Опальная жена. Пекарня на краю севера

Глава 52.

Глава 52

Анна

Я никого не принесла в жертву. Даже Розалинду.

Моя сделка с отцом была проста и цинична: я молчу, и его имя в этой истории останется незапятнанным, чистым, словно первый снег. А вот Виктор… он никаких обещаний не давал.

Артейр с яростью цепного пса вцепился в моего отца, в герцога, в кузину. Он принялся крушить их жизни с таким упоением, с такой основательностью, что для меня просто не осталось места. Мы… Мы так и не поговорили. Он не счёл нужным даже бросить мне жалкое “спасибо”. Подлец! А ведь это я, именно я вытащила его драконью шкуру из петли!

Я даже вернулась в отцовское поместье, в клетку, полную призраков прошлого.

Каждый скрип двери, каждый стук копыт за воротами отдавался в сердце глупой, отчаянной надеждой: “Это он. Он приехал. За мной”.

Ха! Какая же я всё-таки наивная, непроходимая дурочка! Как я могла забыть его главную черту, его суть? Виктор всегда думает только о Викторе. И потом, он ведь покинул Дала-Эрне. Просто уехал. Не оставив и жалкой записки.

Я для него – пустое место. Всегда им была…

Каждый раз, когда я думала об этом, внутри всё закипало от бессильной, жгучей злости. И самое отвратительное, что злилась я не столько на Виктора, сколько на себя. За то, что позволила этому человеку, этому ходячему эгоизму, так глубоко въесться в мысли, прорасти плющом прямо в сердце. Неужели я… влюбилась? Я?! В этого бесчувственного, самовлюблённого козла? Нет! Только не это. Что угодно, но не любовь!

Единственное, что ещё держало меня в Алькветтерне – забота о тётушке Гиллиан. Её разум, опалённый магией отца, нуждался в уходе. Я нашла для неё лучший пансионат для магически пострадавших. Мне совершенно не хотелось оставлять её в поместье. Отец вернётся. Когда расследование закончится, он обязательно сюда вернётся. И не известно, что он с ней сделает.

Я дала себе слово забрать её из пансионата. Как только отремонтирую дом, чтобы из щелей больше не сквозило – сразу заберу!

С этой мыслью я и уехала. Последняя цепь, приковывавшая меня к этому месту, к воспоминаниям, с тяжёлым лязгом рухнула.

Здесь мне больше делать нечего. Пора возвращаться. Домой. Туда, где холодный ветер выдует из головы всю дурь. На Север.

Путь, который мы проделали со Штормом, на этот раз отнял заметно больше времени, чем дорога сюда. Может, потому, что мы уже не спешили? Не летели, как угорелые, чтобы спасти кого-то.

Я успела посмотреть страну. Насладиться природой. Реками и ручьями, затянутыми тончайшей ледяной корочкой, прозрачной, как стекло. Под ней ещё можно было разглядеть тёмное, сонное течение воды. Иногда копыта Шторма с хрустом проламывали лёд у самого берега, и этот звук был единственным, что нарушало звенящую тишину.

Мы проезжали редкие, притихшие деревеньки. Из труб вился сизый дымок, обещая тепло и уют, но улицы были пустынны. Казалось, вся жизнь замерла, спряталась по домам.

В просоленном воздухе портового городка повстречался торговый корабль, капитан которого меня узнал. Оказалось, его путь тоже лежал в Дала-Эрне. Предложение капитана взять меня на борт было истинным подарком судьбы, и я, не раздумывая, с благодарностью согласилась. Шторма удалось устроить в просторном отсеке для перевозки скота.

