Обольститель и куртизанка

Глава 19

Эрит успел забыться беспокойным сном, когда дверь отворилась снова. С трудом, подняв тяжелые веки, он обвел мутным взглядом погруженную во мрак комнату. Должно быть, это служанка пришла, наконец, его освободить, решил он. Горечь и обида, бушевавшие в нем, притупились, сменившись безразличием и вялостью.

Огонь в камине догорел, остались лишь тлеющие угли; наступила глубокая ночь. Заведенные за голову руки причиняли Эриту неимоверные мучения. Он так давно лежал вытянувшись на спине, что одеревеневшие мышцы ныли от боли. Вдобавок он смертельно замерз.

После той ужасной минуты, когда Оливия внезапно ушла, граф еще долго яростно сражался с веревками, силясь вырваться, но лишь стер до крови запястья и растянул мышцы. Отчаянные попытки освободиться только туже затянули путы. Оливия не преувеличивала, хвастаясь, что связала его, как норовистое животное.

В конечном счете, рассудительность победила гнев. Бороться было бесполезно.

Надежда оказалась долговечнее злости. Эрит продолжал надеяться.

Но время мучительно тянулось, минуты сменялись часами, а Оливия все не возвращалась. Эрита начали одолевать сомнения. Наконец он понял то, о чем ему следовало догадаться намного раньше: он предоставил ей свободу. И, будучи умной женщиной, она ею воспользовалась.

Эрит мог бы позвать на помощь слуг, как насмешливо предложила ему куртизанка, однако гордость и упрямство заставили его хранить молчание. Да еще наивная надежда, что Оливия, возможно, вернется и найдет его терпеливо ожидающим.

«Господи, каким он был глупцом! Конечно, Оливия не вернется».

Эрит закрыл глаза, чувствуя, как все его существо заполняет отчаяние, словно ледяная река принимает его в свои мертвящие воды.

— Эрит?

Сердце его на мгновение замерло и тотчас бешено заколотилось. Может, он сошел с ума? Боже праведный, он думал, что никогда больше не услышит этот нежный голос.

Голова его дернулась, он подался вперед всем телом, забыв о связывавших его веревках.

Эрит недоверчиво прищурился. В полумраке комнаты его затуманенный взгляд различил Оливию.

Она прислонилась к закрытой двери. В отблесках тлеющих углей ее домашнее платье из красного шелка играло рубиновыми всполохами. Шелковистые волосы бронзовым водопадом рассыпались по плечам.

Кто знает, что она задумала? Но она была здесь. И это единственное, что имело значение.

В комнате повисла напряженная тишина.

— Ты пришла. — Хриплый голос графа напоминал воронье карканье: пересохшее горло саднило, словно пересыпанное песком, язык едва ворочался во рту. От радости и удивления у Эрита перехватило дыхание.

— Да.

— Я думал, ты меня бросила, — выдохнул он.

— Мне очень жаль.

— Неправда. — Еще несколько мгновений назад им владели горечь и отчаяние, но возвращение Оливии все изменило; Эрит взволнованно пытался привести в порядок разбегающиеся мысли. — Ты хотела, чтобы я так подумал.

— Возможно. — Голос Оливии звучал загадочно, в тусклом свете догорающих углей Эрит не мог разглядеть выражение ее лица.

И вдруг его внезапно озарило. Он должен был разгадать игру Оливии, когда она только согласилась участвовать в этом маленьком спектакле.

— Силы небесные, да ведь ты испытываешь меня?

— Да. — Она приблизилась к камину. Отсвет огня упал на ее лицо. Оно казалось покойным, почти бесстрастным.

— И я не выдержал испытания.

Полные губы Оливии на мгновение сжались, и Эриту страстно захотелось прижаться к ним губами.

Поцелует ли он ее когда-нибудь вновь? Эрит вдруг почувствовал уверенность, что эта ночь соединит их накрепко, как нитку с катушкой, или положит конец всему, что связывало их прежде.

— Я бы этого не сказала. — Оливия подошла ближе. — Наверное, ты хочешь встать.

— Я мог бы позвать слугу.

— Да, но ты этого не сделал, — безразлично заметила она.

— Вскоре мне пришлось бы. Я не чувствую ног. Оливия бросилась к кровати, шурша шелком. Эрит уловил сладкий цветочный запах мыла и тонкий теплый аромат ее кожи. Должно быть, она только что приняла ванну. Граф был слишком измучен болью, слишком разочарован и опустошен, чтобы думать о близости, и все же желание зашевелилось в нем, как свернувшаяся в кольца змея.

— Я развяжу тебя. — Оливия уже не старалась выглядеть загадочной. Ее расстроенный голос звучал виновато. — Я слишком надолго тебя оставила.

— Значит, я все же потерпел неудачу?

Оливия презрительно фыркнула, раздраженная упрямством графа.

— Ты предпочел бы лежать здесь до Судного дня?

— Если так нужно. — Теперь, когда Эрит знал, что Оливия его не бросила, он еще сильнее уверился в том, что эта ночь станет началом их новых отношений или убьет в нем последнюю надежду.

Он пришел к этому заключению после долгих, мучительных раздумий, дожидаясь прихода Оливии от Монтджоя. Эрит думал, что готов рискнуть, делая последнюю, отчаянную попытку выбраться из тупика, ставшего для него ловушкой, и добиться истинной близости с Оливией.

Черт возьми, он понятия не имел, чем обернется его замысел.

— Ты непокорный, упрямый дьявол. — В звучном контральто куртизанки послышалось восхищение, или ему это только показалось?

