Борис Александрович, имея кое-какие дела в столице, решил приехать лично, выслав Петру вперёд телеграмму, что поговорят при встрече. Столыпин не заставил себя ждать и, стоило гофмейстеру прибыть, как он явился на разговор.
— И что же, в самом деле ты бросишь учёбу, если не получишь разрешения? — спросил Борис Александрович.
— Брошу.
— Беспокойная молодость! — покачал мужчина головой.
— Я понимаю, вы, наверное, думаете, что я совершаю необдуманные поступки, на эмоциях, из-за того, что слишком молод, и буду плохим мужем…
— La jeuness est un défaut duquei on se corrige chaque jour[1]. Я не думаю, что ты будешь плохим мужем, Петя, напротив. У тебя добрый, но упорный характер. Лично я давно уже одобрил ваш брак, ты знаешь.
— Вы не подумайте, что я уйду из университета и сяду дома, праздным помещиком, прогуливающим своё состояние и приданное жены. Я подыщу себе должность и сделаю карьеру.
Борис Александрович изобразил одобряющую гримасу:
— Ты не говоришь «попытаюсь», а сразу — сделаю!
— Не привык пытаться безрезультатно. Если браться за что-то, так достигать.
— И Оля, значит, дала тебе своё согласие?
— Ольга Борисовна оказала мне такую честь, — вытянулся невольно, сам гордясь этим, Петя. — Вы можете написать ей и спросить…
— Боже, неужели думаешь, что я не верю твоему слову? — гофмейстер покачал головой. — В тебе я не сомневаюсь, а вот дочь моя… бывает, что способна передумать. Однако, ей будет в грядущем году двадцать пять лет, и, как отец, я не хочу затягивать с её замужеством.
— Значит, вы согласны объявить о помолвке?
— Конечно! Устроим всё через неделю, пока я здесь.
— Благодарю вас, Борис Александрович! Вы подарили мне счастье!
— С тем умыслом, чтобы ты подарил его Оле, — улыбнулся мужчина.
Петя вышел окрылённым, не чувствующим земли. Прохожие казались красивее, воздух теплее, небо ярче. Год! Целый год прошёл с того момента, когда он посмел подумать о том, что Ольга может стать его женой. Сколько тревог и переживаний с тех пор терзало его сердце! Но всё не было напрасным, всё преодолевалось и шло к тому, к чему должно прийти. Боясь радоваться слишком сильно, чтобы не сглазить, Пётр остановился и посмотрел в ту сторону, где находилась Александро-Невская лавра.
Он добрался до кладбища и нашёл могилу Михаила. Посмотрел на даты рождения и смерти, печально напомнившие о краткости жизни. Миша не дожил пары недель до двадцати трёх лет. В детстве они гонялись по Середниково, и младший никак не мог догнать и опередить старшего. И вот судьба вывернула так, что у Пети есть возможность бежать дальше, а соревноваться-то и не с кем. Он обгонит Михаила, когда ему исполнится двадцать три, он обгонит Михаила, когда женится на Ольге. Никогда не было между братьями злого соперничества, драк за первенство или зависти, и оттого никакого ликования, никакого веселья не могло возникнуть в Петре оттого, что в чём-то он превзошёл покойного.
— Прости, Миша, — присел он рядом с могилой. — Я… как будто бы украл у тебя часть жизни. Прости меня за это. Но я немного поквитался за тебя с Шаховским. Впрочем, ты это видишь и знаешь. — Задумавшись, Столыпин решил, что не будет обещать брату сделать Олю счастливой, это означало бы, что она когда — то принадлежала кому-то другому, «досталась» по наследству. Нет, это не так. Любить он её будет не за брата, не вместо и не в продолжение, а потому, что любил её сам по себе, что хотел этого сам. — Покойся с миром, Миша!
Нейдгарды устроили званный ужин. Мать Ольги с младшей дочерью тоже прибыла в Петербург. Пригласили знакомых и дальних родственников: близкие в основном жили в Москве.
Прежде чем гости стали собираться, Борис Александрович вошёл к старшей дочери и, оставшись с нею наедине, прямо спросил:
— Оля, скажи, ты действительно хочешь этого брака? Тебя никто не неволит.
— Я знаю, папá, — она улыбнулась, — но вы, конечно, следом добавите: «Хотя замуж тебе пора». И если вы не неволите, то подталкиваете.
— Что я могу поделать? Я всего лишь желаю устроить твою жизнь, но ты не должна воспринимать это как принуждение. Скажи, ты пошла на помолвку от того, что тебе понравился Петя, или потому, что он не мытьём так катаньем склонил тебя к этому?
— Что теперь говорить? Скоро начнут съезжаться люди.
