти белые волосы были заплетены в две тугие косы – символ траура по почившему не так давно отцу. Если бы старый властитель Сайдеха не умер, то союза бы и не случилось, настолько он был упрям и непреклонен. Но его сын был готов на большее для своей страны, даже объединиться с бывшими врагами.

– Тайта, приехали! – Суита, дочка одного из командиров, что тоже жила в крепости, отворила дверь в мою комнату. – Бежим смотреть!

Мы тогда с ней так быстро бежали по переходам крепости, что у меня жгло в груди. Мы забрались на одну из крепостных стен, чтобы видеть, как всадники подъезжают к крепости Намора. Тогда было не различить, кто из них посол, кто мой жених, а кто обычной воин. Увидеть нареченного я смогла уже во дворе, куда пришлось спуститься для приветствия гостей.

Ровах Сайдех, новый властитель северного княжества, широко улыбался, сверкая стального цвета глазами, и от этой улыбки все внутри меня переворачивалось. Все девицы, что вышли поглазеть на приезжих, перешептывались и томно вздыхали, возбужденно галдели и смущенно улыбались. Я видела в их глазах то, что не должно быть в глазах юных и благородных дев. Я осуждала их мысленно, ненавидела за такое внимание к моему жениху и… ревновала. А как не ревновать, когда красивейший из мужчин, что обещан тебе в мужья, улыбается каждой, что на него глянет?

Но самое печальное то, что в ловушку его силы и мужественной красоты попала и я. Я смотрела на него глазами полными любви, предвкушала наш брак. Я думала лишь о том, как сделаю его самым счастливым мужчиной на этой земле, стану самой верной женой и отменной хозяйкой Сайдеха. В слепой своей любви я даже не беспокоилась о том, что мой жених спал с моей двоюродной сестрой, пока гостил в нашем владении. Когда он уехал, ее сослали назад, к себе домой, в далекий город на границе, окрестив распутницей. Через пару месяцев дошли вести, что она ждет ребенка. Сказали, что от конюха, но все прекрасно понимали, что это ложь.

Не смутило меня и то, что в день свадьбы в Сайдехе мой муж бесстыже лапал служанок, что подносили ему кувшины с вином или блюда. Одной из них он рукой залез под юбку, сжал бедро и улыбнулся своей красивой улыбкой. Я сидела рядом в этот момент, одетая в ярко-алое свадебное платье, смущенно отвела глаза. Я верила, что все это потому, что еще не был он со мной в постели, со своей женой. Что все это просто шутки, прощание с разгульной молодостью. Я даже не обратила внимания на то, как напряглась служанка, как в ее больших глазах с длинными ресницами, всколыхнулся страх.

Я была так слепа…

Но я прозрела в ту же ночь, когда мой супруг явился в мою спальню.

Катара тогда готовила еще меня к моей первой ночи с супругом. Она помогла мне надеть ночную сорочку, заплела косы, чтобы волосы не спутались. Бледное и напуганное отражение смотрело на меня из зеркала, за которым я сидела. Я казалась самой себе незнакомкой, слишком взрослой для беззаботной Птички.

– Помни, девонька, о том, чему я учила тебя. Мужчине много не надо, уж поверь. Потерпи несколько минуточек, зажмурься, подумай о чём. Первый раз больно будет, а потом пообвыкнешь. А ежели он долго, то ты это… помоги ему немного. Потрогай там, погладь, он и закончит все быстренько. Муж у тебя красивый, с ним не так противно будет, как со стариком каким.

Дверь резко распахнулась, ударив в стену. Холодный воздух обдал мою спину. Я вздрогнула, обернулась. Ровах стоял в проходе и привычно улыбался. Он был пьян, слегка покачивался на месте, не отрывая от меня своих стальных глаз.

– Давай, девочка, сделай все правильно, – шепнула мне Катара и чмокнула меня в макушку. – Не бойся. Главное – расслабься, так легче все пройдет.

Я кивнула, ощущая, как холодеют мои руки. Здесь, на севере, морозы стояли дольше, а лето было коротких и зябким. Сейчас стояла осень, а я уже ужасно мерзла в промозглой каменной крепости Сайдеха. Но сейчас меня знобило скорее от страха.

Катара, проходя мимо Роваха, тихонько сказала ему, склонившись:

– Вы, господин, поосторожнее будьте, поласковее. Наша Птичка невинная, как и полагается. Боится, не знает, чего ждать. Лаской…

Она не успела закончить – тяжелая пощечина с глухим звуком обрушилась на ее щеку, отчего голова Катары резко отклонилась назад. Мамушка ударилась затылком о дверной проем, глухо ахнула и сползла на пол, схватившись за щеку. Глаза её блеснули от слез, алый след вспыхнул на коже.

Я вскочила с гулко стучащим сердцем, с изумлением посмотрела на мужа.

– Знай свое место, ты всего лишь прислуга здесь. Не смей мне указывать, как мне трахать мою жену. Иди, пока я не приказал скормить тебя собакам на псарне.

Катара отползла в сторону, глянув на меня испуганными огромными глазами. Дверь закрылась, оставив нас с Ровахом наедине. Я ощущала, как страх липким слизнем ползет по моей спине. Руки мои затряслись, ладони сами прикрыли грудь, словно это могло защитить меня. Сквозь бешеный стук сердца в ушах я услышала властный голос супруга:

– Люблю девственниц. Они так громко кричат.

Ровах плотоядно улыбнулся. Я прикрыла глаза, не в силах смотреть на того, кто еще утром казался мне самым желанным мужчиной на свете. Слезы сами потекли по щекам, закапали на руки, обжигая ледяную кожу. Нет, пусть это будет сон, думала я. Мне казалось, что если посильнее зажмуриться, а потом открыть глаза, то все исчезнет. Исчезнет Ровах, исчезнет комната, исчезнет Сайдех.

Я открыла веки, которые жгло огнем. Ничего не исчезло. Я была обречена на самый худший кошмар, который я ещё даже не могла представить.