Ночами, когда уставшая команда проваливалась в сон, я куталась в плащ и выходила на палубу. Опершись о холодный, влажный борт, смотрела, как чернильно-чёрные волны бьются о судно, и поднимала глаза к небу. Там, в бездонной темноте, сияли звёзды – мириады осколков льда, бриллиантовая пыль, разбросанная чьей-то щедрой, но безразличной рукой. Их холодное равнодушие было так похоже на сердце Виктора…

На рассвете третьего дня сквозь клочья утреннего тумана проступили они – величественные силуэты гор. Острые, заснеженные пики, словно клыки пробудившегося древнего зверя, вгрызались в облака. Вдохнув резкий, холодный воздух, пахнущий морем, хвоей и снегом, я поняла, что дома…

Когда сходни с глухим стуком опустились на причал, мы со Штормом ступили на берег.

В седле я добралась до своего коттеджа, одиноко стоявшего на холме. Дом поприветствовал меня глубоким, низким рокотом.

Я отвела коня в сарай, насыпала овса, проверила, есть ли вода в поилке. Похлопала его по крупу на прощание и направилась к дому.

Дверь распахнулась сама собой, едва я коснулась ручки.

Сбросив тяжёлое дорожное пальто, уже собиралась приготовить что-нибудь на ужин, когда услышала это… Шум воды.

Первая паническая мысль была до смешного обыденной – прорвало трубы. Но тут же пришло осознание: какие, к дьяволу, трубы? Насколько я помнила, в доме не было ни канализации, ни водопровода.

Ледяные пальцы страха сжали сердце, и оно ухнуло куда-то в пропасть. Не помня себя, бросилась вверх по лестнице. На цыпочках, затаив дыхание, подкралась к двери своей комнаты, боясь спугнуть… кого? Призрака? Незваного гостя?

Осторожно, почти не дыша, я приоткрыла дверь. В комнате горел камин. На полу возле него были небрежно разбросаны звериные шкуры, которых здесь раньше не было.

Неужели Дом проявил такое неслыханное сердоболие и впустил погреться какого-то заблудшего путника?

Вдруг из смежной двери, ведущей в ванную, донеслись шорохи и плеск. В ту комнату я заглядывала лишь однажды. Странно.

Неожиданно дверь в ванну распахнулась, и из клубов пара вышел он. Виктор. Проклятый, невозможный Виктор. Только полотенце вокруг бёдер и ничего больше!

Мелкие капельки воды блестели на его чёрных волосах и медленно стекали по широким плечам и рельефному торсу, прочерчивая влажные дорожки на загорелой коже. Его тело было покрыто сетью тонких белёсых шрамов, каждый из которых мог рассказать свою историю. Мощная грудь, узкие бёдра, сильные руки… Он выглядел как ожившая статуя древнего бога войны, застигнутая врасплох в момент уязвимости.

Я почувствовала, как предательский жар разливается по щекам. Проклятье! Я краснела, как какая-то наивная, неопытная девица.

– Какого демона ты здесь делаешь? – только и смогла выдавить я.

– Долго же ты добиралась, – на губах его медленно расцветала та самая самодовольная ухмылка, которую я ненавидела всем сердцем. Ухмылка, от которой внутри всё обрывалось и летело в пропасть.

Сердце споткнулось, пропустило удар и тут же заколотилось с бешеной силой, отдаваясь гулким набатом в висках.

Как? Когда этот несносный дракон успел вонзить в моё сердце шип? Может, это случилось в тот момент, когда Март признался, что именно Виктор придумал дурацкий, но сработавший план с дровами? Или ещё раньше?

– Что ты делаешь у меня дома? – я вскинула подбородок и скрестила руки на груди – привычный защитный жест, создающий иллюзию брони там, где её не было и в помине.

Была ли я рада его видеть? Безумно. До предательского трепета в груди. Но он не должен об этом догадаться. Не так просто.

– Почему ты уехала?

– А почему ты не приехал?

Мы не отвечали на вопросы друг друга. Мы задавали новые, словно фехтовали на рапирах. Это была странная игра, правил которой не знали.

– Я должен был убедиться, – наконец произнёс Виктор. – Убедиться, что тебе больше не будет угрожать опасность. Драммонд был из тех, кто не сдаётся. Его нужно было дожать. Вырвать угрозу с корнем. Окончательно. Теперь… всё действительно кончено.

