Пепел. Гори оно все... (СИ)

18

Альбина оказалась в водовороте, куда более сложном и коварном, чем она могла себе представить. Когда гости начали прибывать, она ощутила на себе их взгляды — любопытные, холодные, словно рентген, проникающие под кожу. Кто-то разглядывал ее с неподдельным интересом, чьи-то глаза равнодушно скользили по ее фигуре, но были и те, чьи взгляды, казалось, стремились разобрать ее на части, вывернуть наизнанку, обнажить каждую уязвимость. Звон хрустальных бокалов, легкие поцелуи в воздух у щеки, фальшивый смех, переливы бриллиантов в свете люстр и ненавязчивая мелодия струнного квартета слились для нее в один бесконечный, удушающий кадр. Улыбки, дежурные приветствия, натянутые комплименты, за которыми сквозило едва уловимое презрение, — все это кружилось вокруг нее, как вихрь.

Аля держалась. Держала спину прямой, лицо бесстрастным, даже когда Артура уводили в сторону для разговоров или, что хуже, откровенных заигрываний. Она ловила наглые усмешки, отвечала на них ледяным спокойствием, хотя внутри ее сжигал страх — дикий, почти животный. Она старалась подражать Инне, чья невозмутимость казалась непробиваемой броней: от этой женщины, словно от зеркала, отскакивали любые колкости, любые ядовитые взгляды. Нет, никто из гостей, даже девушки, не рисковали задеть ее словами, казалось, все гости выбрали иную тактику – игнорирование. Короткое приветствие, знакомство и все. Ни одного лишнего слова, ни одной теплой улыбки. Она стала для них пустым местом рядом с интересным мужчиной.

Когда гостей рассадили за столы, она немного вздохнула, однако передышка была максимально короткой, ведь ее место оказалось между Артуром и руководителем аппарата губернатора, чья жена бросив на нее мимолётный, оценивающий взгляд, тут же завела разговор с другими соседями. Она и за столом оказалась невидимкой.

Есть она почти не могла. От рыбы отказалась вовсе, не имея ни малейшего представления, как пользоваться специальными серебряными приборами, лежащими перед ней. Пила еще меньше — пара глотков белого вина, чтобы не привлекать внимания, но достаточно, чтобы не опьянеть на пустой желудок. Каждый кусок, каждый глоток казались испытанием.

Самое мучительное было наблюдать за Артуром. Его не оставляли в покое ни на мгновение. Молодые девушки с идеальными прическами, их матери с выверенными улыбками, отцы с деловым прищуром — все они, словно стая, стремились оттеснить Алю и завладеть его вниманием. Он то и дело бросал на нее извиняющиеся взгляды, но тут же возвращался к разговорам, улыбкам, рукопожатиям. Альбина чувствовала себя невидимкой, растворяющейся в этом море чужих амбиций.

Если бы не предупреждение Раи, она бы не выдержала. Не была готова к шепоткам, которые, словно ядовитый туман, расползались по залу. Ее обсуждали, оценивали, препарировали за ее спиной — от платья до манеры держаться. Каждое слово, каждый взгляд были словно иглы, но она, следуя примеру Инны, сидела неподвижно, будто все ее чувства атрофировались. Только внутри, под этой маской, билось сердце, готовое разорваться от напряжения.

Спустя несколько часов, когда чопорная формальность вечера уступила место более раскрепощенной атмосфере, Альбина ощутила слабое облегчение. Полуприглушенный свет люстр, мягкие переливы музыки, под которые пары неспешно кружились в танце, дали ей шанс перевести дыхание. Зал, казалось, стал чуть менее враждебным, но это было лишь затишье перед новой волной испытаний.

Артура по-прежнему не оставляли в покое. Он успел подарить Але лишь один танец — короткий, почти украденный момент, когда его теплая рука лежала на ее талии, а глаза, полные немой мольбы, просили: "Просто перетерпи, пожалуйста". Но едва музыка смолкла, его тут же увели — то для разговора, то для очередного танца с дочерью какого-нибудь влиятельного гостя. Каждый раз, оставляя ее одну, он бросал виноватый взгляд, словно извиняясь за то, что не может защитить ее от этого водоворота чужих амбиций. Официально Альбина была для него никем — не невеста, не подруга, лишь спутница на вечер, и этим беззастенчиво пользовались другие девушки. Они, с их идеальными улыбками и уверенными движениями, словно стая хищниц, кружили вокруг Артура, оттесняя Алю на задворки их блестящего мира.

