О чём молчат женщины

ГЛАВА 9

Арлетт была очень довольна: ее вечерний туалет сшили вовремя, как раз к визиту в дом Дашковых. На розовом атласе более темные набивные розы, сзади складки, переходящие в небольшой шлейф, и соблазнительное декольте в пределах приличия.

Стоя перед зеркалом в своей спальне, Арлетт с удовлетворением отметила, что наряд подчеркнул все достоинства ее фигуры.

Служанка неторопливо застегивала крошечные крючки на спине платья. Арлетт только сейчас поняла, что значит платье, сшитое по индивидуальному заказу в модном ателье. Тонкая талия плотно обтянута атласом — нигде ни одной морщинки. Наверное, сейчас она могла бы стать моделью для скульптора или художника. Для Микеланджело? Мариано? Или… Сергея? При мысли о последнем глаза Арлетт вспыхнули радостью. Меньше чем через час она увидит его! В эти минуты Арлетт совсем не беспокоила мысль, как она может делить свои симпатии между двумя мужчинами. И почему, уже почти имея в руках одного поклонника и почти любовника, она совсем не прочь заманить в свои сети и другого? Она до сих пор не подозревала, что в ней, как и любой настоящей женщине, живет неистребимое стремление покорять мужские сердца, не всегда порой задумываясь о причине такого коллекционирования. Как путник, долгое время проведший в пустыне и добравшийся, наконец, до живительного источника, ненасытно пьет воду, так и Арлетт, долгое время томившаяся в станах монастыря и пытавшаяся заглушить голос плоти, теперь вырвалась из плена и готова была ловить все минуты наслаждения, которые дарила ей судьба.

Когда дамы вошли в дом князя, а затем прошли в салон, Арлетт, даже не глядя вокруг, почувствовала — Сергея здесь нет. В глубине души это сильно ее задело, в ожидании этого визита мысленно она не раз представляла, как он выходит ей навстречу. Его восхищенный взгляд, прикосновение к ее руке. Он опаздывает! Возмутительно! «Должно быть, на улицах Брюсселя опять пробки», — искала она ему оправдание.

Арлетт улыбалась, пока ее представляли гостям, обменивалась с ними учтивыми фразами, но душа ее словно затаилась, ожидая прихода Сергея.

Казалось, свет померк, когда князь невзначай упомянул, что его племянник уехал в Петербург в связи с неотложными семейными обстоятельствами.

— И когда он вернется? — словно со стороны услышала Арлетт свой вопрос.

— Кто может сказать что-нибудь конкретное, когда речь идет о молодых людях? — с кокетством в голосе отозвался князь Дашков.

Он не без основания считал себя знатоком искусства и красивых женщин и с довольным видом взирал на соблазнительную девушку с великолепной фигурой и невинным, но чувственным ртом.

Арлетт чуть было не сказала, что Сергею следовало бы оставить ей записку, но сумела остановиться себя — это выглядело бы ужасно глупо. Возможно, она слишком возомнила о себе, и на самом деле интерес графа к ней — не более чем минутный каприз избалованного красавца. Девушка подавила тяжелый вздох.

— А занятия живописью? Разве это не приведет его обратно в Европу?

— Для Сергея живопись — всего лишь увлечение, хотя он удивительно талантлив. А в России у него есть обязанности, которыми он никогда не пренебрегает.

— Выставляются ли где-нибудь его произведения?

— Сейчас, нет. Если вас интересуют его работы, я могу показать свой портрет, который Сергей нарисовал два года назад. — Не дожидаясь ответа, князь Дашков взял руку девушки, затянутую в белую перчатку, и нежно сжал в своей ладони. С улыбкой глядя сквозь пенсне, он добавил: — Мне доставит большое удовольствие попозже показать вам этот портрет.

Но такой возможности судьба ему не предоставила. Жена князя — с глазами зоркой орлицы, двадцатью годами моложе мужа — явно не имела желания повторять судьбу бедной Полины, страдавшей от измен мужа. После ужина всех присутствовавших дам организованно повели смотреть работу Сергея. Арлетт подошла поближе, а остальные проявили только вежливый интерес. Чувствовалось, что смелая кисть племянника не скрыла ни достоинств, ни слабостей дяди-аристократа. Портрет удивительно походил на свою модель.

— Нужно другое освещение! — непроизвольно воскликнула Арлетт.

Портрет висел в нише, где даже днем было темно.

Хозяйка дома сделала едва заметный протестующий жест.

— Не могу сказать, что князю нравится этот портрет, он ценит его лишь как талантливое произведение искусства.

