Когда Арлетт вошла через служебный вход в Дом Фере, ее уже ждал месье Перно, заведующий ювелирным цехом.
— Барон известил меня о вашем приходе, мадемуазель Фере. В будущем вы должны приходить в семь часов, а не в восемь, как сегодня.
— Хорошо.
— Тот факт, что вы сестра барона, не отменяет для вас требований, предъявляемых к служащим, единственное исключение: к вам будут обращаться «мадемуазель Фере», чтобы подчеркнуть ваше будущее положение совладелицы Дома.
— Разве это так необходимо?
— Необходимо. Иначе как вы сможете потом сохранить уважение служащих к себе и поддерживать дисциплину в Доме, если сейчас не заложить основ? Здесь вы ознакомитесь со всеми стадиями создания ювелирного украшения. А сейчас покажите, которые принесли с собой.
Просмотрев рисунки, месье Перно пришел к выводу, что мадемуазель Фере прекрасно владеет кистью и карандашом. Потом, в соответствии с традицией, заведующий провел Арлетт по всем цехам: каждый новый работник должен увидеть весь процесс — от создания эскиза изделия до последнего момента — нанесения клейма Дома Фере на готовое изделие.
— Представляю вам мадемуазель Фере, — объявил месье Перно.
Затем он обратился к старшему мастеру по огранке алмазов:
— Жан, хочу, чтобы мадемуазель Фере на несколько недель заняла место рядом с вами. Познакомьте ее со всеми тонкостями своей работы.
— Хорошо, — отозвался мастер и дружески кивнул Арлетт. — Я все приготовлю для вас к тому времени, как вы вернетесь с экскурсии.
— Как вы сами видите, — говорил месье Перно, пока они поднимались по лестнице наверх, — все, что непосредственно связано с изготовлением ювелирных изделий, располагается на нижнем этаже, куда клиенты никогда не заглядывают. Они также не бывают в студии, где разрабатываются модели — на самом верхнем этаже. Эту студию вам покажет сам барон. Там его владения, а также кабинет главного дизайнера — месье Пьера.
Арлетт знала, что Клод, не имея большого опыта, во многом полагался на месье Пьера Клемона, однако нередко сам предлагал новый вариант, делал наброски, определяя характерный стиль «от Фере» в очередном сезоне.
Месье Перно и Арлетт миновали комнаты, в которых манекенщицы готовились к показу моделей. Сидя у зеркал в изысканном неглиже, они накладывали грим. Все улыбались новой служащей и желали успеха. В глазах читалось любопытство и дружелюбие — манекенщицам уже было известно, что сестра месье Фере будет работать в производственных цехах и их интересы не пересекаются.
Потом Арлетт спустилась вниз и заняла место рядом с Жаном, который подал ей защитные очки и белый накрахмаленный фартук и объяснил, чем они будут заниматься первое время и потом.
— Если у вас возникнут вопросы, — добавил Жан, — не стесняйтесь и обратитесь ко мне в любую минуту.
Так начался ее первый рабочий день в Доме Фере.
Прямо с работы Арлетт направилась в особняк Клода. Брат уже был дома и вышел навстречу Арлетт в огромный холл с хрустальными канделябрами и персидскими коврами красновато-коричневого цвета.
— Итак, вижу, ты благополучно нашла дорогу. Как прошел первый день?
— Довольно интересно.
— Хорошо, пойдем наверх, я покажу твою комнату.
Клод открыл дверь спальни.
— У тебя будет своя ванная. В этом доме ванные комнаты есть при каждой спальне.
Верх роскоши — Клод был горд. Даже в лучших отелях не во всех комнатах есть отдельные ванные.
— Сегодня же ею воспользуюсь, — обрадовалась Арлетт.
Она заметила, что ее щетка и зеркало уже нашли себе место на туалетном столике и чемодан распакован. Комната была светлой, обои салатового цвета придавали ей нарядный вид.
Клод открыл один из ящиков высокого комода.
— Ты найдешь здесь ночные рубашки и белье. Я велел приготовить все это. Экономка выбросит вещи, которые ты носила в школе. Когда освободишься, поговорим о твоем гардеробе. Я принес домой несколько последних журналов мод.
На какое-то время у Арлетт перехватило дыхание, зубы сжались. Клод вел себя так, будто мнения сестры вовсе не существовало. Девушке пришлось напомнить себе, что все это — часть заключенного между ними соглашения. В конце концов, Клод руководствуется добрыми намерениями, и Арлетт только и остается, что быть благодарной.
