Опальная жена. Пекарня на краю севера

Глава 22.

Глава 22

Возвращаемся на несколько недель назад.

Виктор

– Это хорошая сделка, Виктор. Уверен, вы получите больше выгоды от моего титула, чем я от ваших денег и особняка. Моя дочь…

– Насчёт вашей дочери. Вы не против, если она немного здесь задержится?

– Я… М-м-м-м… Анна… она. Разве можно оставлять свою молодую жену?

– После случившегося мне нужно всё хорошенько обдумать.

– Виктор, вы ведь не надумали разводиться?! Учтите тогда наш с вами договор…

– Не тряситесь так, граф. Я ведь подписал документы! Или вы боитесь, что ваша безупречная репутация окажется не такой уж безупречной? Впрочем, можете быть спокойны – я человек слова.

– Что ж, господа, – раздался голос нотариуса, – раз все формальности улажены, позвольте откланяться.

Нотариус поклонился, собрал документы в папку и поспешно вышел из кабинета.

Я подошёл к окну. Договор подписан. Соглашение вступило в силу, и нет больше дороги назад. То, к чему я стремился все эти годы, наконец свершилось.

Но вместо ожидаемого триумфа я ощущал лишь тупое, вязкое раздражение, разливающееся в груди подобно ядовитой желчи.

“Прав был Глен – зря я связался с Вейрами”, – мелькнуло в голове.

Никогда не подводившее внутреннее чутьё настойчиво твердило, что они что-то задумали. Граф… его дочь – моя жена…

– Так вы выполните мою просьбу? – резко повернулся к графу.

Чёрт! Да какой он теперь граф? Через неделю титул полностью перейдёт в моё владение!

– Скажите честно, вы просто хотите от неё избавиться? – иронично выгнул бровь новоиспечённый тесть. – Если она вам так противна, не проще ли сослать её куда-нибудь подальше?

Меня покоробило столь пренебрежительное отношение отца к дочери, но я затолкал это чувство глубоко в задницу.

– Это ненадолго. Как только улажу дела в столице, немедленно перевезу Анну в поместье Крейтс.

– Лишний рот мне ни к чему!

– Не беспокойтесь, – меня откровенно начало бесить его отношение. – Я полностью компенсирую все расходы на её содержание. Но запомните – это последняя сделка между нами.

Мужчина нехотя склонил голову согласившись. Я подался вперёд, намереваясь пожать ему руку, но тут же одёрнул себя. Аристократы не опускаются до рукопожатий, словно уличные торгаши. Впрочем, кем он стал? Август Вейр продал титул безродному ублюдку за мешок золота и клочок земли с домом.

Алькветтерн – далеко не самое обширное поместье в моих владениях, но ближайшее к столице. Наверное, поэтому Вейр выбрал именно его, чтобы сохранить возможность мелькать при дворе, хоть и в унизительной роли бывшего аристократа.

Мне же эти земли никогда не нравились – разбитые дороги, пронизывающий холод даже летом, серое небо над почерневшими от сырости дубами.

То ли дело Крейтс – жемчужина южной Эртании с её мягким, ласковым климатом, ослепительным солнцем и свежим морским ветром, несущим запахи соли и оливковых рощ. Если бы всё пошло по задуманному плану, я бы перевёз Анну именно туда. Она могла бы жить среди изумрудных виноградников и пышных фруктовых садов, пробуждающихся с первыми лучами рассвета. Неделю назад я даже разрешил себе представить, как она будет смеяться, собирая наливные абрикосы в плетёную корзину, как её медовые локоны колышутся в такт лёгкому бризу, а глаза отражают синеву безоблачного неба…

Чёрт возьми, зачем я вообще думаю об этом? Она предала меня. Хотя… был ли я уверен в этом до конца?

Я отошёл к столу и налили себе бренди. Глоток обжёг горло.

Почему именно Вейры? Мысль начала свербить сознание.

Был барон Ламберт с его процветающими западными землями, были Коннели с их неплохими связями при дворе. Каждый из них стремился породниться с богатым генералом, особенно учитывая мою драконью природу. Они наперебой предлагали своих дочерей, расточали улыбки и заискивали передо мной при каждой встрече.

Но почему именно Вейры?

Я выбрал их потому, что они были аристократами до мозга костей, с такой родословной, что даже этому напыщенному идиоту Драммонду пришлось бы прислушиваться к моему слову на Совете.

Союз с Вейрами – это не просто брак, это ключ к дверям, которые всегда оставались для меня запертыми.

И, конечно, им нужны были деньги. Много денег.

