Ник и другие я

Глава 14 Ешь

Полет не принес успокоения. Все равно хотелось гневно орать в небеса. Только клекотать в небеса последнее дело – драконы не умеют говорить. Да и ей нельзя выдавать себя. Жаль, что чувствам не прикажешь. Её плач до сих пор стоял в ушах Сэм… И когда это закончится, она не знала.

Сэм была настолько зла, что упустила контроль над землей. Уже на границе Провала, когда до дома оставалось всего ничего, её настигла плазма, выпущенная откуда-то из развалин торгового центра. Левое пробитое крыло тут же схлопнулось, Сэм хаотично завертело – одно крыло не способно выправить полет. Второй залп плазмы принял на себя висевший на длинной шее рюкзак, спасая жизнь Сэм. Он огненным шаром полетел вниз, отвлекая внимание на себя. Сэм в последний момент смогла превратить падение в почти контролируемый спуск, но это ей не помогло. Земля оказалась слишком близко. Сэм врезалась в высокие заросли хватайки – верхние ветви этого дерева были так плотно переплетены, что представляли один сплошной ковер из зелени, под которым прятались ловчие усики и хищные, всегда голодные цветки. Сэм еле сдержала рев боли – ветви хватайки были колючими, хоть и прогнулись под её весом, смягчая падение. Сэм тут же превратилась в вампира, отсекая боль от ран. Ветви хватайки разошлись, усиками подтягивая свою добычу к цветкам. Перед тем, как исчезнуть под зеленым пологом хватайки, Сэм успела разглядеть то, что чуть не убило её – нежить в ультре образца начала войны. И как эта ультра еще функционировала, а, скажите на милость?! Почти десять лет прошло… Лицо парня врезалось в память – блондин с развороченной взрывом челюстью, он где-то умудрился потерять шлем своей ультры. Сэм, утопая в голодной хватайке, пообещала себе, что еще найдет и упокоит эту нежить, чего бы ей это не стоило. Или...? Она сделала глубокий глоток воздуха и перестала дышать – вампирам это необязательно. Чем глубже утягивали её усики хватайки, тем темнее и лиловее становился воздух – странный туман Провала окутывал её и пытался проникнуть вглубь. Только наноботы не учитывали одного – кожа вампиров непроницаема для них.

Сэм собралась с силами и, когда до земли оставалось футов пять, ударила по хватайке огнем. Усики, удерживающие Сэм, тут же свернулись, отпуская опасную добычу. Сэм сгруппировалась в падении, приземляясь с переворотом через спину. Замерла, прислушиваясь. Обычные звуки живого Провала: шорох ветвей обиженной в лучших чувствах хватайки, осторожные передвижения мелких зверей по чахлому подлеску, чье-то дыхание, пересвист сумасшедших птиц – кто же поет в сгущающихся сумерках? Последние лучи солнца уже давно скрылись за прибрежными скалами. Далекий явно механический, слишком мерный, стук чего-то металлического – видимо, ветер качает какие-то обломки. Тут же вспомнилось, что дома она так и не закрепила ставню. И снова полоснула боль – возвращаться домой не обязательно. Там никто не ждет.

Мягко, опираясь на внешнюю сторону стопы, перекатываясь с пятки на мизинец, чтобы идти бесшумно, выбирая участки с травой, гасящей звуки, Сэм осторожно направлялась в сторону торгового центра. Остановить нежить в ультре можно и сейчас. Даже нужно, чтобы в следующий раз не попасться так глупо. Если бы не Яблочко… Она бы не попалась так легко. Сэм прогнала ненужные, запрещенные сейчас мысли. Потом. У неё будет время потом… А лучше вообще все забыть.

Под ногами возник асфальт, усыпанный битым стеклом, и Сэм в который раз подумала, что быть вампиром просто замечательно – её босым стопам ничего не угрожало. Может, выбрать эту форму для существования? Какая разница тут, в зоне, человеком она осталась или стала кем-то другим? Может, вообще стать до весны драконом и ни о чем не думать… Клауд же не спешит её спасти, а больше никому она и не нужна. Хватит цепляться за глупые мечты, что её кто-то спасет… Она одна и никому не нужна. Она будет спасаться сама.

Сэм подобралась к железобетонному остову торгового центра, через выбитые окна высматривая путь наверх. И тут откуда-то сверху упала ультра. Просто упала – нежить в ней была уже упокоена. Вновь пропела дура-птица – ей бы уже спать в гнезде, а она распелась тут!

Сэм замерла, прислушиваясь и старательно осматриваясь – никого. Абсолютно. Словно белобрысый сам упокоился. Только так не бывает. Она стояла, плотно прижимаясь к полуразрушенной стене, и ждала. Рано или поздно тот, кто упокоил нежить, шевельнется и… Не шевельнулся.