Тоска накрыла ее с новой силой. Сказка, в которую она невольно поверила, оказалась с темной изнанкой. Никто не предупреждал Золушку, что на балу будут другие — более знатные, не менее прекрасные дамы, для которых она, в своем тщательно подобранном платье, останется лишь незваной гостьей. Альбина опустила взгляд к полупустой тарелке. Ей здесь не было места — это чувство, острое и холодное, пронзало ее, как игла.

Она заметила, что никто, кроме Артура, не пригласил ее на танец. Ни один из мужчин, разодетых в безупречные смокинги, не счел нужным обратить на нее внимание. Для них она была чужой — простой девчонкой, которую по какому-то недоразумению вырядили в шелка и выставили напоказ. Их взгляды, если и касались ее, были полны снисхождения или откровенного равнодушия, словно она не стоила даже мимолетного усилия. Альбина сидела, стараясь казаться незаметной, но внутри ее сердце сжималось от унижения и одиночества, которые она изо всех сил пыталась скрыть под маской спокойствия.

Внезапно накатила усталость. Девушка усмехнулась – теперь она понимала Маргариту, которую накрыло тоской после бала у Воланда. Адреналин и новизна ушли, оставляя за собой лишь печаль и понимание того, что ее карета обратилась тыквой. Она едва заметно закусила дрожащую губу, стараясь сохранить гордый и уверенный вид. Нет, она не сорвется, она не опозорит Артура, она не даст поводов для сплетен.

Но план Ярослава удался – это не ее мир. Он ее не принял. Он ее не хочет. Отец Артура не стал давить на них, он лишь наглядно показал девушке ее место.

Хотелось встать и уйти, резко загорели щеки и уши, но она не двинулась с места. Уйдет, но только вместе с Артуром. Ни одна душа здесь, и в первую очередь Ярослав, ее слабости не увидит. Даже если после она будет рыдать от унижения.

- Идем, - вдруг раздался глухой, но очень спокойный голос прямо у нее над ухом.

От неожиданности она вздрогнула и подняла глаза, чуть обернувшись.

Позади нее стоял Ярослав и протягивал ей руку.

— Простите… — выдавила она, но тут же осеклась под его взглядом.

— Разве так отвечают на приглашение на танец, Альбина? — его голос, тихий, бархатный, был пронизан легкой насмешкой, но в нем чувствовалась и сталь. Он не спрашивал — он ждал.

Альбина медленно поднялась, стараясь сохранить достоинство, хотя щеки все еще горели, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Она вложила свою руку в его ладонь — прохладную, уверенную, эта рука привыкла держать не только бокалы с шампанским, но и судьбы людей. Зал, казалось, затаил дыхание. Гости, до того занятые своими разговорами и танцами, теперь украдкой наблюдали за этой неожиданной парой.

Музыка, медленная и тягучая, окутывала их, пока Ярослав вел ее к центру зала. Его движения были безупречны, выверены, как у человека, для которого танец — не просто формальность, а еще один способ демонстрировать власть. Альбина старалась не отставать, хотя каждый шаг казался ей хождением по тонкому льду. Она чувствовала на себе десятки глаз, но больше всего ее волновал взгляд Ярослава — внимательный, изучающий, словно он искал в ней трещину, слабое место.

— Вы держитесь лучше, чем я ожидал, — произнес он наконец, так тихо, что слова предназначались только ей. В его тоне не было ни похвалы, ни издевки — лишь констатация факта, как будто он оценивал не человека, а шахматную фигуру на доске.

Альбина заставила себя посмотреть ему в глаза, хотя это стоило ей невероятных усилий.

— Я стараюсь, — ответила она, и ее голос, к ее собственному удивлению, прозвучал ровно, без дрожи. — Но вы ведь этого и хотели, правда? Убедиться, что я не справлюсь?

Ярослав слегка прищурился, и уголок его губ дрогнул в намеке на улыбку — не теплой, но почти одобрительной.

- А если, Аля, - он вдруг перешел на совершенно неформальный тон, - я скажу, что ты не права? Совсем не права.

- Я не понимаю вас… - призналась она, ощущая, что он ускорил темп танца, но при этом позволял ей подстроится под него.