Безусловно, работа вряд ли могла польстить самолюбию князя: невзирая на то, что в уголках глаз крылась улыбка, а челюсть свидетельствовала о решительности, крупный рот выдавал чрезмерную чувственность, а впадина на подбородке несколько искажала правильные черты лица.

Когда экипаж остановился у дома Клода, Арлетт, попрощавшись, вышла, Жанетт тяжело вздохнула. Слава богу — вечер кончился. Не нужно было обладать чрезмерной наблюдательностью, чтобы заметить, как помрачнело лицо Арлетт при известии об отъезде Сергея. Будто задули яркую свечу… Ну что ж, пусть это будет ей уроком. Когда Сергей вернется, Арлетт уже обретет опыт разочарования и, наверное, еще не раз убедится, как безответственны мужчины.

Служанка помогла Арлетт снять вечернее платье. Усевшись перед зеркалом за туалетным столиком, девушка принялась медленно расчесывать волосы, с трудом сохраняя спокойствие. Как только служанка вышла, Арлетт закрыла лицо руками. Все кончилось, не успев начаться… Что именно? Не важно. Но Арлетт дала себе слово никогда не позволять себе быть столь уязвимой. Чего ей еще нужно, неужели недостаточно Клода?

Арлетт продолжала в задумчивости сидеть перед зеркалом, когда раздался негромкий стук в дверь. Девушка решила, что вернулась служанка, и, не поворачивая головы, крикнула:

— Войди.

Кто-то подошел сзади, и, подняв глаза, Арлетт в зеркале увидела за спиной Клода.

— Зачем ты пришел? — резче, чем хотелось бы, произнесла Арлетт, все еще досадуя на то, что ее надежды на сегодняшний вечер не оправдались.

— Я пришел пожелать своей сестренке спокойной ночи. И спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.

С этими словами Клод склонился к ее руке и поднес к губам; видя, что она не возражает, он начал нежно ласкать ее ладонь и запястье. Арлетт взглянула на него снизу вверх.

— Моя принцесса, — пробормотал Клод, глядя ей в глаза, затем наклонился и поцеловал ее в шею.

Он сделал это так просто и естественно, будто и в самом деле любящий брат благословлял сестру перед сном! Но он хорошо видел, что она млеет от его прикосновений, он чувствовал, как трепещут ее пальцы. Арлетт взглянула на него затуманенным взором, в котором светилось такое ожидание и такой призыв…

— Клод, я… — и она быстро провела языком по губам, как будто дразня его. Клод сильнее сжал ее руку. — Клод, я хотела сказать тебе, что сегодня…

Он остановил поток ее слов, прижав свой палец к ее губам.

— Не надо, — пробормотал он. — Замолчи, — и поцеловал ее.

Но теперь его поцелуй не был нежным, хотя Клоду так хотелось быть с ней ласковым и предупредительным. Но на этот раз он решил дать ей понять раз и навсегда, кто хозяин положения и что он вовсе не какой-то вымышленный принц, герой ее девичьих грез, с которым можно играть в кошки-мышки, а, черт возьми, живой, полнокровный мужчина.

Он обнял ее за талию и чуть не застонал от радости, поняв, что у него под руками не корсет из китового уса, а самая настоящая женская плоть, мягкая, нежная, теплая. Его ладони невольно заскользили по ее телу. Их поцелуй был долгим. Клод сделал попытку опрокинуть Арлетт на кровать, и она действительно упала на спину под тяжестью его тела, ошеломленная тем, как он обращается с ней. Она тихо застонала, испытывая незнакомые ощущения, пугавшие ее. Ей не хватало воздуха, и она начала задыхаться. Руки Клода еще крепче обхватили ее за талию и внезапно начали скользить по груди Арлетт — сквозь тонкую ткань хорошо прощупывался твердый набухший сосок.

Ощущения от прикосновения его рук были столь ошеломляющими, что Арлетт начала извиваться, стараясь прервать затянувшийся поцелуй. Но Клод не выпускал ее из своих сильных рук, вновь и вновь поглаживая ее сосок. Дрожь возбуждения пробежала по всему телу Арлетт, и она вновь тихо застонала от пронзившей все ее существо сладкой муки. Мужчина понял, что она сейчас испытывает, улыбнулся и вновь начал целовать ее, лаская руками тело девушки и пытаясь разжечь в ней огонь сладострастия. Он хотел взять ее прямо здесь и прямо сейчас. Она сводила его с ума долгое время — такая близкая и такая недоступная. Поэтому, как в душный летний зной, Клод жаждал сейчас освежительной грозы, за которой, он знал, последует умиротворение и покой.