Я видел, как тяжело давалось графу общение с безродным выскочкой вроде меня. Каждый поклон, каждая улыбка – невыносимое усилие. Но у него не было выхода – поддержав военную экспедицию против Гисса, он сам загнал себя в ловушку…

“А может дело в Анне?” – прошептал голос где-то в глубине души.

Может, дело в её глазах? Или в её красоте? Не в той холодной, выставленной напоказ красоте, которой блистали благородные девицы на столичных балах. Красота Анны была иной – живой, трепетной.

Перед тем как прийти к Августу с предложением, я видел её лишь однажды. В столичном парке. Анна сидела на мраморной скамье, окружённая цветущими вишнями. Бледно-розовые лепестки, подобно снегу, медленно опускались на её хрупкие плечи.

Такая печальная, но вместе с этим такая живая.

Пальцы девушки перебирали страницы книги, а губы беззвучно шевелились, точно повторяя прочитанное. Непослушные медовые локоны, выбившиеся из причёски, трепетали на весеннем ветру, а солнечные блики, золотили её бледное лицо, словно целуя его…

Всё испортило появление её отца. Граф Август Вейр, с его тонкими поджатыми губами, возник словно из ниоткуда. Высокий, сухопарый, с идеально прямой спиной и надменно вздёрнутым подбородком – воплощение аристократической спеси.

Анна вздрогнула и торопливо захлопнула книгу. Лепестки, потревоженные резким движением, взметнулись вверх розовым облаком. Рука графа стремительно метнулась вперёд, сомкнувшись на тонком запястье дочери. Я увидел, как его пальцы, похожие на когти хищной птицы, впились в нежную кожу девушки. Анна поморщилась от боли, но не проронила ни звука, лишь опустила глаза…

– У вас какие-то дела в столице? – из глубин воспоминаний меня вырвал сухой, скрипучий голос Вейра.

– Это не ваше дело, граф! – раздражённо бросил я и, с силой поставив недопитый бокал бренди, стремительно вышел из кабинета.

Мысли о первой встрече вгрызались в сознание острыми клыками. Но я с остервенением выдрал их из головы, словно сорняки, недостойные моего внимания.

Образ девушки, мелькнувший перед глазами, был мгновенно стёрт холодным равнодушием.

Сентиментальность – роскошь. А девица с её наивным взглядом и дрожащими губами – не более чем довесок к титулу. Пусть другие тонут в омуте женских глаз, я же вижу только цель – чёткую, безжалостную, единственно важную…

Пульс предательски участился, когда я внезапно почувствовал запах. Казалось, стены, ковёр под ногами, портьеры – всё пропиталось ароматом дикой вишни… её ароматом.

Секунда слабости. На мгновение мне показалось, что она здесь, совсем рядом. Что стоит обернуться – и я увижу её силуэт в полумраке, тонкие пальцы, теребящие прядь волос, полуулыбку…

Нет! Я стиснул зубы так, что заныли челюсти. Сделал глубокий вдох и намеренно исказил аромат в сознании, превратив нежное вишнёвое облако в приторную, удушающую химию.

Шаг. Ещё шаг. Запах становился слабее. Растворялся в пустоте, которую я старательно культивировал внутри. Впереди ждали дела… В первую очередь нужно разобраться в ситуации, в которую меня услужливо макнула моя дорогая жёнушка.

Анна… Она смотрела мне прямо в глаза, когда говорила, что ничего не помнит. Что знать не знает этого идиота – Лудде.

Но что, если это ложь? Женщины умеют врать так искусно, что даже Око Истины становится бесполезной игрушкой. Они создают свою правду и верят в неё, делая ложь неотличимой от истины даже для самих себя.

Она изменила мне! Предала. Решила посмеяться. В моей же спальне с каким-то конюхом!

Ярость жгла меня изнутри. Воспоминания о девушке с вишнёвыми лепестками на плечах окончательно растворились в багровой мгле. Глаза, улыбка, слабый отголосок смеха безвозвратно истлели, оставив после себя лишь выжженную пустошь.

Но…

Это проклятое “но” застряло в горле, словно кость.

Я встряхнул головой, одним резким движением расправил плечи и спустился с парадной лестницы.

Погода стояла промозглая. Тяжёлые, свинцовые тучи плотной завесой затянули небо, отчего мир стал серым и тоскливым.

На улице меня уже ждал Глен, с внимательным взглядом судебного медика и терпением, которому позавидовал бы святой.

– Ну что? – спросил я, невольно поёжившись от промозглого ветра.

Глен качнул головой в сторону готового тронуться экипажа.

– Может, есть другой способ? – я невольно поморщился, представляя предстоящую поездку.

Ехать пять часов с трупом не самое привлекательное, что мне вообще доводилось делать.

– Предлагаешь переслать его по почте? По кусочку? – съязвил друг.