Но краска, залившая щеки девушки, выдала ее чувства. Неожиданно Клод проявил удивительную чуткость:
— Если иногда я кажусь тебе невыносимым, извини, такой уж я есть. Сама прекрасно знаешь. Хочу, чтобы ты стала частью Дома Фере. Когда ты покинула школу, я, честно говоря, не знал, какие у тебя намерения. Но сейчас очень рад тому, что моя сестренка здесь, — Клод направился к двери. — Спускайся вниз, как только будешь готова.
Приняв ванну, Арлетт примерила новое белье — мягчайшая ткань, украшенная кружевом и шелковыми лентами. После тяжелых хлопчатобумажных сорочек, которые она носила раньше, кожу приятно радовала изысканность новой одежды. Арлетт достала из шкафа прозрачную ночную сорочку — подарок Жанетт, ей вдруг захотелось примерить и ее. Даже держать в руках подобную вещь было приятно, а когда ткань рубашки заструилась по телу, у Арлетт вырвался возглас восторга. И в ту же секунду девушке показалось, что ей ответило эхо. Она с изумлением обернулась и увидела, что в дверях стоит Клод и смотрит на нее каким-то шалым взглядом. У Арлетт похолодело внутри: почему она не заперла дверь, перед тем как начать примерку?
Некоторое время длилось молчание, наконец, Клод заговорил:
— Ты знаешь, откуда берутся дети? — спросил он.
Арлетт не сразу поняла, о чем он спрашивает.
— Я имею в виду сам процесс, — продолжал он. — Или ты веришь в сказку о том, что люди женятся, а затем идут искать себе дитя в капусте.
Арлетт покраснела, как рак, и замотала головой.
— Прекрасно, — сказал Клод. — Тогда я уверен, что ты вполне созрела для того, чтобы узнать правду.
— Я никогда не думала об этом и не уверена, что сейчас самый подходящий момент для такого разговора, — сдержанно произнесла Арлетт.
— Неужели? — Клод вскинул бровь. — Значит, ты не только девственница, но и страшная лгунья.
— Ладно, скажу прямо: мне приходили в голову подобные мысли, но я не придавала им особого значения, — решила поправиться она.
— Почему ты согласилась переехать ко мне из отеля? Только скажи правду, хотя бы самой себе. Неужели ты не тешила себя мыслью, что здесь ты без помех сможешь заниматься со мной любовью, причем так, как ты это видела в своих мечтах? — спросил он резко.
Арлетт смущенно отвернулась.
— Сейчас я презираю себя за это решение и презираю тебя за твои слова.
— Да, конечно. Ты стоишь передо мной почти голая и до краев наполненная презрением, оскорбленная тем, что я заговорил на эту тему. В твоих глазах я — негодяй и подлец, который является каждой девице в страшных ночных кошмарах и наводит на нее дикий ужас, — Клод взглянул на Арлетт сквозь полуопущенные ресницы и улыбнулся. — Но некоторым девицам нравятся именно дьяволы или драконы, не так ли?
Арлетт вздрогнула, когда он произнес слово «дракон».
— Что за чушь! Уходи, дай мне одеться! Я сейчас же спущусь к ужину.
— А разве я тебе мешаю? — вкрадчиво произнес он.
Она сверкнула на него своими огромными глазами, светившимися гневом, чувствуя себя, как в ловушке, совершенно голая и потому беспомощная. Клод не двинулся с места. Чтобы взять хотя бы пеньюар и набросить его на себя, девушке нужно было приблизиться к брату, но она считала это опрометчивым шагом и продолжала оставаться на месте, на расстоянии, которое казалось ей безопасным.
— Неужели ты не хочешь доподлинно узнать обо всем этом? — спросил Клод. — Знание — сила, сестренка. Разве ваши монастырские наставники никогда не просвещали вас на этот счет?
Арлетт с ненавистью посмотрела на него.
— Вижу, сейчас ты мечтаешь о том, чтобы заполучить в руки средство, с помощью которого смогла бы также мучить меня. Так вот: я подскажу тебе верный способ жестоко отомстить мне.
— Так я и поверила, что ты жаждешь открыть мне этот способ.
— Я действительно собираюсь это сделать, — сказал Клод, опуская взгляд.
— Но зачем это тебе?