- Я ожидал, что ты справишься, - услышала она то, что совершенно не готова была услышать. Он вдруг наклонился к ней чуть ближе. И она отчетливо различила запах дорогого виски. – Похоже, Аль, мой сын гораздо умнее и проницательнее меня.

- Что? – прошептала она, стараясь чуть дистанцироваться от мужчины, но держал он крепко, а приличия не позволяли сделать это сильнее.

— Не бойся, — шепнул он, наклоняясь так близко, что она почувствовала тепло его дыхания у своего уха. — Артур увидел то, что я просмотрел, девочка. Забавно… Если бы ты так облажалась на моем совещании, я бы уволил тебя в ту же минуту. А он… он разглядел за серой мышкой настоящий необработанный сапфир.

Альбина замерла внутренне, хотя ноги продолжали механически следовать за его шагами. Сапфир? Она? Эти слова звучали как комплимент, но в устах Ярослава они казались чем-то большим — признанием, которое он, возможно, не хотел произносить. Она посмотрела на него, пытаясь найти в его глазах подвох, насмешку, но встретила лишь спокойную, почти задумчивую глубину. Это было хуже всего — потому что она не знала, верить ли ему.

— Почему вы мне это говорите? — спросила она тихо, стараясь не выдать, как сильно ее нервы натянуты, как струны.

Ярослав слегка улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было ни холода, ни превосходства — только тень усталости, словно он сам удивлялся своим словам.

- Потому что люблю своего сына, - тихо признался он. – Потому что хочу, чтобы он был счастлив, Аль. Потому что в другом случае… - внезапно Ярослав, поддавшись усталости или, возможно, виски, что туманило его сдержанность, прижал ее к себе чуть сильнее, чем позволяли приличия. Это было мимолетное движение, почти случайное, но достаточно, чтобы она почувствовала — тепло его тела, напряжение, скрытое под безупречным костюмом, и то, что ткань была скрыть не в состоянии.

Ее сердце заколотилось так громко, что, казалось, его стук заглушает музыку, голоса, весь этот проклятый зал. Она подняла глаза, встретив его взгляд — и в глубине его зрачков, обычно холодных и расчетливых, теперь полыхало нечто живое, необузданное, как пламя, которое он, похоже, и сам не ожидал выпустить на волю. Это длилось лишь мгновение, но для Альбины оно растянулось в вечность.

— Ярослав… — выдохнула она, едва слышно, не зная, что сказать, но чувствуя, что должна что-то сделать, чтобы разорвать это опасное сближение. Ее голос дрожал, выдавая панику, которая нарастала внутри. Она попыталась отстраниться, но его рука, все еще лежащая на ее талии, не позволяла этого сделать слишком резко, не нарушая внешней благопристойности.

Он моргнул, словно очнувшись, и пламя в его глазах тут же потухло, сменившись привычной сдержанностью. Его губы искривились в легкой, почти виноватой улыбке, но в ней не было тепла — только тень самоиронии.

— Прошу прощения, Альбина, — сказал он тихо, его голос снова стал ровным. — Кажется, я… перебрал с виски. Не пугайся…. Пожалуйста…. Артур!

Артур, который до этого стоял чуть поодаль, наблюдая за ними с ревниво прищуренными глазами, подошел ближе. Его лицо было напряженным, губы сжаты в тонкую линию, и Альбина уловила в его взгляде не только раздражение, но и что-то похожее на тревогу.

— Что ты делаешь, пап? — холодно спросил он, останавливаясь в шаге от них.

Ярослав посмотрел на сына, и в его глазах мелькнула злость, а после - искренняя, отеческая усталость. Он не отвел взгляда, ответил жестко и холодно.

— То, что должен был делать ты, придурок малолетний, — сказал он, словно пощечину сыну отвесил. Одной фразой, одной интонацией. — Езжайте домой, уже поздно. Я тут сам все до конца доведу.

Ярослав аккуратно, почти церемонно передал руку Альбины Артуру, словно завершая некий ритуал. Ритуал на глазах всех гостей, который ставил Альбину на одну ступень с ними. Он давал сыну разрешение и делал это открыто, чтобы поняли все, абсолютно все, кто находился в зале. Почти демонстративно. Но его пальцы на мгновение задержались, но тут же отпустили ее, и он отступил, возвращаясь к своей роли хозяина вечера. Альбина почувствовала, как напряжение, державшее ее в тисках, немного ослабло, но на его место пришла новая волна эмоций — слишком много, чтобы их разобрать.