Через полчаса полной тишины, даже птица угомонилась и замолчала, она осторожно шагнула к ультре, склоняясь над упокоенным парнем. От него остался только скелет и остатки обмундирования. Сэм содрала с шеи нежити медальон.

– Ничего личного… И не бойся, твоим родным сообщат… - она зажала медальон в руке и пошла прочь, напоследок кидая огненный шар – иногда даже кости могли вновь подняться. Она сдаст медальон в Совет ветеранов. Не бог весть какие, но все же деньги. Ей очень нужно успеть накопить к весне. Кровь из носу надо накопить денег к весне. Иначе все просто зря. Эх, не получится пережить зиму драконом! Драконом не накопить денег.

Возле дома привычно ходил Джек. Да, Сэм настолько сошла в одиночестве с ума, что дала нежити имя. Той самой глупой нежити, что не съела их с Яб… «Не думать!» – осекла сама себя Сэм, проглатывая глупые слезы. Джек топтался на лужайке перед домом, из-под насупленных бровей рассматривая Сэм.

– Иди прочь, а? – взмолилась она. – Ночь на дворе. Приличная нежить уже спит! Или лопает чужие мозги.

Тот явно оценил её потрепанный вид – он выдавил из себя:

–…еть!

Сэм, доставая запасной ключ от дома с притолоки, пробурчала:

– Да, да, очешуеть, офигеть, офонареть! И отвернись – тебя не учили, что рассматривать неодетых девушек, неприлично?

Джек потоптался, явно пытаясь понять всю фразу – отворачиваться он не спешил.

– …ха…

Сэм, открывая дверь, бросила обиженно:

– Ну-ну, смейся…

–…ха?

– Иди ты! – она вошла в пустой дом и закрыла дверь, отсекая его следующий вопрос:

– Ешь?

Репертуар Джека был крайне скуден. Ха, ешь и еть. Хотя, с другой стороны, он вообще разговаривать не должен был.

Сэм оглядела свой пустой, утопающий в полумраке дом. И слезы вновь выступили на глазах. Везде были вещи Яб… Её вещи. Бутылочки. Соски. Пеленки. Та самая дурацкая, так и не сожженная книга…

Ноги подогнулись, и Сэм села на пол, без сил опираясь на дверь.

– До весны… Я клянусь… До весны… Просто надо дожить до весны…

Было холодно, хоть вампиры и не чувствуют перепады температур.

В дверь осторожно постучали.

Сэм, давясь слезами, послала Джека далеко и прочно:

–…и чтобы навсегда!!! – фразу эту она слышала от Клода. За дверью потоптались и выругались в ответ:

–…еть!

– Обалдеть! Омертветь! Охренеть! – не осталась в долгу она.

Сэм закрыла ладонями уши и уткнулась себе в колени. Хотелось все забыть. Хотелось, чтобы эта отвратительная, ненавистная осень наконец-то закончилась.

Скорей бы весна.

Скорей бы…

Скорей…

Скорей…

Хорошо, что вампиры умеют впадать в оцепенение. Только… Утро облегчения не принесло. Сэм еле заставила себя двигаться. Встать. Умыться холодной водой. Причесаться. Одеться. Собрать все ненужные теперь вещи в мешок. Открыть дверь. Выйти на улицу – надо вернуться в Провал за остатками рюкзака. Замереть, рассматривая так и не ушедшего Джека.

– Офонареть! – прозвучало у них с Сэм почти одновременно. Хотя Джек только «…еть!» и выдавил. Интересно, он-то на что ругался?

Рюкзак, точнее, то, что от него осталось, стоял на дорожке возле дома. Сэм прикрыла глаза, взяла себя в руки и позволила себе стать человеком.

– Доброе утро, Джек. Спасибо за рюкзак.

–…ха…

Человеком быть с Джеком было сложно – лично она не могла продержаться с ним и пары минут:

– Иди ты! Смейся в другом месте!!!

Нежить наклонил голову на бок, рассматривая Сэм:

– …Ха? Ешь?

– Сколько тебе раз говорить: ешь – это еда, Яблочко – не еда!

Джек принялся давиться словами – они ему давались с трудом, в основном из-за раны на шее, переходящей на подбородок. Кто-то перед смертью Джека старательно пытался оторвать ему голову.

– Ееее… Еее… Эээээш! – победно сказал он, для верности еще делая покачивающие движения руками, словно кого-то там держал. – Ешь?

Сэм прикрыла глаза – вот только от нежити еще напоминаний о её Яблочке не хватало…

Слезы без спроса брызнули из глаз.

– Отвали, а? – взмолилась Сэм.