— Это игра, сестренка. Я объясню тебе ее правила, но это еще не значит, что ты непременно выиграешь.
Арлетт фыркнула.
— Я уверена, что, если это игра, то ты обязательно обманешь меня.
Клод в сомнении пожал плечами.
— А что такое обман в подобного рода игре? Например, обман ли это, когда твой партнер не испытывает приятных ощущений? — он не без лукавства взглянул на нее. — По существу, это своего рода состязание, поэтому я и прошу тебя быть настойчивым борцом. Если ты, конечно, хочешь выиграть.
Эта продолжительная тирада, произнесенная с лукавой улыбкой, заставила Арлетт сделать два шага в сторону, чтобы спинка стула немного ее прикрыла.
— Послушай, — сказала она нетерпеливо, — мне надоели твои намеки и недомолвки. Если ты хочешь мне что-то сказать, говори прямо.
Арлетт не поняла, как Клоду удалось оказаться рядом с ней. Он схватил ее за плечи и припал к ее губам. Выскользнувшая заколка освободила ее волосы, и они золотым потоком упали на лицо Клода, окутав сладким благоуханием. Как и тогда, в монастырской келье, поцелуй Клода был долгим и дразнящим. Она застонала, желая тем самым выразить протест, но невольно выдала охватившее ее возбуждение. Клод крепче прижал ее к себе. Арлетт чувствовала сладкий аромат его туалетной воды, который волшебным дурманом кружил ей голову. Все это было так неожиданно и восхитительно, она будто растворилась в поцелуе.
Но тут Клод внезапно отпрянул от нее, и Арлетт удивленно взглянула в его глаза, словно подернутые легкой дымкой и обрамленные густыми черными ресницами.
— Что случилось? — спросила она, и в ее тоне послышались некоторое недовольство и легкое раздражение.
— Это была лишь иллюстрация к первой части моей лекции, — невинно пробормотал он.
— Отпусти меня немедленно! — резко сказала Арлетт.
— Только когда кончится лекция. Учти, что в ходе нее я вынужден буду прибегнуть еще несколько раз к столь же наглядным демонстрациям, — и он вновь склонился над ней, осыпая поцелуями ее губы. — Не сопротивляйся, мой котенок. Я не причиню тебе вреда.
Арлетт закрыла глаза, ее подбородок мелко дрожал, а по всему телу, вопреки ее воле, разливалась неведомая ей прежде нега.
— Я не верю тебе, — прошептала она.
Он прекратил целовать ее. И они помолчали, слушая звуки ночного города, врывавшиеся в открытое окно.
Когда Арлетт вновь подняла на него взгляд, она увидела, что Клод в упор смотрит на нее. Он больше не улыбался, а отвел взгляд и уставился в окно.
— Если ты стремишься вызвать во мне чувство вины и сожаления за то, что я делаю сейчас или сделаю впоследствии, то ты напала не на того человека.
— Я не хочу пробуждать в тебе никаких чувств. Никаких!
Клод вновь бросил на нее пылкий взгляд.
— Ты лжешь, малышка.
Она почувствовала, что краснеет под его пристальным взглядом.
— В отличие от тебя я прекрасно знаю, чего именно ты хочешь от меня. Причем твое желание вполне согласуется с моим собственным. Но, помня о том, что мы с тобой, черт возьми, находимся в некотором родстве и пробудем под одной крышей неизвестно сколько времени, я не желаю взваливать на свои плечи заботы о трех человеках вместо двоих.
— Трех?!
— Я не желаю заботиться о ребенке, — сказал он. — Я заявляю сразу и откровенно, что не хочу, чтобы ты забеременела. Во всяком случае, в моем доме и от меня.
Арлетт покраснела, как маков цвет.
— Но этого и не может произойти! — воскликнула она, скрывая за веселостью тона свое волнение и растерянность. — Мы ведь не муж и жена!
— Неужели ты думаешь, что при церемонии бракосочетания достают волшебную палочку и с ее помощью новобрачная беременеет прямо тут же у алтаря на глазах у изумленной публики? Нет, все это происходит совсем не так. Если бы ты соизволила опуститься на грешную землю с высоты своей невинности и согласилась бы выслушать меня, я постарался бы тебе все растолковать.