Арлетт казалась Клоду такой мягкой и нежной, словно пушистый игрушечный птенец или новорожденный ягненок. Он перестал целовать девушку и, зарывшись лицом в ее волосы, положил голову на ее теплое плечо, не выпуская из объятий.

Она слабо сопротивлялась.

— Клод, прошу тебя, не надо!

Он не обращал внимания на ее лепет: женщины всегда несут всякий вздор, уцепившись при этом мертвой хваткой за шею мужчины. Конечно, Арлетт не цеплялась за его шею, а, напротив, отталкивала его от себя, и поэтому Клод перехватил ее руки и крепко прижал к подушке, а затем начал ласкать языком маленькую, изящной формы ушную раковину Арлетт, ощущая солоноватый вкус и аромат пахнущего лимоном мыла. Он сам купил это мыло для нее, походив по магазинам в поисках того, что, как он считал, может ей понравиться. В выборе покупок он ориентировался на свой собственный вкус и поэтому купил Арлетт именно лимонное мыло.

— Прошу тебя, — шептала она, задыхаясь, ему в ухо, — прошу тебя, не надо, ты же не хочешь этого делать!

— Именно этого я и хочу! — решительно сказал он.

— О… нет… — ее била мелкая дрожь.

Клод снова коснулся губами ее губ и улыбнулся ей, он находил ее неискушенность и наивность ужасно обольстительными и не мог преодолеть соблазн. Вообще-то, у Клода не было никакого опыта в общении с девственницами. Он обычно заявлял, что такие девицы ему не по карману, они чертовски дорого ценят себя. Но сейчас Клод не в силах был сопротивляться своему чувству, все другие ощущения отошли на задний план. Он чувствовал только ее легкое дыхание на своей щеке и ее нежную шелковистую кожу. Он так страстно хотел ее. И прежде чем Арлетт вновь заговорила, Клод начал осыпать ее губы быстрыми поцелуями, шепча после каждого:

— Моя глупая… нежная… прекрасная…

— Нет, не надо! — в ее голосе зазвучали нотки отчаянья. — Это не великодушно, я знаю: ты не хочешь быть жестоким со мной! Ведь ты не возьмешь меня силой?

Он прервал ее речь тем, что начал легонько покусывать ее нижнюю губу. Тогда Арлетт, словно попавшийся в силки заяц, принялась изо всех сил вырываться, отталкивая Клода локтями и коленями. Но мужчина находился в более выгодном положении и сумел воспользоваться им. Ему не составляло особого труда поймать ее руки и припечатать ее тело к кровати. Скользнув рукой по нижней части ее тела, Клод обнаружил, что в пылу борьбы у Арлетт незаметно для нее самой задрался подол ночной рубашки, открыв ноги. Когда Клод дотронулся до ее обнаженного бедра, он совсем потерял голову, отбросив всякие церемонии и боязнь лишить Ее Высочество Недотрогу чистоты и невинности.

Арлетт вскрикнула, протестуя против подобной дерзости, но Клод закрыл ей рот поцелуем и начал ласкать ее мягкий живот, чувствуя, как его охватывает возбуждение.

— Ты так прекрасна, моя прелесть, — шептал он, не узнавая собственный голос, ставший вдруг хрипловатым и неестественно напряженным. Сила охватившей его страсти испугала его самого. — Ты чертовски прекрасна и соблазнительна!

— Нет! — закричала Арлетт и рванулась что было сил, сильно ударив при этом Клода в висок.

Он взревел и растерянно заморгал — перед его глазами поплыли радужные круги. Когда же он снова пришел в себя, то увидел, что Арлетт сидит, сжавшись в комок, в углу кровати, натянув подол ночной рубашки на ноги, и рыдает.

— Как ты мог? — причитала она сквозь слезы. — Как ты только мог? Как ты только мог найти в себе силы обращаться со мной, как с бессловесной скотиной или продажной шлюхой!

Клод потер ушибленный висок и ошарашено уставился на нее, ничего не понимая.

— Зачем ты хотел это сделать со мной? Чтобы потом посмеяться над моей бедой?

— Посмеяться? — пробормотал он, собираясь с мыслями.

Меньше всего на свете ему сейчас хотелось смеяться.

Клод бросил на Арлетт недовольный взгляд и сел на кровати.

Мадам Алигьери покидала Брюссель с тяжелым сердцем. Совесть продолжала мучить ее по поводу письма Сергея, спрятанного в шкатулке с драгоценностями. Но лучше этому посланию оставаться там… Арлетт и Жанетт нежно простились друг с другом на платформе вокзала — обе с влажными глазами. Клод, уже сказавший свое adieu[1], нервно поглядывал на часы, стоя у открытой двери вагона.