– Еееешь? – не угомонился Джек. Он же нежить, ему на чувства окружающих плевать.

Сэм что есть силы заорала – она тоже не обязана щадить его чувства, да и нет их у нежити:

– Нет её! Её тут больше нет!!! Вали отсюда, дурная нежить! Не успел съесть, когда мог, теперь забудь о ней! Нет Эш! Понял?!

Он не понял. Смотрел исподлобья своими карими, совсем немертвыми глазами и топтался на одном месте.

– Нет её! – прошептала Сэм, шагая мимо него. Почти шагая. Потому что он, не считаясь с тем, что она охотник вообще-то, схватил её в свои объятья, прижал к груди и принялся гладить по голове. Еще бы не смеялся при этом – цены бы ему не было.

–…ха… Ха… Ха… – его ладонь скользила по её волосам, словно пытаясь утешить.

От его истлевшего мундира пахло не тленом. Пахло деревом и травой. И её слезами, потому что она позорно расплакалась.

Слезы катились и катились сами по себе, не останавливаясь. И мужская, загрубевшая ладонь продолжала гладить её по волосам. Это было странно, но так необходимо Сэм. Она устала быть одна. Джек даже что-то утробно рокотал, словно в нем был моторчик. Птицы потрясенно пели, как заведенные, не замолкая. Видимо, гнездовье у них тут. И как она умудрилась поселиться в таком месте…

Она сухо всхлипнула последний раз и все же нашла в себе силы отстраниться. Джек тут же наклонился к ней, заглядывая в глаза:

– …ха?

Сэм кивнула:

– Три раза ха. И спасибо… Я уже в порядке. Правда, в порядке. Просто все так глупо… Я же её плач до сих пор в голове слышу…

–…ха… – Джек потянулся к ней, но Сэм отрицательно качнула головой:

– Не надо, я справлюсь. Надо просто потерпеть до весны. Весной я её заберу.

Джек внезапно выпрямился, недоуменно рассматривая Сэм:

–…ха?

– Что? – не поняла его Сэм. Она Джека вообще не понимала.

– Еее… Ээээ… Эш! – он облизнул губы и попытался продолжить, выдавая странные звуки снова и снова: – А… Ы… Ххххх… Ннннн… Эээээш…

Он понял, что все бесполезно, замолчал и сжал руки в кулаки. Он даже глаза закрыл в бессилии.

– Джек? – Сэм осторожно прикоснулась к его чуть теплой шее: – Это из-за ранения. Надо просто зашить горло и говорить станет легче.

Он открыл глаза, странно рассматривая Сэм. Она старательно улыбнулась – вблизи Джек совсем не походил на мертвого. Да, бледный до ужаса, серый даже, видимые вены не голубые, а черные, но и только. Джек даже разложением не пах. Если бы не его повреждения… Он мог бы сойти за живого. Странно, тогда, в начале лета, он ей казался типичной нежитью – синюшной и мертвой.

– Я могу зашить раны, Джек. Правда, не обещаю красиво и обезболивающего у меня нет…

Джек скривился и показал кисть – обломанные, грязные ногти пробили кое-где кожу, но дискомфорта явно не приносили.

Сэм поняла:

– Не больно. Тебе не бывает больно. Тогда… Приходи как-нибудь. Я зашью тебе раны.

Он пожал плечами и снова попытался сказать, в этот раз он зажужжал:

– Эш жжжжж…

Сэм поняла, что жужжать он может долго и сама сказала:

– Яблочко жива, конечно. Я отнесла её в безопасное место.

Джек потрясенно прорычал:

–…еть!!!

Сэм сгруппировалась и приготовилась защищаться – сейчас Джек не выглядел дружелюбным. Даже птицы замолчали в кустах.

– Да мне плевать – хоть охреней! Яблочко в безопасности, и это главное! В приюте тепло, сыто, там есть врачи, там есть одежда, игрушки, там есть вакцины, в конце концов!

Джек потрясенно закачал головой, что-то попытался сказать, но из него вырывался только возмущенный рокот, махнул рукой и… Он целенаправленно пошел в сторону дороги в город.

Сэм хмыкнула ему в спину:

– Вали! Беги! Мне плевать!!!

Из кустов наперерез Джеку рванул парень в такой же, как у Джека, форме Содружества, только степень разложения у этой нежити была чуть больше, да и кожа синюшная, как и положено. Он попытался скрутить Джека, но отлетел в сторону – видимо, Джек был взбешен.