– Если всё хорошо, и мне больше ничего не угрожает, то зачем приехал? – не сдавалась я.

– Я так и не сказал тебе спасибо. Ты спасла меня.

Вот как! Дошло-таки!

– Всегда пожалуйста, – бросила я нарочито равнодушно. – Надеюсь, на этом наша беседа исчерпана?

При этом меня до смерти терзал совершенно неуместный вопрос: каким немыслимым образом ему удалось починить ванну? Впрочем, я решила, что эта загадка может и подождать.

– Невероятно, – выдохнул Виктор.

– Что именно?

Артейр сделал один крошечный шаг. Его взгляд обволакивал, лишая воли.

– То, что ты становишься просто невыносимо привлекательной, когда злишься.

Я почувствовала, как у меня снова зарделись щёки. Вот и вся моя оборона. Разрушена одной фразой.

– И это всё, что ты хотел сказать?

Виктор не двинулся с места, но одного его присутствия было достаточно, чтобы заполнить собой всё пространство, вытесняя воздух из моих лёгких.

– Нет, – хрипло произнёс он. – Я хотел сказать, что пока разбирался с делами в столице, я запрещал думать о тебе. Сознательно. Потому что, если бы я позволил себе это, я бы бросил всё к демонам. А я не мог. Не тогда.

Виктор сделал ещё один шаг, поглощая разделявшее нас пространство. Медленно, словно давая мне время сбежать, хотя мы оба знали, что бежать некуда.

– Я приехал в поместье, но тебя там уже не было, – рука Артейра медленно поднялась, заставив меня замереть, как зверушку, попавшую в капкан.

Я ждала чего угодно: грубого рывка, властного захвата, боли, которая отрезвит и вернёт в реальность. Но его пальцы лишь невесомо, почти благоговейно коснулись моей щеки. Виктор чуть нахмурился, осторожно очертив контур тонкого, ещё свежего пореза от осколка вазы.

– Пришлось обернуться в дракона.

И в тот миг я подумала, что отдала бы всё, чтобы увидеть это.

– Я знал… знал, что ты сюда вернёшься. Дом впустил меня. Кажется, он тоже по тебе соскучился.

И это стало последней каплей.

Не дожидаясь, пока я найду что ответить, Виктор наклонился и накрыл мои губы своими.

Это был не нежный, не робкий поцелуй. Он был требовательным, голодным, почти яростным. Поцелуй, в котором смешалось всё: облегчение, долгое ожидание, накопившееся напряжение и неоспоримое право. Мои руки сами собой легли ему на плечи, пальцы запутались во влажных волосах на затылке. Я отвечала ему так же отчаянно, вкладывая в этот поцелуй всю свою обиду, всю тоску и всю ту запретную, неправильную нежность, в которой боялась признаться даже себе. Мысли улетучились. Остались только стук сердца в ушах, вкус его губ и осознание того, что я дома. По-настоящему дома.

Когда мы оторвались друг от друга, Виктор прижался лбом к моему лбу.

– Я вернулся, – выдохнул он. – За тобой.

И в этот момент я поняла, что проиграла. Или, может быть, впервые в жизни – выиграла.

В этот день мир за пределами дома перестал существовать. Я сознательно отгородилась от него, не покинув спальню даже ради встречи с Терес и Мартом, чтобы сообщить им о своём возвращении. Пусть подождут. Все дела, все тревоги и волнения были отложены на неопределённое «потом».

Мы с Виктором утопали в груде звериных шкур, которые он притащил невесть откуда, создав посреди комнаты наше собственное логово.

Вполголоса, перебирая мои волосы, он рассказывал, как завершилось следствие. Его слова рисовали яркие картины: вот герцог Драммонд, осознавший, что угодил в собственноручно расставленный капкан. Вот его отчаянные, судорожные попытки вырваться, сбежать, подкупить, пригрозить. Загнанная в угол крыса, почуявшая холод стали у горла, становится в разы опаснее и непредсказуемее.