— Не покидайте нас надолго, Жанетт! — взмолилась Арлетт, когда они разомкнули объятия.

— Конечно. Если это будет зависеть от меня… — голос мадам Алигьери сорвался от волнения. — Пиши мне. Обязательно.

— Обещаю.

Прежде чем войти в вагон, Жанетт вновь повернулась к Арлетт и, не обращая внимания на стоявшего рядом Клода, сказала:

— Помни: если тебе захочется покинуть Брюссель, ты всегда можешь приехать к нам с Марко. Жить в нашем доме.

Неужели Жанетт догадалась, какое разочарование постигло Арлетт оттого, что Сергей уехал, не оставив ей письма? Или она догадывается об отношениях с Клодом?

Девушка покачала головой.

— Я не ищу легких путей.

Неожиданно вмешался Клод:

— Я тоже. По себе знаю, легко ничего не дается.

Поезд унес Жанетт. Арлетт продолжала махать рукой, прощаясь с ней, даже когда поезд скрылся из виду.

Когда новый гардероб Арлетт был подготовлен, Клод решил ввести сестру в круг своих друзей и знакомых. И потянулись приглашения за приглашением, званые ужины и изысканные вечера. Друзья, сыновья и дочери друзей и деловых партнеров Клода быстро приняли девушку в свой круг. Все знали, что она получает специальную подготовку в Доме Фере. Некоторые девушки, желающие заняться чем-то более конкретным, чем ожидание выгодного замужества, заявляли, что завидуют Арлетт.

Арлетт пользовалась успехом у молодых людей. Стоило ей прибыть на званый вечер, где планировались танцы, как ее программка тут же заполнялась именами кавалеров. Арлетт отдавала предпочтение двум-трем поклонникам перед другими, не возражая против легкого поцелуя во время танца, никаких более серьезных отношений последовать не могло: она не встречалась с кавалерами наедине.

После отъезда Жанетт из Брюсселя приглашений от князя Владимира не поступало. Иногда Арлетт встречала его с женой в театре или ресторане. Они официально раскланивались, но беседы не возникало, и никаких новостей о Сергее девушка не имела. Вряд ли он вернулся, иначе их пути где-нибудь пересеклись бы. Арлетт удивлялась самой себе: почему его образ не стирается из ее памяти? А мысль о том, что Сергей забыл ее, была мучительна.

Поначалу ее работа была простой и монотонной, несмотря на разнообразие материалов. Но Арлетт не чувствовала скуки и разочарования. Она находила удовольствие в работе и очень гордилась своими успехами. Вскоре девушку перевели на другое место: теперь она изучала процесс литья, ковки и пайки драгоценных металлов. Самой интересной была творческая задача правильно расположить и укрепить весь набор украшений на новом изделии, которое порой представляло вычурные кружева из золота или серебра с вкраплением драгоценных камней различных размеров.

Чем сложнее становилась ее работа, тем больше чувствовала удовлетворение Арлетт. Пройден еще один этап…

— Замечательно! Ты всех вдохновляешь! — как-то воскликнул Клод, когда Дом получил несколько заказов на модель набора из колье и серег, в котором Арлетт была на одном из приемов.

Порой Клод сожалел, что сестра показывалась в обществе только в выходные дни или вечером после работы, но тут уже ничего не поделаешь — от подготовки Арлетт зависит будущее не только самой девушки, но и судьба Дома Фере.

— Я думаю, что к твоему новому платью из мягкого зеленого шелка, в котором мы отправимся на скачки, лучше всего подойдет новый комплект украшений с изумрудами.

— А не слишком ли я буду сочетаться с цветом зеленого поля? — пошутила Арлетт. — Меня даже никто не заметит.

— Ты права, — тут же озабоченно отозвался Клод, даже не поняв, что сестра шутит. — Лучше, наверное, будет надеть персиковое платье. Все цвета цитрусовых в сочетании с твоими волосами смотрятся очень выразительно.

Клод, считал, что ювелирные изделия от Фере должны быть продемонстрированы в наилучшем оформлении, на лучшей витрине. В данном случае витриной служила Арлетт, задрапированная в лучшие наряды от Готье, но Готье ни в коем случае не должен был отвлекать внимание от Фере. И здесь Клод был неумолим. Если платье, по его мнению, начинало соперничать с украшениями от Фере, наряд приносили в жертву.

Однажды, когда Арлетт надела только что сшитый костюм из голубого шифона и ждала, когда ей вынесут украшения, к ней подошла одна из девушек-манекенщиц, рыжеволосая Руби Рубанд. До этого они только издали улыбались друг другу, но никогда не разговаривали.