Навстречу ему выбежали на дорогу еще двое – такие же бывшие военные. Сэм выругалась себе под нос – как она могла так ошибиться!? Как-то по весне она насчитала три цепочки следов. Три! А этих тут как минимум на одного больше! С Джеком получалось, что рядом с ней обитает четыре нежити. Четыре! И как она могла найти убежище в их гнезде…

Парни угрожающе наклонились вперед и принялись рычать, давая понять, что не пропустят Джека. Тот что-то рявкнул, и этих двоих снесло с дороги. Ясно, Джек еще и альфа к тому же, скривилась Сэм.

Первый, который синюшный, выбрался из кустов и уставился на Сэм, заставляя ту предупреждающе зажигать огонь на ладони. Парень сник, что-то проворчал себе под нос и снова рванул за Джеком.

Парочка придавленных авторитетом тоже обернулась к Сэм и угрожающе зарычала. Джек резко остановился и тоже рыкнул в свою очередь – сейчас он снова напоминал нежить. Бледный, злой, с перекошенным от оскала лицом… И Сэм в отчаянии поняла – он не остановится. Он пойдет и найдет этот оркский приют. И заберет свою Эш, чего бы это ему не стоило. Он не остановится.

Сэм сглотнула:

– Джек!

А в ответ вместо «еть!» и смеха – рык. Сэм прищурилась и пошла к нему:

– Мозги последние включи! Или они совсем поплыли у тебя?!

Джек чуть наклонился вперед, то ли обиженно, то ли готовясь атаковать. Синюшный пристроился за спиной Сэм, нервируя её – кто его знает, что он там собирается делать? Не защищать же.

Сэм продолжила:

– Думаешь, тебе одному плохо?! Да я её плач продолжаю слышать!!! Ты подумай – что её ждет тут? У меня нет денег. У меня осталась последняя пачка овсянки, и все. Дальше – голод. Я не могу выходить на охоту, чтобы заработать денег. У меня почти кончились продукты, у меня закончилась детская смесь, а Эш нужно молоко! Ей нужны теплые вещи, ей нужны игрушки, ей нужны лекарства! Мы тут с ней сдохнем от голода и холода. Мы не переживем с ней эту зиму. Пойми… Я не могу её прокормить, мне не на кого опереться. Сдохну я на охоте, никто и не вспомнит, что есть Эш. Она же без посторонней помощи просто умрет. В приюте у неё есть шанс. Там тепло, там сытно. И не смотри так – я до одури боюсь, что её кто-нибудь удочерит до весны. Я до одури боюсь, что за ней не присмотрят, что ей будет плохо, что никто не споет ей песню на ночь и не укачает её. Но там хотя бы сытно и тепло… Джек… Пойми, у меня не было выхода.

Парочка возле Джека закивала головами, соглашаясь с доводами Сэм, но у Джека было свое мнение.

Он лишь сказал:

– …еть!

Он развернулся и снова пошел в сторону города.

Сэм проорала:

– Ну и иди! Все равно дальше КПП не пройдешь! Там тебя и упокоят!

Он отрицательно качнул головой – вот самоуверенная нежить!

И Сэм тихо сказала:

– Иди. Забирай. Приноси сюда… Только знай: принесешь её сюда – я тебя лично упокою. И опять отнесу Эш в приют. Потому что нам с ней не пережить эту зиму. Я тебя упокою.

Он остановился и развернулся к ней – все еще злой и очень опасный. И Сэм предположила другой вариант их драки с Джеком:

– Или ты меня убьешь – и так может быть. Только помни – смерть Эш этой зимой тут в зоне будет на твоей совести. Ты принесешь её сюда на смерть от холода или голода.

Он продолжал сверлить её своими возмущенными глазами. Сэм махнула рукой в сторону города:

– Иди… Ну же! Иди… Ведь мне её тоже отчаянно не хватает. Я с ней уже год – она росла во мне, она была во мне, она была рядом со мной, она была всем для меня этим летом. И тут её нет. Мне её дико не хватает, Джек. Но в отличие от тебя, я понимаю – я отвратительная мать, я ничего не могу ей дать. Ничего. И приют – это вынужденная мера. Я боюсь, что её там…

Она прикусила губу, она не могла сказать, что Яблочко там могут и уничтожить – если у неё неожиданно рано проснется полиморфизм. Или, что вероятнее, её сдадут, как когда-то сдали саму Сэм, на опыты, куда-нибудь лабораторию или в виварий при школе ловцов. Это же Сорок первый округ, тут до сих пор есть виварии для иных, и у Эш, и у самой Сэм огромный шанс там оказаться.

Джек опустил голову вниз, сжал руки в кулаки – явно бесился. Явно пытался послать Сэм далеко и прочно, как она его этой ночью.

Птицы молчали, как молчали и парни-нежить. Джек выпрямился и пошел обратно к Сэм. Где-то в кустах тут же облегченно свистнула птица, и нежить в армейском камуфляже рванула прочь, прячась.