— Оля, мне твоё благополучие важнее всего этого. Если в тебе нет желания и ты не чувствуешь, что будешь счастлива — всё можно отменить.
Фрейлина отвернулась от зеркала, перед которым делала последние приготовления. Ведь и Столыпин должен был прибыть, как виновник и герой торжественного ужина — нужно выглядеть лучше всех!
— Папá, так вышло, что нас с ним не раз видели вместе, когда он приходил повидать меня при дворе, и девушки стали женить нас, воспринимая как само собой, что младший брат женится на мне вместо старшего. Отказываться от помолвки можно было только в ущерб доброго имени, а теперь слухи дошли и до императрицы, и её величество дала мне разрешение на брак.
— Неужели? — приятно удивился Борис Александрович. Потом уже переварил сказанное до этого и нахмурился: — Так Петя тебе не нравится?
Оля опустила взгляд. Она могла строить неприступность при молодом человеке, но зачем кривить душой перед отцом?
— Ты ведь ему не скажешь?
— О чём разговор! Зачем мне передавать ему что-то? — гофмейстер заволновался, что замечательный юноша, казавшийся ему симпатичным и достойным, окажется отвергнутым Ольгой. Ей угодить не так-то просто. Девушки! Но дочь подняла глаза и удивила:
— Нравится.
— Зачем же скрывать от него это⁈
— Чтобы не надумал себе, что можно теперь считать меня своею и ничего не делать, — вздёрнула носик Ольга, — к тому же нравится — это ещё не любовь. Я и от него пока слов любви не слышала, — «Хотя многое другое, что он говорил, было не менее приятным» — подумалось ей.
— Он младше тебя и стеснителен, будь снисходительна к бедняге!
— Я очень снисходительна! Ведь я согласилась стать его невестой! — чуть высокомерно заметила она.
— Бога ради, только не спугни его своим характером! — взмахнул руками Борис Александрович.
— Я⁈ Пусть он старается угождать мне, я ведь могу и передумать, — поведя плечиками, Ольга задирала отца, одновременно шутя и угрожая.
— Можешь, — гофмейстер погрозил ей кулаком, но тоже в шутку, — можешь, Оля, только за твои выходки я сам с тобой поквитаюсь!
— Какие ещё выходки?
— Петя младше, а ведёт себя взрослее, чем ты! То одно ты хочешь, то другое. Это всё от избалованности. Пора остепеняться, выбирать направление своей жизни и придерживаться его.
— А если я не умею?
— Тогда замечательно, что рядом с тобой будет такой человек, как Петя. Он тебе и направление укажет, и свернуть с него не даст, — Борис Александрович перекрестился, — прости Господи, что произнесу такие слова, но, может, оно и к лучшему, что мужем тебе станет спокойный студент, а не горячащийся офицер, бросающий вызовы на дуэли налево и направо!
Когда публика собралась, гофмейстер подозвал к себе Столыпина и дочь. Объявив о причине устроенного вечера — о которой гости догадывались — он взял руку Пети и вложил в неё ладонь Оли.
— Даю вам своё отцовское благословение, дети мои! С этого момента вы жених и невеста.
Ольга чувствовала себя неуютно под взором Петра, не выпускавшего её из вида с самого прибытия. Щёки пылали, эмоции бурлили — решилось её будущее, но окончательно она это поняла лишь теперь, когда увидела свою ручку — белую и маленькую, в большой и широкой ладони Столыпина. Длинные мужественные пальцы имели красивую форму, они не сжали её руку, но и не остались бездеятельными; осторожно и несильно обняли касанием, как бы говорящим: «Не волнуйся».
Но если Оля чувствовала переполох внутри, то Петя вовсе едва дышал, когда, наконец, впервые тронул мягкую кожу заветной ладони. Показавшаяся совсем хрупкой и тоненькой, рука Оли ничего не весила, и Столыпин подумал, как бережно ему надо будет обращаться с нею! Ему хотелось заговорить, отныне имевшему право делать это спокойно, но к Борису Александровичу подошла родственница, оглядывавшая стоявшую возле того пару:
— И когда же будет свадьба?
— Вот, теперь будем планировать, — улыбнулся гофмейстер, — не раньше лета, должно быть.
— А где будете устраивать?..
Петя ощутил, как кто-то тянет его за локоть и, обернувшись, увидел Дмитрия.
— Можно тебя на минуту?
— Да, разумеется. Простите, — извинился он перед невестой, её отцом и любопытной дамой. Нехотя отошёл следом за прапорщиком. Едва обрёл право держать Олину руку, как вынужден отпустить её! Сделать это было почти физически больно.
— Ты слышал о том, что Иван Шаховской опять стрелялся?
— Правда? Нет, не слышал.
Дмитрий в упор смотрел на Столыпина, так пристально, словно запоминал для написания портрета.