Артур посмотрел на нее, и его взгляд смягчился. Его светлые глаза, обычно такие живые, теперь казались потухшими, словно этот вечер выжал из него все силы.

— Поехали из этого дурдома, рыжик, — сказал он тихо, и в его голосе сквозила смесь вины и облегчения.

— Да… — выдохнула Альбина, не находя в себе сил на большее. Она не знала, что чувствует. Усталость, будто весь вечер она бежала марафон. Облегчение от того, что этот кошмарный прием, наконец-то, остался позади. Смятение от слов и поступков Ярослава, которые все еще эхом отдавались в ее голове. А еще — желание то ли спрятаться ото всех, то ли прижаться к Артуру, спрятаться в его тепле, где не будет ни взглядов, ни шепотков, ни игр, в которые она не умела играть. Наверное, все это смешалось в ней в один запутанный клубок.

Артур взял ее за руку, его пальцы были теплыми, но слегка дрожали — от злости ли, или от напряжения. Он не сказал больше ни слова, лишь повел ее к выходу, пробираясь сквозь толпу гостей, которые теперь казались ей просто фоном — размытым, неважным. Она чувствовала на себе их взгляды, но они уже не ранили так, как раньше. Может, потому, что она была с Артуром. Может, потому, что слова Ярослава — о сапфире, о шансе, о том, что Артур выбрал ее — все еще звучали в ней, давая странную, пока неосознанную силу.

Когда они вышли на улицу, холодный ночной воздух ударил в лицо, заставив Альбину вздрогнуть. Артур тут же снял пиджак и накинул ей на плечи, не спрашивая. Его движения были привычно заботливыми, но в них чувствовалась какая-то неловкость, как будто он не знал, как загладить вину за этот вечер.

— Прости, — сказал он наконец, когда они остановились у машины. Его голос был тихим, надломленным, словно вечер выжал из него все силы. — Я не думал, что все будет… так.

Альбина посмотрела на него, хотела что-то сказать, но не успела. Артур наклонился и поцеловал ее — крепко, страстно, с такой силой, будто ждал этого момента весь вечер. Его пальцы запутались в ее волосах, выдергивая шпильки, и тяжелые локоны, освобожденные от строгой прически, рассыпались по плечам. В этом поцелуе было все — его тоска, его желание, его извинение за то, что не мог защитить ее от этого мира.

— Аля… — выдохнул он, отстраняясь лишь на миг, чтобы заглянуть ей в глаза. — Моя Аля…

Его голос, хриплый от эмоций, проник ей прямо в сердце. И в этот момент в ней что-то перевернулось. Усталость, страх, сомнения — все отступило перед внезапной, ясной уверенностью. Она знала, чего хочет. Знала, что это правильно.

— Поедем к тебе, Артур, — сказала она, и ее голос прозвучал твердо, без тени колебания.

Он замер, его глаза расширились от удивления.

— Что?

— Поедем к тебе, — повторила она, глядя ему прямо в лицо. Решение пришло мгновенно, словно пелена спала с глаз. Она ждала этого, была готова к этому, и теперь, после всего, что пережила, знала: это их момент. Не для Ярослава, не для гостей, не для доказательств — для них двоих.

Артур не стал переспрашивать. Его лицо озарила улыбка — не та, что он раздавал гостям, а настоящая, теплая, полная облегчения и радости. Он обнял ее так крепко, что у Альбины затрещали ребра, и начал целовать — в шею, в лоб, в глаза, в щеки, наплевав на приличия, на гостей, которые вышли покурить и теперь глазели на них с крыльца. Ему было все равно. В этот момент для него существовала только она.

— Аля… — шептал он между поцелуями, и в его голосе было столько нежности, что у нее защипало в глазах.

Она прижалась к нему, вдыхая его запах, чувствуя тепло его рук, и впервые за вечер позволила себе расслабиться. Гости, взгляды, шепотки — все это осталось позади. Машина тронулась, унося их прочь от особняка, от бала, от Ярослава и его загадочных слов, от мира, который пытался ее сломать. Впереди была ночь, и что бы она ни принесла, Альбина знала: они с Артуром будут вместе.