— Ну и как все это происходит? — тревожно спросила она. Затем ей в голову пришла ужасная мысль, и Арлетт испуганно уставилась на Клода. — Ты странно целовал меня! Ты проникал языком в мой рот! — и тут же она вспомнила его дерзкие ласки в монастыре и то, как он заставил взять в руки его «предмет». — И… и дотрагивался до меня… а я до тебя. О боже!
Клод разразился заливистым смехом.
— Да, действительно! — хохотал он. — И что? Тебя уже подташнивает? А голова не кружится? Особенно по утрам?
Арлетт, обессилев, опустилась на стул.
— Да, меня тошнит! Но причиной тошноты являешься ты! Продолжай! Расскажи мне все, но если ты соврешь мне, клянусь, ты об этом очень пожалеешь.
— Я трепещу от страха, сестренка, ты так запугала меня, — усмехнулся Клод, разглядывая ее плечи через прозрачную ткань. — Ну хорошо, слушай. Только забудь всякий вздор о женской чести и долге, которым тебя пичкали сначала в детстве, а потом в твоем монастыре. Вспомни лучше о том, что ты чувствовала тогда в полутемной келье, когда дотронулась до меня, и сейчас, когда я тебя целовал.
Арлетт провела кончиком языка по губам, отводя глаза в сторону.
— Говори честно, не робей, здесь, кроме тебя, только я — твой сводный брат, которого ты наверняка считаешь развратником и наглецом. Больше никто тебя не услышит. А то, что подумаю я, тебе ведь все равно, не так ли?
— Совершенно верно.
— Ну вот видишь, — усмехнулся он. — Итак, скажи, что ты почувствовала, дотронувшись до моего мужского органа?
Арлетт заерзала на стуле.
— Беспокойство? — допытывался Клод. — Волнение? Вожделение?
Она закусила губу.
— Где?
Она ничего не ответила, потому что не могла произнести ни слова, чувствуя, как при взгляде на него в ней нарастает возбуждение, подобное тому, что охватило ее во сне, когда она боролась с драконом. Клод взял ее за руку и повел к кровати, и она, как послушная девочка, безропотно пошла за ним.
— Я отвечу за тебя: вот здесь, — произнес Клод, развалившись на кровати, словно ленивый кот, и указал на место чуть ниже своего живота. Арлетт проследила за его рукой, скользнувшей еще ниже. — И здесь.
Его ладонь застыла на том месте, где девушка заметила у него странную опухоль. Она ощутила жар и возбуждение в крови, вспомнив сон и монастырскую келью. Арлетт вдруг почувствовала приятное жжение в том месте, на которое показывал Клод.
— Не смущайся и поверь мне — я испытываю те же самые чувства, — заверил он девушку. — Особенно когда вижу тебя или думаю о тебе, о том, что скрыто от моего взора… — Он мечтательно зажмурился, улыбаясь дьявольской улыбкой. — Я часто думаю о твоих лодыжках… они такие изящные, словно точеные… Я думаю о том, какие они нежные на ощупь. Мне хочется поцеловать их, ощутить теплоту и гладкость кожи, — и он убрал свою руку. — Посмотри. Видишь?
Арлетт растерянно заморгала, видя, как опухоль чуть пониже его живота начинает увеличиваться прямо на глазах. Она вспыхнула до корней волос.
— Не думай, сестренка, что я несу какой-то бред, просто я — мужчина, и я хочу тебя. Очень хочу.
— И чего же конкретно ты хочешь? — ее голос подозрительно дрожал.
— Несмотря на все доводы рассудка, я хочу сделать тебе ребенка. — Заметив, что она потрясена его словами, он покачал головой. — И в этом нет никакого извращения. Такими создал нас Господь Бог. Всех до единого. Мои желания не зависят от меня и не связаны с моей испорченностью, ты, надеюсь, понимаешь это? Если бы на моем месте оказался любой другой мужчина, он испытывал бы к тебе те же самые чувства. А может быть, даже в более сильной форме, потому что не каждый умеет сдерживать свои страсти. Он, конечно же, врал бы тебе и себе, прикрываясь какими-нибудь высокими идеями. Но все в конечном итоге сводится к одному — удовлетворению животной страсти.
Арлетт закрыла глаза, учащенно дыша. Сама мысль о том, что у нее может быть ребенок от Клода, казалась ей, по крайней мере, странной. Не то чтобы она была ей отвратительна, просто Арлетт сейчас испытывала смешанное чувство обиды, унижения и возбуждения.