Эрит заставил себя произнести жестокие слова, зная, что так нужно:

— Сегодняшняя ночь доставила тебе удовольствие? Тебе понравилось меня мучить? Может ли хоть что-нибудь исправить причиненное тебе зло? Я знаю, жизнь была к тебе жестока. Ты можешь выместить свою обиду на мне, если это поможет, Но, Оливия, ты должна понять, что прошлое нельзя изменить, пережитую боль не вычеркнешь.

Он услышал, как куртизанка тяжело вздохнула. Потом ее свежевымытые, шелковистые волосы коснулись его груди: Оливия наклонилась и взялась за шнур, которым левое запястье Эрита было привязано к столбику кровати.

— Ты так уверен, что хорошо меня знаешь?

Эрит явственно ощутил, что за бравадой Оливии скрывается страх.

— Знаю тебя? — насмешливо фыркнул граф. — В тебе таится больше загадок, чем в глубинах Атлантического океана или пустынях Арктики.

Оливия наклонилась и, подложив дров в камин, перемешала угли кочергой. Вспыхнувшее пламя озарило ее лицо мягким золотым сиянием.

— Ты не хочешь попросить, чтобы я тебя развязала?

— Решать тебе. Я лишь подчиняюсь.

— Даже если я тебя развяжу?

Эрит смерил ее долгим взглядом.

— А ты как думаешь?

Оливия улыбнулась, и по телу Эрита прокатилась обжигающая волна желания.

— Ты заслужил свободу.

Она склонилась над ним и несколькими ловкими движениями развязала веревки, стягивавшие запястья.

— Спасибо, — пересохшими губами прошептал Эрит. Он попробовал приподняться, чтобы развязать ноги, но мышцы его не слушались. Кровь прилила к рукам, заставив скорчиться от боли.

— Ох, Эрит, — испуганно вскрикнула Оливия. — Прости. — Она поспешно бросилась распутывать узлы на его лодыжках. — Я не вправе была так поступать.

— Нет, вправе. — Стиснув зубы, Эрит с усилием сел. Последние часы он отчаянно пытался вырваться, но был обречен на неподвижность. Теперь же Оливия освободила его, но малейшее движение причиняло ему невыносимую боль. — Я дал тебе это право.

Оливия метнулась к буфету, и Эрит услышал, как звякнул бокал.

— Вот, возьми. Тебя, наверное, мучит жажда.

— Спасибо. — Дрожащей рукой он сжал бокал с водой и поднес к губам. Прохладная влага показалась ему божественным нектаром, самым сладким из всего, что он пробовал в жизни. Если не считать поцелуев Оливии, этой неохотно дарованной милости, так нелегко ему доставшейся.

Оливия застыла, потрясенно глядя на него.

— Эрит, мне нет прощения. Не знаю, что на меня нашло. Затягивая веревки, я видела перед собой не тебя, а всех мужчин, которые грубо меня использовали. — Она в отчаянии сжала руки. — Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.

— Я думаю, что ты прекрасна, — возразил Эрит. Слава Богу, его голос больше не походил на хриплое карканье, а горло уже не так саднило. — Но ты, конечно, об этом знаешь.

Оливия взяла из его рук бокал и поставила на буфет.

— Ты такой же безумец, как и я, — бессильно выдохнула она.

— Наверное.

Шагнув к кровати, Оливия порывисто сжала руки Эрита.

— Позволь, я помогу тебе подняться.

Граф встал, опираясь на ее плечо. Он с трудом держался на ногах. Глаза Оливии наполнились слезами.

— Теперь ты меня возненавидишь. — В ее срывающемся голосе слышалось раскаяние и чувство вины.

Подняв трясущуюся руку, Эрит нежно коснулся ее щеки и неловко покачнулся. Оливия мгновенно обняла его за талию.

Ее голос дрожал от волнения:

— Может, тебе лучше снова прилечь? Или ты хочешь сесть в кресло?

— Я сяду.

Эрит двигался на редкость неуклюже, а Оливия так отчаянно пыталась не дать ему упасть, что удержать равновесие оказалось весьма нелегко.

Он покачнулся.

Оливия крепко вцепилась в него. Эрит ухватился за нее, но онемевшие пальцы беспомощно скользили по гладкому шелку, облегавшему ее плечи.

— Дьявол, — процедил он сквозь зубы, после чего, так и не найдя опоры, тяжело рухнул на кровать, увлекая за собой Оливию.

Та пронзительно вскрикнула, но скорее удивленно, нежели испуганно. Эрит придавил ее своим телом.

Глаза Оливии цвета светлого виски, удивленные, невообразимо прекрасные, широко распахнулись, встретив его взгляд. Губы приоткрылись. Ей не хватало воздуха. Тело Эрита сдавило ее грудь. Их бедра оказались притиснуты друг к другу. Локти графа, согнутые над головой Оливии, прижимали к матрасу ее пышные волосы.

— Эрит, — задыхаясь, прошептала она.

— Называй меня Джулиан, — отозвался граф, не в силах скрыть овладевшее им желание.

Оливия облизнула губы, и Эрит едва не застонал. Потом необычайно нежным голосом она произнесла его имя:

— Джулиан.

Ему следовало отодвинуться, пока он не раздавил ее, но он не смог бы пошевелиться даже ради спасения собственной жизни. Руки Оливии сомкнулись у него за спиной во время падения. Теперь они скользнули по его плечам и замерли на шее.

— Джулиан, — повторила она страстным шепотом. — Пальцы Оливии зарылись в волосы Эрита и властно потянули голову вниз, пока его губы не встретились с ее губами.