Я просидела без движения несколько часов, тупо пялясь в стену напротив, пока не стемнело окончательно.
Затем, наощупь, поднялась в спальню.
Зашла в ванную, зажмурившись от вспышки света. Долго разглядывала свое, белое как мел, лицо.
«Ну нет уж, — твердо решила. — Не буду я жить по твоему сценарию. Или по-моему, или я стану свободной!»
Умылась холодной водой и вернулась в спальню.
Так, теперь главное, надо умудриться взять пузырек со снотворным так, чтобы он не заметил. Черт, знать бы, где камеры!
Пробираясь в кромешной тьме к тумбочке, я была готова воплотить свой безумный план.
На самом краю, рядом с заветным пузырьком, стоял высокий стакан с водой. Махнув полой халата, я «случайно» сбила его на пол.
— Черт возьми! — схватив снотворное, ловко, как мне кажется, прячу его в карман халата, и тянусь к выключателю.
Пол усыпан осколками, а на ковре растекается небольшая лужица.
— Дьявол, — выругиваюсь сквозь зубы. «Тише, Элина, тише! Не спеши, все должно выглядеть естественно!»
Собрав крупные осколки и определив их в мусорное ведро в туалете, спускаюсь на кухню.
Открыв пузырек высыпаю в ладонь с десяток таблеток, и не оставляя себе времени на размышления, быстро запиваю их водой. Еще раз, и еще, пока наконец, пузырек не опустел. Сколько я выпила? Больше сорока штук!
Я села за стол и принялась ждать. Либо снотворное подействует, и я стану свободной, либо он придет.
Но он не шел.
«Боже!» — испугалась я, а вдруг его вообще здесь нет? Я попыталась встать, но ноги не слушались, и я свалилась на пол как куль с мукой.
— Твою мать! Что ты наделала?
— Ты пришел! — я с трудом ворочала языком. — Пришел! Я люблю тебя…
Он сграбастал меня за шкирку и потянул к раковине. В тоже мгновение, я почувствовала его пальцы во рту, они с силой давили на корень языка, пытаясь спровоцировать рвоту.
— Неее, — мычу, и тут же склоняюсь над раковинной в сильнейших спазмах.
— Давай! — он снова засовывает пальцы, и меня снова выворачивает. — Пей, малышка, пей! — он вливает в меня тонны жидкости, а следом заставляет ее опорожнить.
Не знаю сколько времени все это продолжалось, но в конце, он прижимает меня к себе, и мы сползаем на пол. Меня знобит, но в сон не клонит. Он успел!
— Зачем ты это сделала? — шепчет надсадно, прижимая меня к груди, перебирая спутанные волосы. — Зачем? Ты бы убила нас обоих, — он вздрагивает. Я чувствую. И думаю, в этот момент, что причинила ему сильную боль.
— Прости меня, — хрипло. Горло болит и горит, будто его натерли наждачкой.
— Я ожидал чего-то такого. В последнее время, мне снится один и тот же сон. Ты, счастливая, засыпаешь у меня на груди, — он прижимает меня все теснее, скорее всего на коже появятся синяки. — А я лежу и перебираю твои волосы. Как сейчас. Я счастлив в этот момент. Так сильно счастлив, что сердце вот-вот сломает грудную клетку. Я глаза боюсь закрыть, а вдруг это сон? А потом, я будто просыпаюсь. Я в постели один, рядом это дурацкая маска. А в руке у меня пистолет. Я подношу его к виску и стреляю себе в голову. И сердце бьется так же сильно. Потому что я счастлив. Все закончилось!
Я вздрагиваю.
— Нет, — шепчу, целую его грудь, через ткань рубашки. — Лучше меня застрели, — слезы текут сплошным потоком. — Освободи себя!
— Дурочка! Какая же ты дурочка! — он слегка отстраняет меня, и я могу взглянуть в его глаза, в прорезях маски. — Ты моя Элина, на этом свете. И на том!
— Да, — соглашаюсь. Я собираюсь встать, и он позволяет мне, помогая, придерживая.
Я возвращаюсь к нему, держа в руках нож. В его глазах удивление, пополам с усмешкой.
— Вот, — я вкладываю нож в его руку. — Возьми. Ты обещал выколоть мне глаза, если я сниму маску.
Медленно я хватаю за резиновый край и тяну вверх. Он остается сидеть неподвижно.