— Голубое очень идет вам, мадемуазель Фере! — сказала Руби.

Сама она выглядела весьма привлекательно в новом полосатом платье.

— Спасибо!

Арлетт была уверена — Руби выглядит сногсшибательно во всем, что бы ни надела, даже в самой скромной одежде, в которой приходит на работу. Правильные черты лица Руби, ее прекрасная фигура — высокая грудь, изящные бедра — делали ее одной из лучших манекенщиц. Когда она выходила на подиум, то производила неизгладимое впечатление на зрителей, как на мужчин, так и на женщин. Мужчин, конечно, привлекали ее внешние данные и неповторимая походка. Женщины же сразу влюблялись в украшения, которые она демонстрировала, так как любое, даже самое скромное из них, на ее теле смотрелось потрясающе. Каждая женщина в зале думала, что и она в этом комплекте будет неотразима для окружающих.

— Сейчас я еду на званый вечер, — продолжала Арлетт. — Не согласитесь ли вы дать мне несколько профессиональных советов, как лучше продемонстрировать этот комплект? Я знаю, мне нужно научиться правильно двигаться, чтобы привлечь внимание к отдельным аксессуарам.

— С удовольствием. Хотя вряд ли вы нуждаетесь в инструкциях. Но если вы настаиваете… Самое главное для манекенщицы — походка. Медленно пройдитесь по коридору, на середине поверните голову, бросьте взгляд через плечо. Еще три-четыре шага и сделайте полуоборот головы в другую сторону. Поскольку речь идет о демонстрации ювелирного украшения на небольшом пространстве, между столами, то посоветовать можно не так уж много. На подиуме в больших залах возможностей гораздо больше.

— Правильно? — спросила Арлетт, выполнив все инструкции Руби.

— Замечательно! Проделайте это еще раз, но теперь чуть-чуть подберите юбку при повороте, слегка качните бедром, эта уловка привлечет внимание к браслету.

В последующие дни Арлетт научилась у Руби элегантно заколоть брошью легкую шаль или небрежно наброшенный на плечо шарф, склонять голову так, чтобы стала полностью видна изящная заколка для шляпки, специально сшитой для демонстрируемого изделия, даже как держать зонтик, чтобы наилучшим образом показать кольцо или браслет. При каждой встрече девушки теперь оживленно беседовали.

Однажды Арлетт услышала, как две работницы с острым язычком обсуждают Руби.

— Я точно знаю, что она какое-то время была натурщицей. Гордится фигурой, будто павлин своим хвостом.

Обе захихикали.

— Она подрабатывает в одной из галерей. Несколько картин с обнаженной Руби уже кто-то купил!

— И как она соглашается! Я бы умерла от стыда!

— И я!

Девушки вновь захихикали. «Руби — лучшая манекенщица Дома Фере. Неужели ей так мало платят?» — подумала Арлетт.

В тот же вечер Арлетт завела разговор с Клодом:

— Почему манекенщицы получают так мало?

— Странный вопрос! — брови Клода поднялись вверх. — А почему они должны получать много? Вся их работа состоит в том, чтобы прогуливаться в лучших платьях и ювелирных украшениях Европы! Mon Dieu[2]! Я хотел бы иметь такую работу!

— Но ведь не все так просто. Этим они не могут заниматься долго. Красота дана не навек.

— Не буду с этим спорить. Но знаешь ли ты, что многие девушки соглашаются работать манекенщицами даже бесплатно?

— Что ты хочешь этим сказать?

Клод с циничной ухмылкой посмотрел на Арлетт.

— Я думаю, ты уже слышала все эти разговоры, что девушка, будучи манекенщицей, может познакомиться с весьма состоятельными мужчинами. Многие из них, кстати, приходят в демонстрационные залы, только чтобы подыскать себе подружку. Три моих манекенщицы живут в роскошных апартаментах, хотя до сих пор не вышли замуж.

У Арлетт перехватило дыхание.

— Надеюсь, начисляя зарплату, ты не берешь в расчет подобные обстоятельства?

— Конечно, нет! Как глупо так думать! Я плачу примерно такую же сумму, как и в других Домах, а в некоторых зарплата даже меньше, — Клод резко поднял руку, словно прерывая возможные возражения. — Давай закончим дискуссию, пока не поссорились.

Арлетт покраснела. Мир был сохранен, отчасти благодаря тому, что не была высказана и половина того, что у нее накопилось на душе. Девушка напомнила себе: они заключили с Клодом соглашение.