— Ты не умеешь лгать, Петя. Ты не был удивлён.
— Голова занята другим, мне не до какого-то Шаховского!
— Наш дядюшка, Пётр Александрович, служит на Кавказе. Я пытался через него узнать какие-то подробности, но никто ничего не знает! Второй дуэлянт будто растворился. Рана у Шаховского есть, а стрелявшего — нет.
— Что ты от меня хочешь?
— Я помню, как ты искал его, как грезил мщением. Не говори, что это был не ты! — прошептал Дмитрий.
— Я не могу признаться в том, чего не делал, — выжал из себя Петя, но Нейдгард был прав, врать он не любил так сильно, что и не умел этого. Допрашивающий оттащил его в угол зала потихоньку и ещё понизил голос:
— Я никому не скажу, Петя, я прекрасно понимаю, какие ждут неприятности за подобную выходку! Ты не оповестил инспектора[2], где был летом, ты стрелялся — тебя выгонят из университета. Но как, ради бога, ты заставил молчать обо всём Шаховского?
Заключая «сделку» с князем, Столыпин переживал за свою учёбу и боялся, как бы не вляпаться в неприятности по возвращении. Но потом вылез наружу вопрос с разрешением на женитьбу, и с тех пор, как Пётр решил для себя, что брак с Ольгой важней ему, чем университет, не так страшно стало оказаться выгнанным.
— Шаховской сам предложил, — пробормотал под нос Петя, — не знаю, совесть в нём проснулась или стыд, что проиграл неопытному стрелку…
— Он в тебя не попал⁈
— Едва зацепило.
— Господи, ты ведь мог погибнуть! — Дмитрий смотрел на него восхищённо. Обнял за плечи, а потом, отпустив, протянул ладонь. — Дай пожать твою храбрую, не дрогнувшую руку! Как я рад, что именно ты станешь моим родственником и женишься на Оле! — Они обменялись рукопожатием. Дмитрий сходил за двумя бокалами шампанского и дал один Пете. — А Оле? Оле ты рассказал об этом?
— Нет.
— Почему?
— Я никому об этом не рассказывал, кроме отца и брата, и тебя прошу хранить тайну.
— Безусловно, во мне можешь не сомневаться, но… на твоём месте Оле бы я поведал.
— К чему напоминать ей о пережитой трагедии, возвращать к драматичным дням годовалой давности и волновать нервы? Не хочу быть причиной никакой её печали, — сделав пару глотков, Петя отставил бокал, — а теперь, с твоего позволения, я вернусь к своей невесте.
Дмитрий отметил, с каким довольством и значимостью Столыпин произнёс последние слова и, успокоенный тем, что разобрался в мучавшем его секрете, не стал задерживать того.
Оля стояла с матерью и сестрой. Те, видимо, подготовляли её к выбору даты венчания, поскольку он подошёл на словах: «Ну да это по весне будет понятнее…».
— Позволите мне забрать ненадолго Олю?
— Петя, кто же тебе запретит? — хохотнула Мария Александровна. — Ты теперь в праве.
— Но не надо забывать спрашивать меня, — напомнила о себе помолвленная.
— Простите, Ольга Борисовна, — поклонился Пётр, не растерявшись, — могу ли я занять немного вашего времени?
— Но только немного, — остро улыбнулась та, помешкав, прежде чем снова подать ему руку.
Они отошли в сторону от посторонних ушей.
— О чём будем говорить? — Нейдгард не давала поймать свой взгляд, бегая им по гостям. — Опять расписывать будущую семейную жизнь?
— До неё у нас дни и недели. Я хотел бы как-нибудь пригласить тебя куда-нибудь, в театр или на прогулку, пока погода позволяет. Что ты предпочитаешь?
— На прогулку. Завтра.
— Завтра я учусь… — Ольга резко перевела на него глаза, блестящие не то азартно, не то свирепо, но явно о чём-то кричащие. — Что?
— Ты хочешь со мной проводить время или нет? Если да, то это нужно делать, когда мне удобно, а не когда тебе угодно. У меня при дворе тоже пока ещё есть обязанности, и если я свободна завтра, значит — завтра.
Столыпин не забывал об их условии, что помолвку Оля может разорвать, если пожелает. Но что делать с завтрашними лекциями? Они до трёх часов будут идти, и две последние, как назло, очень важные, у профессора Меншуткина, по химии.
— Хорошо, завтра так завтра, — сдался он. Оля улыбнулась, сумев скрыть выражение победительницы.
Примечания:
[1] Молодость — это недостаток, который исправляется каждый день (перевод с французского)
[2] За студентами по правилам осуществлялся надзор, они должны были в каждый свой отпуск подавать прошение в университетскую инспекцию с указанием места, где будут находиться