Но моих записанных показаний хватило с лихвой.

Впрочем, упрятать за решётку целого герцога. Виктору, по его словам, пришлось изрядно повозиться. Однако даже у такой влиятельной фигуры, как Драммонд, нашлись свои недоброжелатели.

Слушая Виктора, я ощущала огромное облегчение от того, что вся эта аристократическая грызня осталась так далеко. Это не для меня. Слишком грязно, слишком мерзко, слишком липко.

Когда речь зашла об отце, голос Виктора стал мягче. Что ж, он, как я и предполагала, вернулся в поместье. Вот только его поступок со слугами не прошёл бесследно. Насильственная чистка памяти – это не просто вырванная страница из книги, это грубое вторжение в душу. Все до единого слуги приняли решение покинуть особняк.

Никто не захотел жить и работать рядом с человеком, способным по щелчку пальцев переписать твою личность. Розалинда, к слову, выступила свидетельницей против Драммонда. Герцог ей угрожал, но, судя по всему Виктора, кузина боялась гораздо больше… Ей, можно сказать, повезло. Они с матерью покинули Алькветтерн, обосновавшись в какой-то деревушке – в ссылке.

– Когда я проезжал мимо, – произнёс Виктор, поглаживая меня по спине, – то видел, как твой отец колол дрова.

Я не выдержала и прыснула, пряча лицо у него на груди. Чего-чего, а этого я представить себе не могла. Бывший аристократ, привыкший к тому, что за него все делают слуги, теперь с топором в руках. Картина была настолько нелепой и в то же время… правильной, что в голове не укладывалась. Наверняка ему было невыносимо тяжело смириться с таким падением.

– Не веришь мне? – надулся Виктор.

– Верю, – рассмеялась я. – И так рада, что всё закончилось, – прошептала я, прижимаясь к нему теснее. Смех затих, но улыбка не сходила с моих губ. Я провела пальцем по его груди, обводя контуры мышц. – Виктор… а что, если бы я не успела?

Он на мгновение задумался, его взгляд стал серьёзным.

– Тогда… мне пришлось бы показать суду метку.

Я непонимающе нахмурилась.

– Метку? Какую ещё метку?

Не говоря ни слова, Виктор перевернулся на живот и кивнул себе за спину.

– На затылке.

Я приподнялась на локте, откинула его тёмные волосы в сторону. И замерла. Прямо у основания черепа виднелась татуировка – замысловатый узор из переплетённых рун, образующих нечто вроде стилизованного пламени или цветка. Узор был до того сложным и изящным, что казался живым.

– Что это? – выдохнула я.

– Точно такая же есть у тебя.

Мои пальцы лихорадочно метнулись к собственному затылку, пробираясь сквозь пряди волос. Там, под кожей, ощущалось лёгкое уплотнение, рельеф, которого я никогда раньше не замечала. Или просто не обращала внимания.

Я вскочила со шкур. Схватив с туалетного столика небольшое серебряное зеркальце, подбежала к большому зеркалу у стены. Дрожащими руками я кое-как поймала отражение своего затылка в маленьком зеркале, глядя на него через большое. И ахнула.

Там была она. Точная, идеальная копия его татуировки. Такая же вязь рун, такой же рисунок.

Виктор поднялся, его глаза следили за каждым моим движением.

– Это истинная связь, – сказал он тихо. – Ты разве не слышала о таких?

Я лишь замотала головой, не в силах оторвать взгляд от своего отражения.

– Что… что всё это значит?

– Это значит, что мы предназначены друг для друга. Связаны судьбой, если угодно.

– Врёшь, – прошептала я, скорее по привычке, чем от настоящего недоверия.

Увиденное говорило само за себя.

– Слово генерала! – фыркнул Артейр.

Не выдержав, я рассмеялась. Виктор тут же подхватил мой смех, наполнив спальню звуками чистого, беззаботного счастья.