Одержимый

2

Вадим остановил машину в привычном месте. А главное — безопасном. Широкая дорога здесь сужалась, став тупиком для автотранспорта. Вперед был проход — узкий тротуар, где не способны развернуться две мамочки, с колясками. Но главное, жильцы близлежащих коттеджей проживали исключительно с мая по август. Никто не должен видеть ни машину Вадима, ни меня, выходящей из нее поздней ночью.

Обернувшись, я махнула рукой, сомневаясь, что Вадим меня видит: фары выключены, двигатель заглушен.

Я шла осторожно, в кромешной темноте, не рискнув подсветить себе телефоном — не дай Бог, кто-нибудь заметит. И напряженно прислушивалась, пытаясь уловить шум отъезжающей машины Вадима. Было тихо. Неужели, поглощённая собственными переживаниями я не услышала?

Этим путем я вышла к калитке своего дома, выходящей на улицу, с заднего двора дома. Отсюда был прекрасно виден свет с первого этажа. Муж уже был дома. Заглушив в себе, панический порыв сразу броситься в дом, на ходу сочиняя причину своего опоздания, я отскочила от калитки, как от ядовитой змеи, и пошла в обход. Заходить нужно с центрального. Вдруг Саша будет встречать? Объяснить ему, почему я прошла с калитки, будет невозможно. Такси туда не подъезжают.

Меня никто не встречал, вопреки моим опасениям. Но, очевидно, ждали. Весь двор светился. Лампы в газоне, над дверью, во всех окнах первого этажа. Сердце мучительно сжалось, с такой силой, что я сбилась с шага.

«Спокойно, Элина! Пожалуйста, успокойся!»

Несколько очень глубоких вздохов и, я почувствовала, как мышцы лица расслабляются, сердцебиение выравнивается. Шаг, второй, третий и, я уже вхожу в дом.

Тишина. Из-за угла, словно тень или призрак, появляется личный охранник Саши.

— Доброй ночи, — здороваюсь с парнем, голос ровный и спокойный. Снимаю полушубок, отмечая, что руки больше не дрожат. Боковым зрением вижу, как парень, берет небрежено брошенный полушубок, и убирает его в гардероб.

— Алексей, ты на сегодня свободен, — муж появляется в холе, пока я рассматриваю себя в зеркале, пытаясь обнаружить на лице следы времяпрепровождения с Вадимом. Не обнаружив ничего, оборачиваюсь к мужу:

— Доброй ночи.

— Доброй ли? — ухмыляется муж и, не дожидаясь меня, уходит в гостиную.

Если муж отпускает охранника, и ведет себя подобным образом это означает одно — нам предстоит выяснять отношения. Точнее ему. Мне выяснять больше было нечего. Я хотела лишь свободы, больше ничего!

И тем не менее, я пошла за Сашей в гостиную.

— Присаживайся, дорогая, — Саша указывает мне на кресло. На журнальном столике уже стоят фужеры, фрукты, бутылка шампанского в ведерке со льдом. Сажусь. Жду, когда муж устроится напротив. Саша не спешит. Достает бутылку, разливает шампанское. Смотрит на меня, чувствую его взгляд, прожигающий, хотя сама, стараюсь смотреть куда угодно, только не на мужа. Господи, но почему я не согласилась на предложение Вадима? Почему?

— За что выпьем? — спрашивает Саша, вкладывая в мои одеревеневшие пальцы бокал с шампанским. — Давай за нас, любимая! — Саша чокается и выпивает одним махом. А осушив, отшвыривает фужер. От звона я вздрагиваю. Из ослабевших пальцев бокал готов выскочить, вот-вот. — Нет уж, — муж в мгновение оказывается рядом, сжимает стекло, подносит к моим губам: — Пей! Тост за нас! — и я пью. Слезы льются. Он сжимает мои пальцы с такой силой, что хрупкий бокал должен раскрошиться. Саша отпускает и отходит лишь после того, как я все выпила. — Как прием?

Вопрос, он, и этот дом, в миг ставшими отвратительными настолько, что, позабыв о страхе, я выдаю:

— Я хочу развод.

— Чего ты хочешь?

— Развод, — еще более уверенно повторяю я.

— Хм, развод, значит? — Саша хочет казаться спокойным, но на алых, до этого щеках, проступает бледность. — А дальше?

— Что дальше? — кричит он, не услышав моего ответа на первый вопрос. — Если ты рассчитываешь на мои деньги, то ты ни черта не получишь! Пришла ко мне в трусах — в трусах и уйдешь!

— Хорошо, — соглашаюсь. Усталость накатывает волной.

— Хорошо? — мужа наоборот мои слова заводят. — Хорошо? Кем ты была до меня? А? Никем! Администратор, в зашарпанной клинике, с копеечной зарплатой! — муж кричал так, что у меня закладывало уши. -

Хочешь вернуться в нищету? Или, у тебя кто-то есть? — без перехода спросил он. Я смотрела на него прямо, взгляд не отводила и ответила:

— Нет.

— Нет? — переспросил муж намного тише, при этом опускаясь в кресло как дряхлый старик. — Элина, — Саша смотрел на огонь, бушующий в камине и, могу поклясться, что в его глазах блестели слезы. Проблема лишь в том, что меня это уже не трогало, во всяком случае не в стотысячный раз. Муж исполнял подобный номер каждый раз, когда мы ссорились, дальше, по сценарию, он должен схватиться за сердце. Вынуждена признать — муж прекрасный актер, а манипулятор еще лучший. — Я старше тебя на восемнадцать лет, и я болен. Мне осталось не много, пару месяцев, от силы, — это я слышала тоже. — Ты могла бы…

— Хватит! — рявкнула я. Обида выжигала все нутро. — Хватит! Не смей! Ты и та женщина…

— Эля! — муж в мгновение ока оказался у мои ног. — Элина! Я…

— Она была беременна! — Я вскочила, как ошпаренная.

— Я не изменял тебе! Никогда! В то время как ты! Ты… — муж метнулся к секретеру, а вернулся вместе с конвертом. — Что это? Кто это?

На стол посыпались фотографии, их было не меньше десятка. На всех я. Вместе с Вадимом. На новогоднем приеме в клинике, в кафе, в благотворительном фонде, галерее. Слава Богу, ни на одной мы не выглядим, как влюбленные.

— Это Вадим Смирнов.

— Это я и так знаю, — Саша улыбнулся так, прежде чем повернуться спиной, что ужас накатил. Он медленно шел к камину, сунув руки в карманы брюк. ВАДИМ!

Не помня себя, я, с криком, разбежалась и толкнула мужа в спину.

Не знаю, как так вышло, скорее всего силы во мне тогда было больше, но Саша пролетел почти всю гостиную и ударился лбом о каминную полку.

— Боже! — я подлетела к мужу, попыталась его перевернуть. А увидев кровь на полу, заскулила. — Саша! — звала его. — Сашенька! — муж был неподъемным. — Господи, скорая! — закричала, и в этот момент рука мужа сомкнулась на мем запястье.

— Я его убью, — сказал он. На умирающего, в этот момент он не походил. — Завтра ты его уже не увидишь!

— Отпусти! — заверезжала, что есть мочь. — Отпусти!

Не знаю, как я вырвалась.

Не помня себя, я бросилась на улицу, на бегу захватив сумочку.