— Что касается тебя, — продолжал Клод, — и твоих ощущений в тот момент, когда ты отвечала на мои ласки и поцелуи, то все это естественно и обусловлено самой природой; поверь мне, я не лгу, моя девочка. Если же какой-нибудь святоша начнет убеждать тебя в обратном или захочет пристыдить тебя, просто прогони его. Он глуп и ничего не смыслит в жизни. Бог даровал нам это наслаждение, самое сильное из всех, которые я знаю.
Охватившее ее возбуждение Арлетт вряд ли назвала бы наслаждением, скорее это была пытка.
— Я хочу, чтобы ты немедленно прекратил эти разговоры и оставил меня одну, — пробормотала она. — Когда ты уйдешь, то перестанешь думать обо мне, а я — о тебе.
— Когда подобные желания овладевают человеком, от них невозможно так легко отделаться, и любая случайная встреча, взгляд, прикосновение могут воспламенить их с новой силой.
— А если ты будешь думать о чем-нибудь другом? — с надеждой спросила Арлетт. — О работе, о будущем Дома? Может быть, это поможет тебе отвлечься?
Он окинул ее своим затуманенным взором, и на губах его заиграла обольстительная улыбка.
— Ты полагаешь?
Арлетт взглянула на его плечи, руки, темные волосы, густые брови, жесткую линию подбородка и сильную шею и закрыла лицо руками.
— Но почему, почему? — застонала она. — Почему именно ты? Я же пыталась вырваться из плена своих полудетских грез, а сейчас мне кажется, что я просто ненавижу тебя.
— Благодарю, я польщен. Уверен, что особенно невыносимы для тебя мой великолепный внешний вид и выразительные глаза.
— Я ненавижу тебя, — зарыдала Арлетт.
Она села на кровать и уткнулась лицом в колени, обхватив их руками. Она пыталась спрятаться от его проницательного взгляда и скрыть правду, которая заключалась в том, что, глядя на Клода, она не могла не любоваться его фигурой, сильным мускулистым телом, исполненным мужской грации в каждом движении Она не могла не ощущать радостного трепета от его прикосновений, его ласк. Прежде Арлетт жила безмятежной жизнью, и у нее ни разу не возникло ни малейшего желания близости с каким-либо мужчиной. К Клоду же она испытывала, как ей казалось, подлинную страсть, которая становилась все сильнее с каждым днем, несмотря на то, что она считала интимную связь с братом одним из смертных грехов, даже несмотря на то, что он был ей неродным.
— Зачем тебе понадобилось затевать этот разговор? — жалобно спросила она. — Мы могли бы жить и без всех этих сложностей.
Клод резко сел на кровати и повернулся к ней.
— О простите меня, мадемуазель Невинность, но ведь я не слепой и прекрасно вижу, как ты пялишь на меня свои наивные, овечьи глаза, как ты смотрела на меня там, в келье. А у меня уже терпение на исходе! Из-за тебя я и так столько времени живу, как на вулкане, черт бы тебя побрал. Если ты и дальше подобным образом будешь смотреть на меня, я могу не выдержать и тогда покажу, как это происходит в жизни взрослых людей. Причем зачатия ребенка можно будет не опасаться, так как я достаточно опытен в подобных делах.
Арлетт закрыла рот руками, не сводя с него глаз и чувствуя, как бешено бьется сердце у нее в груди. В ушах стоял гул, казалось, еще немного и она лишится чувств. Всем своим существом Арлетт стремилась к Клоду.
— Ты действительно это можешь? — прошептала она глухо, не сознавая, что говорит.
Он переменился в лице, выражение ярости сменилось недоверчивой настороженностью.
— Да.
— Тогда… — Арлетт осеклась от волнения.
Стало тихо, только шелестели портьеры под порывами ветра, а на полу играли лунные блики.
— Чего ты хочешь? — очень тихо спросил он.
Арлетт закрыла глаза, но даже теперь она всем своим существом ощущала его присутствие. Ее рука соскользнула с колен и остановилась в дюйме от руки Клода. Он сидел совершенно неподвижно.
— Ты разрешишь мне «его» потрогать, — произнесла она полуутвердительно, полувопросительно, показав глазами на ширинку.
Арлетт закусила губу, невольно вспоминая недавний сон, когда ей снился дракон, прекрасный и вселяющий в душу ужас «Я — мужчина, — говорил он. — Я хочу тебя».
— Позволь, я этого хочу, — прошептала Арлетт. — Хочу.