Глен и Иннис были моими друзьями с детства. Мы выросли вместе, вместе поступили на службу, и теперь, похоже, вместе будем разгребать всё это дерьмо.

– А ты не можешь провести осмотр в поместье?

– Все инструменты, препараты и оборудование в моей лаборатории. Предлагаешь разделывать его кухонным ножом?

– Чёрт… А где Иннис? Только не говори, что он решил отыграться! Если да, то нам придётся везти два трупа!

– Не беспокойся, он уже уехал верхом. Так быстрее. До твоего приезда мы успеем всё подготовить.

В это время на конюшне заржал Шторм. Нужно было и его забрать, но такому норовистому коню лучше подождать меня здесь. Михель – отличный конюх. Он о нём позаботится, а столичные улицы, эти узкие, мощённые булыжником артерии, заполненные экипажами, зеваками и торговцами – не лучшее место для такого зверя.

Я вернусь. И не только за Штормом. Образ Анны снова вспыхнул в сознании, но на этот раз я не стал гнать его прочь. Взгляд невольно заскользил по окнам дома. На мгновение показалось, что в одном из них промелькнула мимолётная тень – тонкий силуэт, растворившийся прежде, чем я успел понять, было ли это игрой воображения или чьим-то настороженным присутствием…

Глен деликатно кашлянул, возвратив меня к реальности.

– Время, – напомнил он.

Я молча кивнул, глубоко втянул ноздрями промозглый воздух и забрался в экипаж. Кожаное сиденье отозвалось приглушённым скрипом. Глен тем временем ловко залез на свою гнедую лошадь и, легко пришпорив её бока, устремился вперёд размеренным галопом.

Колёса экипажа заскрипели по гравию. Я откинулся на спинку сиденья и взглянул на сидящий напротив меня… труп.

Глен с ним хорошо поработал. Конюх был точно как живой, если нас остановят, то никто ничего не заподозрит.

Но я то знал, что это всего лишь иллюзия, бережно завёрнутая в тончайший магический кокон. Заклинание останавливало разложение и придавало мёртвой плоти видимость жизни, но не могло скрыть едва уловимый аромат тлена.

– Гнилой слизняк… – процедил я, обратившись к трупу.

А Михель ведь предупреждал, когда я приехал, чтобы осмотреть владения перед официальной передачей их Вейрам.

“Господин, этот Лудде – сплошная головная боль. Ничего не делает, только девок на конюшню водит”.

А я отмахнулся! Решил, что старик просто брюзжит.

Труп безмолвствовал, но его смазливое лицо, сохранённое магией, словно насмехалось надо мной. Эти светлые патлы, которые небрежно падали на лоб, эта юношеская смуглость кожи… Анна действительно могла увлечься таким?

– Надеюсь, ты сдох в муках, – прошипел я, поддавшись вперёд. – Думал, что сможешь безнаказанно забраться в постель чужой жены? Или она сама пригласила тебя?

Экипаж подпрыгнул на очередной выбоине, и безжизненная голова Лудде качнулась, словно кивая в ответ. Это вывело меня из себя окончательно. Злость душила, сжимала горло раскалённым обручем.

– Кем бы ты ни был, дерьмо собачье, я докопаюсь до правды, – пообещал я бездыханному телу. – Мы разрежем тебя на части и выпотрошим, как рыбу. И если ты думаешь, что смерть – это финал, самое ужасное, что могло с тобой случиться… О, ты сильно ошибаешься.

Ярость затуманила разум. Жар поднимался от живота, распространяясь по всему телу. Я не мог дышать. Я не мог думать. Перед глазами встала картина: эти наглые руки касаются Анны, эти губы целуют её, шепчут нежности…

Не помня себя, я резко подался вперёд и с силой ударил сапогом по ногам трупа.

– Ублюдок! – прорычал я.

По телу Лудде пробежала рябь. Магический кокон, удерживающий труп в целости, угрожающе задрожал. Тонкая плёнка энергии, видимая только магическому зрению, пошла трещинами, словно тончайший лёд под тяжёлым сапогом.

– Проклятье! – я мгновенно отрезвел, осознав, что натворил.

Ещё мгновение – и кокон лопнет, выпустив наружу все запахи и процессы разложения, которые он сдерживал.

Я лихорадочно вытащил из кармана жилета серебряный медальон с руной стабилизации и прижал его к крупнейшей трещине в магическом коконе. Прикрыв глаза, почувствовал, как энергия из моего тела потекла в заклинание, укрепляя и восстанавливая его целостность. Трещины затягивались одна за другой. Через несколько минут напряжённой работы кокон вновь стал цельным.

– Идиот, – процедил я, откинувшись на спинку сиденья. – Безмозглый, несдержанный кретин.